Kitabı oku: «Сбежавший жених»
© Малиновская Е., 2015
© ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *
Часть первая
Опять в дорогу
За окнами шел ливень. Он начался еще утром и, похоже, не собирался прекращаться и к вечеру. На лужах разбегались пузыри, что, согласно старой народной примете, предсказывало долгое ненастье.
Да, стоило признать, что начало сентября в этом году выдалось по-настоящему осенним: с промозглыми порывами холодного ветра, от которых то и дело жалобно звенели стекла, долгими затяжными дождями и плотной стеной низких туч, через которые не пробивалось и лучика. Да что там, мне все чаще казалось, что жаркое солнечное лето было целую вечность назад. Впрочем, было ли оно, или просто привиделось в одну из бесконечных ночей, когда шум дождя ядовитой змеей вползает в твои сны, наполняя их тоскою и болью по утраченному теплу.
Я плотно задернула гардину, поскольку вид залитых бесконечными потоками воды стекол и серой хмари за окнами уже начинал действовать мне на нервы. Прищелкнула пальцами, заставив тем самым магический шар, плавающий под потолком, разгореться ярче. Я понимала, что это глупо: в комнате и без того было тепло и светло. Но ничего не могла с собой поделать. С наступлением ненастья я вдруг обнаружила, что после обретения тени стала весьма теплолюбивым созданием. От малейшего сквозняка у меня начинало нестерпимо ломить кости, а руки и ноги превращались в настоящие ледышки. Я даже вытребовала у Седрика жаровню для своей спальни, поскольку этот нехороший человек и по совместительству вроде как мой новый работодатель пока не считал нужным топить камины. И мое счастье, что господин королевский дознаватель по особо важным делам не видел, в какой непозволительной близости от моей постели стояла эта самая жаровня, иначе наверняка прочитал бы мне долгую и нудную лекцию про опасность пожара. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что каждый вечер я борюсь с неимоверным искушением затащить жаровню в кровать и спать с ней в обнимку?
И еще больше меня злило то, что сам Седрик из Черной Грязи не испытывал никаких отрицательных эмоций по поводу плохой погоды. Напротив, он словно оживился с наступлением дождей. Теперь его теплый поношенный сюртук, с которым он практически никогда не расставался, ни у кого не вызывал вопросов. Фрей тоже особо не горевал из-за так рано и неожиданно нагрянувшей осени, поскольку дурная погода давала ему должное оправдание для бокальчика-другого горячего вина, неизменно подаваемого к ужину. А Морган… Эх, Морган… Знать бы, чем он сейчас занят.
Я недовольно тряхнула головой, пытаясь таким образом отвлечься от грустных мыслей, и вернулась к письменному столу, заваленному бумагами. Уселась на самый краешек очень неудобного и очень твердого стула и принялась рассеянно перебирать листы, исписанные с обеих сторон мелким убористым почерком. Седрик наконец-то вспомнил, что нанял меня в качестве своей личной помощницы, и сегодня сразу после завтрака озадачил первым заданием. Я должна была прочитать доклад младшего дознавателя, отправившегося проверить слухи о том, будто в одной из деревень творится нечто странное, вычленить из него главное и пересказать моему работодателю самую суть.
Дело осложнялось тем, что этот самый дознаватель явно страдал чрезмерной многословностью. Рассказ о поездке, занявшей всего день, занимал огромную кипу бумаг. Одно описание утра, за которое вообще-то ничего не произошло, тянуло на целую книгу. Наверное, именно поэтому сам Седрик и не стал утруждать себя чтением. Полагаю, страсть к пустому сочинительству неизвестного мне младшего дознавателя ни для кого из его коллег не являлась тайной.
Я взяла новый листок и, нахмурившись, быстро пробежала его взглядом. Одно радует: почерк у автора сего объемного творения разборчивый. Иначе моя задача превратилась бы в просто-таки невыполнимую.
Хотела я того или нет, но доклад мне надлежало тщательно изучить до обеда. Не сомневаюсь, что господин королевский дознаватель не упустит шанса устроить мне своего рода экзамен, желая проверить, насколько серьезно я отнеслась к первому настоящему поручению. Но от описания меню постоялого двора, где остановился младший дознаватель, меня уже мутило. Полагаю, это чрезвычайно редкий дар: целых пять страниц рассказывать о том, насколько отвратительного вкуса была подгоревшая яичница, поданная несчастному служителю закона на завтрак.
