Двери открываются

Уля подобрала кружку и задумчиво взвесила ее на ладони. Рыночное качество может и не выдержать удара. И вдруг на первом этаже снова закончились пластиковые стаканчики?

Что ж. Тогда юбка.

Уля снова поставила кружку на пол и отодвинула в угол от греха подальше. Взялась за пуговичку на боку и поймала пустоту. Вспомнила, что та давно отлетела, – Уля постоянно забывала пришить новую.

Замок не поддавался. Уля нахмурилась, пару раз безуспешно дернула собачку. Перевела дух. Прислонилась к стене с поручнем и гневно глянула на дразнящие створки.

– Думаете, вы такие всемогущие и неповторимые? – Уля снова схватилась за замок. – А вот и… нет!

На последнем слове Уля дернула собачку особенно сильно, и та осталась в руках.

– Блин, – почти прошипела Уля и бездумно выкинула ее на пол. Собачка угодила прямо в кружку и зазвенела. Уля подпрыгнула.

В то же мгновение лифт легонько затормозил. И со скрежетом, которого они никогда не производили прежде, двери его открылись.

Глава 3

Уля этого не ожидала.

Она много чего ожидала от своей жизни, о чем в один прекрасный выпускной день написала в письме самой себе. Письмо это ей выдали на очередной встрече выпускников через пять лет. Некоторые выходили и читали о своих наивных мечтах у доски. Уля этого, конечно, не сделала. Из ее письма, как и из многих других, выпало будущее, которое никогда не наступит. Или нет, не выпало – выпрыгнуло, хохоча и с надеждой спрашивая: «Ну как, получилось? Мы с тобой наконец счастливы?»

Что толку зачитывать это письмо перед всеми? В нем то же великое множество «надеюсь», те же глупые юношеские порывы, которые еще не сравняла с землей реальность. Правда о том, что следование правилам не приведет тебя к счастливому концу. Ведь ты можешь быть сколь угодно «хорошим», но не потому, что сам так решил, а потому, что от тебя этого ждут. Да и «хороший» не зря в кавычках: когда вдруг понимаешь, что мир куда сложнее и больше, чем тебе казалось, мыслить без полутонов становится невозможно. Как и считать, что счастливый конец – то, чего стоит ждать.

Тогда все только начиналось, и перед Улей были сотни выборов, сотни осознаний и сотни путей. И один из них (а, может, и несколько) привели ее в этот лифт.

Уля признала лифт лифтом, зная: стоит что-то назвать, позволить ему обрести форму, и с ним становится легче бороться. Это работало в фильмах ужасов: неизвестность превращалась во что-то осязаемое или хотя бы видимое, герои еще какое-то время не понимали, что попали во второй акт, но зрители уже скучающе отрывались от экранов. Сравнивали фильм с книгой, на которой он основан, силились вспомнить, насколько книжная неизвестность была лучше экранной. Наверное, хотя бы тем, что представить ее было чуточку сложнее.

Лифт все еще был Улиной неизвестностью, но она начала познавать его. Лепить его форму, чтобы перестать бояться и докопаться в конечном итоге до правды. Жаль, телефон ее остался в офисе: вряд ли она отыщет где-то по дороге библиотеку.

Уля уже представляла, как выбирается на крышу, как тот знаменитый саентолог, только без страховки. И совсем не ожидала, что лифт остановится.

Створки скрежетали так, словно Уля была не в новеньком офисном здании, а в своем старом, тридцатилетнем доме. Может, вот это ей как раз и снилось? Сон внутри сна, как в том, другом фильме с дикими трюками, где, чтобы проснуться, иногда нужно было обуздать гравитацию? Судя по всему, совсем не ее случай. Хотя… тогда ведь понятно, почему щипок ни к чему не привел? По спине пробежал холодок: Уля представила себя с кучей трубок вокруг, то ли в коме, то ли в самом глубоком в мире сне, в который ее отправили недруги. Но разве у Ули были такие?

