Kitabı oku: «Сказки вечного папоротника»

Yazı tipi:

Глава первая, рассветная

Катюша открыла глаза, улыбнулась, потянулась со вкусом, зевнула, ещё раз потянулась, как проснувшаяся кошечка. От её движений зашуршало сено, одеяло сползло с открытых плеч. Она у бабушки! На каникулах!! Ура, ура, ура!!! Летняя сессия сдана, впереди практика и последний курс, а сейчас – каникулы! Катя заканчивала экономический, но мало думала пока об экономике и политике, легко и беззаботно проживая свою юность.

Было совсем ещё рано, хотя лучики солнца уже просачивались сквозь щели в потолке. Катю потревожил воинственный бабулин петух, командным кличем созывающий свой гарем на прогулку. Бабушка испытывала пристрастие к сериалам, регулярно поставляемым нашему телевидению трудолюбивыми мастерами кинопроизводства из Мексики, Бразилии и прочей Южной Америки. Посему петух именовался Эдмундо, хотя нередко его кликали русским вариантом этого имени (нетрудно догадаться, каким, но привести здесь нельзя – неприлично). Эдмундовы супруги звались соответственно: были в семье Луиза, Кармен, Марианна и ещё какие-то донны. В будке проживал лохматый Мигель, вместо Барсика и Мурки имелись Марио и Лаура. Катя над бабушкиными слабостями похихикивала потихоньку, и запомнить всех экзотических имён не могла – сериалов она не смотрела.

Деловитый Эдмундо увёл своих жён, снова всё смолкло. Катюша потянула на себя уютное лоскутное тёплое одеяло, намереваясь поспать ещё. Под рукой скользнул шёлковый квадратик. Катя присмотрелась, словно впервые увидела эти лоскутки, хотя спала под верным пёстрым одеялом столько раз. В бабушкином доме эти одеяла жили постоянно. На смену устаревшим приходили новые, такие же пёстрые, яркие. Раньше их сшивала прабабушка Матрёна, бережно собирая в сундучок остатки от шитья, красивые лоскутики отслуживших платьев, кофточек, платочков. В детстве Катя не раз залезала в этот заветный сундучок, таскала тряпочки на обновки своим куклам. А теперь одеяла обновляла бабушка, долгими зимними вечерами сшивая разноцветные квадратики и ромбики. И половички из лоскутиков устилали пол, и одеяла радовали глаз, придавая старому дому вид нарядный и даже слегка кокетливый. Рисунок никогда не повторялся, расцветка отличалась разнообразием, бабушка в этом деле была настоящим художником. В доме, где жили в основном представительницы женского пола, недостатка в материале для творчества быть не могло. Катюша продолжала внимательно разглядывать лоскутки. Скользкий атласный кусочек – это же её самое первое нарядное платье! Лет пять было Кате, когда мама где-то раздобыла шикарный наряд из бирюзового атласа с пышным кружевным воротником, юбкой с оборками, рукавами фонариком. Все восхищались, называли Катеньку кто принцессой, кто феей, кто ангелочком, и это было так приятно – внимание и восхищение окружающих!

Попался лоскуток в ярких горохах – мамин любимый сарафан. А вот тёмно-зелёный сатин, память о юбке прабабушки Матрёны. Ну-ка, ну-ка, а это чьё? Что-то не припоминается нежно-сиреневая, в тонких бежевых веточках, одежда. Катюша взялась фантазировать. Может, в этом платье бабушка щеголяла в девках и бегала к реке на свидания? Или мама Надя привлекала пылкие взоры какого-нибудь юноши? А может, тётушка Лида танцевала в клубе свои первые танцы? Надо будет порасспросить бабулю, уж больно интересна пёстро-лоскутная летопись.

