Kitabı oku: «Вокзал Техас – Луизиана», sayfa 3
– Шлюха, ненавижу, какая же шлюха! – Уилл сжал кулаки и направился в сторону влюблённой парочки. Все чувства, которые разрывали его сердце все это время: любовь, негодование, безрассудство – смешались и превратились в симбиоз зла и ярости. Он накинулся на молодого человека и начал бить его кулаками и ногами, пока рядом стоящая Лилия звала на помощь. Уилл ничего не видел, не слышал её крики, разум его померк, уступив место гневу и безумию. Если бы его не оттащили от окровавленного Патрика, он бы убил его тут же, превратив в кусок мяса.
Затем был домашний арест на шесть месяцев, суд, а потом исправительные работы в другом штате. В городе, где жила его тётя. Если бы Уилл убил Патрика, чего ему тогда безумно хотелось, его, восемнадцатилетнего мальчишку, посадили бы в тюрьму очень надолго. Но тогда парню было всё равно: жизнь потеряла всякий смысл без Лилии, его Лилии.
Спустя шесть месяцев Уилл вернулся в родной город – к родителям, к боксу и к Лилии. Он был до сих пор зол на неё, но – боже! – как же он хотел её видеть, как хотел прижать хрупкое тельце к себе и никогда не отпускать! Хотела ли видеть его кузина, он не знал, но надеялся и верил, что она забыла того мерзкого Патрика. И тогда у него был бы шанс, один маленький шанс, что его девочка захочет быть с ним.
Главным условием возвращения к нормальной жизни было одно требование суда: он должен извиниться перед Патриком, перед человеком, который лапал грязными руками его девочку и засовывал свой язык ей в рот. Ох, как он его ненавидел и презирал, но понимал, что без выполнения этого условия с него просто так не слезут. Нужно забыть о своей гордости и убрать неприязнь подальше, в глубины сознания, и извиниться перед этим Патриком. Главное – не распускать руки, когда они встретятся, а то он может себя не сдержать и снова накостылять этому говнюку. Но тогда его точно уже посадят в тюрьму, и домашний арест покажется цветочками.
Уилл шёл по родной улице, которую знал с самого детства. Ещё несколько кварталов – и будет его дом, а через два квартала – дом Лилии. Именно здесь, на этой улице, он провёл детство и юношество, здесь они бегали с Лилией от её дома к его и обратно. Здесь он первый раз попытался её поцеловать, но ничего не вышло. «Всему свое время», – так говорила его покойная мать. Уилл был достаточно терпелив и готов был подождать, когда его девочка сама позволит поцеловать себя.
Стояла весна, и улица утопала в цветущих деревьях. В воздухе стоял такой густой аромат, что, если остановиться хоть на минуту, можно было захмелеть. Браун никогда не был сентиментальным – все чувства и положительные эмоции он вытаскивал из себя щипцами, когда это было нужно. Но чаще всего они сидели очень глубоко и не мешали ему жить. Но было одно чувство, которое находилось на поверхности, оно словно окружало его сердце невидимой оболочкой, это – безответная любовь к Лилии.
Наслаждаясь ароматами и приятными воспоминаниями, он зашёл во двор своего дома и увидел отца, сидевшего за утренней газетой и чашкой кофе. Запах крепкого напитка заставил желудок Уилла содрогнуться от удовольствия и громко заурчать. Как, оказывается, давно он не пил кофе, сваренного отцом, ммм… Лучший кофе во всём районе!
– Здорово, отец, – подходя, сказал Уилл.
– О, Уилл, сынок, ты вернулся! А как вырос-то, выше меня стал, настоящий великан! Дай я тебя обниму, – мужчина встал и прижал сына к груди. Тот смутился и немного покраснел. Он вовсе не хотел обниматься, но когда почувствовал сильную хватку родителя и тепло его мускулистого тела, сам прижался к нему. Уилл понял, как ему не хватало отца, не хватало кого-то родного, кто мог бы вот так обнять и прижать к себе. У тётки, у которой он прожил шесть месяцев, будучи под домашним арестом, никакого намека на нормальные семейные отношения не было и в помине.
– Ты знаешь, отец, твоя сестра оказалась противной тёткой. Вот уже двадцать лет она живёт одна, потому что все мужья сбежали от неё из-за поганого характера. И жить у неё, как оказалось, было совсем не сладко. Да ещё и на работы, назначенные судом, приходилось ходить. Местной больнице не хватало медбратьев, поэтому меня направили туда. В этот филиал смерти. У меня постоянно складывалось ощущение, что людей там не лечили – про них просто забывали. А вспоминали, когда они начинали издавать неприятный запашок. Вот тогда звали меня.
