Kitabı oku: «Тебя зовут Макс», sayfa 3
Егор не заметил, как подошел к своему подъезду, привычно открыл входную дверь, поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил. Знакомая трель разлилась в коридоре квартиры по ту сторону двери. Через секунду послышались торопливые шаги, и дверь открылась. На пороге стояла женщина лет шестидесяти с приятными чертами лица и неброским макияжем. Это была мать Егора. Он посмотрел на нее и заметил новые морщинки, которые нисколько не портили ее внешность, но прямо указывали на ее возраст.
– Заходи, Егорушка. Что-то ты долго сегодня, я уже волноваться начала. Мой руки, ужин остывает.
Егор нежно поцеловал ее в щеку и прижал к себе.
– Мам, я так тебя люблю, – устало проговорил он и зашел в ванную.
Мать обеспокоенно посмотрела на сына, но решила сейчас ни о чем его не расспрашивать и отправилась накрывать на стол. Егор очень сильно напоминал ей о ее покойном муже, майоре полиции, убитом во время командировки в одну из горячих точек. Выбор профессии сына был предопределен им самим еще в раннем детстве. Егор гордился своим отцом и во всем старался подражать ему. Мать, конечно, боялась, что он повторит судьбу своего отца, но не противилась и не отговаривала сына. Сегодня какое-то предчувствие больно кольнуло ей в сердце при встрече с Егором.
– Егор, что случилось? Ты сам не свой сегодня, – спросила Людмила Константиновна.
– Да все нормально, – коротко ответил Егор, который еще не решил, стоит ли делиться с матерью своими мыслями.
– Расскажи мне, пожалуйста. Я может помочь не смогу, но тебе самому легче станет, когда вслух все проговоришь.
Егор молчал. Он проговаривал все вслух сегодня в кабинете Степана Петровича и легче ему не стало. Сомнения раздирали его на части. Егор, кажется, не хотел верить в виновность Макса, но факты говорили сами за себя.
– Мам, а как бы поступил отец, если у него был бы явный подозреваемый по делу, но он сам чувствовал, что человек не виновен?
Мать внимательно посмотрела на сына и еще раз подумала о том, как сильно он похож на отца не только внешне, но и складом мышления, неуверенностью и желанием защитить весь мир от грязи и смрада.
– Отец всегда поступал по совести. Знаешь, как он говорил? Если есть хоть маленькое сомнение в виновности человека, нужно его отрабатывать, приложив все возможные силы. Осудить невиновного – легче и страшнее, чем не осудить виноватого.
Егор снова задумался. В его душе происходила борьба молодого, амбициозного следователя и честного человека, воспитанного в традициях советского времени. Он снова поцеловал мать и ушел в свою комнату: нужно было выспаться, завтра тяжелый день. Завтра многое может стать явным.
ГЛАВА 13
Было еще темно, когда я проснулся в своей, уже родной мне, больничной кровати. Лежать не было сил. Все мои мысли занимало состояние здоровья Василича. Я тихо приоткрыл дверь и осторожно выглянул в коридор. На стуле рядом с палатой дремал пожилой охранник, сменивший молодого, с которым мы вместе ездили вчера на свалку. На посту при скудном освещении настольной лампы разбирала истории болезни «ночная фея» Елена Сергеевна. Заводить с ней разговор не хотелось, и я вернулся к себе. Мое заключение начинало сводить меня с ума. Я бесцельно бродил из угла в угол и, кажется, изучил всю палату так, что мог бы с закрытыми глазами точно указывать на все ее изъяны. За окном было настолько темно, что ничего, кроме смутных очертаний деревьев и крыш частного сектора разглядеть не получалось. Однако тонкий природный слух уловил возле стены больницы какую-то возню и шепот. Я интуитивно отошел в сторону и, как оказалось потом, в самое нужное время, потому что окно в моей палате разлетелось вдребезги от увесистого булыжника, брошенного с улицы.