Катя усмехнулась: вон куда увела её безудержная фантазия, каждому лоскуточку – свою историю, и непременно романтическую. Но ведь эти лоскутки в самом деле что-то знают и помнят, только не могут рассказать. Жаль, что традиция не сохраняется, и молодое поколение семьи Романцевых лоскутков не собирает и одеял не шьёт. Катюша, например, и фартук смастерить не сможет: ни умения, ни терпения ей явно не хватит. Вон как они подобраны, эти лоскутики, произведение искусства, а не одеяло!

Снова кусочек в горошек, на белом фоне синие, жёлтые, красные кружочки. Память нарисовала такое же лето, только более десятка лет назад. Любопытная девочка Катенька подглядела, как мама, одетая именно в этот гороховый сарафан, и молодой весёлый загорелый папа целовались в густых кустах орешника за бабушкиным огородом. Яркие горохи среди нежно-зелёной листвы, ласковый шёпот и заливистый смех – как красиво и трогательно это было! Но юная девица зафыркала возмущённо сердитой кошкой: «Как не стыдно в таком возрасте! Днём! В кустах!!!»

Да уж, разгневалась она тогда здо́рово. Тридцатилетние родители казались ей действительно пожилыми. Как всё изменилось с тех пор! Мама, которой слегка за сорок, оказывается, совсем молодая. А папы нет. Что-то у них с мамой разладилось, отец ушёл из семьи, едва дочь закончила школу, и уехал к себе на родину, аж за Урал. Только нежные послания и денежные переводы сообщали Кате, что папа её помнит и любит.

Машинально продолжая поглаживать одеяло, Катюша невесело подумала, что в их семье вообще как-то не приживаются мужчины. Сейчас и вовсе ни одного нет. Бабушка, её дочери Надежда и Лидия, она сама, Катя, и дочки тёти Лиды – семья-то большая, да нет мужика. А были.

Деда Катя совсем не помнила, он скончался почти сразу после её рождения, но имя Катюша – это выбор дедушки, так звали его маму, и первая внучка стала Екатериной.

Муж тёти Лиды, здоровый, полный сил мужчина, которого обожали все женщины в семье, глупо и нелепо погиб три года назад, оставив маленьких дочек и жену, которая до сих пор не пришла в себя после этого удара.

Катин папа далеко-далеко, и не бывает в этом доме, и вряд ли теперь появится, хотя бы на время. И у Катюши нет никого, с кем она хотела бы разделить жизнь, вернее, соединить свою жизнь с чужой. Катя запуталась: как же вернее – соединить жизнь, разделить жизнь, связать судьбу? Как всё это говорится и делается?

Стало от этих мыслей немножко грустно, хотя вечером, выходя из автобуса, добираясь до бабушкиного дома, Катя была полна радостных надежд, предвкушая летний отдых, ликовала, что проведёт каникулы здесь, в старом доме, с родной и любимой бабулей Анной Степановной. Решив на время расстаться с привычно-городской жизнью, Катя и ночевать устроилась на сеновале, хотя места для ночлега в доме было предостаточно. Дед, Иван Николаевич Романцев, был прирождённым архитектором. Вместо привычной деревенской избы с парой комнат да кухней он сумел построить настоящий терем. Вначале-то был обыкновенный сруб из могучих брёвен и русская печь. Потом добавилась тёплая горница, две просторные веранды: у парадного входа и со стороны кухни, с выходом в сад. На чердаке, обычно заваленном всяким нужным и ненужным хламом, дед соорудил уютную, всю в деревянном кружеве, мансарду.

Иван Николаевич мечтал стать родоначальником большой семьи, Анна Степановна тоже, но Господь даровал им только двух дочерей. Конечно, когда появились зятья и внучки, все комнаты оказывались заняты. Лида с Сергеем занимали парадную веранду, светлую, просторную комнату с резной кроватью под пологом. Катина мама любила тепло, она предпочитала тёплую горницу с отдельной печкой, и даже летом притаскивала охапку дров и топила эту печку. Катюшина комната примыкала к бабушкиной спальне. Эта комнатка походила на кабинет. Стеллажи с книгами, письменный стол, этажерка и необыкновенный старинный диванчик с полочками и откидными валиками. Мансарду на чердаке облюбовали Катины сестрёнки Инна и Нина. Как только они подросли и освоили лестницу, то заняли мансарду. Шустрым девчонкам не лень было лазить вверх-вниз. Дом тогда вечно шумел и гудел. Куда всё делось? Приезжают нечасто, поврозь, ненадолго.

