Kitabı oku: «Берегиня Чёрной Поляны», sayfa 3

Глава 4

Изнанка

Базиль сидел, уставившись невидящим взглядом в закрытую дверь чердака. Этой зимой он бывал здесь не часто, но следов запустения в его жилище не наблюдалось. Петли, запертой на зиму двери, не заскрипели, когда он отомкнул её снаружи. В свежем воздухе витал запах мяты и чабреца. Домовой исправно обметал пыль, поправлял ставни на крошечном полукруглом оконце, взбивал подушки и перину племянника.

После летней «очистительной кампании», когда Василина Егоровна вынесла отсюда всю старую мебель, комната стала казаться гораздо больше. Вокруг выбеленной печной трубы мальчишки вместе с Базилем устроили себе лежбище на пушистом ковре из диванных валиков и думочек всех сортов и размеров. Здесь было здорово читать сказки, бороться или просто валяться и болтать обо всём, что придёт в голову. Осенью Кит привёз из города здоровенного, плюшевого медведя. И теперь Мишка, заботливо укутанный в плед, спал в их берлоге, ожидая наступленья весны.

Кот качнулся в кресле. Здесь, в Изнанке, многие Базиля звали именно так. Половицы скрипнули под напольными дугами старой качалки, и вновь под крышей лесникова дома воцарилась тишина.

Хранитель задумчиво перебирал пальцами пряжки своего пояса. Он вспоминал разговор с Водяным. Слово за словом Кот прокручивал его вновь и вновь, с горечью осознавая, что Правитель Донный был прав. Во всём прав.

По уставу Хранители не могли вступать в брак ни с кем из обитателей мира Нави. Духи живут очень долго. Так долго, что порой и не упомнят времён своего появления. Хранители же рождаются в Яви. В прямом смысле слова рождаются. Вместе со своими хвостатыми братьями и сёстрами они сосут молоко и греются под боком у своей мамы-кошки. Вот только спят они совсем не так как другие котята. Во сне их перекидывает в Навь, и там они плачут как потерянные маленькие дети. Да ведь они и есть там маленькие дети, крошечные человеческие детеныши, непонятно как оказавшиеся совсем одни в чужом холодном мире. Кошка мать всё это чувствует и сторонится, отталкивает от себя чудного котёнка.

Замечали когда-нибудь таких вот не ухоженных, не обласканных, хилых котят? Да? Ну, так вот из них и вырастают Хранители. Если, конечно, повезёт, и кто-нибудь возьмётся выкормить кроху из пипетки.

Базилю повезло. Его не просто выкормили, его ещё и выучили. В три месяца, когда две его сестрички и брат только-только начинали осваивать мир за пределами старой коробки от принтера, в которой им довелось появиться на свет, Базиль уже готовился сдавать экзамены в специальной школе для одарённых котят. В его выпуске их было всего пятеро, но старый травник, что учил их волшбе и врачеванию, говорил, что в былые годы в обучение приносили куда как больше котов и даже кошек. Старик вдалбливал в вихрастые головы своих малолетних воспитанников названия чародейских трав, заставлял определять их по вкусу и запаху. Шестилетние мальчишки варили зелья и проверяли результат своих трудов на себе, от чего в реальном мире их порой пробирали понос и почесуха. День будущих Хранителей в Нави начинался с пробежки километров в пять, приседаний, отжиманий и других тренировок на выносливость, силу и ловкость. Будущих защитников правопорядка готовили ко всему. Мало ли, что ждёт неразумных котят в мире Яви и Нави. А вот к тому, что случилось с Базилем, их не готовил никто, и теперь он сидел и гадал, что с этим делать.

– Майя, Майечка, подружка моя, – со вздохом Кот поднялся из кресла-качалки. Оно размашисто откинулось назад и продолжало раскачиваться, пока Базиль укладывал в шкатулку свой пояс, запирал её и прятал в глубинах необъятного сундука под грудой книг, перьев, ниток, кореньев и прочего расходного материала для создания оберегов. В относительном порядке хранилось только бельё и одежда Базиля, но его в том заслуги не было. Домовой занимался и стиркой, и глажкой, и штопкой вещей племянника. Дядька не раз распекал его за небрежность, Хранитель каялся, клялся не раскидывать вещи, даже разбирал их по ящичкам и мешочкам, но вскоре здесь вновь воцарялся творческий беспорядок.

