Kitabı oku: «Я напишу твою смерть», sayfa 2

Глава 6

Если бы не приглушённый свет бордового торшера из магазина антиквариата, в просторной спальне с панорамными окнами царила бы абсолютная темнота. В кресле перед стеклом, которое начиналось от самого пола и являло изумительный вид на ночной город с высоты двадцатого этажа, развалился мужчина. У него на коленях устроилась полностью обнажённая блондинка. Она прижималась к нему всем телом и разве что не мурлыкала, пока он небрежно поглаживал ладонью её округлую грудь и время от времени теребил сосок.

– А ты сама-то как думаешь? Почему мои книги имеют такой успех? – прищурив глаза и склонив голову, спросил он.

– Потому что твои книги интересные, Эдди. Как же иначе.

– Ну а почему именно они такие интересные, ты когда-нибудь задумывалась?

– Потому что ты гений, – она с восторгом обхватила его голову руками и вплотную приблизила своё лицо к его сверкающим горячим огнём глазам.

– Нет, не поэтому. Точнее, не только поэтому.

– Так открой же мне свой секрет, дорогой, – возможно, ему показалось, но он уловил в её голосе нотки иронии.

Молчание. Глоток белого креплёного вина, привезённого из сентябрьской поездки в Порту.

– Итак, твои книги такие интересные, потому что… – подзадорила его она.

– Я всё это пережил на собственном опыте, – на одном выдохе выпалил писатель и как-то странно улыбнулся. Его призрачная улыбка отразилась в стекле окна и подкрасилась тусклым светом огней мегаполиса, сверкавших где-то далеко внизу.

– Всё? Что ты имеешь в виду?

– Ну, всё, о чём написано в моих книгах… так или иначе касалось меня самого. Знаешь, я не люблю что-то выдумывать. Разве можно писать о том, чего не испробовал на себе сам? Разумеется, нет! Иначе это будет лишь игра слов. Пусть виртуозная, но игра. А мне всегда хотелось правды. Даже если для этого придётся вывернуть себя наизнанку и заглянуть за грань, недоступную большинству людей…

– Эдди, ты меня пугаешь. Твои шутки…

– С чего ты взяла, что я шучу? – довольно резко произнёс он и с глухим звоном ударил бокалом о стеклянный круглый столик.

– Ну потому, что этого не может быть. В твоих романах так много всего намешано…

– Повторю ещё раз. Всё, о чём ты читала в моих книгах, я пропустил через себя, через свой опыт.

– Я тебе не верю. Это немыслимо. Это… Это же… Ты это серьёзно?!

– Если тебе что-то не нравится – я тебя здесь не держу.

Женщина соскочила с его колен и начала торопливо одеваться, нервно хлопая дверцами шкафов и размазывая по щекам злые слёзы. С минуту он молча смотрел на эту картину, внимательно и сосредоточенно, будто пытаясь запомнить каждый момент. Потом вдруг сорвался с места, подбежал к ней и обнял за плечи:

– Ну что ты, малыш. Постой. Я неудачно пошутил, а ты слишком серьёзно отнеслась к моим словам. Не будем из-за этого ссориться. Мы просто друг друга не поняли.

Она попыталась было возразить, но он заткнул её рот поцелуем и повалил на высокую круглую кровать.

Глава 7

«Ладно, всё. Хватит. Теперь поговорим без посторонних глаз. Только я и ты, дорогой читатель. Я пишу эти записи в своём тайном дневнике, который скрыт от внимания общественности. Здесь будет настоящее. Мои настоящие мемуары. Которые мои поклонники прочтут только после моей смерти – согласно моему завещанию. В этом что-то есть, не правда ли? Я уже обо всем позаботился. На случай, если я вдруг умру раньше, чем мне хотелось бы предполагать, в завещании указано, где лежит моя флешка с этими записями – и разрешение на их публикацию. Но только после моей смерти. Только после.

Мне многие завидуют. Как вам это удалось – восклицают одни. Вы – гений современной литературы – вторят им другие. Обо мне говорят, это да. Но только те, кто мнит себя принадлежащим к так называемой богеме и «высокому искусству». Какая чепуха! Разве это – та самая слава, та самая фортуна, за благосклонность которой миллионы людей готовы поступиться своими принципами и вообще всем, что у них есть? Я хочу большего. Я достоин большего. Я хочу, чтобы моё имя было на слуху не только у любителей провести пару вечерков в неделю с книжкой, стараясь оторваться от гнетущей реальности и хоть ненадолго забыться, заменяя выдуманными историями вино, секс и все прочие куда более приятные способы забвения… Хочу, чтобы обо мне узнали всё. Даже если меня уже не будет в этой реальности.

