Kitabı oku: «Сказки не нашего времени», sayfa 2
Вот и все, что я хотел сказать вам сейчас. Детали узнаете на инструктаже, если решитесь. На раздумья вам дается один день. Если надумаете – приходите сюда в воскресенье, в 12 часов. И помните: там вы нужны. Решать вам. А сейчас – хотите экскурсию в лабораторию? Ребята отвезут и все покажут. Вот и отлично, поезжайте с ними, к вечеру вернетесь. Заодно и познакомитесь с группой. Всего хорошего, Виктор Александрович. Надеюсь увидеться с вами послезавтра.
*****
Суббота, 22 мая 2027 года.
Увидел во сне дом своего детства и юности, папу и маму… Надо сходить на кладбище, попрощаться. В этой реальности, или вообще – без разницы. Хочу снова сказать им, что помню и люблю, и так будет всегда и везде. Не забыть оставить талоны соседке! Пусть старушка порадуется. Скажу, что уезжаю на лето в деревню, на подножный корм.
Воскресенье, 23 мая 2027 года.
Опять снился дом и родители. Черт! Ну почему я так уверен, то вернусь в свой дом на Скорняжном, в свои 20 лет?! А ведь я уверен… Ну все, поехали!
*****
Инструктаж.
Здравствуйте, друзья! Меня зовут Лев, я главный координатор сегодняшнего прыжка. До вас были пробные, вы – первый массовый десант с конкретным заданием. Координаторы групп уже ввели вас в курс дела, повторяться не буду. Моя задача – дать вам дополнительную информацию, чтобы вы могли оценить все риски и смогли отказаться, если найдете их чрезмерными. Нам нужны только добровольцы, только энтузиасты, которые знают, на что идут и какую цену готовы заплатить. Честно говоря, мне цена кажется незначительной по сравнению с перспективой вырваться из-под Купола и, возможно, помочь выбраться всей стране. Но я должен оставаться «здесь и сейчас», вместе с нашим научно-исследовательским ядром, потому что миссия ваша может оказаться безрезультатной, если не хуже… Но не будем о грустном. У вас впереди замечательное приключение! Я вам завидую.
Теперь о рисках. Основной риск в том, что мы слишком многого не знаем – нет экспериментального подтверждения. Возможно, наши модели слишком упрощены, хотя грубым приближением они уже не являются. Мы знаем, что прыжок, в принципе, осуществим. Мы почти уверены, что можем настроить камеру с точностью до полугода, и что вся группа попадает в одну и ту же реальность одновременно, с точностью до секунды. Мы почти уверены, что эта реальность является предшественницей нашей, из которой будет совершен прыжок. Дальше идут предположения. Вы уже поняли, что временем большой бифуркации, той, которая дает возможность сменить аттрактор (в просторечии – вырваться из заколдованного круга) является время так называемой «перестройки», точнее, период с Чернобыльской аварии до 70-летия октябрьского переворота, то есть, с 26 мая 1986 года до осени 1987 года. Вас забросят на 5 лет раньше, в 1981 год, чтобы вы успели адаптироваться, разработать подходящие методы для определения момента большой бифуркации и подготовить необходимые структуры для осуществления самого перехода. С вашим интеллектом и разнообразием ваших специальностей это всё решаемо, но проблема в том, что мы не знаем, как воздействует на человека сам прыжок.
Вы уже знаете – добровольцы не возвращаются, оболочки не в счет. Предполагается, что прыжок по времени вперед запрещен по фундаментальным причинам. Предполагается, что люди, родившиеся позже времени прыжка, встраиваются в реальность как новые личности, а уже существующие – сливаются со своим молодым аналогом. Насколько безболезненно происходит такое слияние (если оно вообще происходит), мы не знаем. Старшая подгруппа, то есть люди 1955-1960 годов рождения, испытает это на собственной шкуре. Мы надеемся, что вы станете молодыми людьми 20-25 лет, сохранив при этом память последующих 46 лет жизни и стремление выполнить свою миссию – хотя бы потому, что в том или другом будущем предстоит жить вам и вашим потомкам. Эта подгруппа, назовем их «укоренёнными» будет служить на первых порах опорой младшей подгруппе 1990-2005 годов рождения, «пришельцам», аналоги которых еще не существуют в момент прыжка. Мы на всё на это надеемся, но что будет на самом деле – узнаете только «на месте». Если вообще узнаете.