Отец посмеивался над историей, которую рассказывал Уилл, и просил продолжения.
– Местные врачи прозвали меня Уилл-труповозка, юмористы херовы. Да-да-да! Я отвозил этих вонючих засранцев в морг. Забирал из палат, но чаще всего из коридора, где они лежали. За эти шесть месяцев я увидел столько смертей – не счесть, и представь себе, абсолютно разных. Оказывается, смерть может быть на любой вкус, только чаще всего как умереть, выбирает не клиент, а заказчик. Так вот, смерть бывает насильственной, геройской, скоропостижной, мученической, голодной, ну… и так далее.
– Так, ну и…
– И знаешь, что я понял? Из любой работы или дела можно вынести какую-то пользу для себя. Единственный вывод, который сделал я, когда закончилась моя каторга, это то, что со смертью лучше не играть. Она в любом случае тебя обыграет на несколько очков. У неё свои правила, которые она никому не рассказывает. А уж если ты смельчак и вздумал сыграть с ней на равных, то знай, что поражение будет обидным и горьким. Ведь ещё ни разу никто и никогда не побеждал её. Можно, конечно, попытаться с ней договориться, и если у неё будет хорошее настроение, то, возможно, она и отсрочит твой конец на пару годиков. Но потом эта костлявая старуха всё равно возьмет своё, потому что она не любит оставаться в дураках, точнее, в дурах.
– Всё верно, сынок, со смертью лучше не шутить. А то, что ты прошёл такое испытание, это даже хорошо. Ты стал сильнее и мудрее после этого. А лучше расскажи, как сам-то?
– Всё нормально, отец, я скучал по тебе, и по дому, и по Ли…
– Да знаю я, знаю. Всё нормально. Но Лилия уехала почти сразу же, после того, как ты… ну ты понимаешь.
– Как уехала, куда уехала? – всполошился Уилл.
– Спокойно, спокойно! Она уехала учиться. Вот скоро летние каникулы – должна вернуться. Тогда и увидитесь. Иди отдыхай, а завтра утром пойдём к Патрику Джонсу. Ты должен извиниться перед ним.
– Да, я знаю, – промычал зло Уилл, опустив голову и как будто выглядывая что-то в траве.
– Зря ты на него напал тогда, – видя, что Уилл собирается что-то возразить, отец добавил: – Подожди, подожди, не кипятись. Он неплохой парень. Я с ним разговаривал. И работник он хороший – где-то на складе работает, кажется. Может, вы с ним ещё подружитесь, как знать?
– Это вряд ли, – промычал Уилл и направился к дому. Злость начинала закипать в нём, как только он слышал имя Патрик. – Дурацкое имечко, – сплюнул он на землю и открыл дверь в дом.
Парень поднялся по лестнице к себе в комнату. Она ничуть не изменилась за прошедшие полгода. Вещи были на местах, где им и положено быть, одежда висела в шкафу, вся чистая и выглаженная.
Отец был чистюлей, и поэтому дом был всегда идеально убран, как будто он ждал гостей, хотя к ним редко кто захаживал. После смерти жены мужчина стал более замкнут, ни с кем не общался, никуда не ходил, ничем не интересовался. Одна радость осталась – сын. Только ничего кроме печали тот пока не приносил, и поэтому надо было срочно исправлять ситуацию. Уилл понимал, что они остались друг у друга вдвоём, и – хочешь не хочешь – нужно поддерживать ту крупицу тепла, что осталась. А исправлять ситуацию нужно, как только приедет Лилия. «Нужно будет попросить её стать моей женой, а потом мы переедем в этот дом и будем жить вместе, и отцу будет повеселее», – размышлял он.
На следующее утро, когда солнце встало над городом и оповестило всех о хорошем начале дня, Уилл спустился со второго этажа на кухню, откуда доносились ароматные запахи. Отец уже проснулся и готовил завтрак себе и сыну.
– Давай, сын, ешь поживее и пойдём, нас уже ждут.
– Кто нас ждёт так рано?
– Ой, ну не строй из себя дурака! Нас ждёт семья Джонсов. А точнее – Патрик Джонс.
– Если он так ждёт меня, чего сам сюда не пришёл? Я не гордый, извинился бы и здесь, – усмехнулся Уилл, жуя тост, намазанный арахисовым маслом и джемом.
