Kitabı oku: «Французский роман»

Yazı tipi:

Редактор О. В. Малышкина

Фотограф (обложка) Vivienne Mok

Модель (обложка) Кристина Соколова

ISBN 978-5-4493-5784-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Елена Альмалибре – автор современных романов. Поэт, переводчик испанского и английского языков, магистр филологии, член Интернационального Союза писателей. Первый роман «Сближение. Пикап» вышел в 2015 году в серии «Современники и Классики», вошёл в шорт-лист Московской литературной премии. В переводе с испанского «alma libre» – «свободная душа».

Живёт в Ростове-на-Дону. Победитель конкурса «Донские рифмы – 2017» со стихотворением «Эпоха», посвящённом родному городу Константиновску, Ростовская область. Заслуженный деятель Всероссийского музыкального общества. Лауреат премии Президента РФ для талантливой молодёжи.

Сайт автора almalibre.ru

Страница в ВК https://vk.com/almalibrelena

Группа в ВК https://vk.com/almalibre_public

От автора

Это обращение очень похоже на то, как если бы я отправила к вам в гости свою близкую подругу, которую вы согласились принять у себя, а я пишу вам несколько строк, которые «переступят» ваш порог вместе с гостьей. И хотя подруга – это не я, и ваше отношение к ней будет зависеть исключительно от её поведения, тем не менее, я не могу не чувствовать своей ответственности за то, как сложится ваше общение.

Мой первый роман сделал меня писателем, второй (тот, что вы держите в руках или читаете в электронном виде) научил меня быть этим самым писателем. «Французский роман» был написан за пять месяцев почти ежедневного создания эпизодов, каждый из которых я выкладывала на своей странице в социальной сети ВКонтакте. Первые полтора месяца это происходило в рамках тренинга по формированию привычек, который я проводила для всех интересующихся, а после его окончания я уже на своём примере убедилась, что методика тренинга работает.

Как и с первым романом, я воспользовалась помощью бета-ридеров. Некоторые стали ими ещё в процессе ежедневного чтения новых эпизодов. Мне хотелось бы отдельно поблагодарить Татьяну Леонтьеву, которая радушно встречала каждый новый кусочек романа, Александру Касаткину, которая принимала участие и в самом тренинге по привычкам, и дала мне очень ценную обратную связь по факту прочтения всех эпизодов. Также благодарю активных читателей ВК за поддержку: Наталию Шмакову, Елену Митничук, Нину Нефёдову, Веру Щеголеву, Кристину Петрову, Софию Грановскую, Ольгу Цветкову, Лиду Едомину, Елену Куранову, Ирину Романишко, Олега Степанова, Елену Худокормову, Машу Микитюк, Марину Зимину, Юрия Доронина, Елену Холопову. Отдельное спасибо моим подругам Ольге Колосовой и Ольге Хмелевской, которые тоже читали роман онлайн и вместе со мной проживали все его события.

Во время написания этого романа у меня появился очень важный бета-ридер, который «тестировал» роман с мужской точки зрения. Пусть повествование и ведётся от первого лица главной героини Лили, которой всего семнадцать, чуть позже восемнадцать лет, рядом с ней играют свою роль мужчины, которых я не могла выпустить на сцену без того, чтобы они не были этого достойны. И за это достоинство я благодарю Дмитрия Велигоненко.

Лицо, образ главной героини, обложка романа – всё это потрясающая Кристина Соколова, модель, фотограф, поэтесса, которую я люблю, которой восхищаюсь и уже во второй раз она на главной иллюстрации моих романов. Фото для обложки было сделано в Париже талантливейшей Вивьен Мок, с которой мне посчастливилось познакомиться благодаря Кристине.

Три девушки, которые для меня теперь как «три сестры» – Кристина Санина, Римма Исмаил и Марина Иванова – мои «французские тестеры», которые помогали мне выверять фактуру и реалии Франции и самого Парижа.

Роман уже в виде черновика читали моя мама и мама мужа, которым я благодарна за взрослый женский взгляд на поступки юной Лили, а также остальных героев романа. Огромное спасибо моим подругам и бета-ридерам Екатерине Хайшян и Анне Никитенко за тонкие психологические комментарии, которые помогли мне добавить несколько ниточек к пониманию героев.

Роман издаётся при поддержке и финансировании уже постоянных и будущих читателей, которые поучаствовали в сборе средств на издание в рамках кампании краудфандинга на сайте Планета.ру. Их имена вы найдёте в конце книги отдельным списком в разделе «Благодарности».