Кот вынул свежую рубашку, узкие чёрные штаны. Скинул долгополый сюртук и прошёлся по нему грубой щеткой. За последние полгода Базиль сильно раздался в плечах. Глядя на него в Реальном мире, дед Егор, бывало, хмыкал и говорил: «Заматерел кот, вон какой красавец вымахал, хорош». В Изнанке же хвалить его особо было некому, но Кот порой замечал, восхищённые взгляды и вздохи валькирий и водяных дев.

«Вот и довздыхались», – подумал он, глядя на себя в небольшое зеркальце на крышке сундука. В сумраке зелёные глаза его слегка светились, от чего все остальные черты лица ещё больше терялись в тени. Он пригладил усы. Шелковистая лента обрамляла рот, лишь подчёркивая выразительные подвижные губы. Тонкий нос и высокие скулы выдавали в нём хитреца. Но глаза, это зеркало души, у Хранителя были широко распахнутыми, готовыми вобрать в себя все откровения и чудеса подлунного мира. Так что всякий, кто заглядывал в них хоть разок, тут же проникся доверием к их владельцу.

Базиль встал, быстро переоделся, нахлобучил на голову рыжую лохматую шапку, накинул на плечи такой же рыжий тулуп, стукнул в пол каблуками высоких нарядных сапог и исчез.

Реальность

Я поднялся с лежанки в дедушкиной комнате. День клонился к вечеру. Из всех углов дома наползали зимние холодные сумерки. Только в кухне уже горел свет и слышались голоса. Егор Гаврилович вернулся со стройки, и баба Маня кормила его то ли обедом, то ли ужином.

В животе моём заныло, заурчало. Как вернулся утром с речки сам не свой, так и ушёл сразу в Изнанку. Побродил немного по округе и залез на чердак. Думал, легче станет. Не стало. Может, ну их переживанья все эти сердечные. Вот сейчас как пойду на кухню, как подсяду дедушке, он меня колбаской угостит, и сразу полегчает на душе. Я расправил хвост и тронулся на запах голубцов.

Дедушка был в благодушном настроении, он хитро щурился, подкручивал усы и улыбался. Я запрыгнул на скамейку рядом с ним, подсунул голову под локоть и басовито заурчал – рассказывай, мол, давай, старый. Но он лишь почесал меня за ухом и кликнул бабушку от печки.

– Смотри, кто к нам пришёл, Марь Дмитревна! Корми работника, давай.

– Васенька, голубчик, – бабушка взяла меня на руки. – Проголодался, мой хороший? Сейчас, сейчас я тебе тефтельку положу.

Я зажмурился и запел, замурлыкал как моторчик. Баба Маня точно знает, как спасти разбитое сердце бедного кота. Спрыгнув на пол, я уселся возле своей миски, с вожделением следя за манипуляциями бабушки. Мария Дмитриевна вылавливала из кастрюли круглые тефтельки, разминала их на блюдечке, поливала бульончиком и нахваливала, нахваливала дедушке меня. Судя по её рассказу, мышка, от которой я спас дом была невероятным монстром, расхитителем сокровищ и вандалом, вознамерившимся изгрызть и испортить всё, до чего только доберётся. Дедушка посмеивался в усы и уплетал свои голубцы, поглядывая на меня. Я не обижался, ведь, в конце концов, мышка и впрямь была совсем уж маленькая. Так что пусть дед Егор себе смеётся. Я принялся за еду.

– Знаешь, Маша, я, как только этот сруб²⁰ увидел, сразу понял, что он точь-в-точь под наш проект подходит. И размеры, и стиль. Вот, думаю, Васюта обрадуется. И ведь историческая ценность на лицо – XIX век как-никак. Уж и не думал, что у нас тут где-то такие сохранились. Завтра позвоню хозяину и попрошу поторопиться. Василинка-то на пару дней только приехать сможет. Хочу, чтобы она сама на сборке и присутствовала.

Я встряхнулся и уставился на деда. Тот, как ни в чём не бывало, уплетал свой ужин и, что называется и, в ус не дул, чтобы поделиться информацией с моим заинтересованным лицом, вернее мордой.

