Kitabı oku: «Разочарованный (Thnks Fr Th Mmrs)», sayfa 6

«Неужели, Он вернулся? Или это какой-то „шутник“ пытается повторить Безумца?»

«Почему „он“ с большой буквы? – удивилась Романова, перечитав предложение. – Насколько я знаю, с большой буквы пишутся все упоминания Господа, даже местоимение „Его“. Они что, сравнили этого The Поэта с Всевышним? – недоуменно сделала заключение девушка, все еще находясь из-за первых нескольких абзацев в прострации».

Отложив листок недорогой бумаги, годной для солдатского туалета, Ева обратила внимание на другой, не менее важный, заголовок. Вырезка из какого-то журнала о знаменитостях. О смерти Христины Рихтер, известной более как Тина из группы МетамфетоМиР, называемой иначе как ММР. Ее тело было найдено на той улице, где она сама когда-то жила до начала карьеры. Согруппники и поклонники в трауре. Выпуск нового альбома отложен на неопределенное время, тур отменен и не факт, что будет продолжен. Участники трио наотрез отказываются комментировать что-либо.

Но так и не было упомянуто, каким именно образом была убита девушка; также ни единого слова о загадочном убийце 90-х. «Причины смерти по-прежнему остаются неизвестны, – прочитала Ева под фотографией папарацци, где Христина расписывалась на фотографии для поклонника, – но из первоисточника нам известно, что это убийство. Неужели кто-то мог покушаться на жизнь Христи?».

«Почему в этих заметках не прослеживается связь? Будто говорится о смерти двух разных людей»

«У приближенных Христины нам удалось выяснить, что девушку нашли мертвой на той же самой улице, что и ее близкую подругу – Эмилию Вальтер – по-вашему, настолько крепки дружеские узы, чтобы умереть рядом? Или это – невероятное совпадение, ценою в жизнь?»

– Значит, на этой же самой улице была найдена Эмилия Вальтер… Но кто же она такая? – задумчиво пробубнила Ева, хмурясь. Она пристально смотрела на вырезки, будто бы надеялась, что они могут показать ей истину. Она никак не могла выбросить из головы инициалы, которые совпадали с инициалами девушки. – Если в газетах говорилось об одном и том же, значит…

– Хей, Ива, ты еще долго? – нетерпеливый Марк распахнул дверь и заглянул в комнату, не решаясь зайти. – Я, конещно, все понимаю, разбираться с бумагами достаточно интимное дело, но, черт, все-таки я тебя жду.

– Зачем ты меня ждешь? – развернулась Ева и посмотрела на одноклассника, который в ответ лишь усмехнулся и облокотился на дверной косяк. – Марк, ты случайно не знаешь, кто такая Эмилия Вальтер?

Он задумчиво поднес палец к подбородку, но, после нескольких минут раздумий, отрицательно помотал головой. Обескураженно вздохнув, она собрала бумаги и сложила их обратно в папку, после чего Зильберштейн все-таки решился зайти в комнату.

– Тогда почему у тебя ее имя было обведено в каждой статье? – пристально посмотрев, спросила Ева. – Вот, смотри, в этой статье, – и она протянула однокласснику вырезку, повествовавшую о феномене МетамфетоМиРа.

Быстро пробежавшись взглядом по строкам, Марк вновь помотал головой, добавив:

– Нет, не знаю. Это, на самом деле, не я собирал, мне МетамфетоМиР никогда не нравился, – равнодушно сообщил Зильберштейн. Ева удивленно вскинула бровями:

– Да ладно? А чего ж тогда с собой таскаешь эту «макулатуру»? – для большего эффекта Ева пальцами показала кавычки. Немец, с неким презрением посмотрев на приятельницу, сел на кровать и попытался высказаться как можно короче, что у него не особо хорошо получилось:

– Понимаешь, это не совсем моя коллекция. Там собрано много про МетамфетоМиР и то, что в итоге стало с группой, – парень говорил достаточно уверенно, но в его голосе слышалась нотка беспокойства, – но мне это неинтересно. Главная моя задача – сохранить ее целой, поскольку именно я несу ответственность.