В этот момент моя совесть в очередной раз воззвала к моему чувству ответственности, напомнив о том, что я по сути даже не начала выполнять задание. Я уныло вздохнула и попыталась сосредоточиться на докладе. Но строчки расплывались перед глазами, навевая неудержимую зевоту. Я клюнула носом раз, другой, затем подперла ставшую вдруг такой тяжелой голову кулаком и опять надолго забыла о злоключениях молодого дознавателя, сосредоточившись на своих проблемах. А их у меня хватало.
Бессонница. Раньше я и не знала, что это за зверь такой. Всегда, сколько я себя помню, у меня не было ни малейших проблем со сном. Точнее, были, но, скорее, из-за моей любви понежиться в объятиях дремы. Стоило только моей голове коснуться подушки – как я немедля отплывала в страну грез. Увы, теперь все изменилось. Я часами лежала на спине, тараща глаза в плескавшуюся вокруг тьму, и тщетно пыталась забыться хотя бы на несколько минут. Однако все впустую. Даже шепот мрака, который после обретения тени я была обречена постоянно слышать, не мог успокоить меня. Но ночное бодрствование требовало слишком дорогую цену. По утрам я отчаянно зевала и терла слипающиеся глаза, теряла нить разговора и чувствовала себя настолько препогано, будто всю ночь не возлежала на кровати, застеленной мягчайшей периной, а вкалывала на поле, подобно самой бедной крестьянке, которую муж за неимением лошади запрягает в соху.
Морган.
Забывшись, я вывела это имя на полях очередной страницы доклада слишком словоохотливого дознавателя. Спохватившись, зло выругалась себе под нос и попыталась замаскировать свою оплошность кляксой, потянулась за чернильницей, но неловким движением опрокинула ее.
Теперь я выругалась во весь голос. Вскочила на ноги и принялась торопливо спасать доклад от угрозы быть залитым чернилами. Правда, при этом перемазалась сама с головы до ног и безнадежно испачкала любимое платье. Ну как сказать – любимое. Просто на сей момент это был мой единственный наряд, купленный на аванс, любезно выданный Седриком в честь первого месяца работы. Остальные деньги я потратила на всякую ерунду, в основном – на сладости, ошеломленная столичным выбором.
Впрочем, я отвлеклась. Так или иначе, но несколько листов оказались безвозвратно загубленными. Я неполную минуту грустно смотрела на них, силясь разобрать хотя бы слово, затем легкомысленно махнула рукой. А, ладно! Надеюсь, что пострадало очередное долгое, нудное и совершенно бесполезное описание приема пищи. Например, жалобы дознавателя на невкусный обед.
Именно в этот момент в дверь моей комнаты осторожно поскреблись.
Я вздрогнула от неожиданности. Неужели магичес-кое могущество Седрика распространяется до таких пределов, что он способен видеть все, происходящее в комнатах его дома? И сейчас я наверняка получу суровую выволочку за возмутительную небрежность при работе с важными документами. Но почти сразу из коридора послышался знакомый голос Фрея.
– Мика, это я, – почему-то зашептал он и опять заскребся, невольно вызвав у меня ассоциации с кошкой, рвущейся с улицы в тепло дома.
– Входи! – разрешила я, обрадовавшись визиту друга.
В самом деле, хоть одна уважительная причина, чтобы ненадолго отложить уже порядком поднадоевшее чтение.
– Доброе утро, – поздоровался Фрей, проскользнув ко мне в комнату. Ошарашенно помотал головой, выдохнув: – Ну и духотища у тебя!
Я, в свою очередь, зябко потерла ладони, плотнее закуталась в пуховую шаль и кинула озабоченный взгляд на жаровню, проверяя, не погасла ли она. Затем склонила голову и кивнула приятелю:
– Привет!
– Решил проверить, почему к завтраку не вышла, – пояснил цель своего визита Фрей, утирая выступившую на лбу испарину. – Не заболела?
Вместо ответа я неопределенно пожала плечами. В самом деле, не признаваться ведь другу в том, что одна мысль о еде вызывает у меня тошноту. Слишком сильно я волнуюсь за Моргана.