Я стоял на месте не в силах сделать хотя бы шаг. Топот на улице сообщил о том, что ночные дебоширы покинули место своего преступления. Впрочем, преступлением это можно было бы считать, если камень угодил бы в мою больную многострадальную голову, а так…мелкая пакость. В палату забежал всполошенный охранник, усы которого, кажется, проживали самостоятельную жизнь, поскольку шевелились сами по себе. Это было странно и несколько комично. Я подумал об этом мельком, всего на секунду, так как другие вопросы в настоящий момент были куда более актуальными.
– Тьфу! – выругался охранник, – Ну почему в мою смену-то? Эх… Пора увольняться, старый я уже стал для таких приключений…
Не прекращая пустое бормотание себе под нос, он включил свет в палате и подошел сначала к окну, посмотрел через дыру в нем на улицу, потом обратился ко мне:
– Видел кого?
– Нет, слышал только. Двоих. Голоса, а потом, как убегали куда-то вправо.
– Да ну? Эх ты! – с иронией и чуть недоверчиво спросил он. – Прямо таки двое? Ничего не перепутал с больной головы-то, а?
– Слух у меня хороший. Уверен, – твердо ответил я.
Охранник посмотрел на меня, как мне показалось, несколько лукаво и без злобы. В глазах читалось только разочарование от прерванного сна. Он наклонился к булыжнику, про который на какое-то время все забыли, поднял его с пола и поменялся в лице. Его лукавство сменилось обеспокоенностью и растерянностью. Камень был завернут в лист бумаги, вырванный из обычной тетради в клетку, на котором было что-то написано.
– Что там? – поинтересовался я, заглядывая ему через плечо.
Усы охранника снова зашевелились. Он, молча, протянул мне мятый листок. Красным маркером на нем было написано единственное слово – «убийца». Я стоял с этим листком и перечитывал его снова и снова. Меня не покидала мысль о том, что слухи о моей преступной причастности распространились за пределы больницы уж слишком быстро. Я понимал, что это было только начало, что срочно нужно как-то вспомнить свою прошлую жизнь, но не знал как. Собственное бессилие и очередное сомнение в том, что я «хороший человек», не давали мне покоя.
В палате появилась внушительная фигура Елены Сергеевны, которую я, впрочем, заметил не сразу. По ее поведению было понятно, что Андрей Иванович сдержал свое слово и поговорил с ней. Она не высказывала в мой адрес открытой агрессии, но появилось что-то другое. Сложно объяснить в двух словах, но максимально точное определение – это полнейшее игнорирование моей персоны. Ну что ж. Пусть так. В конце концов, она не обязана ко мне хорошо относиться только лишь по тому, что кто-то очень упорно пытается, если не убить меня, то изувечить. «Ночная фея» осмотрела окно, заткнула дыру какой-то тряпкой и, ни к кому не обращаясь, сказала:
– Утро скоро. Через пару часов завхоз придет, пусть он и разбирается, а у меня своих дел выше крыши.
Охранник, как было ему положено, сообщив своему руководству о ночном инциденте, отправился досыпать остаток смены за дверью моей палаты. Все стихло, как будто и не было ничего, а перед моими глазами стояла, заброшенная ко мне, метка с короткой подписью, в которую, казалось, я уже сам готов поверить. В голове пронеслось, что сегодняшний день обещает быть неимоверно трудным, в первую очередь, морально.
Коротая время в раздумьях, я дождался, наконец, когда «ночная фея» сдаст свой пост. По больничному коридору снова забегали знакомые шаги «кошки». Общаться с Мариной мне было куда приятней и спокойней, чем с Еленой Сергеевной. Я выглянул из палаты.
– Марина, доброе утро.
– Доброе, – улыбнулась она, – как спалось сегодня?
– А вы ничего не знаете?
Марина прелестно нахмурила свои тонкие брови. Было понятно, что Елена Сергеевна не сочла нужным ей что-то передавать о ночном происшествии.
– Нет. Что случилось?
Я вкратце рассказал ей о «курьерской доставке» подарка прямо ко мне в палату, после чего она всплеснула руками и убежала искать завхоза. Я хотел спросить у нее про Василича, но все произошло так быстро, что мне ничего не осталось, как ждать, когда она вернется. В коридоре появился Андрей Иванович в сопровождении капитана Михайлюка. Оба были чем-то обеспокоены.