– Мряау! – потребовал я больше подробностей и, наступив на горло своей гордости, припал к его ногам. До предела увеличив громкость своего урчания, я принялся полировать его штаны, но он только хмыкал и нахваливал стряпню бабы Маши. Я подёргал лапой его руку, он расхохотался и сказал:

– Гляди-ка, Марь Дмитриевна, что твой крысолов творит. Как бы он меня не съел.

Это было слишком. Я и впрямь обиделся. Дело ведь не в мышке. Эх, да что там говорить. Не ожидал я такого от дедушки. Никак не ожидал. Повесив хвост, я пошёл прочь из кухни. Баба Маша чай заваривала и поддержки мне не оказала, так что вскоре я опять устроился на думочке²¹ своей и носом к стенке повернулся.

Сон не шёл. Я вслушивался в разговор из кухни, но Егор Гаврилович про стройку и про Василину больше ничего не говорил. Я вздохнул, придвинулся вплотную к стенке шкафа и потянулся мысленно к книгам внутри него. Читать я, конечно же, умел, но не любил на это время тратить. Лишь к одному старинному изданию в этом шкафчике я обращался ежедневно. Увесистая и довольно потрёпанная «Велесова книга»²² служила мне не просто источником информации о былых традициях и верованиях наших предков, а ещё и специфическим прибором для слежения за дальними частями заповедника и прилегающими территориями. Раньше, чтоб воспользоваться ей, я должен был коснуться, а теперь достаточно было просто сидеть рядом, представлять её, чувствовать нутром, и тогда она показывала мне всю нашу Чёрную поляну, и никто из обитателей Изнанки не имел возможности укрыться от меня.

Я вгляделся в искорки, мелькающие в темноте, они расплылись на мгновенье и вернулись к исходным размерам, обретя каждая свой цвет и смысл. Несмотря на поздний вечер и глубокий ровный снег все особенности местности просматривались хорошо. Вероятно, оттого что я лично, на своих двоих, а то и на четырёх излазил вдоль и поперёк всю эту территорию, и теперь каждый камень, каждая осинка и берёзка откликались на мой призыв. Кстати, о камнях. Я всмотрелся в верхний край карты. Там, у берега Чернушки, на пологом заснеженном лугу, алел Анчуткин камень. Чуть выше громоздились камни старой мельничной плотины, они, конечно, не светились, но вокруг сновало много водяных духов и их переливчато-жемчужные блики ложились отсветами на стройку вокруг. Мне бы хоть одним глазком увидеть, что они там делают и тогда…

Дверь тихонько скрипнула, дедушка вошёл и щёлкнул выключателем. По комнате разлился тёплый свет. Егор Гаврилович уселся на диван и похлопал по подушке рядом с собой.

– Ну не дуйся, Вась, иди сюда. Поговорить надо.

Я не шевельнулся. Сделал вид, что сплю. Дед включил телевизор, полистал каналы. По «России» передавали новости. Егор Гаврилович прибавил звук и уселся поудобнее. Пружины старенького дивана закряхтели в ответ.

– Ну, вставай уже, не притворяйся, Василий. Говорю тебе – дело есть.

Я ещё сильней зажмурился и даже морду лапами прикрыл.

– Ну не хочешь, как хочешь, – дедушка поднялся и пошёл к столу у окна. Там под кружевной салфеточкой лежал у нас ноутбук. Егор Гаврилович включил его в сеть, придвинул стул и принялся чего-то там настраивать. Я, конечно, не выдержал. Потягиваясь и позёвывая, словно только проснулся, я приблизился к окну, вскочил на подоконник и оттуда перебрался на стол. Дед, не глядя, сгрёб меня в охапку, потрепал по голове и почесал под подбородком. Я стерпел все эти фамильярности, хотя очень мне хотелось его цапнуть.

– Мир? – спросил он.

– Мир, – проворчал я и снова влез на стол. Пока дед открывал какие-то картинки в Интернете, я привёл в порядок свою шубку.

– Вот гляди, – сказал он, наконец. – Хорошая избушка? А? Как ты думаешь?

– Не плохая, – отозвался я. Да, совсем забыл сказать, что Егор Гаврилович, как, впрочем, и его дочь, и внуки, прекрасно понимал меня в кошачьем теле, и прекрасно видел в человечьем облике, то бишь в Изнанке. Дело в том, что мой хозяин он не просто лесник, а и колдун изрядный. Все Ижевские в Ольховской школе у моих крёстных магии учились. А вот Лёшку и Никиту они туда пока не отдают, говорят малы дескать. Но мальчишки всё равно волшебниками станут. Сила им огромная дана. Это мне Яга как-то раз сказала. Да вообще я и сам так думал давно.

