Kitabı oku: «Францисканский орден: от апостольского движения к ученой корпорации (Франция, XIII в.)»

Yazı tipi:

Предисловие

Проблемы религиозной истории сохраняют неизменно актуальный характер, особенно когда они помещены в контекст исследований, выясняющих отношения государства и церкви и трансформации церковных институтов в период Высокого Средневековья. В историографии сложились две полярных точки зрения: Францисканский орден рассматривается или как религиозное мистическое движение, или как институт, деяния которого изучаются только в терминах административно-правовой истории. В современной историографии практически нет работ, в которых исследователи задались бы целью комплексно согласовать данные точки зрения. В представленном труде сделана попытка связать эти две проблемы и разработать собственную гипотезу, основанную на изучении представлений о власти и легитимности Ордена.

В книге будет проведен анализ трансформации Францисканского ордена от религиозного движения к институту. Данный процесс не был в достаточной степени раскрыт в историографии Францисканства. Наиболее продуктивным представляется использовать для описания этого промежуточного состояния Ордена новое прочтение концепции «средневековой корпорации»1.

Задачи настоящего исследования состоят в том, чтобы изучить длительный процесс соревнования норм и реальности, где нормой является апостольское движение, отвергающее по своей сути институционализацию, а реальностью – интеграция в институты, посредством пересмотра истории Ордена. Во Франции в процессе становления он встраивался как в Парижский университет, так и в светские структуры (при проведении расследований для короля).

Наше исследование проводится в хронологических рамках 1217—1292 гг. В 1217 г. францисканцы провели капитул, на котором Орден был разделен на провинции, после чего началось активное освоение братией пространства Франции. В 1292 г. в ордене принимается конституция об обучении студентов в Париже, что означало окончательное интегрирование его в Университет и выбор специализации как ученой корпорации.

В историографии, по всей видимости, отсутствуют исследования по истории Францисканского ордена во Франции XIII в. в контексте формирования национального государства. Как правило, францисканское движение во Франции XIII в. рассматривается в ракурсе истории идей в Парижском университете, ересей и религиозных течений (например, спиритуалов). С другой стороны, в работах по истории Французского государства и его социальных институтов в XIII в. интеграция Францисканского ордена в светские властные структуры изучена недостаточно.

В представленном исследовании – на примере распространения Францисканского ордена на территории Французского королевства в XIII в. и его адаптации к региональным политическим и церковным особенностям основных владений Капетингов и апанажей короны – удалось, как кажется, подтвердить тезис о том, что интересы Ордена не расходились с интересами институтов мирских властей.

В качестве методологических подходов к сюжетам Высокого Средневековья используются три концепции, плодотворно разрабатываемые зарубежными и отечественными учеными.

Во-первых, в качестве основополагающего метода исследования социальных аспектов возникновения и институционализации Францисканского ордена берутся приемы, используемые историками – представителями «новой социальной истории», отказавшимися от позитивистского понимания исторического процесса и избравшими в качестве основополагающего принципа изысканий – выход на проблемы, более глубокие, чем обычные факты2.

Во-вторых, в исследовании были активно задействованы подходы социальной и культурной антропологии; их фундамент составляют приемы структурной антропологии (К. Леви-Стросс, П. Бурдьё)3. Классические работы, основанные на этом методе, принадлежат К. Гирцу4. Он полагает, что антропологии следует обратить внимание на семиотический аспект эклектичного по сути понятия культуры. Гирц констатирует – культура является системой смыслов. Поэтому он настаивает на том, чтобы этнолог составлял свою интерпретацию на основе «плотного» описания событий, ситуаций, ритуалов, стремясь реконструировать те оттенки смыслов, которые акторы вкладывают в свои действия, не забывая, что сам он не является частью системы. На данный момент активно и плодотворно разрабатывает эту проблематику на материале Европы раннего Нового времени С. Черутти5. Центральным положением метода, предложенного медиевисткой, является эмический анализ «изнутри», основанный на языке и логике акторов. При этом действия людей не отражают общественной структуры, они не столько отражают объективно действующие нормы, сколько передают намерения и предложения. Но необходимо учитывать, что в самом действии уже содержится представление о том, как можно изменить существующий порядок вещей, легитимировать его. Таким образом, социальный мир, отраженный в источниках, – это мир интерпретаций. Пользуясь методом С. Черутти, можно по-новому посмотреть на формирование францисканской традиции в контексте «соревнования социальных ожиданий».

В-третьих, нами активно применялись методы исследования ментальностей, как из практики ученых, принадлежащих к «школе Анналов» и оценивающих «ментальность» как результат взаимодействия, «трения» социальных статусов6, так и из того направления, которое изучает структуры и способы организации повествования, «нарратива» (П. Рикер, Ф. Анкерсмит, Х. Уайт, Р. Барт, Ю.М. Лотман, М.М. Бахтин), в коем изложенное событие неотделимо от ментальности описавшего его7.

Источниковую базу исследования составляют группы источников, каждая из которых будет рассмотрена в соответствующих главах. Прежде всего, это житийная литература, посвященная Франциску Ассизкому, основателю Францисканского ордена. Агиографические тексты составлялись в ордене на протяжении всего XIII в., они представляют крайне интересный материал для исследования самоидентификации Ордена на определенных этапах его существования и развития. Вторая часть была написана, в основном, с привлечением документов по истории Парижского университета. Исследование папских булл, королевских указов, писем, заметок о диспутах, полемических трактатов позволяет во всей возможной полноте проанализировать динамику взаимоотношений парижских профессоров и школяров, нищенствующих орденов и папской курии. Третья часть основана, преимущественно, на группе источников из корреспонденции Альфонса, графа де Пуатье, по проделанным расследованиям францисканцев-следователей на территории Оверни, той её части, которая входила в апанаж графа. По указам Альфонса можно определить принципы, по которым представители духовной власти служили мирской, их соотношение, социальное развитие жителей Оверни, степень вовлечения её в ареал королевского законодательства и роль в этом процессе францисканцев-следователей. Круг выбранный источников является вполне репрезентативным для решения поставленных задач. Каждая из групп представляет свое видение процесса формирования Францисканского ордена, причем, как изнутри, так и в его взаимодействии с различными институтами.