– Доброе утро, – поприветствовал я их.
– Ну, ты брат, даешь, «доброе»… Как ты ухитряешься притягивать к себе такое количество неприятностей? – ответил мне на приветствие Андрей Иванович.
Егор коротко кивнул и остановился рядом с дверью, ожидая приглашения.
– Заходите, капитан, – сказал я, поймав его вопросительный взгляд.
– Давайте сразу к делу, – начал он, – кто камень бросал, видел?
Я пересказал ему то, что ночью рассказывал охраннику. Егор нахмурился и что-то записал в блокнот.
– Ума не приложу, как информация о том, что вы в этой больнице, разлетелась по городу, – размышляя вслух, сказал Михайлюк. – Есть предположения?
– Да какие там предположения, капитан? Сам об этом думал ночью.
– Хорошо, а конфликты с кем-то в больнице у вас были?
Скрывать что-то смысла не было. Наверняка Егору уже было известно от Андрея Ивановича о неприязненном отношении ко мне Елены Сергеевны. Я вкратце рассказал ему о разговоре с «ночной феей». Он спокойно и удовлетворенно кивнул. Мне показалось, что я прошел какую-то проверку на искренность и готовность сотрудничать. Возможно, это всего лишь мои домыслы, не имеющие под собой достойного основания, но, тем не менее, такая мысль проскользнула.
Егор убрал ручку, закрыл блокнот и, коротко бросив «не прощаюсь», вышел из палаты. В коридоре снова появились знакомые шаги. Марина привела с собой не вполне трезвого завхоза, который нес инструменты и кусок стекла для замены. Он шел, низко опустив голову, не говоря ни слова, пока Марина яростно его отчитывала за нерабочий внешний вид. Я улыбнулся. Мне стало жаль этого бедолагу, поэтому я обратился к Марине, чтобы отвлечь ее от утренней нотации.
– Марина, скажите как там Василич.
– Василич ваш молодцом. В себя пришел. Немного полежит еще в реанимации, и в палату переведем.
Сказать, что я был рад этой новости – это не сказать ничего. Сложно утверждать, но, по-моему, в моей прошлой жизни не было настолько родного мне и близкого человека, как он. Я лежал и глупо улыбался. Марина посмотрела на меня и тоже не смогла сдержать доброй улыбки.
– Чудак-человек, – прокомментировала она и пошла к выходу, но вдруг что-то вспомнила, – я, когда вещи ваши на экспертизу отправляла, из карманов кое-какие мелочи достала. Вы не переживайте, там все по описи принято, на посту лежит. Если хотите, могу сейчас вам отдать, следователь их к делу не будет прикреплять, говорит, не имеют отношения.
Я поблагодарил Марину, которая вышла за дверь и через пару минут вернулась снова.
– Вот, держите, – она передала мне маленькую коробочку из-под какого-то лекарства.
Я аккуратно ее открыл и начал изучать свои «сокровища». Первой я извлек тонкую крученую нить с маленьким серебряным крестиком, рядом с которым находился неровно вырезанный из плотного картона круг. Странно. Неужели это мое? Я перевернул кружок, с обратной стороны которого был четкий отпечаток маленького детского пальчика, сделанный при помощи чернил, и большая буква «А». Что это? Я был в недоумении, но, то нежное чувство, которое разливалось по моему сердцу, когда я держал этот импровизированный медальон в руке, развеяло все мои сомнения по поводу его принадлежности. Я надел крестик с медальоном на шею и снова заглянул в коробку. На ее дне лежали две потертые купюры по пятьсот рублей, отданные мне Василичем. «Увижу его, верну ему обязательно», – подумал я и аккуратно положил их в боковой карман.
ГЛАВА 14
Прошло, наверное, около часа, когда за мной пришла Марина и повела меня в какой-то кабинет на втором этаже в сопровождении уже знакомого мне молодого охранника. Дверь оказалась открыта. Меня ждали. Я оглядел присутствующих, часть из которых была мне знакома, но некоторых я не знал.