Сейчас вы разойдетесь по своим группам и получите последние инструкции от своих координаторов: что делать «укоренённым» и «пришельцам» непосредственно после прыжка. Потом часовой перерыв на получение «пришельцами» документов, денег и соответствующей одежды. Времени достаточно, чтобы окончательно решить, готовы ли вы к прыжку. Те, кто решит остаться, собирайтесь вон там. Сопровождающие выведут вас на поверхность. Если захотите, можете потом присоединиться к нашему научно-исследовательскому ядру. Правда, не могу гарантировать, что после прыжка эта реальность не изменится. Я ничего не могу гарантировать. Просто надо действовать. У нас уже нет времени.
*****
Раннее летнее утро. Комната перегорожена шкафом на две неравные половины; в меньшей на диване спит юноша. Солнечный луч добирается до его правого глаза, ползет дальше. Юноша приоткрывает глаз – на стене напротив старые фамильные ходики и отрывной календарь. 6 часов, воскресенье 20 июля 1980 года. «Надо же! Почти не промахнулись. Хорошо, что слияние произошло во сне. Интересно, это у всех «укоренённых» так? Скоро узнаю. Оказывается, ничего страшного: этот юноша всегда жил во мне-старике (он всегда это знал), теперь и я-старик живет во мне-юноше. Немного странно, но привыкну – это ведь тоже я, только в других обстоятельствах. И с дополнительным опытом. Купол. Какая гадость!» Юноша легко и бесшумно (не разбудить родителей!) спрыгивает с дивана (как здорово быть в молодом, тренированном теле!). Одеться, застелить постель, ванная, кухня – и на улицу! Время до встречи (12 часов, правая колонна у входа в Парк Культуры, каждое воскресенье) еще есть. Он идет по летней Москве своей молодости, наслаждаясь свежим утренним ветерком. «Не отдам ее упырям! И еще – у меня обязательно будут дети и внуки. И я сделаю все, чтобы они не узнали ни смуты, ни Купола!»
*****
Понедельник, 17 мая 2027 года.
Ярко-зеленое весеннее утро. Мужчина в спортивном костюме выбегает из парка на детскую площадку перед старым, но любовно отреставрированным домом. Малыш лет пяти, завидев его, бежит навстречу.
– Дедушка! Я на леталку с Павликом, можно?
– Давай, Дениска, только не уходите с площадки никуда. Я скоро, только в магазин забегу.
– Дед! Мне мороженое, «Московское»!
– Хорошо. Павлику тоже?
– Нет, мама сказала, что он немножко простудился, и ему нельзя мороженого. А в Музей Времени мы пойдем?
– Это вы уже с папой договаривайтесь. У писателей режим свободный, а меня через час в лаборатории ждут.
– Ну-у-у, с тобой интереснее.
– Не могу, Денис. Всю эту неделю буду очень занят. А давай я тебе лучше на ночь сказку расскажу. Тоже о времени. Идет?
– Страшную?
– Очень страшную, но конец очень хороший. Надеюсь… Ну, беги к Павлику. И не уходите никуда!
Он снова вбегает в парк по другой дорожке, ведущей к магазину. Через лужайку, где в его первой реальности стоял склеп-убежище. Они никогда не пытались раскопать это место, и он не знает, лежит ли там, глубоко под землей, оболочка его старого тела. Зато он точно знает, что в той, первой реальности из аварийного дома за его спиной скоро выйдет пожилой обрюзгший человек с палочкой и по разбитому асфальтовому покрытию подойдет к тому месту, где изнутри слабо светится прошлогодняя щель.
Виктор Александрович, завлаб Института Времени, вообще многое знает в силу своей профессии и опыта. Многое, но далеко не все, конечно. Это его не тревожит: он профессионал и исследователь, а эмоции в науке противопоказаны. Но все же один вопрос неотвязно мучает его уже 47 лет: почему этот старик был так уверен, что «выпрыгнет» молодым в своём Скорняжном переулке, откуда он знал, что вообще куда-то выпрыгнет?! «Я бы, наверное, не решился, – думает завлаб. – Я бы струсил. Правда, у меня не было Купола… И у меня нет аналога в Институте Времени в другой реальности. А может, все-таки есть?»
– Эй, кто там подсматривает? – орёт он на бегу, запрокинув голову в небо.
Он не ждёт ответа, и лишь слегка улыбается раскату грома: конечно, это просто гроза. Первая весенняя гроза 2027 года. Может быть, последняя гроза в этой реальности.