– Ты ее дополнял?

– Последние две вырезки, ja, – утвердительно кивнул Марк.

– Почему, если ты говоришь о сохранности, взял папку с собой?

– Вот именно для этого. Если бы я оставил ее дома, то мама могла бы включить пылесос. Она не одобряет «мои бумажные игрушки», как Mutter²⁸ их называет, считая этого своего рода манией или фанатизмом. В каком-то смысле она, определенно, права, но повторюсь еще раз – меня совершенно не волнует МетамфетоМиР.

Романова толком не слушала, о чем говорил Марк, скорее, она наблюдала за его речью – она была довольно-таки правильной и не резала слух. Может, все его речевые ошибки были чем-то вроде привлечения внимания?

– Ты сейчас специально стараешься говорить загадками?

– Импровизирую, – хрипло усмехнулся парень. – А на самом деле… Просто я не знаю, как объяснить иначе, не прибегая к подробностям личной жизни.

– А что, на темы личной жизни табу?

– Не то чтобы… Просто, если ты еще не заметила, мы с тобой никогда не разговаривали о таком.

– Можем попробовать пообщаться, я, в принципе, не против, – белоснежно улыбнувшись, предложила Ева. – Скажем так, новый этап отношений.

– Интересное предложение. Может, ты начнешь?

– Хорошо, – охотно согласилась Ева, – но с чего?

– Ну, скажи, допустим, был ли у тебя такой человек, близкий, ради которого ты готова пойти на многое?

– Эмм… – девушка неуверенно посмотрела в сторону. – Наверное, ну, родители. А что?

– Я не совсем это имел в виду. Исключая кровные узы, – Марк усмехнулся. – Впрочем, мне кажется, я уже знаю ответ.

Девушка обиженно засопела.

– В общем, соль не в том, был у меня кто близкий или нет – скорее, это был вовсе не близкий человек, каковым я мог его считать, но, тем не менее, я продолжаю блюсти то, что в свое время начал он – коллекционировать общедоступную информацию про МетамфетоМиР.

– Если не секрет, кем был этот человек? – с интересом в глазах спросила Романова.

– Не секрет, конечно же, – добродушно отозвался Марк. – Моя сестра, но, ты только не обижайся, я не горю желанием рассказывать о ней. У нас были паршивые отношения, и, мне кажется, я должен перед ней извиниться… Давай, я как-нибудь тебе в другой раз об этом расскажу, хорошо?

С романтической точки зрения поездка в Город на Костях была замечательна – на второй день у Киры со Стасом завязались отношения, да так, что их видели не только державшимися за руки, но и целовавшимися. Прошел слушок, что между ними было нечто большее – эта новость появилась в школьном блоге, о котором я расскажу в следующий раз. Тем не менее, это были всего лишь слухи, которыми обожали делиться ученики школы Зверя.

Самочувствие Марка, сравнительно с предыдущим днем, заметно улучшилось, несмотря на сердитый вид из-за отсутствия очков. Еве же было немного обидно от того, что подруга позабыла о ней в связи с новой страстью, впрочем, Зильберштейн с радостью составил приятельнице компанию. Во время того, как класс в автобусе ехал до Екатерининского дворца, парень увлеченно что-то рассказывал. Романова, выглянув в проход, увидела сидевших вместе Киру и Стаса – он приобнял девушку, и они вместе слушали музыку. Еве стало почему-то так горько, словно ее забыли, как мимолетный сон. Все получали удовольствие от поездки, а она гонялась за подробностями какого-то убийства в силу того, что больше ничего ее не привлекало.

– …но потом мне надоело отвечать на ее сообщения, и я ее начал тупо игнорить, – воодушевленно рассказывал Марк, но потом, заметив, что Ева смотрела куда-то в сторону, прервался. – Хей, Иви, что с тобой?

Почувствовав себя одинокой, Ева недовольно фыркнула и повернулась к Марку. Она прильнула к нему, внезапно обняла его и положила голову на грудь, и его рука машинально плавно опустилась на плечо девушки. Парень в недоумении посмотрел на одноклассницу, хотя внутри что-то екнуло; она бездумно уставилась в спинку кресла.

