Kitabı oku: «Случайная заложница», sayfa 2
Глава 3
Еду, практически не разбирая дороги; слева и справа лес, впереди поворот к поселку, в котором я теперь обитаю. Адреналин начинает понемногу отпускать, тело потряхивает, мышцы максимально напряжены. Так бывает каждый раз после операции. Обычно я сразу еду к Ками, чтобы сбросить напряжение. Я даже звонил ей сегодня с утра и предупредил, что после обеда заеду. В такие дни она отменяет все свои планы и позволяет трахать себя до потери сознания, пока мне не становится легче. А сегодня я не могу к ней поехать, потому что получил сюрприз в виде своей бывшей невестки. И что мне теперь делать? Мозги отключатся, рисуя жаркие картинки, а член уже наливается кровью. Плохо, Финн, охренительно плохо, особенно рядом с Мишель. Испуганной до чертиков Мишель. Она вся сжалась в комок и трясется.
Не думая дважды, сворачиваю на лесную дорогу и несусь по ухабам, куда глаза глядят. Мне сейчас похер, я должен сделать что-то. Подстрелить пару белок, подраться с медведем ― наплевать, только бы израсходовать куда-нибудь эту энергию. Останавливаюсь в конце дороги и, сдернув с рук перчатки, выскакиваю из машины. Делаю несколько быстрых шагов и, запустив пальцы в волосы, присаживаюсь на корточки. Крепко зажмуриваюсь, пытаясь дышать глубже, чтобы вернуть себе хоть немного контроля над телом и разумом. Над разумом будет сложнее всего. Тело натренированное, а вот мозги в такие моменты шалят. Все мысли покрыты пеленой похоти, которая теперь рвется из меня неконтролируемо.
Хлопает дверь машины. Я поворачиваюсь и вижу, как Мишель несется прочь от меня по дороге. Подскакиваю, и адреналин снова обостряет все ощущения. В висках стучит: «Вернуть и наказать». Догоняю ее через пару секунд и, схватив за талию, поднимаю в воздухе.
– Пусти! Пусти меня! ― она царапает мои предплечья, вырывается, но я не реагирую. ― Финн! Пусти, пожалуйста!
Я зачем-то молча несу ее в заросли, пока еще сам не понимая, с какой целью. Упорно тащу извивающуюся Мишель, а перед собой вижу только то, как срываю с нее одежду и вколачиваюсь без пощады. Перед глазами красная пелена, навеянная адреналином и похотью, и мозг окончательно сдает. Останавливаюсь, разворачиваю Мишель и прижимаю спиной к стволу огромного дерева. Руки живут отдельной жизнью, они забираются ей под футболку и жадно мнут грудь, задирают ткань к шее. Сквозь морок, приглушающий звуки, доносится жалобное «пожалуйста, не надо» со всхлипами, но я не слышу. Я оглушен своим безудержным желанием.
Мишель царапает мне руки, пытается дать пощечину. Я хватаю ее за запястья и поднимаю руки высоко над головой, пригвождая их к стволу своей ладонью. Я не вижу ее лица. Смотрю в него и не вижу, изображение расплывается, а в ушах грохочет кровь. Сердце бешено колотится и подрагивают все мышцы. Я снова и снова касаюсь ее груди, и практически кончаю от ощущения тяжелой, настоящей упругой плоти. Пытаюсь расстегнуть ей джинсы, срывая пуговицу. Мишель уже заходится рыданиями, но мне плевать. Дергаю молнию на ширинке и стягиваю ей джинсы до колен вместе с трусиками. А, может, там их нет. Я не вижу. Мне нужно подготовить ее. Я не хочу входить в сухую женщину.
Плюю себе на пальцы и протискиваюсь ими между ее сжатых ног. Растираю. Меня кренит от ощущения горячего женского лона. Я кружу и кружу пальцами, готовя ее для себя. И даже получая от этого странное извращенное удовольствие. Все женщины, с которыми я спал, были готовы для меня еще до того, как я залезу им в трусики. А она ― нет. Она все еще сопротивляется.
