Kitabı oku: «Амира. Наследники», sayfa 2

Глава 3

Малоун

Она так красиво смущается, что губы невольно расплываются в улыбке. Скажем, это не совсем та реакция, которую обычно ждешь от девушки, но так тоже сойдет. Если быть откровенным до конца, то мне даже нравится. И она нравится. Там, в большой комнате на половине ее отца, Амира была с этим платком на лице, который скрыл от меня все, кроме ее потрясающих, просто нереальных глаз. Они светились в полумраке, словно два топаза, отражая в себе свет каждого из точечных светильников. Словно в ее глазах зажглись звезды. Зрелище не для слабонервных, потому что вызывает моментальную стойкую зависимость.

Сейчас, пока она в недоумении и шоке, у меня есть пара секунд, чтобы рассмотреть ее потрясающе красивое лицо. Большие светло-голубые глаза, тонкий, слегка вздернутый носик, капризный изгиб слегка пухлых губ, которые, даже не двигаясь, кричат о поцелуе. Клянусь, прямо сейчас я могу почувствовать то, как прикоснусь к ним. Горячие и сладкие, при касании мягкие, но упругие, от которых хочется оторваться на мгновение, чтобы глотнуть воздуха, а потом повторить, и так много раз. Я тяжело сглатываю, когда между ними появляется розовый кончик языка и влажно проходится по идеально гладкой поверхности губ, а потом снова скрывается.

– Что ты… – запинаясь, спрашивает она, – так на меня смотришь?

Голос… Черт, в этой девушке все – и я имею в виду абсолютно все – настолько манящее, гипнотизирующее, что мне приходится усилием воли держать себя в руках, чтобы не наброситься на нее. Раньше, когда парни рассказывали, как им тяжело сдерживаться и не попытаться завалить девушку буквально силой, я смеялся и издевался над ними, потому что это нелепо. Не настолько это притяжение сильное, чтобы мозг совсем отключался, переходя в режим следования инстинктам. И только сейчас я осознаю, что так бывает. Что иногда мужчине и правда приходится буквально одергивать себя, чтобы не поддаться желанию. Например, заправить ей за ухо выбившуюся из косы прядь. Такое банальное движение, оно настолько попсовое, но это повод прикоснуться, как бы показать свою мужественность и заботу на фоне защиты слабой девушки. Да даже не защиты. Так, элементарное внимание, которое девушками почему-то воспринимается как нечто экстраординарное. Но с Амирой мне этого хочется. И прядь заправить, и коснуться носом ее виска, вдохнуть запах за ушком, прихватить зубами мочку… Все это и много чего еще.

– Ты сильно изменилась.

– Ты тоже не помолодел, – фыркает она. Кусается. Я широко улыбаюсь: обожаю девушек с характером. – И вообще, тебе нельзя на меня смотреть.

– Кто сказал?

– В нашей стране это карается законом.

– Сдашь меня?

Присаживаюсь, чтобы собрать разбросанные по полу стручки.

– Может быть.

Поднимаю голову и смотрю на нее снизу вверх. Член в штанах дергается, и мне приходится приложить нечеловеческие усилия, чтобы не нырнуть ладонью под длинный подол шелкового халата, который наверняка скрывает невероятно гладкую кожу. С другой девушкой я бы, скорее всего, так и поступил. А что? Атмосфера располагает. Да, кухня, но на ней столько удобных поверхностей, что можно было бы разложить на них девушку и трахнуть так, чтобы висящие над головой кастрюльки зазвенели, выдавая какую-нибудь классическую симфонию. Но с Амирой так нельзя. А жаль.

– Что ж, придется мне отсидеть в вашей тюрьме. Будешь меня навещать?

– Даже не думай, – фыркает она, а потом разворачивается и идет доставать чашку из пропищавшей микроволновки. – Что ты здесь делаешь посреди ночи?

– Пришел заварить себе кофе.

– Сварить.

– Что?

– Мы не завариваем кофе, мы его варим.

– Не вижу кофемашины, – встаю и осматриваюсь по сторонам, сжав в руке стручки.

– Потому что мы варим кофе в турке.