– Ну чего молчишь?

– А говорить, то что? Изба, как изба. В хорошем вроде состоянии. Особенно если ей больше века уже.

– Почти два. Только ты другое смотри. С избой довеском жильцов не прихватить бы ненароком. Проверить можешь?

– По картинке? Я тебе кто? Экстрасенс киношный? По картинке ничего не скажу. Живьём глядеть надо.

Дед нахмурился. Я для приличия потрогал лапой экран, принюхался.

– Далеко она от нас?

– Да, не очень. Только времени ездить туда-сюда нет. Вот если б ты один сгонял…

– И кто ж мне дорогу покажет?

– А Водяной.

– Его просить не буду, – встопорщился я, даже хвост задёргался.

– А чего это вдруг? Он вот тоже про тебя и слышать не хочет. Что за кошка между вами проскочила?

– Да не кошка. И вообще, это так. Личное.

– Ну, а ты, Хранитель, личное с общественным не путай. Твоё дело нас от беды беречь, вот и упреди неприятности. А как ты это сделаешь, то тебе решать. Не хочешь с Водяным, проси Лешего. У него ведь тоже хитрости имеются. Адресок я тебе напишу. Даже где стоит, примерно нарисую. А ты уж будь добр сегодня – завтра разузнай всё как есть. Через пару дней хочу с хозяином к нотариусу съездить, купчую оформить поскорей. Чтобы на Маслену неделю перевезти домик.

– Значит, Василина Егоровна на праздники приедет? А ребята?

– И ребята. Если, конечно, сделка состоится.

– Шантажист, – вздохнул я, – рисуй, давай, где этот сруб искать.

Егор Гаврилович достал из ящика стола карандаши, из принтера бумагу и открыл мне Гугл-карту района.

– Вот гляди – Чернушка наша, вот тут Поляна Чёрная, здесь наш дом. С Водяным, конечно, проще всего перенестись было бы, но если ты не хочешь…

Я опять задёргался и зачесался весь. Пересел подальше от экрана.

– Это я к тому, что сруб у Лебяжьего озера стоит. Вот здесь. Село тут раньше было Плакучее. Землю олигарх какой-то выкупил. Дачу будет строить, а избушка ему без надобности. Прознал откуда-то, что Василинка Музей у нас тут строить будет, и предложил в качестве экспоната. Не дорого.

Егор Гаврилович уже набросал на листке очертания реки, озёр ближайших и теперь размашисто закрашивал вокруг них землю в серый и зеленый цвет. Потом достал чернильницу и перьевую ручку. Сердце моё ёкнуло от ощущенья дежавю ²³Прошлым летом точно также я с азартом отмечал на нарисованной Алёшей карте этой ручкой ключ-камни Чернушкинские.

– Вот теперь смотри. Для Лешего пометки. Видишь бурелом невдалеке, – дед ткнул в одну из фотографий на экране пальцем. – А подле него две сосны срослись, как будто борются. Тут без Лешего не обошлось. Они такие шутки вытворять любят, а потом друг перед другом хвастают. Идти, конечно, чуть подальше, чем от озера. Но всё ж не три версты.

Я кивнул. Старательно всмотрелся в фотографии. А вдруг да пригодится картинка.

– Всё запомнил? Ну, тогда спокойной ночи, – дедушка закрыл страничку браузера и выключил ноутбук. – На тебя одна надежда, крысолов. Поймай мне эту мышку, если она там есть. А она там почти наверняка есть. Избушка-то как новенькая, а ей через три годика двести лет по документам стукнет. Так что либо экспертиза на неё липовая, либо кто-то из навников в ней живёт. И мне надо знать кто.

– Вероятно, и мне тоже, – отозвался я и спрыгнул на пол. – Ты ж ведь этот сруб в любом случае на мой участок притащить решил? Он ведь и по стилю, и по размеру так подходит, так подходит.

– Да, подходит. По проекту это будет пасечника дом.

Я махнул лапой, и дед довольно подкрутил усы.