Большое спасибо издательству «Нюанс» и Юрию Кучме за появление книги в печатном виде и всяческую, в том числе информационную поддержку.

Спасибо моей семье – мужу, двоим сыновьям за терпение и время, которое я отдавала этому ещё одному «ребёнку». Спасибо моим маме и папе за их помощь с этим же дефицитом времени, за поддержку и любовь, которые, на моё счастье, не такие драматичные, как у героев моего романа. Спасибо моей сестре Ирине за то, что она всегда на моей стороне, это чувствуется на любом расстоянии.

Большое спасибо всем моим читателям, которые каждый день пишут мне в ВК, вдохновляя меня на новые строки и сюжеты. Вы каждый день меняете мою жизнь!

Впереди целый год с Лили в Париже. Я буду очень признательна, если вы напишете отзыв о романе в любом месте лицензированной публикации книги. С удовольствием приму ваше мнение лично по контактам, указанным ниже. Не прощаюсь!

E-mail: elena.almalibre@gmail.com

Личная страница в ВК: vk.com/almalibrelena

Группа в ВК: vk.com/almalibre_public

Французский роман

Если есть хоть один шанс объяснить любовь, это уже не любовь. Объяснить и вылечить можно болезнь, а от любви нет лекарства.

I

Я помню, как меня, маленькую девочку шести лет, поднимают в воздух его сильные руки. Солнце слепит его глаза, но я, словно луна во время солнечного затмения, заслоняю собой яркие лучи, и его взгляд остаётся широко распахнутым. Ветер развевает мои волосы пшеничного цвета, как у многих девочек моего возраста, голова обвязана красной ленточкой, которая путается в прядях. Белое платье на кокетке, в фиолетовый цветочек, с оборками вместо рукавов. Он всегда называл их крылышками, а меня – птичкой, с улыбкой проводя ладонью по золотистому пушку на моих тонких руках. Я помню глаза мамы, которая беззаботно смеётся, переполненная нашим общим счастьем. А я раскидываю руки в стороны, подлетаю в воздух и, пикируя вниз, хватаюсь за воротник-стойку его рубашки. Всегда рубашки, даже в самую жаркую летнюю погоду.

У меня не было отца. Зато был он. Столько, сколько я себя помню. У кого-то первая любовь была в школе, у кого-то в детском саду, а он был рядом всегда. В моей комнате, которую до сих пор называют детской, на кухне, где так соблазнительно пахло горячим шоколадом для фондю, в ванной с летающими мыльными пузырями и сугробами пены, на каждый праздник и в любой будний день.

Однажды он ушёл. В тот день после школы я по привычке пробежала по лестнице на второй этаж нашего дома, заскочила в их с мамой комнату, крикнула маме: «Бонжур!» – и застыла на месте. Оговорюсь, что моим французским я обязана маме, которая решила, что я буду говорить на этом волшебном языке, ещё до моего рождения. Она рассказывала, что, как только мне исполнилось десять… дней, она принялась методично показывать мне карточки с французскими словами. Вместо колыбельной мама ставила мне шедевры Моцарта, так что я долго думала, что Моцарт – француз.

Мама в длинной серой юбке и белой блузе, словно героиня пьес Чехова, сидела на кровати, в её глазах не было ни блеска, ни огня, к которому я так привыкла. Я подумала, что она заболела. Но когда я подошла поближе, то увидела в её руках кольцо из белого золота, которое подарил ей он. Казалось, она не заметила ни моего приветствия, ни того, что я вошла. У меня в груди что-то ёкнуло. Я отвернулась и подошла к окну:

– Мама! Смотри! Это он!

Не оборачиваясь, я почувствовала, как мама пришла в себя, вскочила с кровати и бросилась к окну. Потом она, словно не отдавая себе отчёта в том, что это я оповестила её о его прибытии, выбежала из комнаты навстречу ему. Я не знаю, что произошло между ними в моё отсутствие до и после этого, но всё снова стало на свои места.