– Ой, а что это у тебя с лицом? – наивно удивился Фрей, только сейчас, должно быть, заметив, насколько чумазое у меня лицо. – И платье все в пятнах. Ты что, чернила пила?
– Да, – мрачно проговорила я. – Став арахнией, я вдруг обнаружила, как сильно изменились мои пристрастия в еде. Нет ничего вкуснее, как выпить с утра чашечку свежих чернил и закусить гусиным пером!
Фрей смешно округлил рот и выпучил глаза, уставившись на меня с таким наивным ужасом, что невольно мне стало стыдно. Эх, когда я уже привыкну, что Фрей частенько принимает все на веру!
– Я шучу, – поспешила я его успокоить. – Просто чернильницу случайно опрокинула.
– Фух! – с явным облегчением выдохнул тот. Укоризненно покачал головой. – Мика, нельзя же так серьезно говорить! Я и впрямь поверил, что ты, когда никто не видит, распитием чернил пробавляешься.
– Зачем ты пришел? – еще суше спросила я. Понимаю, что прозвучало невежливо, но у меня не было сейчас ни малейшего настроения к ведению дружеской беседы.
Судя по всему, Фрей обиделся на столь холодный прием. Он насупился, мгновенно став похожим на медведя, грустно опустил плечи и нехотя сказал:
– Да так, просто навестить хотел. Волновался, в порядке ли ты. Как-никак от Моргана почти месяц известий нет. Даже Ульрика забеспокоилась.
Я встала, с грохотом отодвинув стул, и отошла к окну. Одернула гардину, уставившись на дождь, бушующий снаружи. Морган. Да, вот единственная причина моего дурного настроения, бессонницы и неспособности сосредоточиться на чем-либо. Сейчас все мои мысли заняты только им. И я не знаю, чего больше в моих раздумьях: злости на него за то, что тогда он так невежливо выставил меня прочь, едва только Дани представился его братом, или же беспокойства за стихийника. Кто знает, чем могла закончиться та встреча. В конце концов, Дани вполне мог солгать ему. Не стоит забывать о том, что именно Дани убил его поверенного, сьера Густаво. То бишь приличным человеком он точно не является.
«Если уж на то пошло, то он вообще не человек», – поправил меня внутренний голос.
Так или иначе, но в ту проклятую ночь я преодолела расстояние, разделяющее дом Моргана и жилище королевского дознавателя, стремительным бегом. Мучимая тревогой и страхом за жизнь Моргана, я заставила Седрика немедленно собраться и отправиться со мной обратно. Того, к слову, долго упрашивать не пришлось. Едва он услышал, какой гость почтил Моргана поздним визитом, то немедленно кинулся обратно, да так, что я едва поспевала за ним.
По моим прикидкам, вся эта беготня заняла не больше десяти минут. Однако по возвращении мы застали дом Моргана опустевшим. Радовало, что не было следов борьбы. Думаю, если бы Дани напал на него, то Морган постарался бы продать свою жизнь как можно дороже. Но почему стихийник не оставил хотя бы записки? Он ведь прекрасно понимал, как сильно я буду волноваться!
Первые несколько дней после неожиданного исчезновения Моргана я вздрагивала от каждого стука и от каждого шороха. Думала, что вот-вот он объявится с удивительной историей, объясняющей его исчезновение. Но все было зря. Дни складывались в недели, миновал почти месяц, наполненный непрекращающейся тревогой. И за все это время я не получила ни весточки от Моргана. Расследование Седрика тоже не приносило никаких плодов. Никто в столице не видел найна Моргана Атлена, никто даже не слышал о его возвращении. Он словно сквозь землю провалился.
Увы, его столь странное исчезновение означало для нас одну очень серьезную проблему. Ульрика неожиданно оказалась без крыши над головой, поскольку наотрез отказалась жить в опустевшем доме, где к тому же совсем недавно произошло убийство. Фея устроила такую слезную истерику, так рыдала, припав к груди ошеломленного таким развитием событий Седрика, что сердце некроманта дрогнуло, и он нехотя разрешил перебраться ей к себе. Хотя я усердно строила ему при этом страшные рожи, безмолвно умоляя не совершать такую огромную глупость!