– Наверное, это слишком странно, – в итоге пробубнила она.

– Знаешь, да, – улыбнувшись, кивнул Марк. Но он быстро скрыл улыбку за безразличием, как делал то раньше.

– Я решила, что смогу почувствовать себя Кирой… ну, то бишь быть такой же счастливой, как она, – Романова выкарабкалась из объятий. – Извини.

– Не за что просить прощения, – хмыкнул одноклассник. – Обниматься всегда довольно-таки приятно, по крайней мере, это тепло. Просто… ну, наверное, остальные подумают что-то не то, ты ведь из-за этого, ja?

– Йа-йа, натюрлихь.

– Выучила из рекламы пива? – скептически глянув на одноклассницу, спросил немец.

– Из нее, ага.

– А вообще, Иви, не парься ты из-за этого – насчет обниманий я настроен спокойно, гаптофобией не измучен, впрочем, к излишним прикосновениям отношусь с подозрением, мол, чего это вы все ко мне, как мухи на гуано, – тепло ухмыльнулся Марк. – Не сомневаюсь, все у тебя будет круче, чем у Киры.

– Хорошо, – Еве было невероятно приятно услышать подобные слова, а уж тем более от Марка. Иллюзия проблем растаяла мгновенно. – Марк, а ты классный.

– Ты тоже ничего, Ева.

Девушка все-таки положила голову на плечо приятеля, взяла под локоть и прикрыла глаза, улыбаясь своим мыслям. Возможно, она, по своему скромному мнению, обрела нового друга. Зильберштейну было приятно смотреть на Еву, но он старался больше не коситься на прекрасную соседку, чтобы не привлечь к ситуации особенно досужих и дерзких на язык. За некоторое время, проведенное вместе, он успел заметить, что девушка зависела от общественного мнения. Его это удручало. Сам он никогда не переживал, как относится к нему publicity²⁹, засим искренне не воспринимал школьную субординацию, по которой ребята выстраивали иерархию – с кем можно общаться, а кто этого не достоин. Он считал окружающих шаблонными, калькой неправильного взрослого социума, но у Марка было такое глупое чувство как надежда, что Ева не настолько зомбирована.

Экскурсия началась в два часа дня, туристов было немного. Учеников разделили на две группы. Ева и Марк были в той, за которую отвечала Анна Александровна. Экскурсоводом была женщина средних лет, увидев которую, Романова сразу же вспомнила о том гиде из своего мимолетного видения. Может быть, она действительно встречала ее прежде, поэтому лицо показалось ей знакомым, или просто похожа на кого? Ева встряхнула головой, прогоняя странные мысли.

– Екатерининский дворец был заложен в 1717 году по приказу Екатерины Первой, под чутким руководством немецкого архитектора Иоганна Фридриха Браунштейна, – повествовал экскурсовод. Звали ее то ли Анна, то ли Алла; то ли Владимировна, то ли Вадимовна. – Здание представляет образец позднего барокко…

Не в силах сосредоточиться на монологе, Ева постоянно смотрела по сторонам; сначала она хотела найти ту сладкую парочку, которая незаметно увильнула с другой группой из передней зала, затем решила пошептаться с Суриковой, втихаря читавшей модный журнал, – девчонки обсуждали, какого цвета сапоги лучше брать на зиму. Марк с усмешкой наблюдал за неугомонными одноклассницами, но вскоре ему это наскучило, и он продолжил слушать экскурсовода.

Нагнать вторую группу удалось примерно через полчаса, когда была пройдена восстановленная янтарная комната. Романова заметила, что Кира и Стас отстали, и решила посмотреть, где они. Естественно, она их обнаружила в янтарной комнате, где никого, кроме них, не было. Во время поцелуя они ее не заметили, и Марк вовремя вытянул приятельницу из помещения. В одном из залов школьникам разрешили фотографировать. Сказать, что Марк не умел фотографировать – ничего не сказать. На одном снимке, сделанном им, у Евы не было шеи, а на другом не вошел подбородок. В конце концов, когда девушка уже порядком устала улыбаться на фоне живописного окна, она забрала фотоаппарат и самостоятельно продолжила снимать местные артефакты, как бы Марк не пытался мешать этому.