– Цивилизация не дошла до вас?

– Ха-ха, – медленно отзывается Амира, а потом поворачивается и протягивает руку за стручками.

И в этот момент время останавливает свой бег. Не знаю, какого черта творится на этой кухне, но я, кажется, слышу потрескивание в воздухе, когда медленно подхватываю ее ладонь снизу, а потом вкладываю в нее ваниль. Между нашими руками пробегает электричество. Амира тоже это замечает, потому что ее глаза слегка расширяются, и она пытается отдернуть руку, но я сжимаю ее своими пальцами. У нее шелковистая кожа, приятная на ощупь. Я удерживаю зрительный контакт, но мы оба слегка хмуримся. Краем глаза замечаю, как часто поднимается и опускается под шелковой тканью грудь Амиры. Хочу опустить взгляд и проверить, напряглись ли ее соски, так ли ей кайфово от этого контакта, как и мне, но не решаюсь. Иногда переступать черту действительно не стоит.

Наконец, после пары минут молчаливого напряжения, я разжимаю пальцы и выпускаю руку Амиры из плена своей. Она тут же резко отворачивается и начинает колдовать над своей чашкой, добавляя какие-то ингредиенты, промывая стручки, а потом разрезая один из них и выуживая оттуда зерна. Я наблюдаю за ее тонкими пальцами как завороженный. До чего же она красивая! От макушки и до кончиков пальцев. И коса эта толстая, которую хочется обхватить пальцами, потянуть за нее, заставив Амиру откинуть голову назад, чтобы я мог свободно впиться губами в ее шею.

Не удержавшись, подхожу ближе, практически вплотную. Берусь за кончик ее косы и растираю его между пальцами. Ее волосы такие же нежные и мягкие, как и кожа. Которая пахнет, как… экзотические цветы, море, солнце и фрукты. Как будто впитала в себя все самые лучшие ароматы, которые не может перебить даже запах теплого молока с медом и ванилью.

– Научишь меня варить кофе в турке? – спрашиваю негромко, в нескольких сантиметрах от ее уха.

Амира застывает, превращаясь в каменное изваяние.

– Отойди, пожалуйста, – звенящим голосом просит она.

Ее просьба ставит меня в тупик. Мне казалось, что ей тоже нравится наша близость. Но, повинуясь просьбе, отступаю на шаг назад. Дальше не могу, у меня на ногах как будто пудовые гири, которые держат возле Амиры.

Она поворачивает голову в сторону, словно проверяя боковым зрением, отошел ли я, а потом снова отворачивается, шумно выдыхая.

– Ничего сложного, – слегка дрожащим голосом говорит Амира. – Засыпаешь в турку сахар и поджариваешь его, пока не станет коричневым. Потом заливаешь воду, кипятишь ее, снимаешь с огня. Дальше насыпаешь кофе, специи – если любишь, – и снова ставишь на огонь. Даешь закипеть, снимаешь с огня, и так два-три раза. Кофе готов.

К концу описания рецепта Амира полностью овладевает своим голосом и наконец выпрямляет спину и опускает плечи. Ее тело покидает напряжение, которое я наблюдал до этого. Движения становятся мягче и грациознее, когда она убирает все по местам и выбрасывает отслуживший стручок в ведро под раковиной. И, наконец, она поворачивается ко мне, обнимая ладонями большую чашку. Голубые глаза впиваются в меня, пронзая до самой души.

– Это очень сложно, – произношу я наконец, прочистив горло. – Нет рецепта полегче?

– Ты хочешь арабский кофе или любой?

– Мне бы такой, чтобы я мог до утра работать.

– А почему не спать?

– Я подписал выгодный контракт и теперь должен много работать.

– Это плохо, что ты работаешь ночью. Собьешь сон – будут проблемы со здоровьем.

– А ты почему не спишь?

Что-то такое мелькает в ее взгляде, от чего мне становится жарко. Амира тоже заливается краской, и я прищуриваюсь, словно так смогу прочитать ее мысли.

– Гм… В общем, кофе и специи в том шкафчике, – она указывает на висящий справа от меня. – Турка над печкой, вода в кране. Удачи.