Катюша вздохнула, протяжно и печально. Но под одеялом было так тепло и уютно, так славно пахло и шуршало сено, рядом не было никакого вредного и противного будильника (злее врага, чем этот мерзкий визгливый будильник, у Кати не было). Грусть удалилась, зато на мягких лапах приблизился сон, принялся ласково обволакивать, обещая приятную возможность наконец-то отоспаться. Катюша столько об этом мечтала, изо дня в день поднимаясь под вопли будильника на занятия! Засыпая, она ещё успела подумать, что эти каникулы, последние в её жизни каникулы, должны стать самыми необыкновенными и незабываемыми.

Глава вторая, ознакомительная

Утренний сон, да на свежем воздухе, в деревенской тишине, был необыкновенно сладок, и Катя проспала довольно долго, а, проснувшись, всё ещё медлила вставать и покидать своё волшебное ложе. Но тут её ухо уловило негромкий разговор. Ровный, спокойный голос Анны Степановны и звонкий, переливчатый голосок Галинки, бабушкиной соседки и любимой Катиной подружки:

– Тёть Нюр, Катюша приехала?

– Прибыла, прибыла. Вчера с последним автобусом явилась.

– Здо́рово! А она что, спит ещё?

– Да спит, поди. С вечера забралась на сеновал, говорит, ностальгия одолела, про урбанизацию с цивилизацией хочет напрочь забыть. Так вот до сей поры и не слезала, полсуток проспала. Так что лезь, буди, и давайте завтракать. Я сейчас из печи пышки выну и самовар взбодрю.

Бабушка пошла в дом, а топоток Галинкиных ножек приблизился к сеновалу, скрипнула, распахиваясь, дверь – и вот она, Галка, смеясь, шлёпнулась рядом, прижалась прохладной щекой к Катиной щеке:

– Ты приехала! Как же я рада тебя видеть!

– Здравствуй, подружка дорогая! Я тоже соскучилась. Но теперь всё лето мы будем вместе. Как ты тут?

– За-ме-ча-тель-но!!! Мне столько нужно тебе рассказать! Моя жизнь скоро изменится.

Катя внимательно посмотрела на подругу. Они дружили чуть не с самого рождения. Дома стояли рядом, девочки во время Катюшиных приездов не расставались ни на минуту, у них были общие игрушки, одни на двоих качели, сооружённые Галкиным отцом, один домик для игр, построенный Катиным дедом. Зачастую подружки и ночевали в одном доме, и обедали, и ужинали друг у друга. Став постарше, Катя меньше времени проводила у бабушки, лишь на каникулах и изредка в праздники, но связь с Галинкой была такой прочной, что расстояние нисколько не мешало им дружить по-настоящему.

В периоды расставаний они писали пространные письма: Галка – простые: о природе, о соседях, о прочитанных книгах и просмотренных фильмах; Катюша живописала дискотеки, отношения с мальчиками, новые одёжки. Да мало ли о чем могли писать девчонки!

Даже такие совсем разные. Городская Катя из небедной семьи выглядела утончённой и изысканной, мама всегда одевала её ярко и модно, учила укладывать белокурые локоны в хитрые причёски. И косметикой не только не запрещала пользоваться, а учила правильно применять, чтобы подчеркнуть и так щедро отмеренную природой красоту. И характер у неё был соответствующий. Быть лидером, хозяйкой любого положения, привлекать внимание – только так. С детства Катя не признавала поражений, привыкла добиваться своего любыми средствами.