Глава 5

Изнанка

Майя быстро шла, почти бежала по тропинке, еле различимой в густом подлеске. Она жадно вдыхала, наполненный ночной прохладой воздух и вслушивалась, вслушивалась в окружающую тишину, ожидая и страшась обнаружить то самое, что она выбрала. Мелюзина поспевала за ней с трудом. Фейри непривычно громко дышала и чертыхалась.

Берегиня оглянулась на спутницу. Ей стало жалко тётку.

– Мы можем отдохнуть, если хотите, – предложила девушка.

– Было бы не плохо. Воздух слишком сухой для меня, – выдохнула с трудом Мадам, – И здесь есть какие-то аллергены. Давно не чувствовала себя так скверно.

Мелюзина опустилась на кочку и, прислонившись спиной к замшелой сосне, попыталась отдышаться. Она втягивала в себя воздух носом и шумно выдыхала ртом. Втягивала и выдыхала, втягивала и выдыхала.

– Может быть, ослабить шнуровку… – обратилась к ней воспитанница и дотронулась до корсажа. Свой она уже давно распустила и теперь он болтался на бёдрах, практически не стесняя движений берегини. Фейри приоткрыла глаза и покачала головой. Она уже дышала ровнее, и Майя успокоилась.

– Я ещё посижу минут пять. Осмотрись вокруг, если хочешь, а потом пойдём дальше.

– А зачем мне здесь осматриваться? Я вообще не пойму, где мы есть, – берегиня развела руки в стороны и повернулась. – Вроде бы и дома, но нигде, ни одного знакомого ручья. Это что сон?

– Сон не сон, но и не реальность тоже. Двери открываются в твоё видение, только ты можешь понять, где мы и найти выход отсюда. Осмотрись. Не нужно никуда бежать сломя голову. Дверь наверняка где-то есть, просто ты не замечаешь её, потому что спешишь.

– С Вами тоже так было?

– Первые два раза было, а потом… Потом как-то всё просто получалось. Суетные желания не сбивают с пути, когда помнишь о своём долге и предназначении.

Майя отвела глаза. Где-то в глубине лесной чащобы запел первый дрозд. Значит рассвет скоро. Под ложечкой засосало. Выходит, они с Мадам почти сутки как покинули школу. Есть хотелось реально, а не так как во сне. В животе заурчало. Майя подобрала длиннохвостый подол и пошла на звук песни. Пичуга заливалась трелями, ничуть не смущаясь присутствием в лесу чужаков. Дрозд сидел на низкой ветке орешника и самозабвенно раздувал горло. Самочки нигде не наблюдалось. Значит птичка ещё на подлёте. Да, похоже на апрель месяц. Скоро день рожденья Дедушки. Майя повернулась к тропинке. Мелюзина уже совсем пришла в себя. Директриса распустила сложную причёску и расчёсывала длинные волнистые пряди.

– Я впервые проходила через Выбор в двадцать лет. Я же родилась в людской семье, человеческой, то есть. Мой отец был обычный человек. Мама – фейри. Ну да ты, наверное, знаешь, – Мелюзина улыбнулась. Сейчас в предрассветном лесу она казалась моложе и беззащитнее. Куда-то пропала жёсткая складка у губ. Глаза стали грустными и задумчивыми. Майя покачала головой. Она не собирала сплетен. А до этого им с тёткой откровенничать не приходилось.

– Мама в него сразу влюбилась, как только встретила в лесу. Они были счастливы. Пока он не нарушил своё слово. А потом. Потом мы долго жили в Авалоне. Учились там, росли, не думали как-то, что вообще всё по-другому может быть. Мама нас совсем малявками из замка забрала. – Мелюзина кончила переплетать косы, перебросила их за спину и встала.

– И что? Вы Выбор почему там делали?

– Дура была. Вопросов много задавала. У других-то детей и мама, и папа были, а нам с сестрицами только мама досталась. Я у старших допытаться хотела, где он, кто он. Вот меня и оправили на Выбор. Думали, я испугаюсь и уйду. А я не испугалась.

– А оттуда просто так уйти можно было?

– Можно. На острове, как и у вас прежде камни или столбы на перепутье ставили. Подойдёшь к такому вот столбу с колокольчиком и случаешь, с какой стороны как звенит.

– Музыка ветра, – прошептала Майя.