Следуя определенной структуре, каждая часть книги отражает отдельный аспект проблемы, раскрываемый в то числе благодаря обстоятельным историографическим экскурсам8. Здесь будет рассмотрена литература вопроса, которая объяснит исследование с позиций заявленной выше цели: проследить процесс превращения мистиков-францисканцев в Орден, провести анализ перехода от массового религиозного движения к средневековой корпорации. Для этого следует рассмотреть проблематику «корпорации» и «религиозных движений» в зарубежной и отечественной историографии.

Проблема средневековых сословий и корпораций привлекла внимание зарубежных историков ещё в XIX в. (О. Тьерри, Ф. Гизо, Г.Л. Маурер, А. Жири и др.)9, однако результаты их изысканий были ограничены рамками позитивизма. Проблема «сословий» и «корпораций», как составная часть изучения становления «ограниченной» или «представительной» монархии, рассматривалась в контексте истории формирования социальных институтов и государства. В сложившиеся представления о «сословии», «корпорации» или «классе» не вписывались исследования таких явлений, как религиозные движения и средневековые университеты.

В конце XIX—начале XX в. была инициирована разработка истории, структуры и программы средневековых университетов (Х. Рэшдолл, Ч. Хаскинс, Г. Денифль)10, в основном в области формирования университетской корпорации. Однако до конца решить проблему возникновения университетов и их места в западноевропейском обществе в первые десятилетия их существования не удалось. Исследователи этого периода не только не связывали феномен религиозных движений и университетов, основывая свои представления на конфликте нищенствующих орденов и Парижского университета 50-х гг. XIII в., но и разграничивали их между собой, противопоставляя университетскую корпорацию и культуру укладу и традициям нищенствующих орденов. История религиозных движений, частью которой была судьба Францисканского ордена, оставалась исключительно в рамках церковного направления изысканий. Вначале проблему возникновения Францисканского ордена пытался решить П. Сабатье, а затем – Т. Дебонне, оба не достигли положительных результатов11. Так, Де-бонне считал, что раз в 1208—1209 гг. Франциск послал своих последователей проповедовать Евангелие по всем сторонам света, то уже можно говорить о рождении Ордена12. Однако апостолическая идея в своей основе отрицает какую-либо организацию.

В первой половине XX в. сравнение культуры средневековых университетов и религиозных движений предпринял Г. Грундманн13. В результате исследований он выявил процесс установления системы новых ценностей в XII—XIII вв. в рамках триады «Священство—Царство—Знание». Инициированный, в том числе, изысканиями Г. Грундманна, в послевоенный период вырос интерес к народным религиозным движениям, что вывело исследователей на проблему ереси: происхождения, социального контекста, соотношения «ученых» и «народных» течений инакомыслия (Ж. Лефф, Ж. Ле Гофф, М.-Д. Шеню, М. Фуко, Э. Деларуэлль, Р. Манселли)14.

В 60-е—70-е гг. XX в. в медиевистике – в области истории церковных и светских институтов, истории ментальностей и культуры, типологии источников – произошел переворот15. Религиозные движения, которые до этого рассматривались исключительно в рамках церковной истории, стали частью исследований, связанных с проблематикой формирования светских институтов (Г. Ле Бра, Э. Деларуэлль и др.)16. Иными словами, состоялось сближение проблематики «сословия» и «корпорации», «религиозной культуры» и «университетской культуры». Этот подход дал новое дыхание исследованиям на стыке религиозной и светской культур и оказался особенно плодотворным для разработок в области проблематики проповеди (П. Лонжэр, Н. Бериу, Д. д’Аврэй, Ф. Бюк)17, изучения нормативных текстов. Отдельно можно выделить тему «святости» и её критериев для средневекового человека, в которой ведущим специалистом является А. Воше, перенимающий и углубляющий подход Г. Грундманна, в том числе по отношению к проблеме соотношения «ученых» и «народных» ересей18. Этот подход позволил по новому взглянуть на системообразующие для эпохи Средневековья понятия, например, – добровольной бедности. Так, А. Воше оспорил одну из теорий происхождения ереси: обет добровольной бедности был характерен только для народных еретических движений, тогда как церковь прибегала к данной идее лишь для контроля над ними, воспользовавшись в начале XIII в. новосозданным Францисканским орденом19. Медиевист пришел к выводу, что идея совершенной бедности была свойственна и церкви, более того, она красной нитью шла через церковные реформы Григория VII, но не нашла отклика у клириков, только у «закрытого» монашества. Связано это с тем, что в период крестовых походов сформировалось убеждение, согласно которому каждое благое деяние требовало материального воздаяния свыше20.

Поскольку данный переворот произошел во многом благодаря накопленным сведениям по истории XI—XII вв., в основном новые направления разрабатывались в области проблематики «Ренессанса XII века» (Ч. Хаскинс, М.-Д. Шеню, Ж. Верже и др.)21. В тоже время, не подлежит сомнению, что кульминацией встречи религиозной и светской культуры являлся период возникновения и становления нищенствующих орденов, что существенным образом повлиявших на экономику и социальное развитие западноевропейского средневекового общества (Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби, Л.К. Литтл, А. Воше, Дж. Микколи)22.

Несмотря на множество разнообразных исследований в области истории культуры, задача соединения в истории Францисканского ордена проблематики «корпорации» и «религиозных движений» до сих пор остается актуальной. В одной из недавних работ Ж. Даларен, авторитетный специалист по ранней истории Францисканского ордена, вплотную приблизился к решению проблемы, обратив внимание на феномен внутренней истории этой общности, создаваемой агиографиями св. Франциска. Но он не показывает, впрочем, ради чего в течение XIII в. переписывается история, сосредоточив свое внимание только на реконструкции истинных намерений Франциска по превращению стихийного движения в Орден. Кроме того, его исследование написано, скорее, в позитивистском ключе, нежели в структуралистском23.

В отечественной историографии на данный момент отсутствует такое исследование, в котором бы рассматривалась проблема трансформации мистического религиозного движения в орден. Во многом потому, что в советский период историография, формально отказываясь от дореволюционного наследия, в реальности разрабатывала те же самые идеи, но в ином плане, привязывая их к одной методологии, которая не допускала каких-либо явных отклонений от канона. Это можно увидеть на примере изучения проблематики формирования нищенствующих орденов и феномена средневековой ереси. Только в конце 1990-х—начале 2000-х гг. начинает преодолеваться методологическая растерянность и создаваться собственная историографическая традиция, с переработкой результатов советского периода, но без отрыва от зарубежного опыта24.