А простая, бесхитростная, доверчивая Галинка, чёрненькая, скуластенькая, с круглым неброским личиком, небольшого росточка, с неидеальной, чуть тяжеловатой фигуркой казалась на фоне своей шикарной подруги совсем незаметной. Да она и не старалась, чтобы её заметили. Не было в ней никакого тщеславия, желания выделиться. Стройной светловолосой Кате цыганистая Галинка никогда не завидовала, успехам подруги в отношениях с парнями только радовалась, улыбалась ласково: «Ну кого же любить, если не Катюшку!» И Катя очень ценила, что подружка ей не соперница.

В детстве по именам и внешности их звали Котёнок и Галчонок. Со временем Котёнок превратился в роскошную грациозную кошку, а Галинка так и осталась невидным галчонком. И в то же время была в ней какая-то неуловимая прелесть: в добрых глазах, в ласковой улыбке, во всей этой мягкости и этом дружелюбии.

А судьба этой тихой девочке досталась нелёгкая. Закончив медучилище, Галка хотела поступать в институт, но слегла совсем её мама, давно болевшая, рано постаревшая деревенская женщина. Отец сломался, запил, и пришлось Гале, отказавшись от мечты, взвалить на себя заботу об умирающей матери, слабом отце, о доме и огороде. В восемнадцать лет осталась она совсем одна. Умерла от рака мама, отец ушёл следом за женой, которую любил так, что не смог справиться с потерей. Они всегда были вместе и ушли вместе, оставив дочь одну-одинёшеньку, даже дальних родственников у них не оказалось.

Щедро отмеренные судьбой испытания не озлобили и не омрачили Галкиной души, она осталась светлой и лёгкой. Катя очень ценила человеческое тепло, исходившее от Галинки, дорожила этой дружбой. Катюша вообще с девчонками не дружила, относилась к ним несколько свысока, сознавая своё превосходство, а с Галкой отношения были такими постоянными и тёплыми, что иная дружба была и не нужна. Галку она просто любила и очень уважала. Думая порой, как бы она, Катя, повела себя на Галинкином месте, была уверена, что просто пропала бы, а подруга ничего, живёт себе и всему радуется.

Работает сельской медсестрой с крошечной зарплатой и огромной нагрузкой, вся медслужба в одном лице. Выслушивает бесконечные жалобы одиноких стариков, ходит по разбитым дорогам в дальние деревушки, прихватывая кому хлеб, кому почту, в любое время, в любую погоду. И всегда ровна и приветлива, всегда улыбается и шутит.

Катюша не понимала, как можно жить в глуши, ей казалось, что подруга хоронит себя заживо, только в городе можно найти и себя, и свою судьбу. Галка посмеивалась в ответ: «Судьба и за печкой сыщет!», объясняла, что не может покинуть могилы близких людей, оставить нуждающихся в ней стариков, порой брошенных собственными детьми. И домик без неё пропадет, он цел, пока в нём живёт Галинка. Склонной думать в первую очередь о себе, Катюше казалось, по меньшей мере, странным, что эта молоденькая девушка взяла на себя огромную ответственность за всех и стала всем необходимой и нужной. Катя же пока думала только о себе, о своём счастье, о своих маленьких и немаленьких потребностях и радостях. Она привозила подруге глянцевые журналы, косметику, обижалась слегка, не замечая у Галки интереса ко всему этому, понимая, что всякие женские хитрости и штучки её не привлекают, удивлялась, не видя женщину со всеми присущими этому полу слабостями, зато видела надёжного друга.

А сейчас вдруг бросились в глаза какая-то необычность в облике подруги, какое-то новое выражение на лице. Они одновременно затараторили:

– Ой, ты ещё красивее стала, уж кажется, больше некуда! А пеньюарчик-то какой, как раз для сеновала.