– Улыбочку! – направив объектив на приятеля, произнесла Романова. Марк поднял большой палец вверх, улыбнулся, обнажив идеально ровные зубы.

В фокусе. Вспышка.

В конце экскурсии рассказали о восстановлении Екатерининского дворца после Великой Отечественной войны, которое продолжалось до сих пор. Для контраста показали изображение послевоенных развалин. Марка это настолько впечатлило, что слушал он чуть ли не с открытым ртом. Когда экскурсия подошла к завершению, парень достал из кармана кофты блокнот с ручкой и начал судорожно что-то записывать, не упуская свою музу.

Незапланированная прогулка по парку Екатерининского дворца выдалась скверной из-за холодного моросившего дождя. Кто-то побежал покупать сувениры, а кого-то привлекли стеклянные разноцветные цветки, стоимостью около полутора сотни. Девочки падкие на все яркое и блестящее, поэтому они первыми рванули в крохотный киоск, размером с собачью будку, стоявший под огромным дубом. Достав из сумки темно-зеленый зонт, Анна Александровна встала в начале тропы, куда в скором времени должен был подъехать автобус. Следить за детьми ей не нравилось, но справляться с ними было всяко проще, когда рядом была Галина Николаевна, учитель со стажем, легко находившая общий язык с детьми. Девятый «А» был первым классом в начале тернистого жизненного и профессионального пути Анны Александровны, словом, Per Aspera Ad Astra³⁰. И она справлялась довольно-таки неплохо.

Созвонившись с фирмой, у которой заказывали автобус, Галина Николаевна подошла к коллеге и с упоением стала наблюдать за детворой, обсуждавшей, как ей казалось, свежие впечатления. Ева Романова, никогда не выделявшаяся из толпы, увлеченно фотографировала дворец вместе с ансамблем с разных ракурсов, затем перешла на съемку однокашников. Кира Саванова, невероятно яркая внешне и совершенно непонятная внутри, гуляла за руку со Стасом, чьи оценки оставляли желать лучшего, но, впрочем, парнем он был неплохим – всегда был готов помочь по первому зову. Таня Пуголовкина лбом прислонилась к витрине с теми стеклянными цветочками, скорее всего, она купит себе один, но свой любимый, розовый. Сурикова с отрешенным видом стояла спиной к подруге, нацепив солнцезащитные очки и надев наушники, по очкам стучал дождь, но ей было плевать. Сурикова всегда выглядела пафосно (особенно в костюме Винни Пуха). Но даже наушники не смогли уберечь ее от писклявого вскрика Тани, увидевшей «миленькую розовенькую шняжку»; девушка раздраженно обернулась и что-то сказала старосте.

– А когда-то и ты была такой, Анечка, – с непонятной гордостью произнесла Галина Николаевна. – Ты же у меня училась, верно?

– Да, у вас, – кивнула та, продолжая смотреть за подопечными.

– Кстати, что ты планируешь делать с Егором? Я слышала от твоих девчонок, что он опять что-то натворил.

– Ничего я с ним не собираюсь делать. Родителям говорить бесполезно. На меня не реагирует. Ребята с ним разбираться не хотят, – Анна Александровна покачала головой, – один только Марк не побоится его осадить. Может, он ему вправит мозги, если будет подходящая «головоломка».

– Зильберштейн? – обеспокоенно уточнила учительница. – Ох, Анечка, прошу, присмотри за парнем.

– Что же в нем такого особенного, что Вы так о нем озаботились?

Тем временем Марк, оставшийся в одиночестве, уселся на скамью, смахнув с нее дождевые капли, и, положив на колени свою небольшую сумку, достал из нее приготовленный его матушкой пудинг, упакованный в банку из-под майонеза.

– Тяжелое детство у ребенка было, – опечаленно выдохнула женщина. – С отцом у него были очень… напряженные отношения, поэтому вырос он без него. Слава Богу, что ему помогали сестра и мама.

