Kitabı oku: «В лапах Ирбиса», sayfa 19

– Прости.

– Тебе не за что извиняться. А когда станет за что, будет уже поздно.

– Ты о чём?

– Ты ведь в своей голове что-то решила для себя. Что-то, что мне не понравится. Мне кажется, ты понимаешь, что, скорее всего, всё закончится плохо. Ты не рассчитываешь на благоприятный исход. И за одно это мне хочется запереть тебя в этих стенах и не выпускать, пока всё не расскажешь в мельчайших деталях. Почему я этого до сих пор не сделал? Боюсь тебя доломать. Мне доводилось видеть, как люди сходят с ума, чаще всего для этого оказывается достаточно одного маленького толчка. Когда мы познакомились, ты сказала, что у тебя была психологическая травма, на которую наложилась вторая. О ней тоже не хочешь рассказать?

– Я не помню. Правда. Когда-то мой мозг был умнее и смог отгородить себя от чего-то.

– Ты ведь знаешь, что очень красива? Похожа на девушку с чёрно-белого фото сороковых – пятидесятых годов.

– Ты это к чему?

– Многие женщины перекраиваю себя, доводя, как они считают, до совершенства. Ты кажешься обычной, но на тебя засматриваются мужики. Есть в твоей внешности что-то притягательное, что не оторваться. Я часто вспоминаю, как мы ужинали в ресторане, а потом шли по ночному городу. Тебя пожирали голодными глазами самцы самых разных возрастов. Ты этого даже не замечала. С того самого вечера меня не отпускает мысль, что однажды переклинит на тебе кого-то и, если я не досмотрю, проколюсь где-нибудь, тебя не станет. Ты хочешь самостоятельности и независимости, но в случае опасности не сможешь за себя постоять.

– Помню. Ты обещал мне безопасность и защиту. Если я стала тебе в тягость, я пойму. Ты сделал для меня так много. Знаешь, в моей жизни для меня много делают почему-то именно посторонние люди. Наверно это такой жизненный баланс. Я тебе благодарна. Но не хочу быть проблемой.

– Или просто можешь дать мне слово не делать глупостей. Скажи честно, зачем тебе день свободы? – Виктор поднял голову, открыл глаза. Он больше не казался расслабленным. Я видела в его глазах то, что не хотела. Это была боль беспокойства за родного человека. Работая медсестрой, я постоянно наблюдала эти взгляды, каждая деталь которых впечаталась в память.

– Хочу увидеть его. Для меня это важно.

– Умнее ничего не придумала? – Виктор смотрел на меня как на идиотку, а в голосе откровенный смешок.

– Он не увидит меня. Я буду в машине с наглухо тонированными стёклами.

– Которая совсем не привлечёт внимания.

– Ему в тот момент будет не до того.

– Допустим, ты увидишь его. Что дальше?

– Ничего. Продолжу жить, работать, издеваться над Шмелём, если получится, то и над Павлом.

– Ты надеешься, что он изменился?

– Нет. Я надеюсь, что не изменился.

– Откуда столько вины в твоём голосе? Будто хочешь извиниться за то, что он тебя изнасиловал.

– Он не насиловал. Наказывал.

– Было за что?

– А вот это не имеет значения. Он не имел права так поступать.

Виктор стянул со стола бутылку и выпил прямо из горла большими глотками половину оставшегося содержимого.

– Жаль тебе нельзя. – Констатировал, глядя на остатки жидкости. – Настя строго предупредила, что алкоголь тебе сейчас противопоказан. Я обещал тебе день свободы, и ты его получишь. Это твоя жизнь и только тебе решать, как ей распоряжаться. Только если уедешь, можешь не возвращаться, ни в этот дом, ни в больницу.

Глава 42

Я добилась своего – мне возвращали мою свободу. Я смотрела на крайне спокойного Виктора и не могла найти подвох. Вот так просто? После его настойчиво-навязчивого, категорично-ультимативного нежелания меня отпускать. Без эмоций, условий и ультиматумов. Всё, как того хотела я. Мне не верилось. Я продолжала слушать, что он говорит, готовясь в любую секунду услышать то, что мне не понравится, от чего я снова взорвусь, но его рассудительный тон не оставлял сомнений в правдивости его слов.