– Нет, музыка ветра отгоняет духов. А у камня ты судьбу пытаешь. Колокольчик, вроде как зовёт за собой. Никогда не слышала о таком?

Майя покачала головой.

– А я даже где-то читала, что у вас под Ярославлем экстрасенс один все камни отыскал и рисунки их с местами силы сопоставил.

– У нас возле Чернушки тоже камни силы есть. Только мы их не трогаем. Стороной обходим. – Майя отвернулась от наставницы и тихонько побрела по тропинке. – А что дальше было? Вы нашли отца?

– Нашла. Он сам пришёл. Не узнал меня. Никого из нас не узнал. Сватать нас хотел. Жена ему опять молодая понадобилась. Вот тогда-то мы с сестрицами и заперли его в подземелье, а мать узнала и разгневалась. Прогнала меня с острова, как будто это что-то могло изменить, – Мелюзина горько засмеялась. – Только знаешь, всё равно мы повторяем все ошибки своих милых родителей. Я потом точь-в-точь как мама поступила. И влюбилась в смертного, и детей ему родила. Вот только, когда он раскрыл мою сущность, детей с собой в изгнанье брать не стала. Одна ушла.

– А они как же? С ними что было?

– А они прославленными королями стали и принцессами. Их замки до сих пор по всей Европе стоят. И на гербе у них крылатый змей.

– Значит, Вы свой выбор правильно сделали.

– Да. Вот только сердце до сих пор с ним спорит, с этим выбором.

Они выбрались из чащи на поляну. Сквозь туман, поднявшийся с травы, чуть заметны были старые деревья неопрятной мрачной кучей, громоздившиеся в центре. Вывернутые из земли, торчащие в разные стороны, словно скрюченные пальцы великана, обнажённые корни мёртвых исполинов напомнили водянице её видение. Сжав покрепче кулачки, она пошла к лесному бурелому. «Слушай, слушай», – твердила себе Майя мысленно в надежде отыскать, того, кто плакал в темноте.

– Эй, есть там кто? – позвала она, склонившись над огромной ямой. – Ау! Выходи, не бойся. Мы тебя не тронем. Мы помочь хотим.

– Нет там никого. Плохое это место. Не живёт никто. Давно. – Мелюзина потянула Майю за рукав. – Уходить надо. Подумай хорошенько про двери. Представь себе домик какой-нибудь…

Вдалеке, среди деревьев разгорался восход, и на фоне розовеющего неба поднималась вверх струйка дыма. Там было жильё.

Майя ещё раз осмотрела бурелом. Вздёрнула упрямо подбородок и, заткнув совсем истрёпанный шлейф школьной юбки за корсет, зашагала на восток. Прежде чем опять войти в лесную чащу оглянулась, словно бы запомнить это место хотела. Вон оттуда из-под тоненькой рябинки они вышли на поляну с Мелюзиной. Куча валежника с этого края не казалась такой уж большой и зловещей. Больше чем она в глаза бросались две сосны, сросшиеся между собой. «Как будто борются», – мелькнуло в голове у Майи. Девушка вздохнула и раздвинула густые ветки елей. Дальше они шли молча. Через полчаса услышали вдруг плеск воды и свернули на звук. Перед ними расстилалось озеро. Рыбак в утлом судёнышке проверял свои сети. Клочья тумана ещё плыли над водой, но солнышко вовсю старалось разогнать их поскорей.

– Нам и правда нужна дверь? Через воду мы домой пройти не сможем? – обратилась Майя к Мелюзине. Директриса покачала головой.

– Как вошли, так и выйти надо. Но мы можем по воде до избушки срезать.

Майя тихо без единого всплеска ступила в озеро и подала руку Мелюзине. Через миг они стояли у причала.

– Что ж, совсем не плохо, – похвалила берегиню фейри. – У тебя хорошие способности. Не понятно только, отчего ты не справляешься с заданием в солёной воде.

– А зачем оно мне? Где я в наших речках и ручьях ей пользоваться буду, этой вашей магией морской? – Майя выбралась на берег. От мостков к избушке на пригорке вела узенькая чуть заметная тропинка. Не похоже, чтобы тут жило много людей.

– Ну, это ты зря так говоришь. Что-что, а солёная вода везде, где есть человек, найдётся. То и кровь, и слёзы, и рассол, если хочешь знать, тоже подойдёт для ворожбы.