– Это не ему надо извиняться перед тобой, а тебе перед ним. И ты пойдёшь туда, иначе я так тебе всыплю, мало не покажется, и не посмотрю, что ты вырос и стал ростом под потолок.
– Ладно, ладно, не кипятись, отец, я же пошутил.
Уилл никого не боялся в жизни, кроме отца. Он его любил, уважал и боялся. Вот так сразу – все три чувства смешивались в одно.
Подходя к дому Патрика, Уилл заметно нервничал. Он не любил извиняться перед кем бы то ни было, потому что считал, что всегда прав. А извиняться прилюдно – перед отцом и семьёй Патрика, было для него совсем унизительно. Настолько, что парень готов был отработать в больнице ещё шесть месяцев. Уж лучше смотреть на трупы, чем смотреть в глаза Патрику и пожимать ему руку.
– Ох, быстрее бы уже закончился этот день, что-то мне не по себе, – сказал Уилл.
– Как кулаками махать, это мы умеем, а как извиняться за своё поведение, это мы в штаны наделали! – вспылил старший Браун.
– Ничего не наделали! Сухие штаны! Всё, я готов – пойдём уже быстрее.
Брауны позвонили в дверь дома семьи Джонс, и им открыли почти сразу. Складывалось такое ощущение, что за дверью давно стояли и как будто ждали, когда уже в неё позвонят.
На пороге стояла хозяйка дома, миссис Джонс, миловидная женщина лет сорока. У неё были короткие каштановые волосы, завитые на бигуди, по крайней мере, так казалось. Крупные локоны лежали мягкими волнами. Одета она была в голубую блузку и светлые, немного прозрачные брюки, через которые дерзко просвечивали белые трусики. Да, эта женщина знала себе цену и никому не позволяла помыкать собой. Поэтому когда на единственного племянника Патрика напали и избили до полусмерти, она сделала всё возможное, чтобы наказать виновного и отправить подальше из этого города.
– Добрый день, мистер Браун. Как ваши дела? Проходите, будьте как дома, – она прошла в дом, не взглянув на Уилла, давая понять, что в этом доме он нежеланный гость.
– Спасибо, Жанин, всё хорошо. Вот Уилл вернулся, мне хоть не так одиноко теперь будет.
– Да-да, я понимаю. Может быть, чаю или кофе? Кофе чудный, сварила перед вашим приходом, Карл.
– Да от кофе я не отказался бы, особенно от твоего, Жанин.
«Он что, с ней заигрывает? – глядя на отца, подумал Уилл. – Ужас какой!» Поморщившись, он попытался скрыть отвращение от заигрываний отца и наигранной вежливости со стороны тёти Патрика. Отвернувшись от этой мерзкой картины, он увидел стоящего на лестнице виновника торжества – Патрика.
– И давно ты тут стоишь и пялишься на меня? – со злостью спросил Уилл.
– Это вообще-то мой дом, если ты забыл.
Уилл ухмыльнулся и направился к Патрику. Он хотел растоптать его, уничтожить, унизить. О боже, как же он ненавидел его в этот момент!
– Да, это твой дом, а я здесь просто гость. Но я пришёл извиниться перед тобой за тот случай у дома Лилии, когда я… эмм… ударил тебя… за это… ну, в общем… ты понимаешь… короче, я прошу прощения.
Уилл почувствовал, что в этот момент в доме стало на удивление очень тихо. Тетя Патрика и отец стояли между кухней и гостиной и смотрели за его реакцией. Что он мог сделать в тот момент, кроме как протянуть руку этому идиоту? НИЧЕГО! По крайней мере, не сейчас…
– Прости меня…
– Ладно, с кем не бывает. Извинения приняты, – он пожал протянутую руку Уилла и заглянул тому в глаза. Патрику показалось на секунду, что он увидел там неприкрытую ненависть, от которой всё похолодело внутри. Парень резко отпустил руку и понял, что нажил себе кровного врага. Но он тоже не пальцем деланный и демонстрировать своё истинное отношение к Уиллу не собирался. Лучше держать врага поближе к себе, а когда придёт время – показать клыки.
Уилл улыбнулся Патрику натянутой улыбкой. Дело сделано – можно сваливать отсюда. Здесь его больше ничего не держит. Браун-младший чувствовал, что напряжение витает в воздухе и, скорее всего, из-за него. Уилл повернулся спиной к обитателям этого дома и, не сказав никому ни слова, вышел, хлопнув дверью. Он чувствовал себя униженным и подавленным, на него как будто вылили ведро дерьма.