Тем временем в лифт зашла женщина, подождала, пока створки за ней плотно закроются, повернулась к панели и нажала на одну из кнопок. Уля даже не успела увидеть, на какую именно: слишком старательно сдерживала порыв ткнуть незнакомку в плечо. Просто чтобы удостовериться, что та настоящая. Из плоти и крови. Хотя сквозь офисный костюм-тройку это ведь довольно сложно определить? С тем же успехом под одеждой могут скрываться металл, пружины и процессоры. И Уля этого ни за что не поймет.

Она буравила взглядом затылок попутчицы – как еще назвать того, с кем едешь в офисном лифте? Пальцы сжали кружку с такой силой, что любая другая давно бы раскололась. Но эта была особенной – подарок на день-не-рождения, почти дружеская шутка, купленная в сквере с какого-то лотка под бюстом Лермонтова и потому почти неуничтожимая.

Ее друзья частенько называли так случайные подарки – подарки на дни-не-рожденья. Когда-то их было много – и друзей, и подарков, – и все это осталось в залитом солнцем прошлом, из которого память вымарала все плохое, подсветив все хорошее. Тот день отпечатался в голове идеальной осенней открыткой: теплый конец сентября, багрово-желтый пожар листьев, ласковый ветер в волосах… Они забрели на ярмарку, разложившуюся в сквере, просто так, между делом. Бродили среди лотков, примеряли вязаные шарфы, умилялись плюшевым поделкам… Белая кружка сразу привлекла Улино внимание: она стояла в дальних рядах, задвинутая всеми остальными – веселыми, яркими, странными. В белой кружке не было ничего особенного – кроме, конечно, того, что ее сделали руками и второй такой не найдешь и во всем свете. Уля выбрала ее, потому что хотела верить в новые начала. Белая кружка, чистый лист.

Незнакомка была высокой. То есть печальная реальность была такова, что большинство людей возвышалось над Улей, но эта была в самом деле высокой. Уля смотрела на нее снизу вверх и чувствовала себя как за каменной стеной. Что для ситуации, в которой она оказалась, было довольно странным. Даже без всякого летящего прямо в ад лифта. Или куда он там летел. То есть спускался.

Женщина поводила широкими плечами, словно нелепый фиолетово-зеленый пиджак ей жал. Потом почесала локоть, и Уля заметила на ткани кожаные заплатки с таким же узором, как на костюме. Интересно, если достаточно долго смотреть на эти завихрения, то свалишься в обморок? Услышишь щелчок гипнотизера и вдруг начнешь считать себя кроликом? Хотя кому вообще в голову взбредет гипнотизировать людей таким образом? И что… что, если это тоже часть сна? Приманка, чтобы разговорить Улю и выведать все ее секреты? Но кто и что хочет о ней узнать? Ох, может, за всем стоят те недобросовестные строители? О статье про которых она даже и подумать не могла?

Уля одернула себя – ну что за глупости! Сны внутри сна второго уровня и вот это вот все… Лучше сосредоточиться на том, что Уля могла сделать, а не хвататься за чужую придумку, объясняя все с ее помощью. К тому же, если Уля в самом деле стала жертвой ныряльщиков по снам, то профессионализмом тут и не пахнет. Она заметила, что что-то не так. Поняла, что лифт не желает останавливаться. А ведь это было главной задачей команды: не дать цели понять, что она находится во сне.

Может, ее новую соседку прислали, чтобы успокоить Улю? Но та даже не попыталась с ней заговорить. Ха. Даже не попыталась?

Уля переступила с ноги на ногу. Сделала шажок влево. А потом еще один, поближе к панели. Чуть вытянула вперед руку.

Незнакомка не повернулась. Даже, кажется, взгляда не скосила. Уля пошевелила пальцами и вытянула руку еще сильнее. Подумала помахать ей, но женщина вдруг разочарованно вздохнула и чуть приподняла плечи.