– Финн! Пожалуйста, не делай этого! ― доносятся до меня обрывки ее рыданий. ― Малоун никогда бы тебе не простил.
И вот так внезапно все прекращается. Я резко отнимаю руку и перевожу взгляд с ее обнаженной груди на лицо. Постепенно возвращается зрение, рассеивается туман, и я начинаю осознавать, что натворил. Я чуть не изнасиловал женщину, в которую влюбился четыре года назад. Чистую, спокойную, веселую и оптимистичную Мишель. Девочку, которая за все время нашего знакомства никогда даже слова плохого в мою сторону не сказала.
Когда весь ужас происходящего наваливается на меня, то придавливает, словно бетонной плитой. Мне хочется лечь на землю и принять неизбежное. Пусть меня раздавит до того, как я сделаю это сам.
Отпускаю руки Мишель и делаю шаг назад, в ужасе осматривая последствия моего срыва. Вот почему я прятался от нее все это время. Потому что я перестал быть прежним Финном, превратился в дикое животное, которое теперь живет инстинктами. Я не хотел, чтобы Мишель разочаровалась во мне. Чтобы увидела, какое я теперь чудовище, недостойное даже ее компании для чашки кофе.
Хватаю себя за волосы. Что делать?
Убить?
Оставить в живых?
Как обезопасить себя после того, что я совершил?
Спрятать и не давать появляться среди людей?
Я ведь так и собирался сделать, я вез ее к себе. Какого хрена я свернул в лес?
Поворачиваюсь и наблюдаю за тем, как она дрожащими руками, захлебываясь рыданиями, поправляет сорванный бюстгальтер, натягивает футболку. Потом по молочного цвета бедрам скользят джинсы с бельем. Трусики все-таки были. Блядь, какая сейчас разница?! Я злюсь на себя; разъярен за то, что позволил этой агрессии вылиться на нее.
Я хотел привезти ее домой, объяснить все, поселить в своем подвале и продолжать подготовку к следующей операции. Но из-за моей несдержанности и страха все полетело к чертям. Как теперь разгребать последствия, понятия не имею.
Острота зрения и здравость рассуждений понемногу возвращаются. Я смотрю на Мишель и содрогаюсь от понимания того, что могло бы произойти, не останови она меня именем брата.
Как только Мишель приводит себя в порядок, шагаю к ней, и она снова сжимается, с ужасом глядя на меня. Руки сами собой сжимаются в кулаки.
– Поехали.
– Можно я просто уйду, Финн? ― просит дрожащим голосом.
– Нет.
– Финн, я никому не скажу, правда. Ты же моя семь… Ты был моей семьей, я не предам тебя никогда.
Качаю головой. Правильно было бы отпустить, пока она не начала ненавидеть меня еще сильнее, но назад пути нет. Я буду делать то, что должен.
– Поехали, Мишель.
Ее рыдания становятся громче, она уже начала икать. Но идет послушно в машину. Я занимаю водительское место и блокирую двери. Набегался за сегодня, больше не хочу гнаться, если надумает сбежать. Внезапно мое тело перестает дрожать и наваливается просто нечеловеческая усталость. Тяжело вздыхаю. Вытаскиваю с заднего сиденья бутылку воды и протягиваю Мишель. Она сначала шарахается, а потом, когда видит, что я даю воду, аккуратно вытягивает ее, чтобы не касаться моих пальцев, и хриплым шепотом благодарит.
До заброшенного коттеджного поселка мы добираемся быстро. Я гоню по трассе, как ненормальный, подгоняемый нуждой оказаться дома и хотя бы минуту побыть наедине с собой. Меня встречает радостный лай из-за ворот. Открываю их пультом, и они с ржавым скрежетом отъезжают в сторону.