Семья уткида
«И тогда пришел пастушок Давид, вооруженный только пращой. Засмеялся Голиаф, увидев такого противника, и двинулся навстречу. Но метнул камень Давид – и рухнул великан».
– Хорошенькая история! – воскликнул Гхмырь, с наслаждением захлопнув учебник по истории государства уткидов, точнее, приложение в конце учебника под названием «Мифы древнего мира». А заданный параграф по сентябрьской революции лучше почитать прямо перед уроком – легче запомнить и отбарабанить, как надо.
– Ты как следует подготовился? – выполнил свой родительский долг отец.
– А как же! – уверенно соврал Гхмырь и, пружиной распрямив хвост (он всегда привязывал себя хвостом к стулу, когда садился готовить уроки), выскочил из дома.
Друзья уже ждали его – не хватало одного Магнца. «А ну его, – решили приятели, – он и до завтра не кончит!». И они с радостными воплями припустили к призывно зеленеющему лесу.
Магнц, действительно, всё еще сидел над учебником истории. Он задумывался над каждой фразой, и при этом поднимал клюв к небу, беззвучно шевеля губами, будто спрашивая кого-то. Раньше он спрашивал отца, но («Доигрались!» – говорила мать) после его ареста спрашивать стало некого. А думать одному было так мучительно трудно и медленно… хотя Магнц постепенно втягивался. «Бедняжка мой», – горестно думала наблюдающая за ним мать, – «опять его завтра заклюют на контрольной. Весь в отца! И закончит, наверное, так же». Мама украдкой вытерла слезу и спросила:
– Сынок, не хочешь погулять? Потом дочитаешь. Ведь это просто контрольная! Ответишь как-нибудь, ты же умница. Все ведь отвечают. Посмотри хоть на своего приятеля Гхмыря: он учёбой не переутомляется, зато живой, здоровый мальчик! И переходит из цикла в цикл без проблем. А у тебя всё время какие-то трудности. Живи проще!
– Мамочка, не выходит у меня проще! Если я не пойму, то не могу запомнить. А понимать с каждым циклом становится все труднее.
– Кто тебя просит понимать? Просто запомни и перескажи. Ты это еще в пятилетнем возрасте умел!
– Но ведь мне сейчас не пять, а пятнадцать… Ну, хорошо, мама, пойду погуляю.
– Только к Стене не ходи!
– Не пойду, не волнуйся.
Но пошел, конечно, прямо к Стене. Городок был пограничный, и Стена была совсем рядом. Ходить туда не запрещалось (все уткиды свободны!), но ходящие к Стене кончали плохо: их в конце концов отслеживали и… Нет, не убивали, конечно (все уткиды гуманны!), но лишали гордого звания уткида и отправляли за Стену к людям. Магнц надеялся, что отец выжил среди дикарей, и что он сумеет подобраться к Стене, отделяющей его от сына. Значит, они смогут хотя бы посмотреть друг на друга! Он прошел прямо к знакомой дырке, скрытой густыми зарослями. Сквозь свою наблюдательную щель Магнц иногда видел людей, но отца не видел. Вот уже два года. И вот уже два года он ходил сюда почти каждый день и старался не потерять надежду. «Отец жив! – твердил он себе. – Я бы почувствовал, если бы он умер – я ведь всегда его чувствовал. Значит, он жив, но пока не может вырваться от дикарей и прийти сюда ко мне. Как сможет – придет обязательно. Мое дело – ждать».
*****
Школьный день начался, как всегда, молитвой:
«Мы произошли от людей, но мы не люди. Слава Утконосу!
Мы высшая раса, венец развития. Слава Утконосу!
Мы никогда не вернёмся на путь человечества – у нас Особый Путь. Слава Утконосу!»
Когда отзвучал гимн уткидов, ребята расселись по местам, вокруг своей наставницы – госпожи Жмель. Внимательно оглядывая учеников, одного за другим, наставница заговорила значительным голосом:
– Дети! Сегодняшний урок, пожалуй, самый важный в курсе истории уткидов. Великая сентябрьская революция – определяющая веха в нашем общественном развитии. Надеюсь, вы хорошо подготовились. Отвечать будем, как всегда, по кругу. Но предупреждаю: тот, кто ответит плохо, будет иметь дело с Комиссией. Надеюсь, в нашей группе таких не окажется. Итак, приступаем. Первый вопрос: сколько длился переходный период от людей к уткидам? Лдана, пожалуйста.
– Этот период от 2011 до 2037 года, по человеческому летоисчислению. То есть, от 13 года до нашей эры до 12 года нашей эры. Рассказать, в чем он заключался?