– Все так ужасно, да?

Уля, которая все еще не до конца верила, что двери лифта открылись, а она даже не попыталась выйти, вздрогнула. В воздухе повисло напряжение. У Ули вспотели ладони, и она поспешно вытерла одну из них о юбку, а потом переложила в нее кружку и вытерла вторую руку.

– Ох, значит, все действительно настолько плохо. – Плечи женщины поднялись еще выше, и Уля чуть не фыркнула: незнакомка пыталась съежиться, и с ее ростом это было в какой-то степени впечатляюще. – Я так и думала. Так и думала.

Она тряхнула головой, и пара черных с проседью кудрей выбилась из прически.

– Я могла бы догадаться, что все испорчу! – К ужасу Ули, плечи незнакомки затряслись, словно от беззвучных рыданий.

Сейчас она была бы даже не против, если бы женщина ее не видела. Пусть это и означало бы, что сама Уля либо превратилась в призрака, либо была электрическим импульсом в умирающем мозгу, либо… либо что-то еще такое же депрессивное.

Что вообще нужно делать в подобных случаях? Почти все внутри Ули велело ей подать голос и, может, успокаивающе похлопать незнакомку по плечу. Впрочем, прикасаться к человеку, не спросив разрешения, все-таки дурной тон. Что Уля чувствовала бы на месте этой женщины? Скорее всего, ненавидела бы себя за то, что кто-то увидел ее в таком состоянии. Ей бы определенно хотелось провалиться сквозь землю. В бесконечность лифтовой шахты. В адское пламя, или что там их ждало?

А может… может, незнакомка хотя бы знает, где они находятся?

Коридор за створками вроде бы выглядел таким же, как и все остальные офисные коридоры. Значит, оставалась вероятность, что проблема не в лифте, а в самой Уле. Но все-таки…

Она открыла рот, но так и не придумала, что сказать первым. Наверное, не стоило вываливать все сразу, не то ее примут за сумасшедшую. Или наоборот, если она начнет издалека… Что ж, была ни была.

– Говорила мне Женя, подумай, а потом подумай еще раз, проговори все перед зеркалом. И улыбайся, улыбайся, черт возьми!

Уля не успела: из уст незнакомки вырывался, кажется, целый монолог. Она резко повернулась к Уле – странно, что кабина лифта не качнулась, – и улыбнулась. Вымученно, так, словно это ее третья улыбка в жизни. Словно ее мышцы для этого не предназначены. Словно она нацепила чужое лицо и никак не может к нему привыкнуть.

Уля так и застыла с приоткрытым ртом и расширившимися глазами. Все, что она перечислила, могло оказаться правдой. Любая ужасная глупость, любой глупый ужас. Она почти улыбнулась в ответ, но замерла: вдруг незнакомка решит, что Улина улыбка подойдет ей лучше? Вдруг украдет и ее лицо? Свободная рука сама взлетела вверх: Уля спешно пощупала кожу (на месте!). Она дорожила своим лицом. Пусть в прежние времена оно вызывало у нее почти ненависть и было причиной нескольких стаканов юношеских слез, но Уля к нему привыкла. Научилась его ценить, в конце концов.

Улыбка незнакомки исчезла, уголки рта поползли вниз.

– Так и знала.

Она выпрямила спину, и Уля вдруг поняла, что прежде незнакомка еще и пригибалась, чтоб ее улыбку легче было рассмотреть. Теперь она словно стала еще выше, превратилась в гору, попирающую небеса. В Атласа, на чьи плечи легла какая-то невыразимая проблема.

– Так и знала, горе мне, горе. – Женщина вытащила из правого рукава белый кружевной платочек и с чувством в него высморкалась.

Уля опустила руку и схватилась за кружку всеми пальцами. Если что, у нее есть хоть какое-то оружие.

– Вот скажите, только честно! – Женщина всхлипнула, утерла уголок глаза и запихала платочек обратно в рукав. – Шляпка – это чересчур?