– Деньги и документы можешь оставить себе, Настя даст рекомендации. – Виктор резко поднялся, отойдя чуть в сторону. Где-то глубоко внутри мне было больно, впервые за несколько лет от чьих-то слов. Последний раз такое было, когда Кисса впервые сказала, что ненавидит меня. Потом я привыкла, уже не воспринимая всерьёз, но разъедающее чувство внутри запомнила. Слёзы брызнули из глаз, стекая горячими струйками по щекам. Я не понимала, что происходит, слишком сухо и равнодушно были сказаны его слова. Виктор уже стоял ко мне спиной, допивая остатки алкоголя. Сама не заметила, как встала и направилась к выходу. Мне было необходимо на воздух, которого в этих стенах не хватало. Только на улице, как назло, было душно. И снова эта яркость вокруг, режущая глаза даже в темноте. Внутри было чувство что меня предали, хотя прекрасно понимала, что сама виновата. Как всегда, во всём. От меня не так уж и много требовали, но даже эта малость оказалась для меня непосильной. Нельзя было привыкать к этим людям. Сразу было понятно, что это временно. Осталось только решить уехать немедленно или остаться до утра. Вроде ночь уже, глупо срываться резко с места, да и Куся где-то опять шляется, сразу не найдёшь. Хотя, велика вероятность, что опять дрыхнет у Шмеля, но не врываться же мне к нему посреди ночи. Даже с расчётом на то, что он привык к моим закидонам, это будет перебором. Так что завтра спокойно соберу вещи, с которыми приехала, и уйду. Развернулась, чтобы пройти в дом, только ноги не слушались. Внутри всё сопротивлялось оказаться снова внутри этих стен. Странное отторжение.

– Что ты решила? – Раздалось за спиной. И как Виктору удаётся оставаться трезвым столько выпив. Повернулась к нему, он стоял в полуметре от меня. Руки в карманах, верхние пуговицы на рубашке расстёгнуты, глаза злые, потому что он знает, что я уеду, что не позволю вершить самосуд, через который прошла сама.

– Я уеду завтра. – Думала получится лучше произнести эти слова, только в горле будто ком.

– Ревёшь почему? – И смотрит на меня как на предательницу, а мне и без этого тошно и душно.

– Грустно. – И слёз в глазах стало ещё больше, а голос совсем сел.

– Сразу к нему?

– Тебя это уже не касается.

– Пока ты в моём доме – касается.

– Тогда мне не стоит задерживаться. – Развернулась, чтобы подняться в комнату и собрать вещи, но почувствовала на плечах его руки и застыла. Виктор медлить не стал и развернул меня лицом к себе, вернув руки мне на плечи, осторожно встряхивая.

– Девочка, признайся, что не хочешь уходить. – Впервые со дня нашего знакомства он назвал меня так. Тогда это меня успокоило, как и сейчас. И руки его на моих плечах успокаивали, казались родными. – Произнеси вслух. Я знаю, что тебе здесь хорошо, но ты упорно не желаешь признать это. Просто скажи.

– Не хочу. – Подняла голову, перестав прятать глаза, встретив твёрдый взгляд в ответ.

– Почему тебе так важно его увидеть?

– Хочу узнать каким стал его взгляд.

– Не пущу. – Руки на плечах сжались сильнее, а взгляд в противовес стал спокойнее.

– Виктор… – Я не знала, что говорить дальше. Застыла на нём глазами, понимая, что он не шутит, что не позволит мне сделать этот шаг, потому что я хочу сделать его одна, а для Виктора это недопустимо. Он маниакально хочет моей безопасности, жизненного комфорта, душевного спокойствия. Кажется, я пошатнула что-то в этом человеке, возможно личное. В своих попытках отгородиться и защититься от его расспросов, забыла, что он тоже человек со своими чувствами, пусть и чётко контролируемыми. Мы почти не разговариваем как обычные люди и пусть я избегаю этой составляющей жизни намеренно, но ведь можно было поинтересоваться чем живёт он, хотя бы из вежливости.

– Ладно…

– Я не поеду…

Мы произнесли это одновременно, но он остановился первым, посмотрев на меня с надеждой.

– Обещаю. И постараюсь стать более открытой. Например, я люблю киви. – Виктор улыбнулся и вроде окончательно расслабился.

– Пойдём в дом. Кажется у тебя температура. Щёки красные.

– Смешно.

Я думала, что это было что-то вроде шутки, но градусник показал почти тридцать восемь, которые я вообще не чувствовала. Виктор долго консультировался с Анастасией Сергеевной по телефону, напряг кого-то из своих людей срочно ехать в аптеку за нужными лекарствами, после приёма которых я моментально вырубилась, благо на этот раз в своей комнате, до которой дошла самостоятельно.