– В наше время многие растут в неполных семьях.

– К сожалению, это так. Только не над всеми в детстве издевались родители. Одному Богу известно, что пришлось пережить этому чудному юноше, но мне бы не хотелось, чтобы у него вновь были проблемы со сверстниками. Ты пойми, у него вовсе не дрянной характер, – как бы то ни было, характер Марка все-таки не был примером для подражания. – Возможно, минувшие проблемы оставили глубокий отпечаток на психике.

Выдержав скромную паузу, Анна Александровна, размышляла; во-первых, взглядом отыскала Зильберштейна, за обе щеки уплетавшего содержимое майонезной банки, во-вторых, она выглядела Еву, с интересом показывавшую снятое за день. Такие разные.

– Ну, Марк неплохо общается с Евой, – не то чтобы женщину нисколько не тронуло то, что поведала коллега по поводу ученика. Просто она не знала, как правильно отреагировать в данной ситуации.

– Дай Бог, если так.

Почему так много Бога?

– Люблю хэппи энды, – сдержанно улыбнулась Ева, когда они с Марком вышли на миниатюрный балкончик. Одноклассник, хлюпнув носом, согласился и закурил, вежливо предложив однокласснице. – Нет, спасибо. Мне больше нравится, как пахнет. Знаешь, иногда табак пахнет намного приятней, чем самые дорогие духи. Хотя, как я заметила, самые дорогие – это те, что брендовые, а я больше по селективам.

– Парфманьячка что ли? – усмехнулся Марк.

– Немного, – улыбка Евы вмиг стала смущенной. – Мне очень нравится твой парфюм.

– А ты неплохо разбираешься в запахах!

– Это точно, – кивнула девушка и печально добавила: – Но еще от Влада вкусно пахнет, мне нравится.

– От Бреднева-то?

– Почему Бреднева?

– Потому что он – бред.

– Бред – это то, что я никак не могу выбросить из головы тот странный запах, – отстраненно сообщила Романова, не решившись заступаться за друга.

– Что за «тот» запах?

Она неуверенно закусила губу.

– Рядом с той мертвой девушкой очень специфично пахло…

– Покойники гниют, разлагаются, – усмехнулся Зильберштейн, сделав затяжку.

– Нет, не то. Это был такой… терпкий аромат, но холодный. И привкус как у крови, – Ева сжала руку в кулак.

– Удовый.

– Прости, что?

– Удовый запах – это смесь лекарств и свежей крови. Такие у «Свободной Республики Апельсинов» и «Montale» – они занимаются их созданием. – Марк на минуту замолчал. – Кстати, тебе помогла как-нибудь моя коллекция?

– Можно и так сказать, – Романова сложила руки за спину. – Следуя ей, некий The Поэт вернулся. Жертвой под вторым номером, очевидно, стала участница группы МетамфетоМиР, что ты уже и сам мог заметить, если собрал, на первый взгляд, совершенно несвязанные статьи.

– Ты весьма наблюдательна, только, прошу, не смей корчить из себя детектива, – скривился Марк. – Тошно от таких интриганов. Но по поводу The Поэта – случай очень интересный. Когда я изучал историю нашего округа, то кое на что наткнулся. Когда вернемся домой, покажу тебе мои наработки. Возможно, проанализировав, сумеем обнаружить что-нибудь новое.

– Жду не дождусь! Чувствуется, нас ожидает нечто интересное, – Ева любила, когда люди говорили с ней на интересные ей темы, а поскольку это бывало редко, то она от переизбытка эмоций обняла Марка за шею. В принципе, к подобным сюрпризам он уже привык, но в этот раз все вышло немного иначе: собираясь отпустить приятеля, Ева на какое-то время замешкалась, внимательно посмотрев в глаза парня и томно приоткрыв рот. Не правда ли заманчивый момент для того, кто хочет сделать первый шаг? Но вместо этого Марк, наклонив голову, чихнул, и Романова отпустила его. Мне кажется, ей не понравился такой поворот событий, или она просто поняла, что поцелуй стал бы фатальной ошибкой для только начавшейся дружбы. – В общем, я пойду спать. Спокойной ночи. Не засиживайся!