– Макс, заходи, не стесняйся, – сказал Андрей Иванович, – наберись терпения, это члены врачебной комиссии: Александр Борисович – пластический хирург, Сергей Вениаминович – психолог, Алена Ивановна – травматолог. С Ингой Александровной ты знаком. Если ты не против, то мы с Егором Александровичем тоже останемся.
– Да, конечно, я не против. Делайте, как считаете нужным, – выдохнул я.
– Коллеги, давайте приступим, – обратился Андрей Иванович к присутствующим.
Сначала меня долго осматривали травматолог и пластический хирург, делая какие-то пометки в своих документах. Я покорно сидел на стуле и, по их требованию, выполнял определенные действия: поднимал руки, высовывал язык, хмурился, улыбался и так далее. Они о чем-то пошептались между собой и потом довольно продолжительное время разговаривали с Андреем Ивановичем. Егор не участвовал в разговоре врачей, но внимательно ловил каждое их слово, что-то записывал и, судя по его жестам, даже зарисовывая отдельные фрагменты.
Закончив свою часть работы, Александр Борисович и Алена Ивановна вышли из кабинета, освобождая помещение для проведения сеанса гипноза, давно запланированного для меня. Мое сердце бешено колотилось в ожидании возможности наконец-то выяснить свою сущность. Гипнологи приступили к обследованию. Стоит отметить, что первая попытка ввести меня в состояние транса, предпринятая Ингой Александровной, не удалась, что добавило в ее действия некоторой нервозности. Однако после того как она провела надо мной какие-то медикаментозные манипуляции под наблюдением Сергея Вениаминовича, и начала повторный отсчет под метроном, я не помню как отключился.
Передо мной было поле. Да, да, то самое поле, по которому я бродил в своем сознании все последние дни. Я огляделся. Никого. Непонятно откуда взявшийся голос, попросил меня идти вперед. Я четко понимал, что нахожусь под гипнозом. Странно, но разве так должно быть? Я всегда думал, что люди в таком состоянии не осознают этого.
Тропинка вела меня прямо на звук рвущихся снарядов. Очень далеко от меня бегали люди. Я не мог различить их лиц, хотя честно пытался это сделать. Откуда-то выплыло лицо мальчика, того самого похищенного ребенка. Он улыбался мне, но глаза его оставались грустными. Он протянул мне руку и, вдруг, растворился в воздухе, как пропадает мираж в пустыне. Снова появился голос, который попросил меня двигаться дальше. Вероятно, со мной разговаривала Инга Александровна. Я обратил внимание на то, что даже в состоянии транса не теряю возможности анализировать ситуацию. Не могу сказать, обрадовался я этому факту или огорчился. Просто принял его, как какую-либо обыденность.
Повинуясь голосу, я пошел дальше. Затянутые пеленой тумана, то тут, то там, начали появляться лица. Они быстро сменяли друг друга и растворялись в дымке. Голос извне стал почти неразличим из-за отчетливого гула разрывающихся снарядов… Потом все вдруг пропало. Я опять стоял совершенно один посреди пустого осеннего поля. Шел дождь. Голос Инги Александровны вернул меня в действительность. Я открыл глаза. Все смотрели на меня в глубокой задумчивости и молчали. Егор тоже молчал.
– Коллеги, наверное, давайте отпустим Макса отдыхать. Для него после всех травм это и так серьезная нагрузка, – попросил Андрей Иванович.
Я был ему благодарен. На меня навалилась такая усталость, что я буквально валился с ног. Члены медицинской комиссии не настаивали на продолжении моего обследования, и я смог вернуться в палату, куда меня любезно сопроводила «кошка». Весь наш путь она загадочно улыбалась, хитро поглядывая на меня.
– Марина? – вопросительно посмотрел я на нее, – говорите уже, не томите!
– Скоро сами все узнаете, наберитесь терпения, – сказала она мне и засмеялась.
Я находился в каком-то восторженном предвкушении чего-то хорошего, но меня разрывала смертельная усталость. Дверь в палату открылась, и с порога я увидел еще одну кровать, которой раньше там не было.
– Василич! – буквально закричал я, не в силах сдержать эмоции.
– Много не разговаривать! – строго предупредила меня Марина, – а то расселю по разным помещениям.