Амира разворачивается и хочет уже выйти из кухни, когда я зову ее:

– Погоди. – Она медленно поворачивается ко мне с вопросом в глазах. – Может, останешься, пока я буду осваивать турку?

Она колеблется пару секунд, но в итоге произносит:

– Доброй ночи.

И снова направляется к выходу.

– Доброй ночи, прекрасная Амира.

То ли от моих слов, то ли от своих мыслей, она ускоряется и быстро покидает кухню.

– Арабский кофе, значит, – бубню я себе под нос и иду к указанному шкафчику.

Остаток ночи я работаю, как и собирался. Сварив ароматный кофе с кардамоном по рецепту Амиры – тут, нужно признаться, я запомнил каждое произнесенное ею слово, – я засел за новый проект. Но периодически, сидя на балконе, отрывался от экрана и смотрел на безмятежное море, думая о девушке. К сожалению, не о своей. А о юной арабской красавице, которая взбудоражила все внутри меня. Возможно, я так реагирую, потому что она на самом деле для меня экзотика. Непознанная, непонятная, загадочная и закрытая. Полная тайн и какого-то неземного очарования. Но я ловлю себя на мысли, что меня привлекает не только это. В Амире есть глубина – то, чего так не хватает современным девушкам.

Интересно, если бы ее отец появился на кухне в момент, когда я практически зажал его дочь между столом и своим телом, он бы отрезал мне яйца? Что-то мне подсказывает, что он бы смаковал каждую секунду, отпиливая тупым ханджаром* мое достоинство со зловещей улыбкой на лице. Не скажу, что я бы с радостью принял наказание. Даже ради такой исключительной красавицы, как Амира. Но соблазн слишком велик, чтобы держаться от нее подальше.

Ближе к восходу солнца я встаю и, упершись ладонями в широкую балюстраду, окидываю взглядом море, а в следующее мгновение замираю и перестаю дышать. Как будто мое дыхание может потревожить изящную фигуру, которая несется к воде, на ходу сбрасывая шелковый халат. Время перед рассветом самое темное, поэтому все, что я могу разглядеть, – это тени и силуэты. В какой-то момент мне даже кажется, что это галлюцинации после особенного кофе, и поэтому я решаю проверить свою теорию. Быстро переодеваюсь в шорты. Памятуя о местных правилах, набрасываю на себя футболку, и как можно тише и быстрее пробираюсь на улицу. Так же, как и девушка несколькими минутами ранее, бегу от дома к воде, скрываясь из виду за огромными цветочными кустами и деревьями. Только оказавшись у самой кромки воды, я поднимаю с песка растекшийся шелковой лужицей халат и подношу его к носу. Шумно вдыхаю. Она. Это запах Амиры. И когда только успел его запомнить, что теперь безошибочно узнаю?

Слышу, как вдалеке раздается плеск, и поднимаю голову. В свете теперь уже тусклой луны я вижу только макушку Амиры, рассекающей волны. Быстро сбрасываю с себя футболку и тоже захожу в воду. Ох, и покарает меня их бог руками отца Амиры! Но будь я проклят, если не попробую хотя бы подружиться с ней.

_____________

*Ханджар – традиционный арабский изогнутый кинжал

Глава 4

Выныриваю с улыбкой на лице и приглаживаю волосы. Но вскрикиваю от ужаса, когда открываю глаза. В метре от меня по грудь в воде стоит Малоун. Его широкие, мускулистые плечи возвышаются над морской гладью, привлекая к себе внимание. Мои щеки вспыхивают, словно охваченные огнем, и я зажмуриваюсь.

– Привет, – как ни в чем не бывало произносит он.

– Виделись уже, – не совсем дружелюбно отзываюсь я.

– Не рычи, Амира, я всего лишь хочу подружиться.

Я слышу улыбку в его голосе и приоткрываю один глаз, чтобы посмотреть на наглеца.

– Зачем?

– Ты мне нравишься, – дернув плечом, просто произносит он, а я закрываю лицо ладонями и, насколько позволяет вода, резко отворачиваюсь.

– Ты не можешь мне такого говорить.