– Гребаный Город на Костях! – выругался Марк, кинув окурок вниз.

– Марк? – на соседнем балкончике показалась Анна Александровна.

– А, здравствуйте! – несколько ошарашенно произнес парень.

Думаю, эта поездка ребятам еще не скоро забудется, а впереди их еще поджидали сюрпризы.

– Что ты делаешь в номере Евы после отбоя?

Ноль – четыре. Hair back, collar up, jet black, so cool

 
Looking at myself in the broking mirror
Eve my reflection now I hated
Hard to tell myself that isn’t real
When everybody saying
That you are loser
 

(Mushmellow – «Loser»)³¹

Декабрь. 2007 год.

Ничем не примечательное декабрьское утро. Приближалась пора тренировок новогодних танцев, если конкретнее – вальса, в которых участвовали ребята с седьмого по одиннадцатый. От каждого класса должны были представлены минимум три пары (естественно, минимум не соблюдался). Заявки на участие надо было оставлять у классного руководителя, затем, как правило, через несколько дней начинались репетиции после уроков. Помимо присутствия на репетициях кому-то надо было подобрать красивое платье, а кому-то прийти хотя бы в парадных штанах, накрахмаленной рубашке и лаковых штиблетах. Торжество происходило двадцать восьмого декабря, в последний учебный день перед зимними каникулами. На выступление приходили посмотреть родители; конечно, кто был бы не рад увидеть своих чад, участвовавших в настолько грандиозном, по меркам школы Зверя, зрелище? Большинство считали участие в новогоднем концерте престижным, учитывая, что это могло улучшить отношения с учителями.

Но, как правило, сами ученики были от него не в восторге – после всего это цирка начиналось жалкое подобие дискотеки, а пришедших родителей отводили на какое-то чаепитие в столовую, где они с притворной любезностью общались друг с другом и педагогами.

Конечно, были и такие ребята, которые всегда хотели попасть на данное мероприятие в качестве участников, но каждый раз им что-то в этом препятствовало: то все пары составлены задолго до объявления о наборе, то никто даже не хочет быть твоим партнером из-за того, что ты кого-то не устраиваешь… В общем, не все оказывались в счастливчиках.

К Еве это, конечно же, не относилось. Она была примером для подражания – как только она перешла в седьмой класс, так ее немедленно завербовали в состав постоянных участников шоу, поскольку на нее всегда можно было положиться. Влад также относился к этим ребятам, и у Романовой было желание участвовать в этом году в паре именно с ним, но ей больше всего хотелось, чтобы это предложил Влад собственной персоной, иначе бы она попросту отказалась от участия. Осточертело ей каждый раз возвращаться в семь часов после школы, а уж тем более зимой.

– Guten Morgen³², Ива, – поздоровался Марк перед первым уроком, в то время как в кабинет русского языка постепенно стекались одноклассники.

– Утро добрым не бывает, – хмыкнула девушка и выжидающе глянула на дверь. Влада все еще не было. В этот день Анна Александровна должна была объявить о наборе для бала. Ева догадывалась, что в этом списке учительница хотела бы увидеть не только ее и Влада, но и Киру, которая в последнее время была слишком занята на своих спортивных танцах. – Слышал о таком?

– А ты слышала о том, что скоро провозгласят объявление?

– Чего это ты еврейничаешь и отвечаешь вопросом на вопрос?

– Чем тебе не угодили евреи?

– Просто так говорят, – пожала плечами девушка. – Ладно, что там насчет танцев?

– Эмм… – Марк смущенно отвел взгляд и почесал затылок, затем, неуверенно улыбнувшись, посмотрел на соседку по парте. – Я тут хотел у тебя спросить… В общем, не хочешь со мной… ну, записаться на этот гребаный вальс?

– Мне не нравится, что ты постоянно ругаешься, – дружелюбно улыбнулась Ева, склонив голову набок. – Если перестанешь, может быть, подумаю, – и она вновь посмотрела на дверь. В этот момент как раз зашел Влад, и, поймав на себе ее взгляд, он мило улыбнулся и помахал ей рукой.