Что толку строить нагромождения из воздушных замков и сокровенных сюжетов, расплёскивать капли дорогого 30-летнего вина в надоевшей и унылой повседневности, пытаясь докричаться до тех, кто всё равно тебя не поймёт или извратит каждое твоё слово? Сам не знаю. Амбиции? Честолюбие? Пожалуй. У кого-то есть заоблачные цели нахватать с неба звёзд, у меня же всё гораздо проще – мне нужна известность. Я хочу, чтобы моё имя зазвучало на всю страну, а потом – и на весь мир. И никак иначе. Поэтому всеми силами я буду приближать сие событие, шагая вперёд по своему отнюдь не усеянному розами пути.

Со времен ранней юности я точно знал, что стану знаменитым писателем. Я не лелеял эту мечту долгими бессонными ночами в ожидании вдохновения – у меня вообще не было такой мечты, у меня были планы. Что, согласитесь, гораздо практичнее и даёт больший результат. Поэтому, когда мой издатель позвонил мне и сообщил, что второй тираж моей книги целиком раскуплен, и мы будем выпускать третий – я ничуть не удивился и даже почти не обрадовался. Я не скакал как сумасшедший по комнате, не бросался к издателю в объятия и не воздавал горячих благодарностей небесам. Лишь со спокойным удовлетворением я отмечал, что мой план начинает реализовываться.

Ведь сие событие абсолютно справедливо: всю свою сознательную жизнь я целиком и полностью отдавал себя литературе, я препарировал это искусство, изучая его изнутри и снаружи; я играл словами и разбрасывал их вокруг себя, чтобы потом раз за разом собирать обратно, складывать в мозаику прозы и склеивать, как осколки дорогой и редкой амфоры античных времен краснофигурного стиля вазописи».

Писатель Гудвин

Глава 8

Стрелка на изысканных настенных часах в кованой оправе из хитрого сплетения виноградных лоз замерла на цифре пять. И вроде ещё не вечер, а за окном уже зажглись холодные лампочки фонарей. Начало ноября.

Ноябрь отсекает всё лишнее, наносное, убирает все краски и предстает перед нами полностью обнажённым, во всей своей откровенной честности и прямоте. Этот месяц прекрасен именно своим упадком. Романтика декаданса, блёклые до пронзительной прозрачности тона, высокое, тоже абсолютно прозрачное небо, полное отсутствие цвета и эта всепоглощающая, такая уютная и тёплая темнота.

Эдвард надел старые джинсы, бережно провёл ладонью по рукаву своего дорогого чёрного пальто, на секунду задумался, отвернулся, вытащил из глубин шкафа самую простенькую куртку и нырнул в эту темноту улицы.

Он не помнил, как добрался до конечной станции метро, и очнулся от своих мыслей только в электричке, которая неспешно перемещала его в пространстве и времени – в ближайшие пригороды Петербурга. Эдвард сидел, смотрел на усталых людей, направляющихся с работы домой, и кусал губы. Время от времени он принимался исступлённо грызть пальцы, но, перехватив случайный взгляд кого-нибудь из пассажиров, тут же убирал руки ото рта и несколько смущённо утыкался глазами в грязное стекло.

На ватных ногах он вышел из вагона в одном из тихих посёлков, которых так много разбросано вокруг большого города. На перроне было совсем пусто, лишь двое дедушек бомжеватого вида распивали на лавочке под фонарём бутыль дешёвой водки. Ветер, дежурно таскавший по всей платформе пакеты и бумажки, вдруг воодушевился и яростно набросился на пластиковую бутылку, вступив с ней в битву и не успокоившись, пока ему не удалось, наконец, швырнуть её на рельсы вслед уходящему поезду.

Эдвард замешкался было, растерянно глядя на лестницу, ведущую с платформы. Он передёрнул плечами и поднял повыше воротник куртки. Нервно взглянул на часы. Ближайшая электричка обратно до Петербурга подойдёт через каких-то двадцать минут. Быть может, подождать и вернуться? Но с самого начала глубоко внутри себя он знал, что не вернётся. Пока не исполнит то, зачем приехал.

Проходили минуты, а он всё стоял, вцепившись подошвами ботинок в платформу, как в спасительный островок среди моря, полного голодных акул, и курил одну сигарету за другой. Потом, словно внезапно рассердившись, швырнул окурок в урну, промазал, прищурил глаза, скривил губы и быстрыми шагами решительно направился в полутёмный посёлок.