Надлежало признать, первые два или три дня Ульрика действительно вела себя прилично. Да что там, первое время она вообще почти не показывалась на глаза, опасаясь, что в любой момент ее отправят восвояси. Но затем осмелела и как-то незаметно вернулась к прежнему демонстративно-развязному поведению. Правда, при этом всю мощь сомнительного остроумия она сосредоточила на мне и Фрее, справедливо предполагая, что после первой же попытки подшутить над Седриком моментально окажется на улице. Господин королевский дознаватель по особо важным делам не выглядел как человек, благосклонно относящийся к намекам по поводу своего происхождения или же внешности.
Наверное, Ульрика тоже переживала из-за Моргана. Беда была в том, что волнение она выражала тем, что доводила меня до белого каления своими жуткими догадками по поводу его предполагаемой судьбы. Так, к примеру, однажды всего за один вечер я узнала не менее сотни способов убийств. Все мои попытки перевести разговор на более приятную тему завершились ничем. Даже Фрей ничем не мог мне помочь. Он сидел, онемев от ужаса и неприлично раззявив рот, и то бледнел, то краснел, видимо, пораженный неистощимой фантазией феи.
Закончилась эта своеобразная пытка лишь с приходом Седрика. Некроманту хватило одного взгляда, чтобы правильно оценить ситуацию. После чего он нехорошо ухмыльнулся и словно невзначай обронил, что такая потрясающая осведомленность феи в подобного рода делах вызывает у него, как у королевского дознавателя, массу вопросов. И однажды он вполне может захотеть получить на них ответы.
Столь прозрачного намека на предполагаемый допрос Ульрика не могла не понять, поэтому обиженно замолчала, а потом и вовсе предпочла воспользоваться чарами невидимости и скрыться от внимательного изучающего взгляда некроманта.
Стоит ли объяснять, что после той сцены я предпочитала как можно реже выходить из своей комнаты, лишь бы не встретиться в очередной раз с Ульрикой. Без того тошно. А плохая погода не добавляла оптимизма, напротив, погружала меня все глубже и глубже в пучины отчаяния.
– Переживаешь?
В следующее мгновение я вздрогнула, почувствовав на своем плече руку Фрея. Надо же, так углубилась в свои мысли, что даже не услышала, как он подошел. Если говорить откровенно, то я вообще умудрилась забыть об его присутствии. Надеюсь, хоть вслух я не размышляла, перечисляя свои беды.
Я не хотела показывать приятелю свою слабость. Наверное, стоило скинуть его руку со своего плеча, развернуться и с усилием рассмеяться, а затем начать сыпать неловкими шутками, пытаясь доказать, что все в порядке. Но в голосе Фрея было столько неподдельного участия и сопереживания, что я предательски шмыгнула носом раз, другой, а потом и вовсе разревелась. Некрасиво так разревелась: в полный голос, с горестными завываниями и всхлипываниями.
В любовных романах, которые я частенько таскала из библиотеки матери, обычно утверждалось, что слезы красят женщину. Наверное, это какие-то особенные женщины, которые умеют по-особенному плакать. Порой я завороженно перечитывала описания того, как крупные прозрачные слезы медленно сползают по щекам несчастной обиженной, и ее мучитель в тот же миг осознает недопустимость подобного поведения и испытывает жестокие муки совести. Ну а потом, естественно, следовала страстная сцена примирения. Увы, я так плакать не умела. Я не видела себя в зеркале, но не сомневалась, что по моему лицу и шее сейчас расползлись красные некрасивые пятна, нос опух и увеличился, наверное, раза в два, а глаза, напротив, превратились в узенькие щелочки. Красотка, да и только!
– Ну-ну, не надо! – ошеломленно пробормотал Фрей.
В ответ я провыла нечто невразумительное, спрятав лицо за ладонями.
– Мика, я сейчас тоже заплачу! – хнычущим голосом предупредил меня приятель после очередной долгой паузы, наполненной моими сдавленными вздохами.
Я честно попыталась прекратить свой водопад слез, но вместо этого разрыдалась пуще прежнего. Фрей помолчал еще немного и в унисон мне принялся подшмыгивать носом.
– А вдруг он уже умер? – с трудом выдавила я из намертво перехваченного спазмом горла свой самый главный страх.
Фрею не потребовалось никаких уточнений, о ком я говорю. Вместо этого он развернул меня и прижал к своей необъятной груди с такой силой, что мои ребра жалобно затрещали. Уткнулся носом в мои волосы, и что-то подозрительно горячее закапало на мою макушку, доказывая, что приятель тоже не удержался и пустил слезу.