«Что со мной не так? Я ведь просто извинился. Жест вежливости. Ничего особенного, миллионы людей каждый день так делают и ничего – живы же. Лучше бы он ударил меня так, чтобы его кулаки испачкались моей кровью. Чтобы у него костяшки были ободраны до мяса, когда он меня молотил бы. И то мне было бы легче, чем сейчас», – внезапный спазм в желудке нарушил ход сумбурных мыслей, и Уилла вытошнило прямо на асфальт. Благо рядом никого не было, такого позора молодой мужчина не пережил бы.
Через месяц Уилла призвали в армию. Младший Браун уехал, так и не повидав Лилию и не сказав, как сильно её любит.
Глава 4. Вьетнамец
1968 год, Новый Орлеан, штат Луизиана
Её серые глаза всегда напоминали холодные осенние туманы, даже когда она светилась от счастья или любви. Хотя по-настоящему она ещё ни разу серьёзно не влюблялась. Но очень этого хотела. Лилия сидела на высоком дереве – в зелёном платье, которое сшила себе сама, она сливалась с изумрудным гигантом.
Толстая ветка дерева тихо поскрипывала, но крепко держала девушку, словно это был драгоценный груз. Лилия внимательно смотрела на происходившее внизу и почти не дышала. Вчера она вернулась из университета и старалась не показываться на глаза своему «любимому» кузену. Он последнее время её сильно раздражал, демонстрируя свой неуёмный темперамент. Поэтому она предпочитала держаться от него подальше и… повыше. Вот и сейчас она смотрела сверху вниз на улицу, по которой Уилл шёл к её дому.
Он знал, что она ещё не вернулась – должна была приехать через месяц. Но все равно каждое утро ровно в 10 утра он следовал своей неуклюжей походкой в сторону её дома. Сейчас её мать скажет, что Лилия ещё не приехала и что вернётся она домой не раньше чем через месяц. Он тяжело вздохнёт, пожелает хорошего дня и уйдёт. А через десять минут Лилия спустится с дерева и отправится к себе домой до следующего утра. Как сказала мама, терпеть его хождения оставалось недолго. Уилл уезжает в армию через несколько дней и поэтому хочет попрощаться. Но этого не хотела Лилия. Она с ним попрощалась ещё полгода назад, когда он до полусмерти избил её любимого Патрика. Именно тогда, в тот самый день, Уилл для неё умер. Он перестал быть любимым кузеном и стал для неё диким животным, которого она теперь старательно избегала.
Она встречалась с Патриком Джонсом уже полгода и собиралась в ближайшее время выйти за него замуж. Они любили друг друга и планировали свадьбу на осень, когда Уилла не будет рядом. Девушка не хотела, чтобы кузен всё испортил, а он это мог сделать с лёгкостью.
Он всегда был таким – несдержанным, эмоциональным, злым и порывистым. Лилия росла с Уиллом и с детства знала его как облупленного. Они вместе бегали по бескрайнему полю цветов и собирали бабочек, чтобы потом их отпустить. Вместе купались в прохладной речке до посинения, пока пиявки не впивались в их детские попки. Вместе лазили по деревьям, как маленькие обезьянки, а потом качались на качелях, которые поднимали их прямо к солнцу. А под вечер, уставшие, ложились, обнявшись, спать в одну постель и, скорее всего, видели одни и те же сны. Когда Лилия и Уилл стали постарше, они уже не проводили столько времени вместе, но всё равно продолжали общаться. Однажды, когда им было по четырнадцать лет, Уилл вырезал на дереве сердце и вписал в него их инициалы. Это было так неожиданно и очень мило.
Вот тогда Лилия и начала понимать, что Уилл испытывает к ней совсем не братские чувства. Он влюбился в неё, и от этой любви ей было плохо. Чаще всего влюбленность вызывает в людях положительные эмоции. Бабочки в животе, светящиеся глаза, зажигающие всё и всех, улыбка до ушей, которая смущает каждого. Да, да, да – она во всё это верила. Но тут было наоборот: Лилии хотелось убежать далеко-далеко или, укрывшись одеялом, уснуть и не просыпаться. Это была нездоровая любовь, неестественная, она была заражена каким-то неизвестным вирусом. Девушке хотелось уничтожить эту заразу на корню, но, к сожалению, она не смогла это сделать. И с того момента всё покатилось по наклонной. Последний гвоздь в крышку гроба дружеских отношений забил Уилл, когда попытался её поцеловать. После этого Лилия прекратила с ним всяческое общение и перестала встречаться.