– А с тобой-то что? Глазки горят, щёчки блестят! Необычная, непривычная вся.

Галка действительно сияла. В чёрных глазах сверкали золотые искорки, смуглые щёки алели ярким румянцем, некрупные зубки сияли в постоянной улыбке.

– Так-так! – Катя лукаво погрозила пальчиком. – Что-то я сейчас узнаю из личного дела Галины Васильевны, ну очень-очень личного дела. Угадала?

– Угадала! – Галя порозовела до самых волос. Почему-то смуглая Галинка краснела по любому поводу, а белокожая Катя – никогда. – Я выхожу замуж! Как ни пряталась за печку, судьба меня разыскала.

Глава третья, ошеломительная

От такого сообщения Катя утратила дар речи и пришла в некоторое стрессовое состояние. Насколько ей помнилось, женихов в деревне особых не водилось, летние отдыхающие склонны были лишь к коротким связям, и Галкина личная жизнь никак с имеющимися объектами не вязалась. Неужели от безысходности подруга собралась замуж за какого-нибудь чумазого аборигена, весь культурный уровень которого умещается в стакане паршивой самогонки? Ведь по деревенским меркам девушка за двадцать – уже кандидатка в старые девы, с замужеством запаздывать нельзя, того гляди доброхоты изъяны найдут. Но Галка искрилась и сияла, на безысходную с изъянами не походила, и всё же вопрос Катин прозвучал почти испуганно:

– И кто же наш избранник? В каком здешнем болоте вырос сей принц?

– Катенька, не язви! Я и так волнуюсь, не знаю, с чего начать. – Галкины щеки продолжали полыхать. – Он и в самом деле мой принц. Такой, знаешь, необыкновенный!

– Да откуда принцу-то здесь взяться? – Катя пришла в себя и жаждала подробностей, а Галка от смущения ничего толком не объясняла. – Что-то я у нас в округе дворцов не наблюдала, Золушка ты моя!

– Ну, Катюш, ну ты послушай спокойно! Помнишь бабу Лизу?

Конечно, Катя помнила бабу Лизу. Одинокая древняя старушка жила на самом краю села, держала пчёл и всё время потчевала девчонок свежими огурцами, политыми мёдом, вместо арбуза. Галка помогала ей, чем могла, летом Катя присоединялась к подруге. Они таскали воду, поливали и пололи огород, приносили продукты из магазина, а взамен получали сколько хотели «арбузов», слушали старые-престарые деревенские байки и анекдоты, и необыкновенные сказки. До сих пор Катя помнила эти никогда после не слышанные добрые светлые сказки. У бабы Лизы никого не было, всех ребятишек она считала внучатами, но особенно привечала Галинку, а когда та осиротела, стала ей настоящей заботливой бабушкой. Катя очень любила бывать у бабы Лизы и сказки её всегда слушала с удовольствием, и огурцы с мёдом были вкусны необыкновенно.

– Отлично помню. Но она же умерла давно!

– В прошлом году. – Галкино личико омрачила тень печального воспоминания. – Не болела совсем, просто велела каждый день заходить, чтоб ей долго не лежать. Я ещё поругала её, что весной помирать вздумала, а через день пришла – и всё. Похоронили, стали бумаги разбирать и оказалось, что дом она мне оставила.

Катя не выдержала, влезла:

– О, да ты у нас богатая невеста! А принца в сундуке откопала?

– Кать, прошу тебя, потерпи, не сбивай! Дом-то хороший, крепкий, но свой же я не оставлю! Пока думала, что с ним делать, пришли ко мне из сельсовета. В школу нового директора назначили, а с жильём сама знаешь, как у нас. В общем, попросили пустить квартиранта. Конечно, я согласилась, пусть живёт, говорю, как появится, ключи сразу дам и всё покажу. Думала, приедет дядечка плешивенький с женой и детишками или какая-нибудь классная дама почтенная, да пусть себе живут. Поговорили и ладно, я и забыла почти. А как-то вечером в дверь постучали. Да ведь ко мне часто приходят, то укольчик сделать, то давление померить, то таблетку какую. Без задней мысли дверь открыла, а там – он!