– Нет, это сделает Сабаб. Пожалуйста!
– Ну, в 2011 году произошел пробный эксперимент под названием «рокировка». Этот эксперимент проводился в древней стране под названием Российская Федерация – современная Утляндия занимает часть ее территории. В результате рокировки потенциальные уткиды были отделены от людей, но недостаточно точно, и поэтому вскоре, в 2014 году был проведен эксперимент под названием «Гмыр наш»…
– Достаточно, Сабаб! Продолжает Гхмырь.
– Второй эксперимент оказался удивительно удачным! Его успеху способствовали государственные средства массовой информации, прежде всего, телевидение. Однако люди за границами Российской Федерации, почувствовали угрозу – потому что это зарождался новый, более совершенный вид! – и они устроили в Российской Федерации экономической кризис. Кроме того, они оплели нашу прародину Сетью, через которую закачивали в неокрепшее сознание будущих уткидов ложную информацию.
– Хорошо, Гхмырь! Достаточно. Продолжает Фгнора.
– И тогда Совет будущего Утконоса (тогда его звали человеческим именем, которое нельзя называть) разорвал Сеть! Просто отрезал эту тлетворную нечисть от нашей прародины! И этот шаг стал третьим великим экспериментом: люди возмутились и пытались протестовать – а уткиды приветствовали очищение! И тогда началось расслоение и расселение…
– Достаточно, Фгнора! Молодец! Продолжает Магнц!
– Вообще-то, расселение началось еще раньше: это называлось «утечка мозгов». Люди с высокими интеллектуальными способностями, но без развитого патриотического чувства, выезжали за границу Российской Федерации. И почему-то обычно не возвращались обратно. Но, – торопливо продолжал Магнц, кинув испуганный взгляд на привставшую наставницу, – это было к лучшему: такая утечка служила святой цели выделения уткидов: потенциальные уткиды оставались на своей прародине, а люди эмигрировали.
– Хватит, Магнц! В целом, верно, но выходит за рамки программы. Постарайся удерживаться в рамках, мальчик! Продолжает Гааш.
– Уничтожение Сети в 2020 году очень оздоровило обстановку в стране, а оставшееся население было готово к окончательному этапу – превращению в высшую расу. Для закрепления достигнутых успехов Совет Утконоса принял решение подвергнуть всех оставшихся процедуре генетического модулирования. Чтобы они не могли скрещиваться с людьми, не прошедшими три великих эксперимента и не доказавших тем самым свою исключительность.
– Достаточно. Трана, своя очередь.
– Великая генетическая реновация была произведена в сентябре 2024 года. Это первый год нашей эры, эры уткидов. К этому времени границы Российской Федерации сократились до границ современной Утляндии, и население составляло 34 миллиона человек. После реновации «человеки» остались только за Стеной, а модифицированные бывшие люди стали постепенно преображаться: менялась и морфология мозга, и внешность. Нос человека превращался в клюв, наподобие утиного, а рудиментарный отросток позвоночника развился в полноценный хвост. Все генетические изменения закончились к 2037 году, и они закрепились в последующих поколениях. Так возникла новая раса – раса уткидов, к которой имеем честь принадлежать все мы!
– Молодчина, Трана! Все молодцы! Кроме Магнца. Что с тобой происходит, мальчик? Куда тебя всё время заносит? Смотри, попадешь в Комиссию, если не будешь стараться! Сейчас мы посмотрим учебный фильм для закрепления материала, и к следующему разу подготовьте главу 14. Будет урок по теме «семья уткида». И отнеситесь к этому серьезно. Я хочу, чтобы вы не просто пересказали учебник, но проиллюстрировали его на примере истории собственной семьи. Итак, смотрим фильм «Великая сентябрьская революция».
*****
Магнц даже не пошел домой, а прямо двинулся к своей дырке в стене. Никогда еще не чувствовал он себя таким одиноким. Надо же, «семья уткида»! Он заплакал, прислонившись к тёплому камню. Потом задремал, и поэтому не услышал, как с той стороны кто-то подошел совсем близко и спросил: «В чем дело, сынок?» Спросил таким родным, таким знакомым голосом, что Магнц подумал: «Папа… Какой хороший сон». И тут его легонько тронули за плечо.
– Это ты?!
– А кого ты ждал, Маг?
– Но ты совсем как человек!
– Я и есть человек, сынок. И ты тоже.
– Но… Клюв?