– Обещаю… – вполголоса произнес Марк, но потом увереннее повторил. – Клянусь!

Да только мысленно Ева уже была в предвкушении предложения от Влада. Проходя мимо ее парты, он, как бы незаметно, положил перед ней записку. Не мешкая, Романова раскрыла ее и увидела, что печатными буквами на вырванном из тетради листе было выведено: «В вальсе поведу я, ты не против?»

Незаметно для Евы Зильберштейн подсмотрел в записку и, разобрав текст, вернулся на свое место и скрыл лицо в руках. Ему стало невыносимо стыдно. Но нет, совсем не из-за того, что он пригласил Еву, и она, вероятнее всего, выбрала бы Берднева, а за кое-что другое.

Школьное утро началось, как обычно, с объявлений. В большинстве случаев Марку нравилось такое начало дня, но в этот раз он был не в своей тарелке. Он понимал, что в последнее время начал слишком много мести языком, и впервые за долгое время ему стало за это неловко. Ах, да, вы же еще не знаете, чего же он такого успел наговорить! Как было сказано, по утрам ему нравилась сводка школьных новостей, но в этот день она была готова стать не самой приятной, поскольку основным объявлением должен был быть анонс предновогоднего мероприятия.

– С появлением нового директора ничего не изменилось, поэтому, как то было и раньше, в конце декабря, перед Новым Годом, состоится ежегодное торжество, которое отличает нашу школу от других, – лишенным эмоций голосом начала Анна Александровна. Марку стало стыдно уже в тот момент, когда она упомянула о торжестве. Ему хотелось покинуть класс, но что-то удерживало его на месте. – Как и раньше, для выступления требуется три пары. Первая пара уже записалась.

– Какая? – недоуменно поинтересовалась Кира, припоминая, что прежде никогда не было людей, которые страстно рвались на эти танцы.

– Ева и Марк, – глянув на список, сообщила учительница. На самом деле она прекрасно помнила, как Зильберштейн подошел к ней за несколько дней до объявления и сообщил, что он будет выступать в паре с Евой. Пожалуй, сказать, что ее это удивило, было бы слишком слабо. Анна Александровна считала, что такая послушная девочка, как Романова, будет вместе с таким примерным мальчиком, как Берднев. В американских фильмах любят показывать таких героев – шаблонная пара хороших ребят. На выпускном балу именно они становятся королем и королевой. – Первая репетиция состоится сегодня в актовом зале на восьмом уроке. Ребята, которые хотят записаться, останутся после урока, – затем учительница окинула класс внимательным взглядом. – Также я бы хотела видеть Киру и Влада.

Реакция Евы была весьма неоднозначной. Откуда-то с задних парт ей передала записку Кира, в которой были прописаны глубочайшие сожаления и немного иронии над этой ситуации. «Ха-ха», – большими буквами было написано в углу листка в полоску. Поджав губы, девушка порвала листочек и так свирепо глянула на Марка, что тот, ожидая даже большего, поежился. «Сморозил – так сморозил» – обеспокоенно подумал юноша. На протяжении всего урока парень нисколько не задумался о том, что Анна Александровна рассказывала о создании «Евгения Онегина». Он думал о том, как можно исправить ситуацию. Сказать учительнице, что не сможет принимать участие в новогоднем бале? Конечно, ему этого не хотелось, но какая, к черту, разница, что ему хочется?

По звонку с урока Ева с лету взяла в охапку все свои вещи с парты и, повесив сумку на плечо, рванула прочь.

– Чего успел натворить, Марк? – безобидно поинтересовался Влад, не планировавший наживать себе врагов. – Не стоит ссориться с Евой перед репетицией, иначе повториться история прошлых лет. Если ты понимаешь, о чем я, – одноклассник украдкой подмигнул, на что Марк невесело усмехнулся. К сожалению, теперь Бреднев был одним из тех, кто мог рассказать лишнего – в «А» классе никто не знал о промахах Марка, поэтому парень беспокоился за сохранность репутации «хладнокровного мизантропа». Именно так посчитал немец, решив, что с тем не стоило портить отношения.