– Ну наконец-то до принца дошли! Значит, педагог, да ещё и директор.

– Да, Кать, настоящий педагог, по призванию. Он столько знает, такой умный! А ещё он очень добрый и необыкновенно красивый!

– А чего ж в деревню поехал? Красивым и умным и в городе неплохо!

– Он диссертацию пишет о проблемах образования на селе, о малокомплектных школах. Хочет практически всё изучить, а не хватать с потолка. – Галка говорила с гордостью, будто это она решает проблемы обучения деревенских ребятишек. – Для него это очень важно, чтобы у всех ребят были хорошие знания, чтобы наши не были второсортными.

Катя к этим возвышенным словам отнеслась скептически:

– Больно хорош твой принц, мне это подозрительно.

– Вот я вас познакомлю, сама всё увидишь. Вечером придёшь ко мне, посидим, поговорим. Дымыч тебе понравится, не сомневайся.

– Димыч? Это как, Митька что ли?

– Не Митька. Вадим Вадимович. Это я его так зову, Дымыч. Он учился печку топить, так поначалу целый дом дыма был, я и дразнилась. Теперь дыма нет, а Дымыч остался. Его и детки в школе Дым Дымычем зовут. Он замечательный, правда, Кать. И я очень-очень счастлива.

Катюша не знала, что и сказать. В сказочное описание не очень верилось, лично ей стопроцентные принцы не попадались, а Галке – пожалуйста. Скорее всего, мало с кем общающаяся Галинка увидела принца в первом встречном, просто увлеклась новым человеком из другого мира. Разочаровывать сияющую подругу Кате не хотелось, решив, что пока не увидит новоявленного жениха, сказать всё равно ничего не сможет, произнесла только:

– Поздравляю тебя! А теперь пойдём завтракать и на речку. Купальный сезон открыт?

– Да, вода уже прогревается. Правда, мы с Дымычем после работы ходим, вечером. Но дачники с утра плескаются, и довольны.

«Мы с Дымычем» Катю задело. Обставила её Галка! Они, значит, с Дымычем, а Катя – без никого. Ведь это она должна была первая рассказывать о принце, о замужестве! С трудом Катя сумела отмахнуться от глупой обиды и ревности:

– Ну раз ты здесь в такое время, значит, не работаешь, и купаться пойдём днём. Я так по нашей речке соскучилась! Но сначала завтракать!

Глава четвёртая, отдыхательная

Пока Катя умывалась за печкой, задорно стуча носиком допотопного рукомойника, пока искала в сумке подходящую одёжку, пока надевала купальник, шортики и маечку, Галка с Анной Степановной накрыли к праздничному завтраку стол. Обещанные пышки золотились на блюде, в старинных вазочках толстого стекла помещались мёд и варенье, в самоваре сварились яйца, и сам самовар важно пыхтел на столе.

От всего этого изобилия у Катюши слюнки потекли, и она прямо-таки прыгнула за стол. Разломила горячую булочку, одну половинку намазала маслом, вторую полила мёдом, куснула от одной, от другой, запила душистым чаем и зажмурилась от удовольствия:

– Ах, вкуснота! Это вам не кофий с синтетической колбасой! Вот это завтрак так завтрак!

Жуя и пробуя то и это, Катя и думать забыла обо всём. Ей было просто вкусно и приятно, и радостно сидеть в бабушкиной тёплой кухне. А Анна Степановна всё подкладывала и подбадривала:

– Жуйте, жуйте, девчонки! Плотненько подкрепиться перед прогулкой надобно. Ты вон у меня совсем молочная, – обратилась она к внучке. – Надо, надо щёчки подрумянить булочками да солнышком.

