Kitabı oku: «Курьёз с видом на дорогу», sayfa 3
Впрочем, с собакой Марья Степановна быстро подружилась. Собственно сказать, кости на извод в тряпице вместе зарывали. Собачонка очень копать любила, порода такая. Старушка тихонечко посмеивалась только. Первая курочка той собачке-то и досталась. Знатно глупая пообедала. Вся морда в пуху и перьях. То-то смеху было с утра, когда хозяева её нашли в курятнике пузом кверху. Ох, как её наказывали, любо-дорого смотреть. А как куры стали по одной пропадать, хозяин собачонку и повесил. Там же. В курятнике.
И пошло-поехало. Дети папаньку не взлюбили. Жена за детей заступаться начала, он кричать на жену, что балует их. Хороша жизнь пошла: все друг друга ненавидеть стали.
– Тьфу, как ни крутились, – плюнула старушка на дорогу, поправляя платок, и пошла дальше. – Всё равно моя взяла.
Дом неделю назад только опустел, цветы на окнах не успели засохнуть. Так и смотрел он вслед шагающей старушке с чемоданом, хлопая пустыми глазницами в рюшевых занавесках, брошеный, покинутый, одинокий.
Мария Степановна шаркала ногами по деревенской улице вдоль других брошеных домишек, зарастающих огородиков. Проходя мимо избы с резными наличниками, она остановилась и погрозила кулаком:
– У-у! Михалыч! – пророкотала она. – Что? Выкусил, дурачок?!
Насмотрятся же некоторые фильмов. Ох, и глупый человек. Как это вот так получается: кино люди смотрят иностранное, а методы из этого кино применяют на родной земле? Не растут у нас арбузы в деревне. Что толку их сажать? Что толку ведьму святой водой поливать. Однако, Михалыч бегал, старался, прыскал в неё из бутыли. Думал, Мария Степановна от воды растает. Смешной человек, право слово.
«Кричал что-то еще, – в голос рассмеялась Мария Степановна. – Ах, как ты, Михалыч, глазами вращал. Что за дивный ты был дурак!». Она отломила веточку сирени из огорода того, с кем разговаривала, и прикрепила в петлицу.
– А ведь чего бегать начал, не трогала ведь? – спросила она в пустоту домишки.
Михалыч был художник, всё виды разные по деревеньке выискивал. Найдет, сядет и рисует. Но спрашивать ведь надо, где садиться надумал?
– А что ж ты думал? Старушка сама себе дрова колет? – от души насмеявшись, Мария Степановна шагнула во владения Михалыча.
Случилось так, что однажды ввечеру Михалыч пробрался в её сторону, без спросу, как и она сейчас к нему. Больно вид хорош был с Марьиного сарая на тёмный лес: над ёлками – кровавый закат, под ёлками – чернота. Сидел, головой вертел, как слышит вдруг – в сарае вроде как и озорует кто. Спустился заглянуть, а там – чёрт дрова колет. Для чёрта – рядовое дело женщине помочь. Лет двести назад никто б не удивился. А Михалыч? Святая вода, заклинания какие-то… Что за люди?! Глупость одна, а не человек.
Ведь это он ещё Марию Степановну в лучшие её годы Соловьях не видал. Вот уж там-то она себе позволяла. Всё стадо колхозное доила: доберётся до коровок, на вымя им нажмёт и к себе домой. Чопик сделает да травами заткнёт. А как чуть захочется молочка, чопик скинет и пьёт. Не остерегалась ничего. За ночь половину стада извела. Хорош бы Михалыч был, если б увидел, как она с чёртом чаи по вечерам пьёт с молочком колхозным!
В Соловьях-то народ смекалистый был. Никто слова плохого не сказал. Знали, кто коровушек извела, а не рыпнулся никто. А этот? Тьфу, одним словом. С водой кинулся.
Что и говорить, народец раньше понимал: убьёшь ведьму, похоронишь на местном кладбище, так от неё спасу вообще не будет. Не трогали, боялись. С мертвой-то ведьмой совсем сладу не будет, ничто её не остановит, никаких коров не хватит, за людей возьмется, не молоко, а кровь будет пить.