Глава 4
Когда-то это был престижный коттеджный поселок. Дома здесь строили явно не бедные люди. Но он оказался заброшен, потому что из-за большого количества песка грунт потихоньку проседал, утаскивая за собой строения. Как объяснил бывший хозяин моего коттеджа, никто не ожидал, что строительная фирма, которая возводила поселок, так нагло нарушит все нормы строительства. Он был счастлив, когда я позвонил по номеру, написанному на выгоревшей табличке, что стояла у ворот, и предложил ему купить его коттедж. Здесь уже давно никто не жил, и все дома были выставлен на продажу. Но скандал со строительной фирмой был слишком громким, чтобы кто-то захотел покупать здесь жилье. Так я оказался единственным жильцом в поселке. Бывший хозяин коттеджа, с учетом компенсации, полученной от строительства, с продажи дома вернул то, что вложил в него. Мне было наплевать, сколько платить, только бы оказаться в заброшенном месте без единой души. Таков был план, и я его осуществил.
Ворота закрываются, я открываю дверцу, и вокруг моих ног тут же начинают крутиться собаки. Два питбуля ― единственное, что вынуждает меня показываться людям при дневном свете. Я регулярно вожу их к дрессировщику и в ветеринарную клинику. Это не та порода собак, на дрессировку которой можно забить. Они требуют постоянного воспитания, иначе станут сильнее хозяина.
Треплю собак по холкам.
– Тихо, тихо, спокойно. У нас гостья, ведите себя прилично, злодеи.
Обхожу машину и смотрю через боковое стекло на Мишель. У нее огромные глаза и испуганным взглядом она провожает крутящихся у моих ног хищников. Открываю ее дверцу и подаю руку.
– Не бойся. Без команды они ничего тебе не сделают. Если, конечно, ты не наставишь на меня пистолет или не попытаешься ударить. Тогда я за них не отвечаю. Бакс, Виста, сидеть! ― Поворачиваю голову и наблюдаю, как собаки покорно опускаются на задницы, продолжая нетерпеливо ерзать ими по земле. Им интересно познакомиться.
Помогаю Мишель выйти из машины, забираю с заднего сиденья сумку, маску и перчатки. Захлопываю дверцу и подхожу к Мишель.
– Тебе нужно дать им себя обнюхать, иначе они тебя могут покусать, если вдруг выйдешь. Бакс, Виста, ко мне, ― зову собак, они тут же срываются с места и подбегают, поглядывая на Мишель. Заглянув мне в глаза, как будто ища одобрения, собаки, не получив отказ, обнюхивают Мишель. ― Все хватит. Идем в дом, Мишель.
Кладу руку на ее поясницу, и она вздрагивает. Я должен извиниться за инцидент в лесу, но позже. Сейчас мне нужно просто уединиться, чтобы, как минимум, сбросить напряжение, которое так и блуждает до сих пор в моем теле, ища выхода. Не хочу повторения того ужаса, который чуть не натворил, так что придется по-другому.
Завожу Мишель в дом и, не давая осмотреться, веду к двери в подвал. Это единственная комната без окон, с одной дверью и запирающаяся на наружный засов. Все остальные можно легко открыть изнутри или выйти в окно, ни на одном здесь нет решеток. Завожу ее в подвал. По мере того, как мы спускаемся по лестнице, под ногами загорается свет. Включаю потолочный светильник, и Мишель осматривается. Пытаюсь увидеть помещение ее взглядом. В целом неплохо. Здесь я сделал не вычурный, но неплохой домашний кинотеатр. Диваны остались от прежнего хозяина, даже были обмотаны пленкой, которую не снимали после покупки. Я только навесил телевизор и поставил сбоку бильярдный стол. Здесь достаточно уютно и тепло, так что, думаю, Мишель не будет против такого заточения.
– Я скоро вернусь.
Разворачиваюсь, чтобы уйти, но она зовет меня, и я снова поворачиваюсь лицом к Мишель.
– Финн! Ты хочешь меня здесь оставить? ― Я пожимаю плечами. ― Я же сказала, что никому ничего не скажу.
–Прости, Мишель, я не могу тебя пока отпустить. И прости за то, что произошло в лесу. Я… ― чешу затылок. ― Я не должен был к тебе прикасаться. ― Она молча кусает губы и смотрит в сторону. ― Я скоро вернусь.