– Послушай, я совсем не знаю ваших традиций и заранее прошу прощения, если мои слова или действия как-то оскорбляют тебя. Если я сказал что-то неправильно, подскажи, что именно, я извинюсь и исправлюсь на будущее.

Я опускаю руки в прохладную воду, чтобы хоть немного остудить жар, разливающийся по телу.

– Ты не можешь смотреть на меня прямо. Не можешь заговаривать и тем более делать комплименты или говорить, что я тебе нравлюсь.

– А как тогда мужчины проявляют свою симпатию к вашим девушкам?

– Никак. То есть они идут к ее отцу и просят ее руки.

– Вот так сразу?

– Мгм.

Впервые в жизни я сожалею о наших традициях. Мне бы сейчас так хотелось поймать взгляд Малоуна. Смотреть на то, с каким восхищением он окидывает взглядом мое лицо и тело. От этого по коже рассыпаются щекочущие мурашки, из-за чего хочется скривить нос и захихикать.

– Тогда почему на кухне ты мне это позволила?

– Прости, – выдавливаю из себя.

– За что? – выдыхает он. – Это я должен просить прощения.

– За то, что провоцировала тебя. Что дала повод допустить запретные мысли.

– Ого, – только и отвечает он.

Знаю, это так дико в двадцать первом веке. Но благодаря таким правилам наши женщины чувствуют себя защищенными. И знают, что с ними не может произойти несчастья, потому что мужчины их уважают. Хотя я бы предпочла для женщин немного больше прав. Как минимум, возможность выбрать себе мужа и получить образование. Далеко не всем, к сожалению, доступна такая роскошь.

Я читала о девушке, которая ушла из семьи ради того, чтобы воплотить все перечисленное в жизнь. Вышла замуж за любимого, получила профессию, устроилась на работу. Она могла бы быть невероятно счастлива, если бы ценой такого счастья не стали отношения с семьей. Я бы умерла, наверное, откажись от меня родители и братья. Вот и получается, что я не могу определиться, чего хочу больше: свободы или остаться в привычном коконе заботы и безопасности своей семьи. Увы, совместить обе опции не представляется возможным, как бы сильно ни хотелось.

Папа никогда не позволит мне самой выбрать себе мужчину. Слишком много требований он предъявляет к моему потенциальному мужу, и далеко не каждый мужчина сможет соответствовать списку Заида Аль Мансури.

– Амира, – зовет меня Малоун, когда я огибаю его и начинаю плыть к берегу. – Не уходи! Подожди ты! – Я останавливаюсь и присаживаюсь так, чтобы вода покрывала мои плечи. Может быть, именно такие ситуации имел в виду папа, когда запрещал мне купаться в одиночку? – Я просто хочу пообщаться. Не стану подходить, если ты не хочешь. Буду на расстоянии и даже отвернусь. Мне интересно общаться с тобой, узнать ваши традиции, понять, чем вы живете.

– Зачем это тебе? – спрашиваю, не оборачиваясь.

Малоун молчит несколько секунд, а потом все же отвечает:

– Сам не знаю. Могу только сказать, что, наверное, восток манит своей загадкой, таинственностью. Вы настолько отличаетесь от европейцев, что поразительно, как в одно и то же время на земле уживаются настолько разные люди. Вроде и технологии развиваются одинаково, интернет, космос и все такое. Но мы при этом будто живем на разных планетах.

Я улыбаюсь. Прекрасно его понимаю. Для него все это на самом деле ново и совершенно непостижимо, но, мне кажется, в Эмиратах нужно прожить если не всю жизнь, то большую ее часть, чтобы на самом деле проникнуться нашим менталитетом.

– Спрашивай, – осмелившись, предлагаю я.

– О чем?

– Ну что там тебе интересно.

– О, я даже растерялся. Гм. Ну ладно. Расскажи, почему женщины выходят за незнакомцев?

– Ну, не совсем за незнакомцев, – прочистив горло, отвечаю я. – Например, я знаю своего жениха с детства.

– Жениха? – резко спрашивает Малоун. – У тебя есть жених?

– Ну да, – тише отвечаю я.