Вечером того же дня я сидела за роялем и мучила какую-то сонату. В который раз пройдясь по первым страницам, я с яростью ударила по клавишам, втянула голову в плечи, отбросила растрепавшиеся волосы со лба и сжала губы. Тяжело дыша, я ждала, когда мой пульс перестанет зашкаливать, чтобы повторить вредный пассаж. Такие срывы были у меня частенько, и мама даже не обращала на это внимания. Вдруг я почувствовала, как подошёл он. Мои губы стали расползаться в улыбке, но я снова насупилась. Он взял стул и сел к роялю рядом со мной. Его длинные пальцы опустились на клавиши и заиграли что-то безумно красивое. Я отклонилась в сторону, чтобы он мог достать нужные аккорды. Повернув голову, я увидела маму, стоящую в дверях, таинственно улыбающуюся посреди этого музыкального великолепия. Внезапно он прервал игру, поднялся, подошёл к маме, провёл рукой по её волосам, снимая заколку-гребень, держащий её густые тёмно-русые волосы, затем он провёл руками по её талии и развязал пояс, который мама завязывала поверх юбки к ужину в качестве аксессуара. Мама молча ждала, пока он закончит. Он развернулся и подошёл ко мне. Встал за моей спиной, собрал мои волосы на макушке и щёлкнул заколкой. От его прикосновений у меня по спине побежали мурашки. Он развёл мои руки немного в стороны, присел и обвил пояс вокруг моей талии, завязав его бантом у меня за спиной. Я продолжала держать руки приподнятыми. Тогда он взял меня за кисти и поставил руки на клавиши в идеально правильной позиции. И вдруг дёрнул вниз рукава моего свободного домашнего платья, оголив плечи, и, поставив свою левую руку на моё левое плечо, а правую – мне на талию, выпрямил мою спину.

Мне вдруг показалось, что я сижу за роялем в центре какой-то музыкальной гостиной, в шикарном платье, с великолепной причёской. Я утопила пальцы в аккорде и заиграла сонату с самого начала. Ни разу не сбившись, доиграла до конца, встала, окинула его взглядом, достойным актрисы Мариинского театра, и удалилась.

II

Моё семнадцатое лето подходило к концу. Весь день стояла духота, которая явно должна была разразиться грозой и заполнить все местные телеканалы репортажами о затопленных низинах, оборванных линиях электропередач и прочих «радостях». Я ворочалась в кровати, не находя места ни своему телу, ни бодрствующему сознанию. В моей памяти вдруг возникла обложка книги, которую я как-то увидела у него на полке. В тот момент я уже протянула было руку, чтобы пролистать её, как вдруг услышала голос мамы за моей спиной:

– Лилия, оставь.

Я отдёрнула руку, словно от огня, успев только прочитать название, которое было так похоже на моё имя. «Лолита». Мама часто называла меня Лили – с ударением на последний слог на французский манер. Я вспомнила, как однажды он назвал меня Лилитой. Тогда мама почти тем же сдержанным тоном отметила, что ей это не нравится. Теперь все эти моменты словно слились в одно, и я гадала, что могло быть в этой книге.

Я вздохнула. Мне, как и в детстве, не разрешали пользоваться интернетом после девяти вечера, мотивируя это тем, что от переизбытка информации, электромагнитных волн и так далее нарушается сон. И хотя это правило твёрдо выполнялось мною изо дня в день, мне никак не удавалось уснуть.

Послышался какой-то шум. Я оторвала голову от бесполезно измятой подушки. В доме было тихо, звуки доносились с улицы. Я выползла из-под покрывала, которое использовала вместо одеяла летними ночами, опустила босые ноги на пол и встала. На мне была его рубашка. Я стащила её пару недель назад, и моё преступление до сих пор оставалось незамеченным. На моей изящной фигуре его рубашка выглядела более чем оверсайз. Мне казалось, что я чувствую его запах, его руки, которые обнимали меня так часто. Я твёрдо верила, что он испытывает ко мне такие же сильные чувства, как и я к нему. У меня не было ни малейших угрызений совести перед мамой. Она владела им целиком и полностью, а испытывать дочерние чувства к отчиму я вовсе не была обязана. Я часто видела сны о нас двоих, которые убедили меня в том, что ему известны мои чувства, и в том, что эти самые чувства были взаимны. Я чувствовала, что втайне от мамы мы хранили мечты друг о друге, и любое наше общение превращалось в свидание, наполненное скрытыми смыслами, признаниями и обещаниями.

Я подошла к открытому окну. Шорох, а точнее шелест, усилился. Крупные капли дождя тяжело падали с неба и отбивали чечётку по уже утратившей свою изумрудность листве деревьев. В этом году листья желтели скорее от жары, чем от приближающейся осени. Я почувствовала, что мне не хватает воздуха. Украдкой, всё так же босиком я вышла из комнаты, забыв, что на мне не пижама, а рубашка, пробралась по лестнице на застеклённую террасу, залезла на скамейку под навесом, натянула на ноги тонкий полосатый плед и закрыла глаза.