А потом она встретила Патрика и влюбилась в него без памяти. Лилии было тогда восемнадцать лет – ещё не распустившийся цветок, который хотел сорвать каждый юноша, кто случайно её видел или знал. Но повезло только одному-единственному: он оказался всех умнее и проворнее. Это был Патрик. Он был старше Лилии на четыре года, но это не помешало ей полюбить его всем сердцем.
Да и как его можно было не полюбить? Он предназначен был судьбой, и Лилия это поняла, как только увидела Патрика. В тот момент, когда взгляды их встретились, её как будто пронзило разрядом с головы до ног. Волоски на коже поднялись и зашевелились. Такого сильного эмоционального всплеска девушка никогда не ощущала. Было такое чувство, что Патрик сквозь глаза заглядывает ей в душу. Он за одно мгновение увидел всю её прошлую жизнь и настоящую.
Лилия, всё ещё глядя Патрику в глаза, протянула руку и почувствовала через грудные мышцы молодого человека его колотившееся сердце. Оно билось так быстро и часто, что можно было подумать, что у юноши тахикардия. Видимо, химия, внезапно возникшая между ними, поразила их так глубоко в сердца, что не принять её или, ещё хуже, сопротивляться, было бы преступлением.
– Откуда ты приехал? – только и смогла выговорить девушка.
– Из Вьетнама, – сорвавшимся голосом процедил Патрик.
– Слава богу, что ты вернулся живой! – Лилия бросилась ему на шею, чтобы обнять, как будто знала этого человека не пять минут, а всю свою жизнь.
– Милая девушка, но кто вы? Может, я вас знаю, но, к сожалению, забыл. Я получил травму во Вьетнаме и, возможно, у меня провалы в памяти. Хотя такую красотку я точно бы вспомнил.
Лилия смутилась, и щёки покрылись румянцем. Она опустила руки с шеи Патрика и отошла в сторону. Прислонившись к дереву, посмотрела на него и медленно выдохнула.
– Меня зовут Лилия, а живу я… вон в том доме рядом с большим дубом. Это дерево растёт тут уже триста лет, он видел многое и знал несколько поколений моей семьи. Когда мне плохо и я хочу спрятаться от всех, я залезаю на дерево и мечтаю о том, как стану птицей и улечу отсюда далеко-далеко, туда, где меня никто не найдёт.
– И часто ты мечтаешь стать птицей и улететь отсюда?
– Раз в неделю точно. Но последнее время я приезжаю домой только на каникулы, поэтому больше не мечтаю.
– А хочешь, я расскажу тебе о своей мечте?
– Конечно, хочу, но лучше всего мечтается, когда тебя никто не видит и не мешает думать о сокровенном. Пойдём, Вьетнамец, я покажу тебе это место. Там правда здорово.
Лилия взяла за руку Патрика и повела его по дорожке в сторону своего дома. Парень и не думал сопротивляться: ему нравилась эта игра. И Лилия тоже очень нравилась – настолько, что он не хотел выпускать свою руку из её руки. А ещё он очень хотел поцеловать эту загадочную девушку.
– Скажи, у тебя есть имя или я так и буду называть тебя Вьетнамцем? – Лилия лукаво улыбнулась Патрику, и ветер растрепал её золотые волосы.
«Она прекрасна, как освежающий дождь в знойный день», – подумал Патрик и убрал с её лица прядь волос.
Они подошли к огромному дубу, который и правда рос рядом с домом Лилии. Его могучие ветви обвивали ствол со всех сторон. Оно как будто так защищалось от непрошеных гостей. Старый корявый ствол, испещрённый вековыми морщинами, был таким необъятным, что за ним можно было спрятаться парочке влюблённых и устроить там себе гнёздышко.
– Меня зовут Патрик Джонс, – улыбнулся молодой мужчина и, присвистнув, посмотрел на дуб. – Вот это громадина! И как на него залезть? – спросил он, оглянувшись на Лилию. Девушки нигде не было, она испарилась, оставив после себя лёгкий аромат духов.
– Я здесь, подними голову, – откуда-то сверху раздался приятный женский голос.
– Лилия, птичка моя, как ты туда залетела?