– Тебе же всего восемнадцать.

– Это в твоем мире женщины могут до тридцати не создавать семью, здесь так не принято. Я обручена с шестнадцати.

– Серьезно, что ли?

Его голос стал громче, а мой затылок покрылся мурашками – явное свидетельство того, что Малоун на меня смотрит.

– Ты повернулся?

– Ой, прости, это я от шока.

Когда мурашки пропадают, а голос Фоули младшего становится тише, я снова могу свободно дышать.

– И каково это – ощущать, что ты в таком юном возрасте уже принадлежишь какому-то мужчине?

– На самом деле, Мустафа младше меня на год. Но мы росли вместе, и, по сути, я знаю его достаточно неплохо. К тому же, у него традиционное воспитание, а потому я знаю, чего ожидать от нашего брака, и спокойно воспринимаю свое будущее.

– А чего хочешь ты, Амира?

– В каком смысле? – спрашиваю я, пытаясь утихомирить разогнавшееся сердце. Оно подскакивает вверх, потом ухает вниз и снова трепещет в груди.

– В любом. О чем ты мечтаешь? – Я тяжело сглатываю. Неудобно озвучивать свои мечты, они слишком смелые. – Ну же, признайся. Здесь, кроме нас, никого нет. Никто тебя не осудит, а я точно пойму, потому что сам люблю делать то, что мне нравится, и ненавижу принуждать себя к чему-то.

Кусаю нижнюю губу, решаясь на этот разговор. Он ведь не принесет ничего плохого, правда? В конце концов, Фоули покинут наш дом через пару дней, и, возможно, я больше никогда не встречу Малоуна. Это ли не повод выплеснуть то, что накипело?

– Я хочу выйти замуж за любимого мужчину. Не за того, с которым будет просто безопасно и у которого достаточно денег, чтобы обеспечить мне и нашим детям безбедное существование. Не за серьезного мужчину с хорошей наследственностью. Хочу за того, с кем мне интересно. С кем будет нравиться общаться, путешествовать, смеяться. А еще я не хочу рожать детей в девятнадцать только потому, что так положено. До продолжения рода я хочу получить образование, насладиться отношениями с мужем, увидеть мир и познать новое.

– Ты не путешествуешь?

– Немного с семьей, но это же совсем другие ощущения. С ними не пойдешь ночью гулять по пляжу, не проведешь ленивый день в бунгало. К тому же… – запинаюсь, потому что мне нужна вся моя смелость, чтобы озвучить свои мечты. – Я бы хотела прокатиться на доске, например.

– Ты имеешь в виду серфинг?

– Да.

– О, так я могу тебя этому научить! – восклицает Малоун.

– Не можешь, – грустно отзываюсь я. – Харам.

– Что это значит?

– Запрещено. По-хорошему, и этого разговора быть не должно. После него тебе пришлось бы на мне жениться, – с улыбкой произношу я. – Но не волнуйся, я тебя не выдам. Тебе не придется жениться на малознакомой девушке.

– Я не волнуюсь, – севшим голосом отвечает Малоун, и я слышу его голос так близко, как будто он стоит прямо у меня за спиной. – Я бы женился на тебе.

– Не говори глупостей, – в моем голосе тоже появляется хрипотца.

– Это не глупости. Ну смотри, – он огибает меня и присаживается напротив. – Мы нравимся друг другу, наши мечты совпадают.

Я отворачиваюсь, чтобы не смотреть на Малоуна, потому что он и в самом деле нравится мне, но совершенно мне не подходит. К тому же, эти спонтанные решения вряд ли приведут к положительному результату.

– Что ты молчишь, Амира? Посмотри на меня.

– Нельзя, – тихо отвечаю я.

– Но почему, черт побери?

Я заливаюсь румянцем от его ругательства, а потом обхожу Малоуна и снова двигаюсь к берегу. Зря я рассказала ему. Зря вообще послушалась и осталась. Вот эти глупые надежды, которые он пробуждает во мне своими словами, до добра не доведут. Всего на мгновение я успеваю представить себе, как будет выглядеть наш брак, и тут же сгораю от стыда и ужаса. Этому никогда не бывать, так что нечего грезить о несбыточном.