Найти подходящее место оказалось не так-то просто. Он слонялся от одного магазина к другому, но не видел того, зачем сюда приехал. «Слишком рано ещё», – раздражённо пробормотал писатель, бросив взгляд на часы и обнаружив там цифру семь. – «Неужели придётся торчать здесь до ночи?». С трудом отыскав кафе, он взял себе пива и уселся за столик.

С брезгливым любопытством Эдвард изучал шатающиеся столики и стулья, дешёвую протёртую клеёнку, пыльные заштопанные занавески и пышную грудь барменши, любезно протянувшей ему пачку сухариков в подарок к пиву. Барменша была на удивление вульгарной: толстая и неповоротливая, она отчаянно старалась выглядеть лучше и моложе своих лет, для чего щедро малевала губы ярко-бордовой помадой, а глаза – синими тенями. Пиво, разумеется, тоже оказалось на редкость гадким: выдохшееся, как будто разбавленное водой, в пластиковом стакане; но, тем не менее, писатель быстро залил его в себя и взял ещё одну порцию.

Ничего не происходило. Кафе пустовало. Просидев почти час, он так и остался единственным посетителем. Уже разочаровавшись было в своей затее, писатель махнул рукой и поднялся из-за стола, как дверь вдруг отворилась, и внутрь ввалились двое подвыпивших мужиков: «Маринка, зайчонок, привет! Нам как обычно!», с подозрением покосились на Эдварда, отвернулись и развалились на стульях.

– А я ему такой – Михалыч, ты осёл? Да, бл…, так и сказал! – ударил кулаком по столу тот, что помоложе, в чёрной шапке и грязном ватнике. Его лицо было сплошь усеяно красными точками, пятнами и ямками, словно он только что переболел оспой. – Я перед этой свиньёй унижаться не собираюсь! Пошёл он…! Прораб хренов, молоток в руках в жизни не держал, а туда же…!

– Остынь, Санёк, – ткнул его кулаком в плечо старший товарищ, широкоплечий амбал с густыми бровями и маленькими бегающими глазками, – Без работы останешься, тебя твоя даже на порог не пустит!

– Да ёж твою медь, Митяй, ты…

«Пора!» – решился писатель, резко встал из-за стола и подошёл к их столику. Мужики непонимающе уставились на него; Санёк агрессивно прищурился:

– Тебе ещё чего надо?

В ответ на это писатель молча протянул руку, взял его стакан с пивом, медленно поднял и вылил ему на голову. Санёк был настолько шокирован столь внезапной наглостью, что забыл все ругательства, которые знал, и только тупо моргал глазами, уставившись на незнакомца. С его носа капало пиво.

– Немедленно извинитесь перед дамой за то, что ругались в её присутствии, – Эдвард обернулся на побелевшую барменшу, которая с ужасом таращилась на него.

Мужики постепенно приходили в себя.

– Ах ты, интеллигент паршивый! – Митяй схватил писателя за грудки, как пушинку приподнял над полом и отшвырнул от себя. – Вали отсюда, пока цел.

– Нет, обожди! – подскочил Санёк. – Я тоже хочу за базар ему объяснить!

Однако прежде чем тот успел что-то предпринять, писатель поднялся на ноги и вдруг заехал ему кулаком по носу. Удар прошёлся по касательной и получился слишком слабым. Через секунду Эдвард уже валялся на полу под градом из кулаков и ударов, пытаясь закрыть руками голову, а локтями – рёбра. Мужикам надоело махать руками, и они принялись с воодушевлением пинать его ногами, матерясь и харкая на пол.

Барменша спряталась за стойкой и только тихо повизгивала:

– Ребята! Аккуратнее!! Не прибейте его случайно! Мне только трупа здесь не хватало!!

Наконец мужики успокоились, оставили его в покое и уселись обратно за столик. Митяй благодушно улыбнулся барменше и потребовал ещё пива. Писатель ползал по грязному линолеуму, делая слабые попытки подняться и сплёвывая кровь. Наконец он встал на четвереньки, но тут же согнулся и со стоном схватился рукой за живот. Его вытошнило. Митяй с отвращением поморщился, Санёк рассмеялся.

– Ладно, Сань, – широкоплечий залпом выпил своё пиво и дёрнул его за рукав, – Пора валить отсюда. Вдруг чего. Мне проблемы не нужны.

Тот было хотел ему возразить, но всё-таки послушался товарища и направился следом к выходу, переступив через избитого незнакомца и пнув его в бок на прощание.

– Что же это… Ой, Господи Иисусе! Совсем рехнулся? – подбежала к Эдварду женщина, – Нарываешься зачем? Ты как вообще, живой?