Василич смотрел на меня. Он был еще очень слаб и не мог полноценно говорить из-за трубки в горле, которую пока еще не убрали, но в глазах его читалась благодарность. Марина вышла, и мы остались с Василичем одни. Я подошел к нему, взял его за морщинистую руку и улыбнулся:
– А ты говорил – не увидимся… Как же я рад, что ты живой.
Василич внимательно смотрел на меня и пытался что-то сказать.
– Спасибо, – прохрипел он.
– Это тебе спасибо, Василич…
– Тимур, – снова с большим трудом вырвалось из его груди.
– Тимур, наверное, на свалке остался… не переживай, мы его найдем, обязательно!
Он отрицательно помотал головой и нахмурился. Мне показалось, что Василич не верит в то, что с Тимуром все в порядке, переживает о потере друга, поэтому, как мог, постарался его поддержать.
– Тимур – умный пес, все будет хорошо, вот увидишь.
Но Василич снова мотнул головой, да так яростно, что я испугался за его состояние. Он собрался с силами и прошептал:
– Тимур здесь…воет.
Я подбежал к окну и посмотрел на улицу. Недалеко от окна, безучастный ко всему происходящему, лежал Тимур. На мои глаза навернулись слезы. Я уже не мог справиться с таким количеством эмоций, которых было слишком много даже для обычного здорового человека.
Уже не помню точно, как выбежал в коридор, как за мной бежали охранник и Марина, как что-то кричал вслед Андрей Иванович. Мне было все равно. Я выбежал на улицу и через пару секунд оказался рядом с Тимуром.
– Дружище, как ты нас нашел?!
Я трепал его за ушами, теребил его холку, целовал в нос, но Тимур никак на меня не реагировал.
– Тимур, Василич живой. Слышишь? Жив твой хозяин!
Тимур вскочил со своего места и посмотрел на меня как-то особенно. За недолгое знакомство с ним я уже мог различать его упрямство, раздражение, любовь или оценку. Но сейчас он смотрел на меня совсем, как молодой глупый щенок, у которого, прямо перед мордой лопнул воздушный шарик. Я добродушно засмеялся, а он взвизгнул и посмотрел в сторону нашей с Василичем палаты. Потом Тимур подошел ко мне. К нему вернулась его волчья стать и серьезность. Он уткнулся мне носом в ладонь, посмотрел в глаза и снова лег на свое место.
От входа в больницу за мной наблюдали док и Михайлюк. Я ждал наставлений Андрея Ивановича и угроз Егора, но они ничего не сказали, пропуская меня в больничное помещение. «Гроза миновала», – с усмешкой подумал я и отправился обратно в палату.
ГЛАВА 15
Утром следующего дня Егор и Инга уже сидели за длинным столом в кабинете полковника Потапова. Мое вчерашнее обследование, хоть и не принесло желаемого результата, но навело капитана Михайлюка на определенные мысли.
– Рассказывай, Егор, – коротко и несколько хмуро попросил Семен Петрович.
– Товарищ полковник, если вы разрешите, то пусть Инга Александровна начнет, как специалист, а я потом свои мысли выскажу.
Полковник Потапов кивнул и внимательно посмотрел на Ингу.
– Выкладывай. Что у вас там?
Инга открыла свои записи, что-то выделила ручкой в круг, что-то подчеркнула и начала.
– Семен Петрович, пациент очень не простой. Одного сеанса мало, нужно еще, хотя бы два-три. Как минимум. Но рассказать, действительно, есть что. Особенно с учетом мнения специалистов другого профиля. В общем устойчивости психики этого Макса можно позавидовать. Я за десять лет работы с таким не встречалась. Складывается впечатление, что он проходил какую-то специальную подготовку – длительную и весьма профессиональную. Бьюсь об заклад, что он не раз работал в зоне боевых действий. В его видениях на первом плане постоянно присутствуют взрывы. Относительно похищенного мальчика…
Игра на минуту задумалась. Семен Петрович вопросительно смотрел на нее, но не торопил.