Уля слегка нахмурилась. Ей многое казалось чересчур: и непонятный костюм-тройка, от которого невозможно было отвести слезившихся глаз, и пластиковая улыбка, и… невидимая ее взгляду шляпка, наверное, тоже. Уля привстала на цыпочки. Женщина заметила это и опустила голову. Ее щек, покрытых легкой сетью морщин, коснулся румянец.

Казалось, в черно-белой прическе запуталась причудливая птица. А птицу придавило огромными часами, похожими на те, что таскал с собой Белый Кролик, причитая: «Я опаздываю, я опаздываю!» Из-под золотистого циферблата торчало – раз, два, три… – шесть крошечных крылышек, до мурашек похожих на настоящие. Уля понадеялась, что ни одна птица ради этого модного чуда не пострадала.

– Мило, – выдавила из себя Уля, чтобы заполнить повисшую тишину.

Незнакомка подняла голову, посмотрела Уле прямо в глаза и притопнула ногой.

– Ну вот, так и знала!

– Я не… Я ничего такого… – начала было Уля, но женщина еще не закончила.

– Я так замучилась с этими крыльями, лепила их три недели, печка сломалась, и пришлось варить их прямо в кастрюле, словно я варвар какой! – Она замотала головой, и выбившиеся из прически локоны закачались, как маятники.

Улю даже не замутило. Странно. Она-то была почти уверена, что в сочетании с фиолетово-зеленым костюмом это будет почти смертельным трюком.

Незнакомка нахмурилась, а потом вдруг хихикнула, и на ее лице расцвела вполне обычная улыбка. Почти не пугающая.

– Варить… варвар… – повторила она и снова легонько прыснула.

Значит, версию о похитительнице лиц можно было вычеркивать. Скорее всего.

– Вы… сами их сделали? – спросила Уля, не успев сдержать удивление.

Она и сама любила работать руками, но золотыми их назвать было нельзя. И серебряными тоже. На труде и на изо она выезжала только за счет необычного подхода, а вот с техникой были знатные проблемы. Именно поэтому она впала в свою первую в жизни истерику – из-за двойки по черчению. А ведь она рисовала буквы для половины класса! Если подумать, та ее истерика немного походила на нынешнюю. Уля быстро распалялась и так же быстро успокаивалась. Но последствия всплывали позже – в самый неожиданный и для окружающих, и для Ули момент. Приятного в этом было мало. Как и в том, что Уля, судя по всему, ничуть за это время не изменилась.

– Только крылья. – Женщина снова слегка склонила голову, и золоченый циферблат блеснул в свете лифтовых ламп. – Часы и шляпку нашла в старом бабушкином сундуке. Чего только не кроется в этих старых сундуках.

– И сервантах, – радостно продолжила Уля.

– Именно так! – закивала незнакомка.

Снова повисла тишина, но уже не настолько неловкая.

– В таком случае, думаю, не все так уж и ужасно, – проговорила Уля и сама этому удивилась. Она ведь даже не знала, что незнакомка имела в виду!

Но та вдруг чуть поджала губы, а потом задумчиво протянула:

– Может, так и есть.

– Вы сюда зачем? На интервью? – попыталась угадать Уля.

Иногда людей приглашали в редакцию, и за время работы тут Уля видела уже много странных личностей. Не в таких впечатляющих костюмах. Не таких высоких. И совершенно точно не с такими навыками рукоделия. Но все же. Например, однажды к редактору раздела садоводства прошагала девушка, которую иначе как Персефоной назвать было нельзя: с пшеницей в волосах, в платье, похожем на цветную тогу с украшениями. Уля тогда пожалела, что в холодильнике нет гранатов: было бы интересно посмотреть на реакцию гостьи. А почти в самом начале карьеры Уле пришлось сопровождать тракториста, который травил байки все время, что они поднимались на двенадцатый этаж, – пешком, потому что с лифтом были проблемы. Так Уля узнала о потрясающем путешествии по полям, которое тракторист затеял с другом, чтобы обмыть премию. Наградили их за то, что они ни разу не садились за руль пьяными. Что, конечно, изменилось в тот же вечер, стоило им доехать до соседней деревни и раздобыть бутылку.