Спустя некоторое время я начала засыпать. Перед глазами замелькали какие-то образы, и уже в полусне я качнулась вперёд. Резко очнувшись, я успела поставить руку на скамейку и обрести равновесие. Передо мной стоял он. С голым торсом, в джинсах, которые он носил дома, оправдываясь перед мамой, что в офисе ему приходилось носить костюмы и только дома он мог насладиться «рабочей американской одеждой». Джинсы делали его стройнее и моложе, а в темноте ночи я едва ли отличила бы его от своих сверстников.

– Не спится?

Я отрицательно мотнула головой. У меня так бешено колотилось сердце, что мне казалось, он его услышит.

– Симпатичная пижамка.

Я опустила глаза и задержала дыхание. Я сотню раз представляла, что мы наконец признаёмся в том, что давно скрывали от мамы и друг друга; наслаждалась тем, какие слова он шепчет мне, гладя мои плечи; сгорала от желания и утопала в неге своих фантазий. А сейчас, когда и без слов ему всё было понятно, руки у меня стали холодными как лёд, ноги я вообще почти не чувствовала, и только щёки пылали так, словно их натёрли крапивой.

– Я думаю, тебе пора ложиться. Хочешь, я провожу тебя до комнаты?

Да, я мечтала о том, чтобы он провожал меня. Но только нет, не сейчас, когда мы были так близки, когда я, словно Джульетта на балконе, нечаянно открыла ему свои чувства. Я поняла, что ещё немного – и я разревусь, как этот глупый дождь, который был свидетелем нашего ночного рандеву. Неужели он ничем не выдаст, что любит меня? Ведь он же любит, я не могла так долго ошибаться!

Всё то время, пока я суматошно произносила эту речь про себя, вслух никто из нас не сказал ни слова. Я не поднимала глаз, поэтому не видела выражения его лица.

Вдруг его руки оторвали меня от скамейки и плавно подняли вверх. Мои руки оказались на его плечах, а его лицо на уровне моей груди.

Я замотала головой и выкрикнула:

– Отпусти меня, или я сделаю то, о чём буду жалеть всю жизнь!

Он не отреагировал на мои слова. И тогда я перестала держаться за его плечи, поднесла ладони к его лицу, почувствовав под пальцами ещё не сбритую на ночь щетину, и прильнула к его губам. Время остановилось. Я была в таком возбуждении, что даже не смогла понять, ответил ли он на мой поцелуй. Когда я оторвалась от его губ, он медленно опустил меня на пол и продолжал держать, не размыкая рук.

Мы оба молчали. Ничего не происходило. И это было невыносимо.

– Иди спать, – резко сказала я, впервые приказав ему что-то.

Я надеялась, что он скажет хоть слово, отругает меня, да что угодно. Но он молча отпустил меня и ушёл.

У меня подкосились ноги, и я почти упала на скамейку, с которой несколько минут назад он поднял меня в небо. Я ничего не чувствовала. Мне показалось, что я вдруг стала пустой. Я подумала, что было самое время разреветься, но не могла выдавить из себя ни слезинки. Мне было нужно решение. Как жить дальше.

III

На следующее утро я спустилась к завтраку с тёмными кругами под глазами, болью во всём теле и лишь одной мыслью: «Мне нужно уехать отсюда». Я представляла, как удивится мама, как он молча примет моё решение и опустит глаза, понимая, что ответственность за моё резко изменившееся будущее лежит на нём.

Я села за стол. Мама внимательно посмотрела на меня:

– Дорогая, ты плохо выглядишь. Нам с Мишелем нужно с тобой поговорить. Но, может быть, стоит сделать это попозже?

Мишель. Почему нужно было все русские имена коверкать этими французскими аналогами? Лили, Мишель, Натали. Когда в школе я называла по привычке их имена так же, как дома, все считали, что я иммигрантка в собственной стране.

Я подняла на маму глаза. Нет, он не мог рассказать. Но о чём же тогда им нужно было со мной поговорить? На него я не смотрела, у меня не хватало смелости.

Я залезла на стул с ногами, что мне тоже было запрещено, и молча посмотрела на маму. Она никак не отреагировала на мой поступок и начала свою речь, явно подготовленную заранее:

– Мишель рассказал мне, что сегодня ночью вы говорили…

Я насторожилась.