Разворачиваюсь и быстрым шагом покидаю подвал, запирая его на засов. Упираюсь лбом в дверь и закрываю глаза. Член требовательно пульсирует, снова наливаясь кровью. Неудовлетворенное желание дает о себе знать болезненными ощущениями. Я мог бы сказать, что это только адреналин, но тогда совру сам себе. Это Мишель. Ее молочно-белая грудь, упругая, нежная, со светло-розовыми сосками. Это ее киска с розовыми лепестками губок, и ее запах. Даже ее, блядь, рыдания, похожие на стоны. Поднимаю руку, которая побывала у нее между ног, и подношу ее к носу. Больной ублюдок. Извращенный мудак. Но я уже не могу остановиться. Слышу ее шаги в подвале, чувствую ее присутствие и сладкий запах ее киски. Поспешно расстегиваю второй рукой ширинку и быстро дрочу, сжимая член практически до боли. А ноздри широко раздуваются, вбирая в нос сладкий запах.
– Финн! ― слышу снизу, и это окончательно срывает мне тормоза. Ускоряю движение руки, едва сдерживая стоны. ― Финн! Пожалуйста!
И это жалобное «пожалуйста», глухо доносящееся до меня из-за двери, окончательно срывает крышу. Я лечу в бездну и, сука, ни о чем не жалею. Под закрытыми веками пляшут пятна, воображение рисует развратные картинки с Мишель в главной роли, а голос из подвала подгоняет мои фантазии, вынося их на новый уровень. Я кончаю жестко, едва удерживаясь на дрожащих ногах.
Я в ярости. На себя, на нее, на ситуацию. Меня раздражает сейчас все: моя сперма, стекающая по двери, ее голос из подвала, мои трясущиеся руки и ее запах на моих пальцах. Судорожно застегиваю ширинку, иду в туалет рядом, отматываю туалетную бумагу и, вернувшись к подвалу, стираю следы своей несдержанности. Ну что мне стоило накормить Мишель, устроить ее с удобством, и поехать к Камилле за своей порцией жесткого секса? Нет, мне надо было сделать все через задницу. Но нужно признать, разрядка немного прояснила мысли. Но вместе с ней, к сожалению, проснулась совесть, которая мне сейчас совершенно не к месту.
Возвращаюсь в туалет, с остервенением дважды мою руки с мылом. Нюхаю пальцы, убеждаясь, что смыл с себя ее запах. Иду в кухню, разогреваю нам с Мишель обед. Спускаюсь в подвал. Она лежит на диване, скрутившись в позу эмбриона. Ставлю поднос на столик перед диваном.
– Садись, нужно поесть.
– Я не голодна, ― отвечает тихо.
Я прячу лицо в ладонях и тру его недолго, а потом поворачиваюсь к ней.
– Слушай, мне жаль.
– Того, что ты меня тронул, или того, что я стала твоей пленницей?
– Ты не пленница.
– А кто? ― Садится, упершись ладонью в велюровую обшивку.
– Гостья.
– Тогда я могу уйти, когда пожелаю?
– Нет, ― отвечаю с грустью, качая головой. ― Я не такой представлял себе нашу встречу.
–А какой? Ты бы и меня убил?
– Не говори глупостей.
– Финн… ―дотрагивается до моего локтя, и я слегка вздрагиваю, меня как будто прошибает электричеством.
– Привыкай быть здесь. Прости, Мишель, но тебе действительно придется временно побыть моей гостьей. ― Намеренно выделяю последнее слово, потому что из-за «пленницы» чувство вины усиливается. ― Садись есть.
Она неохотно выпрямляется и спускает босые ноги на пол. Мимолетно замечаю бордовые ноготки, и эта деталь почему-то сильно врезается мне в память.
Глава 5
Бросаю одеяло, подушки и постельное белье на диван и тут же разворачиваюсь на выход.
– Ванная комната там, ―машу рукой в сторону белой двери. ― Скоро вернусь с ужином.
– Я не голодна, ― рычит Мишель мне в спину.
– Скоро вернусь, ― повторяю настойчиво. ― Выбери пока фильм.