Женщина кивнула и сцепила руки в замочек. Уля невольно опустила взгляд: пальцы у мастерицы-на-все-руки были длинные и узловатые, чуть более морщинистые, чем лицо. По ним можно было легко изучить анатомию кисти.

– Тогда всё в порядке. Вы им понравитесь, зуб даю. – Уля улыбнулась и с удивлением поняла, что расслабилась.

– Можно обойтись без зуба, – заверила незнакомка, и Уля рассмеялась. Впервые за все то время, что болталась в лифте, между небом и землей. Надо же.

Женщина тоже улыбнулась, еще шире, чем прежде, и Уля махнула в ее сторону кружкой.

– Вот так и улыбайтесь! Без всяких репетиций! Вспоминайте про зубы, и всё.

Незнакомка коснулась пальцами уголков своего рта и заправила за ухо мешающуюся прядь. Глаза ее засияли.

– Спасибо вам! Я так волновалась, а вы… вы прямо волшебница!

– Все волнуются перед интервью, это нормально. – Уля пожала плечами.

– Но не перед такими! – Женщина заговорщицки понизила голос. – Перед такими нельзя волноваться. Мне кажется, они это сразу почуют и развернут меня до того, как я и слово успею сказать.

Уля нахмурилась. Для какого вообще материала ее пригласили? Оставалось надеяться, что для статьи в раздел с хобби. Может, костюм этот дама тоже сделала сама? Это многое бы объяснило.

– Насколько мне известно, такое редко происходит. Вас обязательно выслушают!

Уля сколько угодно могла жаловаться на начальство, но к большинству вещей на этажах подходили профессионально. Особенно к работе с людьми, которых пригласили в офис.

– Но я слышала… – Женщина снова наклонилась и прошептала Уле почти на ухо: – Что, если не произвести должного впечатления в первые три секунды…

Уля фыркнула.

– Расслабьтесь, в самом деле! Они не пригласили бы вас сюда, если бы не хотели вас слушать.

Незнакомка сдвинула брови.

– Пожалуй… пожалуй, что так.

– Шляпка у вас просто улет. Именно такого здесь и не хватает, если честно.

– Правда? – Незнакомка снова выпрямилась, и на этот раз тяжести небес на ее плечах не было. – Что ж, раз конторе не хватает цвета, я это исправлю!

Уля улыбнулась.

– Удачи вам!

– Спасибо! – почти промурчала незнакомка. Настроение у нее явно повысилось. Вот и славно. Лучше на такие встречи идти в хорошем расположении духа: мало ли на какого редактора наткнешься. Так что это не повредит.

Несколько секунд они ехали в тишине. А потом незнакомка нарушила ее – может, потому что все еще волновалась.

– Как вам тут вообще работается?

Уля задумалась. По всему выходило, что неплохо – за редкими исключениями.

– Если честно, довольно скучно, – призналась она.

Да что же это такое? Почему она опять сделала это: сказала правду первому встречному? Хотя пока слова не сорвались с губ, она и сама не была уверена, насколько это правда. Женщина снова повернулась – Уля теперь могла оценить ее впечатляющий профиль, – и в глазах ее заплескался целый океан удивления.

– Я вам не верю!

– Нет, правда. – Уля беспомощно пожала плечами, не переставая улыбаться. – Конечно, я не все время сижу тут, иногда приходится отправляться в небольшие путешествия, но в основном…

Незнакомка замерла. Буквально застыла статуей, которую могли бы выставить в разделе современного искусства и потом продать за баснословные деньги какой-нибудь галерее за рубежом. С названием вроде «Миг». Уля не думала, что человек может быть настолько недвижим. Пару мгновений казалось, что женщина даже дышать перестала.