– Макс испытывает к нему довольно нежные чувства, родственные можно сказать. Ему знакомо его лицо, но вспомнить что-либо еще он не может. И даже принимая во внимание тот факт, что он контролировал себя даже под гипнозом, могу с уверенностью утверждать, что Макс нас не обманывает.
– Возможно восстановление памяти, как считаете? – задал уточняющий вопрос Семен Петрович.
– Память человека – штука сложная. Никто до сих пор с уверенностью не может сказать, где и как она аккумулируется в человеческом мозге. Но…знаете, я читала как-то, попадалась статья в интернете о нелегальных психиатрических экспериментах. Так вот, там было сказано, что память можно заблокировать посредством воздействия определенного кода на височные доли головного мозга. Тогда мне это показалось бредом, а сейчас… Думаю, это возможно. Одним словом, если предположить, что кто-то намеренно поработал с Максом и поставил ему блок, то надежда на восстановление крайне мала. Есть, конечно, другой путь – это сильный стресс, который, возможно, активизирует процессы, но со стойкой психикой нашего пациента…
– Так, про память я услышал. Что еще? По оценке других специалистов, – напомнил Степан Петрович.
– Травматолог оценил травмы как тяжелые. Однако пациент довольно быстро восстанавливается. Со стороны пластического хирурга было довольно интересное замечание. Он утверждает, что операция проведена недавно, примерно месяц назад, может, чуть больше. Шрам на щеке – смоделированная фальсификация. Внешность Макса однозначно изменена. Предположительно, расширены скулы, увеличены надбровные дуги и другие нюансы. Я все не записывала, если нужно, то я или Егор сможем предоставить. У меня все, Семен Петрович.
– Ну, давай теперь ты, Егор. Твои соображения?
– Сдается мне, Семен Петрович, что кто-то очень сильно заинтересован в том, чтобы мы считали Макса Максимом Говоровым. Чувство такое, что не по тому следу мы идем. То есть, настоящий Говоров находится на свободе и убивает людей по какому-то, одному ему понятному плану… Или это вообще не Говоров, а кто-то работает под него. Вопрос – зачем?
– Егор, я тебя просил выяснить по движению медперсонала в больницах. Выяснил что-то?
– Запросы направили. Ждем ответа. Есть одно интересное совпадение. Нам удалось установить, что две недели назад пропал один, довольно рядовой, психиатр. Он работал в частной психиатрической клинике недалеко от Клина. Родственников у него нет, по крайней мере, никому из опрошенных о них не известно. В полицию с заявлением о его исчезновении никто не обращался, поскольку, сотрудники клиники утверждают, что это не первый случай с ним подобного рода. Уже случалось так, что он пропадал, не предупредив, но обычно отсутствовал не больше недели.
– Слушай, Егор, чем черт не шутит, запроси в больнице его генетический материал, может, совпадет с одним из наших убиенных…
– Уже сделано, Семен Петрович, – улыбнулся Егор, весьма довольный тем, что его соображения совпали с мнением Семена Петровича.
Полковник Потапов посмотрел на Егора и тоже улыбнулся.
– Молодец! Прогрессируешь!
Семен Петрович встал из-за стола, показывая, что совещание окончено. Егор и Инга вышли из кабинета, попрощались и разошлись в разные стороны. Картина в голове капитана Михайлюка, кажется, начинала приобретать какие-то формы. Точнее не формы, а, пока еще неясные очертания. Настроение было приподнятым. С сердца Егора свалился какой-то большой груз.
В кармане капитана Михайлюка затрещал сотовый.
– Слушаю, – коротко ответил он.
– Егор Александрович, в Клину ЧП, женщину ночью убили.
– Не понял? Какое отношение наш отдел имеет к Клину? Там свое ведомство, пусть они и разбираются, – ответил Егор и хотел уже повесить трубку.
– Егор Александрович, убитая – мать Говорова…
Михайлюк выругался. Теперь, вместо больницы нужно ехать в Клин. Нет, сначала в больницу. Ненадолго.