– Амира, погоди. Я снова обидел тебя?

– Нет, – бесцветным голосом отвечаю я, выбегая на песок.

– Тогда почему ты сбегаешь?

– Потому что… – хватаю халат и быстро набрасываю его на себя, немного успокоившись, только когда оказываюсь в коконе шелковой ткани, – потому что все это слишком неуместно. И запрещено. И… Не иди за мной, пожалуйста, – прошу я, когда вижу, что Малоун, подхватив свою футболку, следует за мной.

– Амира… – зовет он, остановившись.

Я бросаю на него быстрый взгляд и сбегаю. Столько запретов, которые мне хотелось бы преодолеть, но не хватает смелости. Слишком долго в меня вкладывали эти постулаты, чтобы вот так, по щелчку пальцев, от них отказаться. Как если бы мне всю жизнь говорили, что бассейн – это опасно, и я решаюсь окунуть в воду, которая манит меня как магнит, лишь пальчик, только бы узнать, что меня не поглотит страшная пучина. На большее я не решаюсь, потому что последствия непредсказуемы. Хотя в моем случае их довольно легко предсказать. Мужчина, который вырос в другом обществе, воспитывался во вседозволенности, никогда не станет мне парой. Потому что никогда не поймет всех рамок, которые я не переступлю.

Глава 5

Рассвет я встречаю на своем балконе, глядя на то, как поднимается солнце. Сна ни в одном глазу, как будто я безмятежно проспала всю ночь. Но состояние мое оставляет желать лучшего. Никакого умиротворения и спокойствия. Мышцы напряжены, а сердце грохочет в груди, отбивая нестройный ритм. Прикрываю глаза, впитывая тепло первых солнечных лучей, и улетаю мыслями в эту странную предрассветную встречу. Зачем он пришел? Зачем завел этот разговор? Неужели ему не все равно? Хотя он же сам сказал, что пытается постигнуть восточных людей. Я, видимо, показалась ему достойным кандидатом, чтобы приоткрыть завесу тайны в нашу жизнь. Ну конечно, я ведь так разболталась, забыв, где и с кем нахожусь.

– Амира! – зовет меня Тина.

– Я на балконе!

Она врывается ко мне так, словно на пожар спешит.

– Давай собираться скорее, вы едете в Абу-Даби.

– Правда? – я подскакиваю с кресла и с восторгом смотрю на нее. – Зачем?

– Твой отец хочет провести день в городе с вашими гостями.

– О, – только и могу выдавить из себя.

Это значит, что Малоун тоже с нами поедет? Может, мне остаться дома и спокойно пережить тот позор, который я на себя навлекла своим длинным языком? А вдруг он расскажет моему отцу, что я оказалась такой болтливой и дерзкой? Что позволила себе купаться ночью с мужчиной и разговаривать с ним. И… позволила ему разглядывать меня?..

Не успеваю осознать весь ужас своего поведения, как Тина уже затаскивает меня в комнату.

– Сначала душ, а я пока подберу тебе одежду.

– Я уже была в душе.

– Во сколько же ты проснулась, девочка? – она тормозит по пути в гардеробную и хмуро смотрит на меня, уперев руки в бока.

– Я не ложилась, – шепчу, проходя мимо нее.

– Как это – не ложилась? Амира, если родители узнают…

– Да знаю я. Просто не говори им ничего. Никто меня не видел.

– И чем ты занималась? – прищурившись, спрашивает она, входя следом за мной в гардеробную.

– Плавала. Пила молоко. Читала. Слушала музыку, – отвечаю я, снимая вешалку с гандурой.

Тина забирает ее из моих рук и укоризненно заглядывает мне в глаза.

– Ты же знаешь, что тебе запрещено купаться одной.

– Знаю.