– А идеальная фигура? – продолжая жевать, засмеялась Катюша.

– А для фигуры фитнес в огороде, шейпинг на сенокосе! – парировала бабушка, блеснув познаниями в области светской жизни. – Нынче погуляйте, дело молодое, а потом, не обессудь, физические упражнения я тебе обеспечу.

– Лады, бабуль! Обязуюсь быть Тимуром и его командой всё лето. А пока спасибище огромное! Ох, не встать! Сейчас приберёмся, соберёмся – и на речку!

– Ступайте, ступайте, гулёны! Денёчек-то сегодня как по заказу, как раз для моциона и водных процедур.

С трудом выбравшись из-за стола, подружки помогли навести порядок на кухне, побросали в сумку полотенца и выбежали из прохладных сеней на залитую жарким солнцем улицу. Солнце было по-настоящему летним, небо необычайной голубизны оттенялось белоснежными хлопьями высоких облаков.

– Лето, ах, лето! – запела Катя, кружась по тропинке. Почти вприпрыжку девушки спустились к речке и дальше пошли медленно по берегу, поросшему дикой клубничкой, расцвеченному яркими пятнышками малиновых гвоздичек, желтоглазых ромашек и задумчивых колокольчиков. Воздух, прогретый щедрым солнцем, был горячим и густым от цветочно-травяных ароматов. С реки тянуло влажной прохладой; смешиваясь, свежие и жаркие волны создавали коктейль, который, казалось, можно пить. У Катюши даже голова закружилась от этого сладкого, упоительного воздуха.

Купаться можно было везде, песчаные пляжики, обмываемые хрустально-прозрачной, ласково журчащей водой, мелькали повсюду. Но у девчонок было одно заветное, любимое местечко, в отдалении от основных мест отдыха, и ради этого уголка стоило пройти лишний километр.

Речушка тут круто поворачивала, и среди зарослей ивняка скрывался маленький песчаный мысок, языком вливаясь в воду. По обе стороны мысочка образовались тихие, прогреваемые насквозь омутки, отлогие бока косы позволяли лежать в воде, как на песчаном матрасике, ощущая всем телом плавное покачивание, ласковое щекотание шелковистых струй. С берега за кустами мыса не было видно, только со стороны реки обнаруживался этот дикий затерянный пляж. Ещё совсем юными Галинка с Катюшей нашли это местечко, уходили туда на весь день, строили песчаные замки, болтали, мечтали, отделившись от остального мира.

Раздвинув гибкие ивовые прутья, путешественницы пролезли на открытый песок. Ногам сразу стала горячо, тихая заводь накалилась полуденным солнцем. Катя первая сбросила одежду, следом за ней стянула сарафанчик и Галинка. Купальник Катюши трудно было назвать одеянием. Лоскуток с верёвочкой на бёдрах, два лоскутка на высокой груди – вот и весь наряд. Поразмыслив мгновение, Катя стряхнула с себя и то немногое, что ещё прикрывало её. Потянулась, безупречно красивая, полностью обнажённая. Кожа поражала белизной, только розовым перламутром выделялись соски да золотистые кудряшки внизу живота (Катя была натуральной блондинкой). Галка не сдержала восхищения:

– Против тебя даже Венера слабовата! Ослепнуть можно от такой красоты!

Катя шлёпнулась на горячий песок, не подстелив даже полотенце:

– Отдаюсь природе вся! Ну а ты чего? Знаешь, как приятно всей шкуркой жариться! Давай, всё скидывай, нет же никого.

Галка не решалась избавиться от купальника. Плотный лиф, штанишки шортиками – сама скромность. Но, подчинившись уговорам подруги, смущаясь и краснея, разделась и она. Кожа смуглая, но скрываемая купальником, всё же чуть светлее, загар уже успел её отметить. Бёдра широковаты, ножки полноваты, грудь крепкая, но небольшая. Галинка даже вздохнула тихонько, осознавая разительный контраст с подругиными формами. Но её тело было крепким, плотным, медовая кожа казалась шёлковой и блестящей, чёрные волосы тоже блестели и переливались, и Галка была по-своему хороша, хоть и не осознавала этого. Два обнажённых тела, белое и смуглое, олицетворение свежести и красоты, доверили палящему солнцу всю свою прелесть.