Проблема институционализации Францисканского ордена в отечественной историографии была рассмотрена в единственном труде, в начале XX в. Речь идет о монографии С.А. Котляревского, который изучил формирование “Ordo Fratrum Minorum” как процесс, проходящий под контролем Римской курии, создающей религиозную структуру для своих нужд25. В советской историографии нищенствующие ордена рассматривались в контексте церковной истории, как правило, без проведения каких-либо различий между ними; они воспринимались как орган, который был создан римской курией для мимикрирования под народные идеалы, ради отвлечения внимания и искоренения ересей (И.Р. Григулевич, С.Г. Лозинский, М.М. Шейнман)26.

Основное внимание советских медиевистов привлекла проблематика средневековой ереси, которая также имеет свои корни в дореволюционной историографии. В основе исследований Л.П. Карсавина лежал тезис о том, что идея совершенной бедности характерна для народных религиозных течений. При этом истоки монашества он видел в установке на аскетизм27. В советский период идея народных религиозных движений толковалась крайне упрощенно, а совершенная бедность понималась однобоко, т.е. исключительно в идеологическом ключе. В ересях видели проявления классовой борьбы под религиозной оболочкой, подрывающей основы феодализма и направленной против угнетателя – католической церкви. Соответственно, на данную проблему обращалось большое внимание советских историков, при этом выделялись городские ереси, как более прогрессивные, а распространение крестьянских ересей датировалось началом XIV в. (Н.А. Сидорова, С.Д. Сказкин, В.Л. Керов, Н.А. Бортник)28.

В 1990-е и 2000-е гг. в отечественной медиевистике религиозные движения рассматриваются в плане соединения мирской и церковной религиозности, но, как правило, их изучение лежит в области потестологии29. Идея совершенной бедности в современной историографии остается характерной чертой еретических движений XII—XIII вв., причем, как городских, так и сельских, а нищенствующие ордена сохраняют функцию передового отряда римской курии в борьбе с ними. Подобный взгляд, как кажется, восходит к построениям Л.П. Карсавина и С.А. Котляревского30.

Проблематика средневековых сословий и корпораций в отечественной историографии является и по сей день одной из наиболее актуальных. Не получив особого внимания в дореволюционный период (А.К. Джививлегов, Е. Ефимова, Д.М. Петрушевский)31, тема складывания европейской сословной структуры стала одной из центральных для советской медиевистики. Концепция разрабатывалась на базе исследований возникновения и развития средневекового города, товарно-денежных отношений, прежде всего, на материале XIV и XV вв. (С.М. Стам, В.И. Рутенбург, А.Н. Чистозвонов, Ю.Л. Бессмертный, Б.Ф. Поршнев)32. Процесс формирования сословно-представительной монархии во Франции, стране классического феодализма, также был наиболее последовательно рассмотрен на материале того же периода (Н.А. Сидорова, А.Д. Люблинская, Н.А. Хачатурян)33. В период 1990-х—2000‐х гг. концепция зарождения и развития средневековых сословий стала рассматриваться в контексте анализа самосознания их представителей34. Нине принято считать, что именно самосознание, чувство принадлежности к определенной группе, в дополнение к социальному и правовому статусу, является неотъемлемой частью общности, которую медиевисты называют «сословием».

Таким образом, на данный момент в российской медиевистике хорошо изучено военное и городское сословия, а вот проблема формирования церковного – почти не освещена. В западной же историографии она, конечно, рассматривалась без применения разработанного отечественной наукой понятийного аппарата. Поэтому в настоящем исследовании я предложу ряд уточнений процесса складывания корпораций и орденов в той их части, которая касается репрезентации этих структур в системе символов и представлений культуры Средневековья..

В первой части, состоящей из трех глав, будет рассмотрена общая история Ордена, как внешняя, представленная в фактах, так и внутренняя, самопредставление. Далее исследуется влияние конкретного исторического контекста на формирование и развитие францисканской легенды, переписывание которой представляет собой форму контроля над прошлым, т.е. внутренней историей Ордена. Во второй и третьей частях я рассмотрю адаптацию “Ordo Fratrum Minorum” к условиям Франции: его место в различных структурах, не только университетских (францисканцы в Парижском университете, сравнение и взаимодействие с университетской корпорацией), но и светских административных (францисканцы как следователи графа Альфонса де Пуатье, реализация принципа «невидимой власти»).

В заключение хотелось бы выразить особую благодарность Г.Г. Пикову (НГУ), Д.Н. Старостину (СПбГУ), И.В. Тарасовой (ГМИР), Ю.Е. Арнаутовой (ИВИ РАН), А.К. Гладкову (ИВИ РАН), В.Л. Портных (НГУ). Глубокая признательность – Г.Е. Лебедевой, а также кафедре истории Средних веков СПбГУ во главе с А.Ю. Прокопьевым, и всем коллегам, которые направляли, подсказывали и делились бесценным опытом.

Часть I
«Благочестивая легенда» о Франциске Ассизском

Глава I
Особенности и этапы францискановедения: источники и историография

Известно, что Франциск Ассизский (ок. 1182—1226) положил начало Ордену меньших братьев. Однако дальнейшее развитие его детища, несомненно, определял образ родоначальника, представление о нем в разные моменты истории сообщества. «Благочестивая легенда» о Франциске (вместе с комплексом агиографических текстов и коротких устных рассказов) была и скрепляющим, и разъединяющим фактором для францисканцев; внимательный исследователь найдет в многочисленных житиях святого, составленных в XIII в., воззрения различных течений этой корпорации. Более того, с самого своего возникновения история о Франциске Ассизском одновременно развивалась по двум линиям: маргинальной, не утвержденной высшим руководством Ордена и папой, и официальной, ими одобренной. Эти линии в течение XIII в. пересекались, взаимно дополняли и, в то же время, жестко отрицали друг друга, полемизировали между собой.