– Пластическая операция. Тебе не нравится?
– Непривычно как-то. Хвоста ведь тоже нет?
– Тоже. Я ведь не обезьяна.
– Что они с тобой сделали, папа?!
– Я человек, живу среди людей, и должен выглядеть как человек. Согласен?
– Они изменили тебя, папа?
– Ну, чтобы меня изменить, надо отрезать не хвост, а кусочек мозга. И то не наверняка. Ты уже почти взрослый, поэтому я подошел – раньше просто боялся. За тебя. И сейчас, может, рановато. Но ты заплакал, и я не выдержал. Что случилось, сынок? Что-нибудь с мамой?
– Нет, с ней все нормально. Случилось со мной. Понимаешь, как-то я не вписываюсь, и наставница постоянно пугает меня Комиссией. А завтра вообще урок «семья уткида». На примере собственной семьи. Но я не хочу говорить об этом. Вообще не хочу говорить с ними о тебе! Придется ведь отрекаться, и всякую такую грязь… Не могу! Не хочу!
– Успокойся. Давай думать. Помнишь, как мы это делали раньше?
– Помню. Теперь я думаю один…
– Молодец! И что надумал?
– Ведь если будет Комиссия, то меня сошлют за Стену? К тебе?
– Нет. Теперь Комиссия не выселяет за Стену. «Отщепенцев», как это они называют, просто уничтожают и перебрасывают за Стену. Быстро и эффективно, никто ничего не знает – ни уткиды внутри Стены, ни люди снаружи. Комиссия скрывает новую информацию, очень для них неприятную. Дело в том, сынок, что относительное число «отщепенцев» стало быстро увеличиваться; похоже, началась обратная мутация. Вот скажи, в твоей группе ребят убавилось?
– Да… Начинали цикл вдевятером, теперь нас семеро. Из этих двоих один был моим другом – Орелл, ты его знаешь. Нам сказали, что их семьи переехали. Далеко. Я еще порадовался за Орелла: уехал из нашей глуши, может, даже в столицу. Как ты думаешь… он жив? Он же ещё мальчик!
– Давай будем надеяться, что он жив. Всё равно, узнать ничего нельзя: почта у вас теперь работает только в пределах области, и междугородный телефон только по особому разрешению.
– Откуда ты знаешь?
– Не ты один ходишь к щелям, и не только я один из бывших уткидов.
– Слушай, а ты можешь организовать мне побег за Стену? Пусть буду жить среди дикарей, но с тобой!
Отец за Стеной задумался. Потер нос (шрамы были все еще видны), присел с той стороны стены, заглянул в глаза сыну.
– Оставишь маму?
– Она и так всё время обо мне беспокоится. Пусть думает, что утонул в речке. Если попаду на Комиссию, соседи ей жизни не дадут. И сейчас на нас косо посматривают из-за тебя. Так что погорюет и успокоится. Для неё так лучше.
– Оставишь друзей?
– Нет у меня теперь друзей! Так, приятели. И те отдаляются…
– Оставишь родину?
– Это она меня оставила! Она меня выпихивает – прямо как во времена «утечки мозгов». Не нужен я здесь! Лучше к дикарям!
– Они не дикари, сын. Это мы, уткиды, дикари. С рудиментарными клювами и хвостами. Но дело даже не в хвостах. Давай я тебе расскажу, как тут живут.
– Начну с самого начала. Ты ведь помнишь, как меня арестовывали – при тебе это случилось, а тебе было всего 13. Мать в ужасе застыла у стенки, а они рылись в наших вещах – только пух от подушек летел. Наконец, обнаружили тайник с «запрещённой литературой», как они это называли. Господи! Было бы просто смешно, если бы не мать и ты – твои круглые глаза на белом лице я на всю жизнь запомнил. Ну, и что они нашли? Развлекательную литературу, которую я хранил для тебя – «Три мушкетёра», детективы, фантастику. Кое-что ты уже читал, и я все боялся, что они полезут к тебе с расспросами и тоже загребут. Пронесло. Так что выходил я в наручниках, но с облегчением: вас, по крайней мере, не тронули.
– В Комиссии было неинтересно. Допросы с избиением – выбивали признание в «работе на людей». Но всё же времена были травоядные – не калечили, не убивали, а просто зачитав приговор по статье «за шпионаж» кидали живьем за Стену. Ну, всё, думаю, попал к дикарям, да еще со сломанной рукой – неаккуратно перебросили. А теперь то ли сожгут, то ли сожрут. Пока я размышлял, что лучше, подъехала машина, вышли из нее двое с носилками и отвезли в больницу. Там в хирургическом отделении обработали мою руку, и я сразу же попросил заодно удалить хвост. Посмеялись, удалили. Записали на пластику носа, когда окрепну. И перевели в миграционный Центр, на долечивание и адаптацию.