– Фильм? Будем фильмы смотреть? А я думала, будет второй заход с изнасилованием.
С раздражением хлопаю дверью в подвал и резко дергаю засов, чтобы закрыть Мишель внизу. Бросаю в микроволновку ужин разогреваться, а сам кормлю собак. Пока они жадно набрасываются на корм во дворе у своего вольера, я осматриваюсь по сторонам. Стало жарко. Или это я так себя чувствую, потому что лицо и шея горят. Не от стыда, нет. От неудовлетворенного желания. Мне хочется свалить к Ками, но я не могу в первый день оставить Мишель саму. А если ей что-нибудь понадобится? Завтра нужно будет съездить в их с Малоуном дом, чтобы привезти ей вещи и что там еще потребуется.
Нехотя возвращаюсь в дом, достаю ужин из микроволновки, раскладываю по тарелкам. Беру из холодильника остатки салата и делю напополам, свежий делать мне лень. Прихватываю пару бутылок пива, ставлю все это на поднос и иду к подвалу. Спускаюсь, Мишель в комнате нет. За дверью ванной слышу всхлипы и шум воды. Мне бы стоило испытывать стыд и сожаление, отпустить ее, но я не могу. Где-то в глубине души я понимаю, что, если расскажу ей все, как есть, она не осудит и не сдаст меня. Но также я понимаю, что тогда больше никогда ее не увижу, она сбежит.
А потом в меня ударяет мысль: если у людей Маккензи я нахожусь в розыске, то они станут искать и ее, потому что мы ― единственные оставшиеся в живых. Маккензи ведь не в курсе, на что способна Мишель. А если он уже ее пасет? Я застываю, пораженный этой мыслью. Что, если я привел их в свое убежище? Адреналин возвращается, поджигая мои вены и заставляя кровь быстрее бежать по ним, и в ушах слышать только грохот. И мозг уже работает в усиленном режиме, выстраивая план, что делать дальше. Мне нужна ночная вылазка по окрестностям. Я не смогу спокойно уснуть, если не буду уверен, что все чисто. У меня хорошо защищенный дом, но это еще не гарантия безопасности, если сюда пожалуют ирландские головорезы.
Прерываю мысли и глубоко дышу, чтобы не вести себя снова, как сорвавшееся с цепи животное, когда Мишель выходит из ванной. Она поправляет завязанные в хвост волосы, перекидывая их на спину. И снова я замечаю мелкую деталь: ее волосы тяжелые, они с характерным хлестким звуком касаются ее спины. Странно, но это тоже возбуждает. Даже такая мелочь. Чувствую себя больным фетишистом. То пальцы ног, то волосы. Но все никак не могу охватить образ в целом, только мелкие детали, какие-то оттенки ее внешности. Возможно, сказывается моя нынешняя деятельность, которая научила меня подмечать незаметные на первый взгляд тонкости. Или то, что я скучал по Мишель. Действительно скучал. Сейчас мне хочется увидеть ее лучезарную улыбку и услышать кристальный смех. Но, боюсь, это мне будет доступно еще очень нескоро, с учетом сложившихся обстоятельств.
Ставлю тарелку сбоку от своей.
– Садись поешь.
– Я же сказала, что не хочу. ― Она останавливается в нескольких шагах от меня и обнимает себя за плечи. Бросает быстрый взгляд в сторону ступеней из подвала, и я качаю головой.
– Даже не думай в этом направлении, Мишель.
– Зачем я тебе? ― устало спрашивает она.
Я киваю ей на диван и на тарелку.
– Садись ешь, поговорим.
Она послушно устраивается рядом, берет тарелку. Я открываю оба пива и ставлю перед ней бутылку. Она делает несколько глотков, а я смотрю на ее губы. На то, как они обхватывают горлышко бутылки. Ох, не бутылку такие губы должны обхватывать. Тяжело сглатываю и отворачиваюсь, чтобы не развивать фантазию. Хотя что ее развивать? Еще четыре года назад в своих мечтах я уже раз тридцать кончил ей в рот. Черт! Пора это остановить.