– Всё в порядке, спасибо, – поднял голову писатель и посмотрел на неё исподлобья. Женщина запричитала, глядя на его залитое кровью, распухшее лицо.

– Я тебя прошу, уходи отсюда! Не вздумай только полицию вызывать или ещё чего! Пойдём, пойдём, я тебя провожу. Ты как, идти можешь? На вот, выпей воды. Держи салфетки, кровь с лица сотри. Хочешь, Скорую вызову? Только не сюда, а к соседнему дому! Нет? Ну тогда сам давай как-нибудь…

Не замолкая ни на секунду, барменша прыгала вокруг него, помогала встать на ноги и, поддерживая за плечи, вела к двери. Эдвард буквально вывалился в темноту, стараясь справиться с головокружением и новым приступом тошноты. Он отполз в сторону, продышался, достал из кармана чудом уцелевший мобильник и вызвал такси.

Через час с небольшим он уже был дома. Красивая блондинка в чёрном шёлковом халатике на голое тело вскрикнула от неожиданности, едва её мужчина, слегка пошатываясь, вошёл в прихожую:

– Эдди, что с тобой?!

Он медленно сполз по стенке на пол и попытался ей улыбнуться:

– Всё в порядке, малыш, не волнуйся. Просто слегка подрался.

– Боже, ты же весь в крови и грязи!! Что случилось? Ты вызвал полицию? А Скорую? Тебе надо в больницу! – девушка уселась на пол рядом с ним и схватилась за телефон.

– Даже не думай! – резко крикнул мужчина, но тут же смягчился и нежно провёл пальцами по её щеке, – Амели, всё хорошо. Ну с кем не бывает. Обычная потасовка. Пропустил пару ударов по лицу. Но не сомневайся, им досталось не меньше.

– Им? Кому – им? Их было несколько? – испуганно всхлипнула блондинка.

– Да, их было двое. Так, обычные алкаши. Они напали на девушку, я за неё заступился.

Эдвард с удовольствием отметил восхищение, которое вспыхнуло в её глазах, и попытался как можно более равнодушно пожать плечами. Это движение причинило ему сильную боль. «Твою мать, только бы рёбра оказались целы!» – с досадой подумал он и полностью отдался ласковым рукам Амелии. Он позволил проводить себя в спальню, раздеть и уложить в постель. Девушка протирала его лицо и тело влажным полотенцем, трогательно ужасалась, заметив очередной синяк или кровоподтёк, и обрабатывала раны всем, что она только сумела отыскать в домашней аптечке: перекисью водорода, хлоргексидином, зелёнкой, какой-то мазью… Параллельно она забрасывала возлюбленного десятками вопросов: «Что за девушка? Где это случилось? Как ты с ними справился?».

Писатель отвечал коротко и просто, но с большим достоинством. Мол, решил выпить в баре стаканчик пива, поразмышлять над новой книгой. Вышел покурить. Увидел, как двое пьяных мужчин тащат девушку к машине. Ввязался в драку. Против двоих пришлось трудно, но он держался. Тут подоспела подмога из бара. Негодяев скрутили и вызвали полицию. Ну а он, чтобы избавить себя от лишних расспросов, быстренько сбежал оттуда.

«Знаешь, я даже рад. Получил новый опыт. Для меня как для писателя это бесценно. Что? Я – герой? Написали бы об этом в интернете? Да брось! Мне только очередной хвалебной статейки от журналистов не доставало. Да и девушка эта ко мне привязалась с благодарностями. Вот я и сбежал – сразу к тебе. Чтобы ты не ревновала».

Амелия, закончив обрабатывать раны и не в силах скрыть восторг, принесла бутылку виски, разлила по стаканам, выпила залпом свою порцию и закурила. Писатель, слегка усмехаясь, наблюдал за ней. Виски обжёг его разбитые в кровь губы, зато притупил боль, которая крепко обнимала всё его тело.

– Амели, малыш. Ты меня просто спасла, оживила, привела в чувство! Что бы я без тебя делал.

Она наклонилась к его губам и, едва касаясь, поцеловала их, через секунду он ощутил жаркое дыхание на своей шее, её язычок отправился в путешествие по его груди, потом она прикусила внутреннюю поверхность бедра и, наконец, добралась до пункта назначения. Эдвард шумно выдохнул и блаженно прикрыл глаза.