Майя отмахнулась и полезла в горку. На краю откоса задержалась и подождала наставницу.

– Знаете, у нас есть мультик такой, про богатырей. Ну, мультик – фильм рисованный, мы его в Интернете смотрели, когда Лёшка и Никита из города к нам приезжали…

– Продолжай, не важно, что я не имею представления о том, кто такие Лёшка и Никита и как может водяная дева пользоваться Интернетом, – Мелюзина засмеялась и закашлялась одновременно. Крутой подъём опять заставил её задохнуться.

– Лёшка и Никита, это внуки нашего лесовика, они дружат с моим парнем, – Майя осеклась. – Ну, то есть другом. Да Вы правы, это всё не важно. В этом мультике колдунья старая омолодиться хотела и заставила девиц ведро слёз наплакать. Искупалась в них и превратилась в новорожденную. Так что слёзы это та ещё солёная вода.

Зря смеёшься, – Мелюзина помрачнела, – Это недоучки всякие, вроде тебя так влипнуть могут. И так, и ещё похуже. Кровь да слёзы – не водица, с ними осторожность нужна. Вот поэтому я вас всех и гоняю, как сидоровых коз. Ну, пойдём уже пока хозяин не вернулся.

– А вдруг это не та дверь?

– Не узнаешь, пока не откроешь.

– Мне надо о чём-то думать, или загадать что-нибудь, когда я открывать её буду?

– Да, пожалуйста, подумай о сухой и чистой одежде и ещё о тёплых тостах и яйцах всмятку. Было бы неплохо найти всё это там.

– Я серьёзно спрашиваю! Вы же обещали мне помочь, научить.

– А если серьёзно, то если ты ещё не всё, что надо видела, то никакие думки не помогут. Знаешь ты, кто в этом домике живёт?

Майя покачала головой.

– Видела его когда-то? Нет? Ну, так вот иди и посмотри. В оба глаза смотри и слушай, как тогда у бурелома делала. Если, что-то нехорошее проснётся, я тебя предупрежу.

Майя подошла к крылечку, тронула рукой грубо обтёсанные доски двери. Мелюзина пристально следила за ней. Девушка толкнула дверь и, задержав дыхание, вошла внутрь. В комнатке было темно и тихо. Только в подполе скреблись, должно быть, мыши.

– Никого, – сказала она, обернувшись к своей спутнице. – Обычная сторожка. Такие домики охотники в лесу иногда ставят. В них переночевать можно и от непогоды укрыться если что.

– На счёт переночевать не знаю, а вот перекусить бы – не мешало. – Мелюзина подошла к печке и заглянула в устье. Там среди углей томился чугунок с кашей. Фейри вытащила его ухватом и поискала миски.

– Вы что хотите есть это?

– Конечно. Очень вкусно пахнет. Мясом и грибами. Он видно гурман, рыбак этот. – Наложив в тарелку горку каши, она сунула её в руки девушке. – Не стой столбом. Бери ложку и ешь.

Майя огляделась, выбирая куда присесть. Вдоль одной стены тянулась длинная лавка. Берегиня устало опустилась на неё и едва притронулась к каше, как услышала тихий писк.

– Не ешь, сестрица, не ешь без нас. Мы тоже есть хотим, мы тоже кашку будем. – Из-под лавки гуськом вышли мышь-папа, мышь-мама, а за ними целый выводок мелких мышат. И всех они одеты были в курточки, штанишки или юбки. Отец семейства, крупный, толстый с длинными седыми усами снял с головы маленькую шапочку и поклонился Майе. Девушка заворожено смотрела на него.

– Видишь ли, красавица, мы давно в этом доме живём, так давно, что и не упомню даже. Хозяин нас не очень любит, от него даже крошки хлебной не дождёшься. И просить мы у него боимся очень и стесняемся. А ты девушка на вид незлая, и нежадная. Может, дашь и нам вкусной кашки попробовать?

Майя подняла глаза на Мелюзину. Та чуть заметно кивнула. Девушка поставила тарелку на пол, и мышиное семейство выстроилось в ряд, держа перед собой в лапках крошечные мисочки и ложечки. Мышка-мама, ловко орудуя ложкой, наполнила по очереди мисочки всех своих чад. Те так же по очереди благодарили берегиню и с громким писком исчезали под лавкой. Вскоре перед девушкой остались только Мышки мать и отец. Они наполнили свои тарелки и уже собирались убежать, как вдруг Майя заметила, что Мелюзина делает ей знаки – дескать, спроси их, спроси.