Утром чувствовала себя разбитой и здоровой. Температура чуть не дотягивала до тридцати семи, но я была уверена, что уже к обеду она будет в норме. В доме опять было тихо. Ни Марины, ни Оли с Олесей я не нашла. Зато натолкнулась на Виктора, готовившего завтрак.

– Где все? – Говорить «доброе утро» у нас не привилось.

– Если ты про домработниц, у них оплачиваемые выходные. Настя советовала обеспечить тебе покой, а с ними его не будет. Шмель с Пашей охраняют склады.

– Опять? За что? – Села за стол, пытаясь понять, что готовит Виктор. То ли яичницу, то ли омлет.

– Ты задержалась на работе, не вышла вовремя, а они чухнули, когда ты уже была в отключке.

– Я не первый раз задерживалась.

– Они должны были проверить. Не переживай за них. Им втроём там будет весело.

– Только не говори, что ты и Анастасию Сергеевну туда сослал. – Спрашивала на полном серьёзе, потому что за ним станется.

– Для неё у меня иные формы наказаний. – Откашлялся, только я и без подробностей поняла, не маленькая уже.

– Так кто третий?

– Куся. Шмель сказал будет её дрессировать.

– А он не забыл спросить моего разрешения? – Возмутилась наглости своей няньки.

– Все претензии можешь высказать ему по телефону, ну или через неделю, когда он вернётся.

– А кто будет меня везде возить?

– Никто. Ты не выйдешь за пределы территории пока не окрепнешь. Неделя минимум.

– Снова тотальный контроль?

– Благоразумие чистой воды. – Наигранно развёл руками, типа совсем не при чём.

– И кого мне доставать?

– Меня. Я буду работать из дома.

– Ну и какой твой любимый фрукт? – Пересилила себя, пытаясь быть нормальным человеком.

– Яблоки. – И передо мной появилась тарелка с какой-то мудрёной яичницей, внешне симпатичной и пахнущей вкусно. – Шампиньонов в ней нет, не переживай.

– Тебе все и про всё докладывают?

– Нет, но я стремлюсь к этому. – Виктор положил порцию и себе, расположившись напротив меня.

– Я хочу покрасить волосы. – Да, аппетит я умею портить, но он сам напросился.

– Зачем?

– Хочу разнообразия. Никаких крайностей. Блондинкой, брюнеткой и рыжей я уже была. Хочу сложное окрашивание. Ничего вызывающего. У корней и почти до плеч цвет останется мой, плавно переходящий в платиновый блонд с голубым отливом.

– Вкусно рассказываешь.

– Так можно? – Виктор смотрел на меня с недоверием. И это я начала свой марафон с самой безобидной просьбы.

– Можно, но мастер приедет сюда.

– Я даже не сомневалась. Одолжишь мне телефон, хочу успеть договориться, пока ты не передумал.

– Почему до сих пор не купила новый?

– А зачем он мне? Я всегда или дома, или на работе, либо с кем-то из твоих людей.

– А как же общение со Стеллой, ну или коллегами по работе. Шмель доложил, что ты дважды обедала с симпатичным врачом и тот облизывался на тебя. – Теперь мне было уже меньше жалко Шмеля, может перестанет делать неверные выводы.

– Я хотела раскрутить его на ассистирование во время операции, а Шмель всё испортил своим фирменным пристальным взглядом, ещё и улыбнулся, гад.

– Что стоящая операция?

– Нет. Простой аппендицит.

– Тебе не кажется, что нечестно использовать человека? Что ты будешь делать, если он влюбится?

– Вообще-то я использовала метод лести. Такие как он растекаются от подобного. И любит он исключительно себя.

– Ты не перестаёшь меня удивлять. – Виктор посмотрел на меня пристальнее, изображая, что увидел что-то необычное, явно переигрывая.

– Хватит обо мне. Твоя очередь. Чем ты занимаешься?

– Основное направление моей деятельности металлургия.

– То, что это круто, я поняла исключительно по твоему тону. Тебя так и распирает от гордости.

И Виктор объяснил, почему то, чем он занимается настолько круто. Оказалось, что он одержим так же, как и я, просто умело это скрывает. Виктор красиво ушёл от подробностей как начинал и про пять пулевых тоже умолчал, наверно берёг мою психику. Но и того, что он рассказал было достаточно, чтобы понять, что его дело – его жизнь. Виктор говорил про какие-то хитроумные схемы, способы ведения переговоров и оказания воздействия на конкурентов. И я смеялась, потому что визуализировала все его истории, но в моей голове они выглядели комичными.