Вообще-то её звали Людмила. Но сокращение «Люда» казалось её возлюбленному слишком мещанским и даже пошлым, о чём он, не слишком церемонясь, открыто ей заявил. Поэтому с первого же дня знакомства он называл её Милой, а чуть позже почему-то трансформировал Милу в Амелию или просто Амели. Она сперва раздражалась и игнорировала его, когда слышала это новое, чужое для неё имя, но затем рассудила, что в этом есть какая-то изюминка. Эдвард и Люда – так себе звучит. А вот Эдвард и Амелия – совсем другое дело. Если они когда-нибудь поженятся, журналисты обязательно напишут об этом, а поклонницы писателя начнут кусать губы от злости и страстно завидовать ей. Поэтому всё должно быть красиво и максимально поэтично, и имена здесь играют совсем немаловажную роль.

Глава 9

«На контрасте с тёмно-синими мазками «Звёздной ночи» Ван Гога глаза моей возлюбленной сияют, как холодные бледно-голубые луны, а её губы нежны и горячи. Я сижу в кожаном кресле перед огромным панорамным окном, она сидит у меня на коленях и слушает мои истории. На барной стойке стоит открытая бутылка коллекционного шампанского, и ночь обещает быть долгой и приятной.

Теперь я знаю, что чувствует человек, когда его бьют по лицу. С детства я, надо полагать, был любимчиком Фортуны, раз меня ни разу не били и вообще никоим образом не обижали. Зато теперь мне представился прекрасный случай это узнать. Здесь мало приятного, скажу я вам. Прошло уже два дня, а боль меня не отпускает. Больно шевелиться, больно умываться. Лицо горит, всё тело ноет. Но тогда, в момент драки, я не чувствовал боли. Я весь превратился в чистый адреналин и кураж. Я не помнил себя и думал лишь о том, что должен одолеть своих противников. Ведь я защищал девушку; никто не знает, что сделали бы с ней эти подонки, если бы им удалось затащить её в машину, но я им слегка помешал. Я…».

Писатель Гудвин

Глава 10

Эдвард, ругаясь так, что стоящий на столе папоротник начал сбрасывать свои листочки, хлопнул крышкой ноутбука. Тусклое ноябрьское солнце редкими и робкими лучами коснулось его лица; писатель сделал глоток остывшего кофе и набрал на телефоне фразу «ремонт компьютера».

– Так… Это фирма. Это фирма. И это фирма. Не люблю я это. Мне нужны люди, – бормотал Эдвард, уткнувшись в экран, – Ага! Вот. Компьютерный мастер. Владимир Сорокин. 39 положительных отзывов. Прекрасно. Он-то и починит мне ноутбук.

Через три часа на пороге показался высокий молодой человек лет двадцати шести, с короткими светлыми волосами и небольшой бородкой. Одет он был самым обычным образом, в толстовку и джинсы. Ноутбук писателя он починил довольно скоро и взял с него неожиданно маленькие деньги.

– Странный вы человек, Владимир, – удивился Эдвард, когда мастер дважды повторил ему свою цену, – Это ниже среднего ценника. Я сравнивал на разных сайтах. Вы работаете сами на себя?

– Скорее подрабатываю, – слегка улыбнувшись, пояснил парень, – И не хочу заламывать цену. Ведь я починил ваш ноут за каких-то пятнадцать минут.

– Да, но ведь в наше время платят не за время, а за результат! – возразил писатель.

– И тем не менее.

Мастер поднялся, давая понять, что разговор окончен, однако Эдварду вдруг стало слишком любопытно.

– Уж не считаете ли вы, что деньги – это вселенское зло? – весело спросил он.

– Нет, но я не гонюсь за ними. Мне хватает. У меня есть основная работа кроме этой, – спокойно ответил Владимир, рассматривая «Звёздную ночь» Ван Гога, занимавшую большую часть стены гостиной, – И мне глубоко противна нынешняя эпоха капитализма, где каждый изо всех сил старается продать себя подороже.

– Да вы идеалист, Володя! – воскликнул писатель, – А вот представьте на секунду… Мой компьютер сломался, а я вам сказал, что там хранятся очень важные для меня документы. И что я за них готов что угодно отдать, готов заплатить вам любую цену, лишь бы вы их восстановили… И вот вы берёте ноутбук и обнаруживаете, что проблема совсем пустяковая, и вы в два счёта почините его! Однако… это не будет представлять столь большой ценности в глазах клиента. А если вы возьмёте его домой и будете чинить неделю, а потом, наконец, возвратите его мне, затребовав довольно большую сумму… то я, разумеется, вздохну с облегчением и с радостью её заплачу! Неужели вы и в таком случае не поддадитесь соблазну? И почините его сразу же? И снова назовёте вашу смешную цену?

– Да, – коротко ответил мастер и накинул на голову капюшон.

Прощаясь, Эдвард несколько пристальнее, чем этого требовала стандартная вежливость, вглядывался в лицо молодого человека.