– … Я понимаю, что тебе здесь скучно, и мы слишком сильно опекаем тебя. Но пойми – это всё лишь из любви к тебе. Конечно, ты уже не ребёнок и мы должны считаться с твоим мнением…

Все эти слова казались мне какой-то чепухой. У меня всё было в полном порядке до последней ночи, о событиях которой маме ничего не было известно.

– … поэтому мы решили сделать тебе подарок и отправить тебя учиться во Францию по любой специальности, которая тебе по душе. Мы оплатим подготовительные курсы, чтобы у тебя была возможность продолжить обучение в колледже.

Я уставилась на Мишеля. Он молча сидел в ротанговом кресле, опустив глаза. Что такое он мог наговорить маме, чтобы она за несколько часов решила отправить меня во Францию?

– Вы решили избавиться от меня?

Лучшая защита – это нападение. Мама заволновалась и тоже посмотрела на Мишеля, явно ища у него поддержки. Он сделал вдох и посмотрел мне в глаза:

– Натали хотела сказать, что это мы мешаем тебе, а не ты нам. Именно поэтому мы считаем, что обучение за границей станет прекрасной возможностью для тебя и твоего будущего. Французский ты знаешь как родной, поэтому ты легко найдёшь себе товарищей и поле для самореализации.

– Как интересно! Я не знала, что у меня с этим проблемы!

Мама поняла, что сегодня слова Мишеля вызывают у меня не тот эффект, который она ожидала.

– Дорогой, пожалуйста, оставь нас одних.

Мишель поднялся с места и вышел. Я смотрела ему вслед так же, как и ночью, но сейчас мне хотелось запустить чем-нибудь ему в спину. Моё сердце пожирала ненависть. «Предатель!» – прозвучало у меня в голове, хотя я с трудом могла бы объяснить, в чём состояло его предательство.

Мама подвинула кресло ближе ко мне и села:

– Лили, наверное, я слишком много думала о себе всё это время. Я чувствую себя виноватой. Я всё время воспринимала тебя как маленькую девочку и, наверное, всегда буду так воспринимать. А ты уже такая взрослая, у тебя свои мысли, чувства, желания. Когда Мишель напомнил мне о том, что тебе уже семнадцать, я поразилась, как быстро летит время. И он отметил, что ты никогда не говорила со мной о мальчиках. Ты очень ответственный человечек, а я постоянно вбивала тебе в голову, что учёба, музыка, манеры – это так важно. Но я забыла о том, что сама в твоём возрасте уже была несколько раз влюблена. Ты просто не хочешь делиться со мной, или твоё сердечко действительно ещё закрыто?

Я вдруг ощутила невероятную пропасть между мной и мамой. Всего несколько часов назад я целовала её мужчину, а она видела во мне ребёнка. Даже если бы я хотела поделиться с ней теми сумасшедшими чувствами, которые разрывали мою душу, теперь это было просто невозможно. Для неё это стало бы слишком сильным ударом. Мне показалось, что я взрослая женщина, а мама, наоборот, маленькая девочка, которая нуждается в моей опеке.

– Я поеду в Париж?

– Ты можешь сама выбрать и город, и учебное заведение. Но тебе необязательно ехать. Это всего лишь идея.

– Чья?

– Мы много раз были с тобой во Франции, у Мишеля там есть друзья и связи…

– Значит, это он предложил?

– Мы говорили о тебе, эта мысль, скорее, возникла у нас обоих. Но я вижу, тебе это совсем не нравится. Наверное, это плохая идея.

Да нет, идея была великолепной. Отправить меня подальше, чтобы я не досаждала своими детскими капризами и смешной страстью мужчине едва ли не втрое старше меня. Я никогда не чувствовала себя такой униженной, такой никчёмной и ненужной. Я собиралась сказать о том, что хочу уехать, а вместо этого получила бесплатную ссылку в город мечты, да ещё и на неопределённое время. Дурацкий поцелуй. Дурацкий дождь. Дурацкая я.

– Я поеду. Но я хочу уехать завтра. У меня открытый «шенген» ещё на год. Я проедусь по Парижу и соберу информацию. А там разберёмся.

Мама внимательно слушала каждое моё слово, сжимая пальцы одной руки другой:

– Хорошо, дорогая. Мы тебе не говорили, но в начале лета Мишель взял небольшую квартирку в Париже, думали сдавать, но так руки и не дошли. Так что вопрос жилья уже, можно сказать, решён.

Я усмехнулась про себя. Мама сказала, что видит меня ребёнком, но отправить меня в одиночку в город «Мулен Руж» почему-то не казалось ей ни странным, ни опасным. Наверное, я чего-то не понимала.