– Счастье-то какое! – глуховато, в песок, проговорила лежащая на животе Катюша, не открывая глаз. – Покой, тишина, природа – никакой цивилизации!

Но не тут-то было. Тишину нарушил отдалённый плеск вёсел, приглушённые голоса. Туристы-байдарочники давно облюбовали эту шуструю чистую речку для своих летних вояжей. Галка, взвизгнув, схватила полотенце, судорожно принялась заворачиваться, прячась от чужих глаз. Катя даже не шевельнулась:

– Это мой пляж, моя река, моё тело, в конце концов! Как хочу, так и отдыхаю.

Байдарка медленно проследовала мимо, держась ближе к противоположному берегу, где было поглубже. Сидящие в ней, похоже, на подруг не обратили внимания, следуя своим курсом. Облегчённо вздохнув, скромница-Галка влезла в свой целомудренный купальник:

– Бесстыдница ты! А если б им причалить вздумалось, а тут – нате вам, голые девицы. Стыдоба!!!

– Подумаешь! – Катя по-прежнему лежала вниз лицом и говорила нечётко: – Это их проблемы, не мои. Я сюда никого не звала.

– Нет уж, я больше рисковать не буду, не нудистка я.

– Ты зануда! А с принцем по ночам тоже одетая плаваешь?

– Конечно! Мы же просто купаемся.

– И что? Замуж собираешься, и просто купаетесь? А любовь?

– А что любовь? – Галя никак не могла понять смысла подругиных расспросов.

– Ну любите вы платонически только, что ли?

Катя, с любовью неплатонической знакомая уже довольно хорошо, смотрела недоверчиво. Галинка, сурово сдвинув тёмные бровки, опять пунцовая, произнесла строго:

– Вот именно любим! Вадим очень меня уважает, и настоящей женой ему я стану после свадьбы.

– Слушай, ты просто питекантроп! Впрочем, у них с этим было просто. Ты средневековая. А если вы друг другу не подойдёте или ещё что? Надо же проверить, какой мужик. Ты ж медик, всё знаешь, опасностей избежишь.

– Я ничего не опасаюсь. Я люблю его и верю ему.

Катя пожала плечами, протянула задумчиво:

– Ну не знаю. Мне кажется, кандидата в мужья нужно изучить со всех сторон.

– А ты многих изучила?

– Не многих. Но бывало. И я теперь знаю, что это такое.

– А я хочу узнать только с любимым мужем! И не будем об этом.

Но Катерину было трудно остановить:

– Ну ладно ты! А он-то, молодой мужик, и не предлагал даже? Я бы обиделась.

– Постель – не предлагал. Предложил руку и сердце, и свадьба у нас в августе. Ты, конечно, главный гость.

Про себя Катя решила, что хваленый Галкин Дымыч в лучшем случае заумный «ботаник», которого не волнуют земные радости, а то и вовсе импотент, но опять ничего не стала говорить вслух. Больше эта тема не обсуждалась, и Галинке не пришлось заливаться алым румянцем.

Они позагорали, поплавали, всей кожей радуясь нежному солнцу, свежей воде. Назад пошли не берегом, а по светлому, звенящему сосновому бору, наслаждаясь этим сияющим летним днём. Галинка поспешила домой: готовить вечерний приём по поводу знакомства с женихом, а Катюша отправилась к бабушке, чтобы, наконец, пообщаться с нею, обсудить эту новость. Да и себя предстояло привести в порядок, какой бы кавалер ни оказался, Катерина любила произвести впечатление.