Множественность образов Франциска во францисканской среде была связана с социальной и национальной пестротой самого Ордена. В “Ordo Fratrum Minorum” входили представители разных социальных слоев, для единения которых решением руководства Ордена создавался устраивающий всех текст – легенда о Франциске Ассизском. Впрочем, мог существовать и обратный процесс: перенос своих, актуальных представлений, сформированных братьями из различных географических и культурных регионов, на образ святого-основателя, и создание жития, вдохновленного устной традицией и не утвержденного высшими иерархами Ордена, но близкого именно тому слою или области, где он появился. Сопоставление и анализ цитат из сравниваемых агиографий, их развитие, дополнения автора и толкование их в историческом контексте дают ценный материал для восстановления динамики средневековых идей и влияния их на различные аспекты человеческой жизни.

Первая часть книги посвящена «благочестивой легенде» о св. Франциске, её роли и влиянию на историографию: за два века францискановедения было сформировано немало историографических мифов. Кроме того, анализ «Благочестивой легенды» позволяет проследить, как Орден – монашеская корпорация – искал и отстаивал своё место в средневековых институтах власти, прежде всего, Римской курии. Наконец, «соревнование» образов св. Франциска, созданных разными людьми в течение XIII в., дает возможность отметить этапы становления Ордена через его отношение к истории, запечатленной в устном и письменном виде.

* * *

Поиски ответа на основной вопрос истории “Ordo Fratrum Minorum” – каков был истинный Франциск? – неразрывно связаны с источниковедческими изысканиями. Открытия новых списков, затрагивающих содержание францисканской легенды, каждый раз вызывали широкий резонанс в обществе. На данный момент обнаружено и восстановлено более десятка жизнеописаний Франциска, датируемых XIII в.35 В данной книге исследуются пять из них: «Первое жизнеописание» и «Второе жизнеописание» Фомы Челанского (ок. 1200—ок. 1270)36, «Большая легенда» Бонавентуры (1221—1274)37, анонимная «Легенда трех товарищей»38 и «Древо распятой жизни Христа» Убертино да Казале (1259—ок. 1330)39. Чем обусловлен такой выбор агиографических памятников из многих, написанных в XIII в. и восстановленных в XIX—XX вв.?

Во-первых, три из этих житий созданы с целью объединения сообщества одной однозначной трактовкой образа его основателя, которая должна была задать курс на дальнейшее развитие единой корпорации. Два агиографических текста выражают позции внутренних, но не общеорденских, францисканских течений, и предлагают альтернативное видение образа Франциска и Ордена, учрежденного им40.

Во-вторых, с традиционной историографической точки зрения подобная выборка включает обе линии жизнеописаний, как маргинальную, так и официальную, которые начинают складываться в одно и то же время. Считается, что после смерти Франциска в 1226 г. Орден раскололся на две партии, конвентуалов и обсервантов, и каждая создала свою житийную традицию. Конвентуалы приняли новое, исправленное «Правило, утвержденное буллой» (1223 г.), и направление, заданное им. Это движение представляют жития, написанные Фомой Челанским, – «Первое жизнеописание» (1228—1230 гг.) и «Второе жизнеописание» (1246—1247 гг.)41, а также Бонавентурой, – «Большая легенда» и «Малая легенда» (1260—1263 гг.). Обсерванты же представали как буквальные последователи слов Франциска в отношении, прежде всего, собственности.

В 70-х гг. XIII в. оформилось движение спиритуалов, их истоки – в том крыле Ордена, которое следовало принципам обсервантов. Важнейшей фигурой для них был брат Лев (ум. 1271 г.) и первые товарищи Франциска. Считается, что авторами этой партии были созданы агиографические тексты, посвященные основателю Ордена: «Легенда трех товарищей», «Зерцало совершенства», а также широко известные, но не сохранившиеся «Записки брата Льва», введенные в оборот Петром Иоанном Оливи (1248—1298) и использованные Убертино да Казале, спиритуалами42. Первое авторитетное издание сочинений спиритуалов осуществил С.Дж. Эрль, что сделало возможным начать историографическую дискуссию о соотношении в XIII—начале XIV в. маргинальной и официальной житийной литературы о Франциске Ассизском43.

Как бы то ни было, согласно традиционным данным, самое первое жизнеописание Франциска увидело свет через два года после его смерти, в рамках подготовки его канонизации. По заказу папы Григория IX (1227—1241)44 были собраны необходимые документы, свидетельства святости45, и брату Фоме Челанскому в 1228 г. поручили написать официальное житие Франциска Ассизского, первое в неисчислимой череде агиографий. Папа утвердил его 25 апреля 1229 г., после причисления св. Франциска к сонму католических святых46. «Первое жизнеописание» имело большой успех и в многочисленных списках распространилось по Германии и Франции.

В 1244 г. Генеральный капитул поручил Фоме Челанскому собрать документы и написать очередное житие основателя Ордена, отменяющее предыдущее. Генеральный министр Кресценций (1244—1247) также направил письмо еще живым товарищам Франциска в обитель Греччо, в котором просил их поделиться мемуарными свидетельствами о жизни «беднячка из Ассизи»47. Считается, что «письма из Греччо», основа «Второго жизнеописания», положили начало записанным легендам о Франциске как в маргинальных, радикальных слоях Францисканского ордена, так и в консервативных48. Между августом 1246 г. и июлем 1247 г. вышло «Второе жизнеописание или Легенда св. Франциска Ассизского», одобренное генеральным министром Кресценцием. А в 1250—1252 гг., по заказу следующего министра, Иоанна Пармского (1247—1257), Фома Челанский добавил к официальному корпусу житийных текстов «Трактат о чудесах, свершенных св. Франциском» (1250—1252)49.

В 1260 г. Генеральный капитул в Нарбонне поручил Бонавентуре, генеральному министру и магистру богословия в Парижском университете, написать последнее житие подвижника. В 1263 г. появились «Большая легенда св. Франциска» и «Малая легенда св. Франциска», сокращенный вариант жития для ежедневного чтения. В 1266 г. все предыдущие агиографические тексты не только уничтожили, но и обнародовали запрет писать новые. Поэтому «Большая легенда» Бонавентуры, являлась, одновременно, и апофеозом, и окончанием официальной традиции.

Несмотря на то, что единственно правильной и официально одобренной агиографией была объявлена «Большая легенда» Бонавентуры, после 1260 г. последовал расцвет «маргинальных» житий, транслирующих различные воззрения представителей Ордена. Самой авторитетной из них считается «Легенда трех товарищей», записанная во второй половине XIII в. и генетически восходящая к «письмам из Греччо», составленным в 1244 г. товарищами Франциска по запросу Кресценция50.