Спустя двадцать минут Егор уже шел по знакомому коридору в мою палату. Он должен был что-то сказать мне и, если получиться, допросить Василича, который чувствовал себя значительно лучше. Когда капитан Михайлюк заглянул к нам в палату, я сразу обратил внимание на его встревоженный вид. Мое сердце заколотилось: «наверное, за мной. Не убедил его сеанс гипноза». Однако Егор коротко поздоровался и сказал:
– Макс, на сегодняшний день у меня нет оснований вас подозревать, но кое-что произошло. Охрану с палаты я не снимаю для вашего же блага. Мне срочно нужно отъехать в другой город. Вернусь – поговорим. Данила Васильевич, можете говорить?
Василич кивнул головой. Слова все еще давались ему с трудом. Он жестами попросил меня блокнот и ручку, чтобы можно было писать ответы. Капитан Михайлюк поспешил ему помочь, обратив внимание, что я брожу по палате в поисках нужных инструментов. Когда Василич получил в руки блокнот и еще раз кивнул, Егор задал ему вопрос, который давно его мучил.
– Вы видели, кто сгружал тела? На какой машине привезли, не обратили внимание?
Василич написал, что было темно, но по звуку мотора и смутным очертаниям машина очень напоминала «скорую». Егор задумался. УАЗиков кругом пруд пруди. Искать эту машину, все равно, что иголку в стоге сена. Он нахмурился. Пожелал выздоровления мне и Василичу и вышел.
За окном я услышал возмущенный голос Марины и рык Тимура. «Что-то не так. Тимур не обидел бы Марину, она подружилась с ним за это время, подкармливая его столовскими котлетами. Значит рядом кто-то еще». Поймав не менее обеспокоенный взгляд Василича, я выбежал за дверь. Охранник даже не встал со своего места, видимо, набегался за мной в последнее время.
Через минуту я оказался во дворе больницы рядом с Мариной, Тимуром и, подоспевшим раньше меня, Егором. Рядом с ними стояла машина и двое молодых людей, довольно развязного вида. «Отлов собак!», – с ужасом пронеслось в моей голове.
– Даже не приближайтесь, это наша собака, – буквально кричала Марина, загораживая собой Тимура.
Егор вышел вперед и показал свое удостоверение. Однако оно не произвело на живодеров должного действия.
– Капитан, отойди, ты свою работу делаешь, мы свою. У нас сигнал по этой псине прошел, прохожих пугает.
Тимур пугает прохожих? Какой бред. Я не мог поверить своим ушам. Да он так тихо лежал на одном и том же месте в стороне от дороги, что его можно было вообще не заметить. Я решил, что оказывать давление сейчас – не самый подходящий выход. Решение пришло само собой.
– Егор, Марина, отойдите, пожалуйста, на минутку, – попросил я и повернулся к отловщикам, – Давайте договоримся.
Тимур стоял бок о бок со мной и показывал клыки, сопровождая действие низким грудным рыком. Периодически он поглядывал на меня с надеждой, что я разрешу ему, наконец, откусить от них хоть самый маленький кусочек. Я достал из кармана тысячу, которую так и не успел вернуть Василичу, и протянул им. Они переглянулись, и старший протянул руку.
– Ладно, давай. Завтра приедем, чтобы этой псины здесь не было. Или еще бабки готовь, – сказал он, плюнул мне под ноги и грубо засмеялся.
В другой день и в другом месте я точно бы не стерпел такого к себе отношения, но сейчас нельзя было рисковать Тимуром. Я видел, как Марина и Егор метнулись ко мне, но, остановленные моим взглядом, остались в стороне.
Машина уехала, взвизгнув тормозами на повороте. Егор подошел ближе, на минуту о чем-то задумался и наклонился к Тимуру.
– Ну что, друг, больше не злишься на меня? – спросил он. Осторожно дотрагиваясь до холки Тимура.
Тимур сменил гнев на милость и разрешил себя погладить. Егор улыбнулся, но потом снова посерьезнел и повернулся ко мне.
– Сегодня ты откупился. А завтра что? На постоянное обеспечение этих уродов поставим?
Я молчал и не знал, что сказать, мысленно соглашаясь с каждым словом Егора. Сейчас я Тимура спас, а завтра его заберут.
– У меня есть предложение, – после очередной паузы сказал Егор.