– В Центре много наших обнаружилось. Кого за книги, кого за неподобающий образ мыслей, кого по дури… Народ пестрый. Те, у кого мозги еще не отсохли, быстренько расставались с хвостами и клювами, а потом пропадали в библиотеке и в лектории. Другие всё рыдали об «ошибке» и просились обратно, искупать. Уж не знаю, что там с ними дальше делали, потому что как только я окреп и начитался – сразу окунулся в «застенную» жизнь. Хорошая жизнь оказалась! Поездил по свету, посмотрел, как люди живут. Живут, надо тебе сказать, очень по-разному. Язык, обычаи, степень свободы, богатство и бедность, государственное устройство – всё разное. Но нигде не живут так глупо, как у нас. Нигде люди не деградируют так страшно.
– И стало мне обидно за свое отечество. Стал изучать историю нашей страны – и ужаснулся. Будто какой-то психованный экспериментатор забавлялся, ставил опыты с заведомо отрицательным результатом. Были, конечно, и относительно светлые времена, но потом все снова скатывалось в пропасть. Снова поднимались – и снова падали, как неваляшка. А на этом шутовском фоне другие страны развивались: медленно, с трудом, с временными отступлениями, но в целом вперёд. Главное, если страна развивается, то и люди в ней тоже: становятся более свободными, ответственными, добрыми, достойными.
– Много я на эту тему передумал и решил: дудки! Поиздевались над родиной, и хватит. Буду спасать. Нашел единомышленников, из наших бывших. Сгруппировались мы поближе к Стене и стали собирать информацию, чтобы начать действовать. Но выяснить удалось немного. Ясно только, что сейчас началась обратная мутация из уткида в человека, однако непонятно, естественный это процесс или искусственный. Если мутация искусственная – тогда у вас существует хорошо законспирированная группа сопротивления, и ей надо помочь. Но мы не знаем, есть ли такая группа и (если она есть) как на эту группу выйти. Мы ничего не знаем! К нам теперь попадают только трупы, перекинутые через Стену. Или к Стене подходят потенциальные «отщепенцы», вроде тебя. Но это одиночки, и информации от них не больше чем от тебя сейчас. Ты меня понимаешь?
Оба помолчали, вспоминая те времена, когда они думали вместе. «Кажется, эти времена возвращаются», – подумал Магнц, – но теперь мы оба взрослые». Вспомнилось забытое слово из старинной книжки: разведчик. За эту книжку и арестовали отца – никаких человеческих книг в домах уткидов!
Он вспомнил и двух ребят из их группы, которые «уехали». С одним из них, с Ореллом, он дружил с детства. Тогда их было три закадычных друга: Магнц, Гхмырь и Орелл. Про себя он называл их троицу Атос, Портос и Арамис. Но только про себя: отец предупредил его, что о запретных книгах никому (даже друзьям!) говорить нельзя. Хитроумного Арамиса, наверное, уже нет. Жизнелюбивый Портос вполне приспособился. А он, Атос, остался один… Нет, не один! Оказывается, есть еще… люди, и их надо найти. Он улыбнулся отцу и кивнул головой:
– Да, понимаю. Начну с нашего городка. Только ты не оставляй меня, папа, ты приходи сюда, ладно?
– Конечно, я буду тут, только не каждый день. И вообще, встречаться будем нерегулярно, по договоренности. В следующий раз приходи через пять дней. Ты должен быть очень осторожен, сынок. Я-то в безопасности, а ты – нет. Не торопись, не зарывайся, и главное, я хочу знать, зачем тебе это? Чтобы помочь мне? Чтобы поиграть в разведчика? Чтобы отомстить за Орелла?
Магнц подумал и покачал головой, глядя прямо в глаза отца. Объяснять было не надо – они по-прежнему могли понимать друг друга без слов. Отец улыбнулся сыну и раскрыл ладонь. Там лежала, светясь белым мрамором, миниатюрная копия статуи древнего ваятеля: обнаженный юноша, слегка наклонив кудрявую голову и выставив ногу, готовится метнуть камень в невидимого противника.
– Тогда возьми с собой Человека. На счастье. Удачи, сынок!