«Легенда трех товарищей» сохраняет хронологическую последовательность событий жизни Франциска, но при этом повествование доводится до избрания первых министров (до 1220-х гг.), а затем обрывается. История возобновляется описанием стигматизации Франциска и завершается его смертью и канонизацией. Сравнение с предыдущими жизнеописаниями показывает, что в «Трех товарищах» выпадает период от 1220 г. до 1224 г., который, однако, присутствует, лишенный какой-либо четкой временной логики, в других жизнеописаниях. В «Первом жизнеописании» Фомы Челанского – ряд глав, лишенный хронологической последовательности, во «Втором» – ссмысловые блоки из нескольких глав, объясняющих какое-либо качество Франциска. У Бонавентуры – главы, объединенные каким-либо примером. Основная смысловая нагрузка в вышеперечисленных агиографиях приходится именно на описание этих пяти лет. Но в «Легенде трех товарищей» данная часть отсутствует51.

Убертино да Казале написал «Древо распятой жизни Христа» в период с 9 марта по 28 сентября 1305 г., по просьбе братьев-францисканцев из монастыря на горе Альверна, где некогда Франциск получил стигматы. «Древо распятой жизни Христа» – не агиографическое произведение в строгом смысле этого слова, оно отражает восприятие истории о Франциске Ассизском радикальным крылом Францисканского ордена в апогее его развития. Источниками «Древа», в том числе, являются сочинения Иоахима Флорского (1135—1202), Петра Иоанна Оливи, устные и записанные предания брата Льва, «Второе жизнеописание» Фомы Челанского, «Древо жизни» и «Большая легенда» Бонавентуры52. Идейная основа пяти книг – постулат об абсолютной бедности Христа и иоахимитская историософская теория семи стадий развития мира53. Особенную популярность получила пятая книга «О семи церковных состояниях», излагающая жизнь Франциска как в духе “imitatio Christi” и возвещающая седьмую, окончательную стадию человеческой истории. Как правило «Древо крестной жизни» не входит в список агиографий Франциска, т.к. встраивает биографию святого в единую, четко зафиксированную схему человеческой истории вообще.

На «Древо распятой жизни Христа» Убертино да Казале, которое приведет к упадку устной «маргинальной» традиции, идущей от рассказов брата Льва, существенно повлияла «Большая легенда» Бонавентуры. Данный текст, видимо, рассматривался как новая платформа, от которой можно было отталкиваться для создания образов Франциска. Однако в связи с осознанной однозначностью этого текста плодотворные вариации на его основе были мало возможны. Поэтому далее устная традиция будет развиваться в жанре «цветочной литературы», народной, которая, при всей её обаятельности и любопытности, выходит за рамки исследования.

Создание комиссии под руководством К. Эссера, осуществившей критическое издание источников в 1976 г., стало своеобразным водоразделом, после которого ученые, занимающиеся проблемами изучения ранней истории Францисканского ордена, вышли на новый этап, уже лишенный акцента на текстологическом аспекте. Следовательно, в историографии францискановедения следует различать два принципиально различных периода: текстологический, совмещенный с научно-критическим, и чистый научно-критический. Но оба эти периода объединяет т.н. «Францисканский вопрос» – на основе каких источников возможно реконструировать подлинную жизнь и идеи Франциска Ассизского?