Про Малоуна я решаю не упоминать, потому что тонкая натура Тины точно не выдержит такого. Если она и не побежит выдавать меня родителям, то, по крайней мере, прочитает мне длинную лекцию о морали, а потом станет ходить ко мне и читать Коран вслух. Но я и так знаю, что нарушила чуть ли не половину заповедей, и корю себя за это. И тут же с ужасом осознаю, что, представься мне такая возможность, я бы повторила эту ночь. Потому что мне нравится внимание Малоуна. Потому что я, как и всякая женщина, нуждаюсь в комплиментах и признании со стороны мужчин. Тем более, когда это недоступно.

Мы едем, как всегда, в двух машинах. Женская половина нашей семьи и миссис Фоули разместились в нашем джипе. Мама болтает с Мишель, а мы с сестрой Салихой играем на ее планшете. Я не прислушиваюсь к их разговору, обсуждая с Салихой, какого цвета платье подойдет принцессе со светлыми волосами, но тут мои уши улавливают знакомое имя, и мне кажется, они шевелятся, настраиваясь на то, о чем говорят слева от меня.

– Малоуну нравится путешествовать, поэтому и профессию он выбрал такую, чтобы была возможность работать удаленно, – говорит миссис Фоули. Внутри меня все переворачивается, а щеки вспыхивают от упоминания его имени. Надо признать, я немного завидую, что семья не препятствует его выбору. – Сейчас он, по-моему, влюбился в вашу страну. Хочет попробовать все, что здесь доступно: от поездок по пустыням до банджи-джампинга.

– О, развлечений у нас хватает, – отвечает ей мама, и я слышу в ее голосе улыбку.

– Для меня это не развлечения, я не экстремал. Адреналина мне и в жизни хватает. Но Мал вырос на доске для серфинга, они с Финном часто катались, когда сыну еще даже двух лет не исполнилось. Так что у него эта тяга к приключениям с самого рождения. Или даже в крови, – негромко добавляет она.

Так вот как она называет сына: Мал. Интересное сокращение. Мне нравится. Как-то очень интимно, по-домашнему. Не каждый так назовет сына Фоули, потому что, несмотря на его открытый, доброжелательный взгляд и искреннюю улыбку, которую он щедро дарит окружающим, от него веет опасностью. Не такой, как от людей, занимающихся чем-то противозаконным, а такой, в которой содержится некая тайна. При общении с ним складывается впечатление, что при необходимости он может применить силу. С такой же беззаботной улыбкой на лице. Наверное, такая аура должна пугать или отталкивать, но меня почему-то манит к нему, несмотря на все сигналы, которые вспыхивают в голове. Здравый рассудок как будто предупреждает об опасности, но я успешно его игнорирую.

– Амира, а ты собираешься поступать в университет? – спрашивает миссис Фоули, повернувшись лицом ко мне.

– Амира сначала должна выйти замуж, – отвечает за меня мама.

– Так рано? – миссис Фоули переводит взгляд расширившихся глаз с меня на маму и обратно.

– Такие у нас порядки, – спокойно отзывается мама, переведя на меня взгляд таких же голубых глаз, как и у меня. – Амира помолвлена с шестнадцати.

Для пущего понимания шока Мишель не хватает только шумного «Ах» и ладони, прижатой к груди. Потому что открытый рот, поднятые брови и огромные глаза свидетельствуют о том, что она на самом деле обескуражена таким заявлением мамы.

– Все это очень… необычно для нас, – запнувшись, произносит миссис Фоули, все еще переводя ошарашенный взгляд с меня на маму. – У нас, наоборот, девушки сначала…

Она не успевает договорить, как мама ее перебивает:

– В каждой стране свои порядки, правда? – Я вижу, что ее губы – в отличие от глаз – улыбаются.

Ну конечно, им с папой пришлось приложить столько усилий, чтобы убедить меня, что «я хочу замуж». Потому что туда я точно не рвусь. Несмотря на то, что брак моих родителей очень счастливый, и папа до сих пор носит маму на руках – в прямом и переносном смысле, – все же мне хотелось бы сначала добиться чего-то в этой жизни, стать более самостоятельной и только потом связывать себя узами на всю жизнь.

– А остальные ваши дети? – спрашивает мама, возвращая свое внимание Мишель, когда убеждается, что я не стану выяснять, как живут девушки в Европе и на островах. Интересно, мама и правда считает, что при наличии доступа в интернет я не знаю ничего о жизни людей в других странах?