Девушка звонко рассмеялась, этот смех пронизывал до глубины души и уносил все плохое, что сейчас было на сердца Патрика. Не хотелось думать ни о чём грустном и тревожном. Ни о молодых ребятах, ввязанных во Вьетнамскую войну и оставлявших во вражеских джунглях молодость и жизнь. Ни о душевных ранах, которые причиняли боль. Ни о погибшем отце, которого почти не знал при жизни, но где находится могила, в которой он похоронен, мог показать с закрытыми глазами. Этот волшебный смех излечивал раны и помогал жить дальше.
– Залезай с другой стороны, я тебе помогу. Ну давай, Патрик! Что ты застыл как вкопанный? – Лилия смотрела на парня и никак не могла сообразить, куда направлен его взгляд. А молодой Джонс не мог оторвать глаз от груди, которая была видна ему так отчётливо благодаря глубокому декольте платья.
Когда Лилия наклонилась, чтобы подать ему руку, прекрасные молодые груди с маленькими светлыми сосками буквально выпорхнули из платья и почти коснулись его лица. Так близко он ещё не видел грудь женщины. У него не было подруги и он не знал, как это – касаться женского тела и любить его по-настоящему. Не знал до этого самого момента. В его брюках что-то шевельнулось, и он понял, что хочет обладать Лилией здесь и сейчас.
Смутившись от увиденного, Патрик постарался успокоиться и сделать вид, что ничего не произошло. Он подал руку Лилии, чтобы она помогла ему забраться на дерево.
– А где ты живёшь, Вьетнамец?
– На этой же улице, только в трёх кварталах отсюда. Но в этот город приехал недавно. Родился я совсем в другом месте, в штате Техас. Знаешь, где это?
– О, милый Патрик, я нигде не была кроме родного города и фазенды нашей с Уиллом бабушки. Поэтому я и хотела бы стать птицей, чтобы увидеть наш чудесный мир.
– Когда-нибудь я отвезу тебя в Техас, в город Льюисвилл, и покажу, где родился, вырос и где живёт моя мать.
– Ты правда отвезёшь меня в родной город и познакомишь со своей мамой? – удивлённо посмотрела Лилия в карие глаза Патрика.
– Я покажу тебе весь мир, птичка моя. Ты знаешь, что в 1941 году в штате Техас состоялась самая большая вечеринка, когда Папаша Ли О’Даниэл пригласил всех техасцев на ужин в честь избрания его мэром? Двадцать тысяч человек приняли приглашение. Было съедено почти пять тысяч килограммов барбекю, пятьсот килограммов картофельного салата, столько же лука и солёных огурцов, а также подано тридцать две тысячи чашек кофе, а к нему – полтонны килограммов сахара.
– Вот это да! – удивилась Лилия. – А расскажи ещё что-нибудь. Мне ужасно интересно, – воодушевилась Лилия, придвинувшись поближе к молодому мужчине.
«Кто эта девушка и почему схожу по ней с ума, ведь я знаю её не больше часа?» – думал Патрик, придвигаясь ближе к Лилии и чувствуя её дыхание у себя на шее.
– Ну… я знаю, что самая большая фабрика по производству мороженого открылась в Остине, штат Техас. На ней выпускали до двухсот пятидесяти галлонов мороженого в день. А ещё моя бабушка рассказывала, что она видела, как испекли самую большую буханку хлеба. Она весила около восьмидесяти килограммов.
Патрик ей всё рассказывал и рассказывал забавные истории о родном штате, а она смотрела на него влюблёнными глазами и кивала. Хотя уже была далеко отсюда и от любимого. Она витала в облаках и думала о том, как хорошо им будет жить вдвоём в домике, который они купят. Какие милые детки у них родятся. А ещё у них обязательно будет собака. Без собаки никак нельзя! Она будет защищать малышей от злых людей, а вечерами, когда они будут сидеть с Патриком у камина, та будет лежать у них в ногах.
– Лилия, ты меня слышишь?
– А… да, конечно. Что ты сказал?
– Ты где летаешь, птичка моя?
– Патрик, милый, обними меня, я что-то так замёрзла.
Он прижал к себе замёрзшую девушку, которая дрожала как осиновый листок, и не хотел отпускать. «Какая всё-таки странная штука жизнь: утром я ещё даже не подозревал о том, кто такая эта Лилия, а сейчас не представляю жизни без неё. Я мог сто раз умереть во Вьетнаме и так и не встретить её. Будучи там, я думал только о матери и о том, как не умереть и не оставить её одну на этой земле. А теперь мне есть ради кого жить, есть ради кого вставать утром и кому дарить свою любовь».