Марина не отрывала от него обеспокоенного взгляда. Я тоже ждал продолжения.
– Если Тимур согласится, я могу его на время взять к себе домой. Как ты на это смотришь? – обратился он к собаке.
Тимур переминался с ноги на ногу и, кажется, был в замешательстве. Здесь, совсем рядом, лежал его больной хозяин. Не мог же он его вот так просто оставить… Егор, казалось, правильно определил его неуверенность и добавил:
– Обещаю тебе, что каждый день сюда будем приходить.
Тимур вопросительно посмотрел на меня.
– Соглашайся, дружище, это лучшее предложение, которое тебе делали за последнее время.
Все засмеялись. Я тоже улыбнулся и посмотрел на окно палаты. За всем происходящим на улице наблюдал Василич. Тимур тоже его увидел и завыл. В этот момент его вой был не жалобным, как тогда на свалке, когда машина «скорой» увозила его умирающего хозяина, а, скорее, радостным. Василич помахал ему, сделал какой-то, только им двоим понятный, жест и Тимур подошел к Егору. Мы с Мариной, молча, стояли у двери больницы и смотрели на удаляющиеся фигуры Егора и Тимура.
– Макс, пойдемте внутрь, холодно, не заболеть бы.
Она зябко повела плечами. Я только сейчас заметил, что и сам выбежал на улицу без куртки. Мы зашли в больничный коридор. Все хорошо, что хорошо кончается.
ГЛАВА 16
Капитан Михайлюк вызвал служебную машину. Нужно было ехать в Клин. Тимура завозить домой сейчас было некогда, да и оставлять собаку наедине с матерью Егор пока опасался. Мало ли что. Машина приехала минут через десять. Водитель с интересом оглядел Тимура. Впрочем, Тимур не остался в долгу и также внимательно, с некоторой долей демонстрации, осмотрел его в ответ.
– Откуда псину взял, Егор Александрович? – с добродушной усмешкой спросил водитель.
– Ты, Миш, давай, поуважительней к моему напарнику, а то потом жаловаться будешь на откушенную руку, – засмеялся в ответ Егор и добавил, – его Тимур зовут.
– О, мои извинения, не признал в вас начальника, товарищ Тимур, – загоготал Михаил.
– Залезай, друг, не обращай внимания на этого юмориста, – обратился Егор к собаке.
Тимур, казалось, и не думал ни на кого обижаться. Он деловито осмотрелся вокруг и прыгнул на заднее сиденье машины, громким однократным лаем оповестив своих попутчиков, что можно отправляться в путь.
– Слушаюсь, товарищ начальник! – весело крикнул Михаил и повел машину уверенно и даже несколько расслабленно.
– Миш, сколько ехать нам?
– Не больше часа, если дорогу эти чертовы лесовозы опять не испортили. Одно название только, что рядом с Москвой находимся… Дороги, как после войны. Мы «замкадники», следовательно, судьба наша такая – по бездорожью добираться.
Егор о чем-то задумался. Он понимал, что расследование медленно, но верно заходит в тупик и злился сам на себя. Убийство матери Говорова не укладывалось у него в голове и не сочеталось ни с одной из возможных версий. Егор был почти уверен, что Макс стал разменной монетой в чьей-то страшной игре, но именно слово «почти» больше всего напрягало его сознание. А что, если он ошибся? Что, если Макс втерся к нему в доверие и сейчас лежит в палате и посмеивается над ним?
Мысли Егора прервал голос Миши и возня Тимура на заднем сидении.
– Приехали, Егор Александрович.
Егор вышел из машины, следом за ним выпрыгнул Тимур. Оба они выглядели невероятно сосредоточенными. Михаил проводил их глазами, разложил водительское сиденье и задремал. Капитан Михайлюк остановился возле небольшого деревянного дома, венцы которого нуждались в капитальном ремонте, поскольку оконные рамы перекосило на один бок. Дверь в дом была открыта. В помещении заканчивали работу криминалисты. Тело женщины уже увезли в морг. Егор показал свое удостоверение полицейскому, дежурившему на входе и начал осматривать помещение.