1.Концепция «корпорации» является нейтральной и позволяет объединить воззрения, основанные на различных методологических принципах. Она, во-первых, имеет отношение к социальной истории, во-вторых, не требует классового анализа, и, в-третьих, дает возможность анализировать ситуацию в терминах «культурной истории».
2.Это понятие объединяет множество школ и направлений. О нем, например, см.: Вжозек В. Историография как игра метафор: Судьбы «новой исторической науки» // Одиссей’1991. М., 1992. С. 60—74; Репина Л.И. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998.
3.См., например: Bourdieu P. Esquisse d’une théorie de la pratique. Génève, 1972; Levi-Strauss C. Les mythologiques. Paris;Plon, 1964—1971. T. 1—4. Так, из разных антропологических работ мы знаем, что народная культура необразованного «безмолвствующего большинства» строится на инверсиях и противопоставлениях. Значит, можем сравнивать эти два феномена (средневековая образованная культура и традиционная культура) типологически. Область исследований социальной антропологии составляют семейные и родственные структуры, а область культурной, в основном, народные верования и обряды, также из нее выделяется политическая антропология, которая изучает представления о власти.
4.Основатель «символической», или «интерпретативной» антропологии. Предметом исследований Гирца являются символические аспекты коллективного действия в его связи с общими взглядами человека на мир и своеобразным «этическим» отношением к окружающей действительности (cм., например: Geertz H., Geertz C. Kinship in Bali. Chicago;London, 1978; Geertz C. Local Knowledge: Further Essays in Interpretive Anthropology. N.Y., 1983). С изысканиями Гирца связана критика Г. Шпигель «Лингвистического поворота» (см., например: Spiegel G.M. The Past as Text: The Theory and Practice of Medieval Historiography. Baltimore, 1997; Practicing History: New Directions in Historical Writing after the Linguistic Turn / Ed. G.M. Spiegel. N.Y.;L., 2005). Шпигель утверждает, что социальную реальность возможно восстановить (как показано на примере этнологии). Аналогичные приемы применимы при реконструкции исторической действительности, исследовании таких практик, как игра, война, спор и т. д.
5.Симона Черутти – директор EHESS. В область ее интересов входят: история социальных иерархий и классификаций в европейских городах Средних веков и раннего Нового времени (корпоративные идентичность и принадлежность), горожане и чужаки в европейских городах Средних веков и раннего Нового времени, юридические типологии, социальные, судопроизводство и доказательства в судах периода Средних веков и раннего Нового времени. Одни из основных работ: Cerutti S. Giustizia sommaria. Pratiche e ideali di giustizia in una società di Ancien Régime (Torino, XVIII secolo). Milan, 2003; Cerutti S. Normes et pratiques, ou de la légitimité de leur opposition // Les formes de l’expérience. Une autre histoire sociale / Éd. B. Lepetit. P., 1995. P. 127—149.
6.Печатный орган школы «Анналов», объединяющий все направления, выходит с 1929 г. и меняет название в зависимости от этапа развития. От “Annales d’histoire économique et sociale” до “Annales. Histoire, Sciences sociales”. Одним из лучших, на мой взгляд, примеров применения данной методологии является следующая статья: Casagrande C., Vecchio S. Clercs et jongleurs dans la société médiévale (XIIe et XIIIe siècles) // Annales. 1979. Vol. 34. №. 5. P. 913—928. Следуя мысли авторов, сами жонглеры отсутствуют в сочинениях клириков и, соответственно, – в плане Божьего мира, принадлежа только дьявольскому. Но в XII в. образ жонглера проходит инверсию св. Бернара (смирение через скандал), а игра и театр – в аллегорическо-дидактическом плане – становятся через сочинения Гуго Сен-Шерского частью церковной культуры. Иначе говоря, используя инверсию, клирики делают свою культуру похожей на народную (пока не ясно, умышленный это процесс или нет).
7.Основные труды по нарратологии Рикера и Уайта см.: White H. Metahistory: The Historical Imagination in Nineteenth-Century Europe. Baltimore, 1973; Ricœre P. Time and Narrative. Chicago, 1984, 1985, 1988. T. 1—3. Крайним направлением нарратологии является «Лингвистический поворот» (Х. Уйат, Р. Барт), для историков которого историческая действительность заключена в метатексте, «существующем» без какой-либо структуры. Мир дан нам в языке и благодаря языку, поэтому он принципиально непознаваем, т.к. наши репрезентации могут представлять только породившие их языковые механизмы, вне объективности.
8.В первой главе каждой из трех частей.
9.Например, см.: Thierry A. Essay sur l’histoire de la formation et des progrès du Tiers État. P., 1853; Guizo F. Histoire de la civilisation en France. P., 1830. T. 1—4; Idem. L’histoire de France depuis les temps les plus reculés jusqu’en 1789. P., 1870—1875. T. 1—5; Idem. Histoire parlementaire de France: recueil complet des discours pro-noncés dans les Chambres de 1819 à 1848. P., 1863. T. 1—5; Maurer G.L. Einleitung zur Geschichte der Mark-, Hof-, Dorf- und Stadtver-fassung und der öffentlichen Gewalt. München, 1854; Giry A. His-toire de la ville de Saint-Omer et de ses institutions jusqu’au XIVe siècle. P., 1877. Более подробно об историографии государственных структур во Франции XIII в. см. ниже: Ч. III. Гл. I.
10.Основные труды для этого периода: Denifle H. Die Universitaten des Mittelalters bis 1400. Berlin, 1885; Haskins C.H. The Rise of the Universities. N.Y., 1923; Rashdall H. The Universities of Europe in the Middle Ages. Oxford, 1936. T. 1–3. Подробно о проблемах историографии возникновения университетов см. Ч. II. Гл. I.
11.Подробно об особенностях историографии истоков религиозного движения Францисканского ордена и его институционализации см. Ч. I. Гл. I.
12.Desbonnets T. De l’instution à l’instution. Les franciscaines. P., 1983. P. 10.
13.Grundmann H. Religiöse Bewegungen im Mittelalter. Untersuchungen über die geschichtlichen Zusammenhänge zwischen der Ketzerei, den Bettelorden und der religiösen Frauenbewegung im 12. und 13. Jahrhundert und über die geschichtlichen Grundlagen der deutschen Mystik. Berlin, 1955; Idem. Deutsche Eremiten, Einsiedler und Klausner im Hochmittelalter (10.—12. Jahrhundert) // Archiv für Kulturgeschichte. 1963. Bd. 45. S. 60—90.
14.Основные результаты см. в сборнике по итогам коллоквиума 1962 г.: Hérésies et sociétés dans l‘Europe préindustrielle (XIe—XVIIIe siècle) / Éd. J. Le Goff. P., 1968. Также см.: Delaruelle E. La pieté populaire au Moyen Âge. Turin, 1975; Schmitt J.-C. Les Traditions folkloriques dans la culture médiévale // Archives des sciences sociales des religions. 1981. Vol. 52. P. 5—20.