Мы начинаем есть. Я быстро прокручиваю в голове то, что ей можно сказать, а что лучше утаить. Но пазл все никак не складывается. Ничего нельзя говорить, ради ее же безопасности. Но она вопросительно поглядывает на меня, ожидая ответов. Крепко сжимаю челюсти.
– Финн… ― нерешительно зовет она.
– Что? ― рявкаю, не сдержавшись.
– Там Дикси одна дома. Она старая. Питается по расписанию… Я…
– Я вечером заберу ее сюда.
– Спасибо, ― шепчет она, а потом снова начинает: ― Финн…
– Ладно, ― решительно заявляю, откладывая в сторону вилку. ― Я не могу рассказать тебе всего. Но кое-что все же озвучу, чтобы ты не видела во мне врага. ― Она отводит смущенный взгляд, и я с ужасом понимаю, что она уже сделала определенные выводы. Неправильные выводы. ― Посмотри на меня, Мишель. Ты меня боишься?
Мне важно услышать ее ответ. Но еще более важно знать, какие чувства она испытывает в данный момент. Потому что от этого зависит то, насколько комфортно ей будет рядом со мной. А мне хочется, чтобы было комфортно. Чтобы она могла расслабиться. Для этого ей нужно понять, что со мной она в безопасности и пребывает в моем доме не потому что я хочу ее обидеть, а потому что хочу защитить. Да, изначально я привез ее, потому что не знал, что делать со свидетелем. Но теперь мое единственное желание в отношении Мишель ― защитить.
– Немного, ― наконец отвечает она.
– Почему?
Она смотрит на меня, как на идиота, что, в принципе, логично.
– Потому что на моих глазах ты убил человека.
– На твоих глазах я выпустил пулю из снайперской винтовки. Ты не видела, что я убил человека.
На мгновение на ее лице мелькает сомнение, но тут же исчезает. Она кусает нижнюю губу и слегка хмурится. А потом ее взгляд проясняется, и она снова задирает подбородок.
– Но ты убил.
– Убил, ― спокойно подтверждаю я.
– Кем он был? ― тихо спрашивает она севшим голосом.
– Одним из тех, кто виновен в гибели моей семьи. ― Мишель ахает. ― Неужели ты думала, что я позволю этим подонкам продолжать топтать эту землю и наслаждаться жизнью, когда моя семья была убита таким ужасным образом? Мишель, я хочу, чтобы ты понимала. Я уже не тот хороший парень, которого ты знала. Я стал плохим. Меня вынудили им стать.
– Ты теперь такой же, как твой отец?
– Я теперь такой же, как все Фоули.
– Но я тоже Фоули и…
– Да, ― с улыбкой подтверждаю, ― но и моя мама не состояла в мафии, правда?
Мишель кивает. На ее губах появляется едва заметная улыбка. Но я улавливаю ее, она греет мое сердце и растапливает в нем лед.
– Не состояла. А Мал, как оказалось, состоял.
– С чего ты взяла? ― я хмурюсь. Потому что никто, кроме вовлеченных в это людей, не знал о том, что Малоун помогал мафии отмывать деньги.
Мишель посмотрела невидящим взглядом в пространство.
– Я ни с чего не взяла. Я точно знаю. Видела документы. А потом поговорила с Малом. Ему пришлось признаться.
– Вот почему вы ругались несколько недель до его смерти.
Мишель тяжело сглатывает и вытирает сбежавшую слезу.
– Да. Я говорила ему, Финн! ― внезапно она повышает голос, в нем появляются истерические нотки. ― Предупреждала! Говорила, что это плохо кончится. Но он меня не послушал. ― Она переводит взгляд на меня. Испуганный, затравленный и в то же время злой. ― Остановись. Они найдут тебя и тоже убьют. Я не могу потерять еще и тебя, Финн.
Повинуясь порыву, я резко смещаюсь на диване, хватаю Мишель за затылок и целую. Поедаю каждую ее эмоцию, впитываю и забираю себе каждый всхлип. И, черт возьми, это ощущается, как рай на Земле.