– Разошлись во взглядах. Наверное, стоит принести извинения.

– Правильно мыслишь. А я, пожалуй, приглашу кого-нибудь другого на танцы, – улыбнулся Влад. Его улыбка всегда напрягала Марка. Слишком уж правильным казался ему этот Бреднев.

– Почему бы не с Кирой?

– Она еще не уверена, что сможет, поэтому лучше попробую с кем-нибудь другим… Эй, Сурикова! – Влад подозвал девушку, которая почему-то все время находилась около Анны Александровны.

Берднев носился чуть ли не по всему классу в поисках партнерши, что-то кому-то объяснял, уговаривал. Поглядев на это, Марк невозмутимо развел руками и поспешил за Евой, которая, скорее всего, была уже на первом этаже в кабинете физики. На первом этаже было шумно, похоже, что у коридора, ведущего к спортивному и актовому залам, вывесили объявление, которое более всего влекло внимание младшеклассников, наслышанных о загадочном и таинственном новогоднем бале.

В 106 кабинете было невероятно тихо. На кафедре были разложены тетради для контрольных работ и варианты тестов.

– Ощущение чего-нибудь… – улыбнулся Марк и посмотрел на Романову, занимавшуюся своими ногтями. Стоило ей заприметить «другана», она схватила со стола свою сумку и пересела к Кире, которая, скорее всего, продолжала размеренно жевать булочку с джемом и сосиской вприкуску где-нибудь в столовой. Зильберштейн удивленно хмыкнул, нахмурив брови, и занял свое место, разложив вещи на парте.

Физику Марк никогда не любил не потому, что ее не понимал, а из-за того, что кто-то вбил ему в голову, что он – стопроцентный гуманитарий. Также ему не нравились учебники темно-синего цвета. И тесты… Много тестов. Scheisse Teste³³! Он их терпеть не мог, как и вся страна. Обычно Зильберштейну помогала Ева, умница-разумница, которая никогда не оставляла поэта-безнадегу в беде. На нее всегда можно было положиться.

– Итак, на следующем уроке будет пробный мониторинг по пройденному материалу девятого и восьмого класса. В конце февраля пишем городскую контрольную, – сообщила Людмила Васильевна, учительница физики, опираясь на кафедру. – Записываем в тетрадях тему урока: «Ньютонова механика».

Тем временем Ева что-то с улыбкой обсуждала с Кирой и Владом, специально подсевшим к ним, за парту к Ангелине. Так уж вышло, что у Людмилы Васильевны не существовал план посадки, и она не обращала внимания на то, что кто-то сел из-за «великой и чистой любви».

«Устраиваешь показательные выступления? Рановато, Ева», – мельком взглянув и укротив взгляд, Марк подпер рукой голову и принялся неторопливо выводить заголовок в тетради, прекрасно понимая, что все действия Романовой не более чем демонстрация. Загадка: что именно она хотела этим показать?

Но вернемся к главной теме – новогодний бал. Знаете, при одном упоминании о бале сразу вспоминается один мультфильм, «Анастасия», кажется. С невероятными историческими коллизиями и приятными песнями, такими родными детскому сердцу. Да, но почему Анастасию называли Аней? Абсурд.

Итак, о бале. Влад не растерялся и вместо Евы пригласил ту самую Ангелину, которой срочно надо было исправлять двойку по литературе. В общем, они нашли друг друга. Да и вместе их пара смотрелась несколько гармоничней, чем будь он с Романовой. В паре они… слишком противны, как соевый шоколад на зубах. Ангелина показалась бы зрителям интересней, пониже Влада, учитывая, что Ева с ним почти одного роста. Несмотря на всю свою хрупкость, Геля была, что называется, «бой-бабой», палец которой в рот не клади. Длинные накрашенные ресницы и тональная маска, которую Анна Александровна любила называть посмертной. У нее были шикарные медные волосы по пояс. В отличие от Зильберштейна, Еве не нравилась пара Влада и Гели. Ревность – жуткая и страшная штука.