15.О дискуссиях в этот период см.: Vauchez A. Sources médiévales et problématique historique // Mélanges de l’Ecole française de Rome. Moyen-Âge, Temps modernes. 1974. Vol. 86. № 1. P. 277—286.
16.Например: Le Bras G. Études de sociologie religieuse. P., 1955—1956. T. 1—2; Idem. Institutions ecclésiastiques de la Chrétienté médiévale. P., 1959, 1964. T. 1—2; Guillemain B. La chrétienté, sa grandeur et sa ruine (De l’an mille au milieu du XVe siècle). P., 1959; Delaruelle E., Labande E.R., Ourliac P. L’Église au temps du Grand Schisme et de la crise conciliaire (1378—1449). P., 1963; Guillemain B. La cour pontificale d’Avignon 1309—1376. P., 1966.
17.Longère P. La prédication médiévale. P., 1983; Bériou N. L’avènement des maîtres de la Parole: la prédication à Paris au XIIIe siècle. P., 1998. T. 1—2; D’Avray D. The Preaching of the Friars: Sermons Diffused from Paris before 1300. Oxford, 1985; Buc P. Vox clamantis in deserto, Pierre le Chantre et la prédication laïque // Revue Mabillon. 1993. Vol. 4. Р. 5—47; Le Goff J. La naissance du purgatoire. P., 1981.
18.Cм., например: Faire croire: modalités de la dif fusion et de la réception des messages religieux du XIIe au XVe siècle / Éd. A. Vauchez. Rome, 1981; Vauchez A. Religion et société dans l’Occident médiéval. Turin, 1981; Idem. Les laïcs au moyen âge: pratiques et expériences religieuses. P., 1987; Idem. La sainteté en Occident aux derniers siècles du Moyen Âge. Rome, 1988.
19.Основные исследования этого периода: Grundmann H. Religiöse Bewegungen im Mittelalter. Hildesheim, 1961; Werner E. Pauperes Chtisti. Studien zu Sozial-Religiösen Bewegungen im Zeitalter des Reformpapsttums. Leipzig, 1956; Manteuf fel T. Naissance d’une hérésie. Les adeptes de la pauvreté volontaire au Moyen Âge. Paris;La Haye, 1970; Violante C. La pataria milanese e la riforma ecclesiastica. Rome, 1955; Miccoli G. Per la storia della Pataria milanese // Bullettino dell’Istituto Storico Italiano per il Medio Evo. 1958. Vol. LXX. P. 43—123. Самые важные результаты по этому вопросу были собраны в сборнике: Povertà e ricchezza nella spiritualità dei secoli XI e XII // VIII Convegno del Centro di studi sulla spiritualità medievale. Todi, 1969. См. также: Études sur l’historie de la pauvreté (Moyen Âge—XVIe siècle) / Éd. M. Mollat. P., 1974. T. 1—2.
20.Vauchez A. La pauvreté volontaire au Moyen Âge // Annales. 1970. Vol. XXV. № 6. P. 1566—1573.
21.На данный момент литература весьма обширна. Основное представление можно получить в основополагающем исследовании: Verger J. La Renaissance du XIIe siècle. P., 1996.
22.Cм., например: Duby G. Le monachisme et l’économie rurale // Hommes et structures du Moyen Âge. P., 1973. P. 381—394; Freed J. The Friars and German society in the thirteenth century. Cambrdige, 1971; Lawrence C.H. The Friars: the Impact of the Early Mendicant Movement on Western Society. L., 1994; Le Goff J. Apostolat mendiant et fait urbain dans la France médiévale // Annales. 1968. Vol. XXIII. P. 335—352; Idem. La bourse et la vie: économie et religion au Moyen Âge. P., 1986; Little L.K. Religious Poverty and the Profit Economy in Medieval Europe. L., 1978; Mouvements franciscains et société française, XIIIe—XXe siècle / Éd. A. Vauchez. P., 1983; Vauchez A. Ordini mendicanti e societа italiana, XIII—XV secolo. Milan, 1990.
23.Dalarun J. François d’Assise, ou le pouvoir en question. Principes et modalités du gouvernement dans l’Ordre des frères mineurs. Bruxelles, 1999. В этом же издании в списке литературы указаны наиболее важные исследования Даларена.
24.В последнее десятилетие защищены три диссертации по истории “Ordo Fratrum Minorum”, одна из которых посвящена исследованию социальных функций францисканцев, клариссинок и терциариев в XIII—XV вв.: Садченко В.Н. Францисканский монашеский орден и его социально-религиозные функции (XIII—первая половина XV вв.). Дисс. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2005.
25.Котляревский С.А. Францисканский орден и римская курия в XIII и XIV веках. М., 1901.
26.О какой либо проблеме институционализации “Ordo Fratrum Minorum” речь даже не шла, Орден рассматривался как часть церковной истории, для которой в советский период практически не было критических исследований, они появляются в 80‐е гг. XX в. По истории папства см.: Лозинский С.Г. История папства. М., 1961; Григулевич И.Р. Инквизиция. М., 1985; Шейнман М.М. Папство. М., 1959. Можно также привести образец рассмотрения религиозной культуры XII в.: Сидорова Н.А. Очерки по истории ранней городской культуры во Франции. М., 1953.
27.Карсавин Л.П. Монашество в Средние века. М., 1992.; Он же. Культура Средних веков. Киев, 1995; Он же. Основы средневековой религиозности в XII—XIII веках // Он же. Сочинения. СПб., 1997. Т. 2.
28.Сказкин С.Д. Первое послание Дольчино // Из истории социально-политических идей. К 75-летию академика В.П. Волгина. М., 1955. С. 122–129; Он же. Исторические условия восстания Дольчино. М., 1955; Сидорова Н.А. Народные еретические движения во Франции в XI—XII вв. // Средние века. 1953. Вып. 4. С. 429–433; Бортник Н.А. Еретические секты в Италии первой половине XIII в. // Средние века. 1957. Вып. 10. С. 101–123; Стам С.М. Учение Иоахима Калабрийского // Вопросы истории религии и атеизма. 1959. Вып. 7. С. 328–360; Рутенбург В.И. Народные движения в городах Италии (XIV—начало XV в.). М.;Л., 1959. Основную характеристику и идеологическую установку см., например: Андреева И.С. Историческая наука в СССР. Хроника научной жизни. Против католической историографии // Вопросы истории. 1962. № 3. С. 153—155. Продолжил разрабатывать проблематику ересей этого периода В.Л. Керов. Основные его монографии: Керов В.Л. Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII—начале XIV века. М., 1986; Он же. Идеи Апокалипсиса в Средние века (Иоахим Флорский, Оливи, бегины Южной Франции). М., 1994; Он же. Францисканцы во Франции в XIII—первой половине XIV века. Петр Иоанн Оливи и спиритуалы. М., 2007.
29.Более подробно см. Ч. III. Гл. I.
30.В современной отечественной историографии, на сегодняшний день, отсутствуют какие-либо новаторские исследования по истории религиозных народных движений XII—XIII вв.