– Вы… вы… – она отмерла, когда Уля уже подумала, не ткнуть ли пальцем в фиолетово-зеленую заплатку на ближайшем локте. – То есть я поняла, что вы здесь работаете, не знаю, это как-то сразу чувствуется, но…

Уля еще никогда в жизни не встречала человека, который приходил бы в такой восторг от ее работы.

– …но… путешествия… – пробормотала женщина себе под нос и неверяще покачала головой. Она выглядела так, словно встретила бигфута. Хотя столкнуться с подобным в лифте было, наверное, довольно сложно.

– В этом здании несколько контор, но большую часть занимает наша, так что… – Уля повела плечами. – Да и нет в этом ничего особенного, правда. Всего лишь пару слов там, пару слов тут – и вуаля! К тому же я сейчас в жутком дедлайне, и…

Ну вот, Уля начала жаловаться незнакомому человеку. Пусть даже этот человек поделился с ней своими переживаниями первый, но все равно. Незнакомка не обязана была выслушивать о катастрофическом неумении Ули правильно распределять время.

– Дедлайне? Ох! – Женщина побледнела в тон циферблату на своей шляпке. – А я тут со своими… Я вас отвлекаю своими глупостями, и…

– Нет-нет-нет, что вы! – Уля успокаивающе вскинула руки. – Вовсе нет! Иногда отвлечься даже полезно. Перспектива меняется, и вообще… мне нравится встречаться с новыми людьми.

Незнакомка смотрела на Улю, и той становилось почти неловко. На нее пялились так, словно она была всамделишным хоббитом и путешествовала не до окрестных деревень, трясясь в офисном уазике, а пешком до Одинокой Горы или Белого Города.

Взгляд Ули скользнул по панели с кнопками и темному экрану, на котором обычно отображались цифры мелькающих этажей. Панель оставалась темной и сейчас, только стрелка чуть горела – движение вниз. Но это Уля чувствовала и так, ногами и центром тяжести, который никак не мог определиться, ему уже пора посылать сигнал о криках или это все-таки еще не совсем падение. Может, панель попросту сломалась? Световые индикаторы вокруг кнопок тоже не подавали признаков жизни, и Уля не знала, куда едет незнакомка. Раз она пришла на интервью, то почему спускается? Поднялась не на тот этаж и теперь исправляется? Или тут все-таки замешано что-то другое? А сколько времени они уже едут? Они столько всего успели обсудить…

У Ули закружилась голова. Может, оттого что она так долго смотрела на гипнотизирующий фиолетово-зеленый костюм. Может, из-за того что все стало таким… нормальным. Ей вдруг перестало хватать воздуха, и она схватилась рукой за поручень. Ее качнуло в сторону, и она бы точно упала, если бы ни за что не держалась. Хорошо хоть этого никто не заметил. Уля прикрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Вдох-выдох. Вдох-выдох. И еще разок.

А потом лифт дернулся. Притормозил.

Уля распахнула глаза. Высокая незнакомка, которая варила пластиковые птичьи крылья в кастрюле, уже не смотрела на нее и явно не заметила ее приступа паники. Она шагнула в открывшиеся двери и извиняющимся тоном, словно ей было стыдно за свои эмоции, бросила через плечо, указав узловатым пальцем в угол лифта:

– Спасибо еще раз. Удачи на вашем этаже. И вы там что-то, кажется, обронили.

Уля повернула голову, надеясь увидеть на полу как минимум Единое кольцо… но ничего не заметила. А когда повернулась обратно, спина незнакомки уже исчезала в смыкающихся створках. Уля подскочила, ринулась вперед, вытянув руку, но не успела – со всего маху врезалась в закрытые двери. Зашипела от боли и чуть не выронила чашку.

Лифт отправился вниз.