Подобные беседы стали повторяться время от времени всю неделю. Что-то рассказывал он, что-то я. Правда, если бы я рассказала ему всю свою жизнь, не переплюнула бы его по насыщенности событиями.

Увидев моё окрашивание, Виктор поморщился, в то время как я была в восторге. Это было именно то, что я хотела, большая редкость, чтобы мастер настолько точно воплотил твою идею в жизнь, а девушка Олеси превзошла все мои ожидания, ведь я готовилась к тому, что что-то может не получиться.

Я решила попробовать наслаждаться жизнью, ведь у меня всё для этого было, а ещё вспомнить обыденные занятия. Я и забыла, когда в последний раз загружала свой мозг какой-нибудь бесполезной ерундой и какой кайф можно от этого получить. Свободное время на этот раз я посвятила прослушиванию музыки, благодаря подаренному Виктором телефону со всеми комплектующими. Хотела понять, насколько я отстала от жизни. Как раз во время прослушивания одной из радиостанций я услышала шум, доносящийся с первого этажа. Первая мысль – Шмеля освободили досрочно и это он вернулся, но уже на лестнице поняла, что ошиблась, голос другой. После прослушивания музыки на полной громкости, не жалея барабанных перепонок, в ушах шумело. Пока я спускалась голоса становились чуть отчётливее, а фразы, долетавшие до моего слуха, полнее.

– … я надеялся, что мы поедем вместе.

– Не называй меня так. Ты лишился этого права. Не заставляй меня напоминать почему. – Это был Виктор со своим привычным строгим тоном, но в нём что-то изменилось, появилось раздражение и резкость.

– Даже не познакомишь меня с новой пассией? Прости, забыл, что её нельзя так называть.

– Уходи. И не появляйся у меня на глазах.

– А то что? – Собеседник Виктора поднял голову, переведя взгляд на меня, поймав в его капкан. Тяжёлый, ненавидящий, дикий, с приговором.

Не знаю, что было громче: звук упавшего из моих рук телефона, или слёз, которые разбивались о мрамор. Степень катастрофы рухнула на меня, когда я решила простое уравнение со всеми известными. А затем темнота, боль и крик, откуда-то издалека:

– Ника!!!

Приблизительно в это же время в другой части города.

– Клим, что мы ищем?

– Белый, не заставляй меня повторять. Царь хочет убедиться, что это не он его подставляет.

– Он же его сын.

– Мы все это помним. – Клим осматривался по сторонам, удивляясь бардаку в квартире, являвшимся ничем иным, как симптомом саморазрушения. Наследника нужно было спасать, только он сам этого не хотел. Сдохнуть хотел, только не дали, и теперь он всех ненавидит, а больше всех себя.

– Он не только сын, а ещё и наследник. Это и его империя тоже. Может покопаться в ноутбуке? – Предложил Серый, кивнув на стоящий на столе гаджет.

– Попробуй. – Клим не думал, что там может быть что-то стоящее. Для работы у наследника был специальный ноутбук с кучей степеней защиты, а этот годился только порно смотреть.

– Клим, ты должен это видеть. – У Серого редко были проблемы с речью. Это самый хладнокровный человек из всех, кого он когда-либо знал, но сейчас его голос дрогнул, впервые за всё время что они общались.

Больше всего Клим испугался того, что Серый нашёл, вот так тупо нашёл то, зачем они пришли, и уже не знал, сможет ли сдать сына отцу на неминуемую расправу. Встал за спиной Серого, и забыл, как говорить. Белый, увидев лица друзей подошёл к ним.

– Нихуя себе. – Привёл их в себя.

– Серый, он точно поехал к отцу? Серый!

Серый уже листал файлы в единственной папке на компьютере, и руки у него дрожали. Клим набирал номер Царя, но тот не отвечал.

– Белый, звони всем, кого знаешь из охраны дома Царя.

– Что говорить?

– Пусть увозят Нику. Срочно! Любые деньги тому, кто вытащит её целой и невредимой.

– Монику. – Констатировал Серый, долистав файлы, переведя взгляд на друзей. – Монику Викторовну Абрамову. Ни против Царя, ни против Ирбиса в этом доме никто не пойдёт. – Это знали все присутствовавшие в комнате.

– Я дозвонился до Штампа. В дом Царя только что въехала скорая.