– Постойте, подождите! А не знаете ли вы, где мне найти, того кто плачет горько в темноте? Жалобно так плачет, а вокруг него как будто корни высохших деревьев.

Мышки переглянулись, а потом уверенно сказали. Нет, не знаем. И никто не знает. Она приходит и уходит незаметно. Близко к ней мы подходить боимся, и сама она нам ничего не говорит. Плачет и в окно на воду смотрит, словно ждёт кого-то.

– А она – это кто?

– Да кто же разберёт. Там темно. Очень.

– Но ведь вы сказали, что она в окошко смотрит.

– Ну конечно смотрит. Сядет, вот как ты сейчас, и заливается горючими слезами.

Майя огляделась вновь, пытаясь представить, как могла выглядеть комната ночью и, что можно было здесь принять за корни или ветки. Ничего не получалось.

– А вы ничего не путаете? Она точно тут плачет.

– Мы не говорили, что тут.

– А где? – Майя подалась вперёд.

– В подполе. За печкой лаз есть, если хочешь, погляди, пока хозяина нет.

Мелюзина предостерегающе закашляла и мышки тут же юркнули в подполье.

– Ну и что мне делать? В подпол лезть? – водяница подняла блюдце с пола.

– Если хочешь лезть, то делать это надо быстро. Наш рыбак все сети вынул и гребёт усердно к берегу.

– Господи, да что же это за напасть такая! – Майя брякнула на лавку блюдце с кашей, отыскала рядом печкой щепочку потоньше и, раздув уголья в топке, запалила её как лучину.

Мелюзина свою кашу тоже в сторону отставила. То ли стала сомневаться, что в избе, где мыши с незапамятных времён живут с хозяином бок о бок, есть что-то можно, то ли просто на привычный завтрак понадеялась. А вдруг и вправду дверью Выбора люк в подпол оказаться может. Словом, они обе втиснулись за печку, и присели над закрытой крышкой.

– Ну, давай уж, дёргай, не тяни, – сказала Мелюзина.

– Страшно.

– Страшно будет, если он придёт, а мы здесь. Это будет страшно. – Мелюзину била дрожь. У неё зуб на зуб не попадал.

Майя тоже затряслась. Зажмурилась и рванула на себя крышку люка. Она ещё успела почувствовать, как фейри ухватилась за неё и ухнулась куда-то вниз, в бездонный, чёрный колодец.

– Принесите молока, парного молока с мёдом, я вам так сказала. А это что? Мороженое? Какое мороженое! У неё горячка. Нервная горячка от потрясения…

Майя застонала и попыталась сесть. Сильные руки надавили ей на плечи, и уже совсем близко она вновь услышала знакомый голос.

– Не вставай, лежи. Лежи спокойно. А вы быстро отправляйтесь в кухню и без парного молока назад не возвращайтесь.

Торопливые шаги растворились в гулкой тишине подземного дворца. Майя часто думала, что ей будет сниться эта тишина, в которой и дыхание сопровождалось многоголосым эхом.

Они вернулись. Вот только куда и когда.

Мелюзина промокнула лоб племянницы душистым влажным полотенцем, и девушка вдруг осознала, что и на глазах её лежит прохладная мокрая ткань. Ноги, руки вся она словно маленький ребёнок укутана в уютное пушистое нечто, что вроде и не мешает, но и не даёт свободно двигаться.

– Не шевелись, Майорика, лежи. Ты прошла. Ты снова в школе. Отдыхай, – шептала ей на ухо Мелюзина. Голос тётки был непривычно ласков и тих. Майе мучительно сильно захотелось открыть глаза. Она задёргалась, забила головой по подушке.

– Вот ведь упрямая. Ну что мне с тобой делать? – Мадам подобрала упавший с лица девушки компресс. – Тебе теперь поспать надо.

– Не хочу, – голос показался Майе чужим, надтреснутым. – Не надо ничего. Мне можно к себе пойти.

– Не сегодня. Завтра можно будет. А сегодня полежи здесь. Мадам Лариса последит за тобой. К койке Майи подошла дама в белом чепце и переднике. Она ласково поправила ей одеяло и дотронулась до лба.