31.Дживилегов А.К. Средневековые города в Западной Европе. СПб., 1902; Он же. Торговля на Западе в Cредние века. М., 1905; Ефимова Е. Парижская революция в XIV в. М., 1908; Петрушевский Д.М. Возникновение городского строя Cредних веков // Белов Г. фон. Городской строй и городская жизнь в средневековой Германии. М., 1912. С. 9—68.
32.См. исследования общего характера: Поршнев Б.Ф. Феодализм и народные массы. М., 1965; Бессмертный Ю.Л. Демографические и социальные процессы во французской деревне XIV в. // Французский ежегодник’1981. М., 1983. С. 127–146; Гут-нова Е.В. Классовая борьба и общественное сознание средневекового крестьянства (XI—XV вв.). М., 1984; Рутенбург В.И. Культура эпохи Возрождения. М., 1987; Стам С.М. Средневековый город и развитие социальной структуры феодального общества // Классы и сословия средневекового общества. М., 1988. С. 40–49; Он же. Экономическое и социальное развитие раннего города (Тулуза XI—XIII вв.). Саратов, 1969; Чистозвонов А.Н. Социальная структура сукноделия в Голландии XIV—XV вв. // Генезис капитализма в промышленности. М., 1963. С. 13–63; Он же. Реформационное движение и классовая борьба в Нидерландах в первой половине XVI в. М., 1964; Он же. О социальной природе средневекового бюргерства // Средние века. 1982. Вып. 45. С. 185–195.
33.Люблинская А.Д. Структура сословного представительства в средневековой Франции // Вопросы истории. 1972. № 4; Хачатурян Н.А. К вопросу о природе французской сословной монархии // Средние века. 1978. Вып. 42. С. 27–48; Она же. Сословная монархия во Франции XIII—XV вв. М., 1989. Отметим, что в последнем исследовании, несмотря на то, что в названии заявлен XIII век, он практически не подвергается какому-либо анализу и рассматривается только в качестве предпосылок к процессам, которые начинаются на заре XIV в.
34.Краснова И.А. Представление о свободе у флорентийских горожан // Город в средневековой цивилизации Западной Европы / Отв. ред. А.А. Сванидзе. М., 2000. T. 4. С. 79—83; Румянцева К.Ю. К вопросу о самосознании немецкого городского сословия XIV века (Хроника Ульмана Штромера) // Из истории и культуры Средневековья. СПб., 1991. С. 82—88; Негуляева Т.М. Зарождение правосознания и чувства личности у средневекового бюргерства // Средневековый город. 1998. Вып.13. С. 26—36; Gleba G. Die Gemeinde als alternatives Ordnungsmodel: zur sozialen und politischen Differenzierung des Gemeindebegriffs in den 14. und IS. Jahrhunderts. Mainz;Magdeburg;Munchen, 1989. S. 4—5 ff.
35.Список см. в: Petit dictionnaire des sources franciscaines // Saint François d’Assise. Documents. Écrits et premières biographies / Éd. et trad. T. Desbonnets, PP.; D. Vorreux, O.F.M. P., 2002. P. 1364—1407.
36.fr. Thomas de Celano. Vita prima S. Francisci // Analecta Franciscana. Quaracchi, 1926. T. X. Fasc. I. P. 3—115; Idem. Vita Secunda S. Francisci // Analecta Franciscana. Quaracchi, 1926. T. X. Fasc. II. P. 129—260.
37.fr. S. Bonaventura. Legenda Maior // Analecta Franciscana. Quaracchi, 1941. T. X. Fasc. V. P. 557—652.
38.Legenda trium sociorum / Éd. critique de T. Desbonnets // Archivum Franciscanum Historicum. 1974. №. 67. P. 38—144; Légende des trois compagnons / Éd. et trad. de T. Desbonnets // Saint François d’Assis. Documents… P. 803—860.
39.Ubertino da Casale. Arbor Vitae Crucifixae Jesu / Ed. A. de Bonetis. Venice, 1485 (reprod. with introd. of C.T. Davie. Turin, 1961).
40.Характеристику агиографий см.: Salter E.G. Sources for the Biography of St. Francis of Assisi // Speculum. 1930. Vol. 5. №. 4. P. 388—410.
41.Долгое время считалось, что «Первое жизнеописание» было написано для прославления брата Илии, а составление нового официального жизнеописания, «Второго», объяснялось его «падением и отступничеством». См.: Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi: A Review of Recent Researches // The English Historical Review. 1902. Vol. 17. № 68. P. 649.
42.Предполагалось, что Анжело да Кларено и Убертино да Казале держали автографы брата Льва в руках (о “Verba fratris Leone” (rotulli et cedulae) см.: Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi… P. 661). “Rotulli” брата Льва безвозвратно утеряны, свидетельства о них сохранилось в сочинениях спиритуалов.
43.Little A.G. The Sources of the History of St. Francis of Assisi… P. 646; Ehrle F. Die Spiritualen, ihr Verhältnis zum Franziskaner or-den und zu den Fraticellen // Archiv für Litteratur und Kirchengeschichte des Mittelalters. 1885—1888. №. 1—4. P. 509—569, 106—164, 553—623, 1—190.
44.До того, как принять сан папы римского, был с 1219 г. был генералом-протектором Францисканского ордена
45.В первую очередь – это письмо Илии Кортонского об обнаруженных на теле Франциска стигматах: Epistola encyclica de transitu S. Francisci // Codice diplomatico della Verna e delle SS. Stimmate di S. Francesco d’Assisi / Ed. S. Mencherini. Florence, 1934. P. 7—8.
46.16 июля 1228 г.
47.Chronica generalium ministrorum Ordinis fratrum minorum // Chronica XXIV generalium ordinum minorum cum pluribus appendicibus inter quas excellit hucusque ineditus Liber de laudibus S. Francisci fr. Bernardi a Bessa / Analecta Franciscana. Quaracchi, 1897. T. III. P. 262.
48.См. подробный анализ заимствований: Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии XII–XIII вв. СПб., 1912. С. 381—382.
49.fr. Thomas de Celano. Tractatus de miraculus S. Francisci // Analecta Franciscana. Quaracchi, 1926. T. X. Fasc. II. P. 271—330.
50.О дискуссии по поводу датировки легенды, ее генетической связи с «Письмами из Греччо» см.: Brooke R.B. Image of St Francis: Responses to Sainthood in the Thirteenth Century. Cambridge, 2006. P. 147—149. Относительно датировки и связи «Пролога» и основного ядра легенды я придерживаюсь точки зрения Дебонне: см.: Introduction // Saint François d’Assis. Documents… P. 794, 796—799.
51.Вопрос относительно полноты и завершенности «Легенды Трех Товарищей» остается открытым (см.: Introduction // Saint François d’Assis. Documents… P. 795).
52.Список критических исследований “Arbor vitae…” довольно широк, см. предисловие и библиографический список в: Ubertino da Casale. Arbor Vitae Crucifixae Jesu / Ed. C.T. Davies. Turin, 1961, а также: Potestà G.L. Un secolo di studi sull’ Arbor Vitae. Chiesa ed escatologia in Ubertino da Casale // Collectanea Francescana. 1977. Vol. 47. P. 217—267.
53.Об иоахимизме см. ниже, в главе II данной части, в сноске 72.
Yaş sınırı:
0+
Litres'teki yayın tarihi:
24 haziran 2022
Yazıldığı tarih:
2018
Hacim:
322 s. 4 illüstrasyon
ISBN:
978-5-98712-825-1
Telif hakkı:
ЦГИ Принт
İndirme biçimi:

Bu kitabı okuyanlar şunları da okudu