– Райан студент, учится на факультете бизнеса в Дублине. Нолан студент медицинского колледжа, будущий дантист, – с улыбкой говорит миссис Фоули. – Патрик тоже студент и тоже на медицинском, но он будет реабилитологом. Наша дочь Ниса – ровесница Амиры, – она тепло улыбается мне. – Ниса очень хотела приехать вместе с нами, но у нее сейчас поступление в колледж, и она приняла решение остаться дома. Слишком уж нервный период для нее, а она не любит показывать свои слабости.

– И все ваши дети занимаются серфингом?

– Они выросли у океана, – Мишель кивает, – так что у них не было шансов.

– А дочка?

– Ниса, как и Мал, с первых дней на доске с Финном. Так что да, она такая же заядлая серфингистка, как и ее старший брат.

– Не тяжело было с таким количеством детей и без помощников? – вклиниваюсь я в разговор. – Простите, я просто помню, что у вас почти нет прислуги в доме, – краснею, потому что все внимание в машине обращено теперь на меня.

– Мал помогал нам с двух лет. Сам еще был крошкой, а уже пытался ухаживать за младшим братом. И Финн много времени уделял детям, пока они росли. Как, впрочем, и сейчас.

– Это так здорово, когда старшие помогают с младшими, – вставляет мама. – У нас детьми тоже часто занимается Амира.

– Это замечательно, что у нее есть возможность получить опыт еще до брака.

«Да уж, замечательно», – ворчу про себя, несмотря на то, что очень люблю свою семью. Иногда так хочется отдохнуть от бесконечной опеки над младшими.

– О, мы на месте, – радостно произносит мама, когда водитель въезжает на подземную парковку торгового центра.

Наша семья любит посещать это место. Обычно здесь мы занимаемся шопингом, но еще чаще просто гуляем, ходим в огромный аквариум, чтобы полюбоваться на рыб, акул и «русалок». Мы можем провести в центре целый день и не обойти всех развлечений, которые в нем есть. И пусть я уже настолько привыкла ездить сюда, что отношусь к нему спокойно, но все равно каждый раз радуюсь, потому что люблю проводить время с семьей.

Только вот сегодня трепет в груди вызван другими обстоятельствами: с нами на прогулку отправится парень, который за пару дней перевернул мой мир, сделал меня смелее, чем я была за все восемнадцать лет своей жизни.

Мы выходим из машин и направляемся к огромному лифту, который поместит всю нашу компанию без разделения на женскую и мужскую части. Я украдкой смотрю на Малоуна и тут же, покраснев, отворачиваюсь, потому что встречаюсь с ним взглядом. Внимательным и восторженным. Этот взгляд смущает меня, но и заставляет бабочек в животе отчаянно бить крыльями. Я чувствую его и неосознанно выпрямляю спину и расправляю плечи. Мои движения сами собой становятся более плавными.

Опускаю руку, в которой держу маленькую сумочку на цепочке, и чувствую, как что-то тянет мой рукав. Незаметно осмотрев всех и убедившись, что они заняты разговорами, поворачиваю голову, чтобы посмотреть, за что я зацепилась, и тут же замираю. Сердце пропускает удар. Потому что длинные пальцы Малоуна обхватили край ткани и медленно трут ее, как будто ощупывая. Двигаюсь взглядом по его руке выше к плечу, прослеживаю шею, крепко сжатую челюсть, на секунду задерживаюсь на чувственных губах, а потом сталкиваюсь с его взглядом и замираю. И просто тону в темных омутах его глаз, которые с каждой секундой все больше поглощают меня, засасывают все глубже. Во взгляде Малоуна нет ни тени улыбки, он смотрит абсолютно серьезно, но так внимательно, словно ласкает им душу. Это запретный контакт, но такой желаемый.

Лифт издает звон в тот момент, когда у меня становятся мягкими колени, а пальцы начинают подрагивать. Он не касается меня, кроме как все еще держит за край рукава, но, по ощущениям, ласкает все мое тело от макушки до пят. И от этого незримого контакта по телу разбегаются мурашки.