Понятия не имею, сколько мы так простояли, рыдая в объятиях друг друга. Лишь одно меня страшило: что эту сцену может застать Ульрика. Не сомневаюсь, что противная летающая вредность будет еще долго припоминать нам минутную слабость.
Стоило мне так подумать, как кто-то рядом громко кашлянул, предупреждая о своем присутствии.
Я мгновенно отпрянула от Фрея, одновременно кулаком утирая глаза. И увидела, что на пороге стоит донельзя удивленный Седрик.
– Дверь была приоткрыта, – пояснил он в ответ на мой разгневанный взгляд. – Я шел в свой кабинет, но остановился, услышав рыдания. Постучался раз, другой, но вы, по всей видимости, меня не услышали.
После чего выжидающе вскинул бровь, глядя попеременно то на меня, то на Фрея.
– Мы плакали, – простодушно признался приятель, прежде оглушительно высморкнувшись в носовой платок, по размерам напоминающий целую простынь, который он выудил откуда-то из глубин своих штанов.
Я зло цыкнула себе под нос от подобной откровенности. По всей видимости, Фрей не видел ничего дурного в таком проявлении чувств. А мне почему-то было стыдно. Показалось, что господин королевский дознаватель сейчас непременно рассмеется и выскажет нечто очень обидное по поводу слишком сопливых и нервных девиц и их не менее чувствительных приятелей.
Седрик в самом деле усмехнулся. Правда, почти сразу опустил голову, скрывая улыбку в тени. После чего негромко осведомился:
– Могу я узнать причину столь бурного проявления эмоций? Неужели вас, милая сьерра, так впечатлил доклад молодого дознавателя, который я передал вам для изучения?
Доклад! Проклятый доклад, который я так и не успела прочитать!
Слезы на моих глазах мгновенно высохли. Я мысленно выругалась и покраснела под испытующим взором Седрика. Вот ведь нехороший человек! Наверняка прекрасно понимает, что я не выполнила его задание, но желает услышать об этом из моих уст.
«Допрыгалась, – мрачно сказал внутренний голос. – Первое же пустяковое дело ты с треском провалила. Не удивлюсь, если после этого господин королевский дознаватель с позором выгонит тебя, прежде потребовав возмещения выданного тебе аванса».
– Так как? – напомнил свой вопрос Седрик, когда пауза чрезмерно затянулась. – Неужели вас действительно настолько расстроил доклад?
– О каком докладе вообще речь? – простодушно удивился Фрей и опять высморкался, после чего продолжил: – Мы плакали из-за Моргана. О нем так долго нет вестей, что…
Фрей жалобно скривился, не в силах высказать вслух страшного предположения о том, что Морган к настоящему моменту может быть мертв.
– Стало быть, мое поручение вы не выполнили, – на всякий случай уточнил у меня то, что и так было понятно, Седрик, и в его серо-зеленых глазах явственно отразилось неудовольствие.
Несколько секунд я всерьез размышляла над тем, не удариться ли мне вновь в плач. Странное дело, вроде бы некромант не кричал и тем более не угрожал мне всяческими неприятностями. Но от его демонстративно спокойного тона холодные мурашки промаршировали по моей спине: сначала в одну сторону, а потом и в другую. Интересно, что же он привязался так к этому злосчастному докладу? Как будто не видит, что у меня приключилось настоящее горе!
«Угу, горе, как же, – язвительно буркнул внутренний голос. – Рассказать кому – не поверят. Уже второй потенциальный жених исчезает в туманных далях, даже не простившись толком».
Я недовольно мотнула головой. Неправда! Я никогда не считала Моргана своим женихом. Да, не буду скрывать, что он мне симпатичен, даже очень. Однако донельзя неприятное и неожиданное окончание отношений с Арчером и наглядный пример арахнии по имени Миколика доказали мне, что к выбору спутника всей своей жизни надлежит относиться со всей возможной серьезностью и ответственностью.
– Я бы все-таки хотел услышать ответ на мой вопрос, – устав ждать, напомнил Седрик, и пламя затаенного раздражения с удвоенной силой вспыхнуло в его глазах.
– Слушай, ну не наседай ты так на нее, – моментально встал на мою защиту Фрей, смущенно комкая мокрый платок. – Как будто сам не понимаешь…
– Все в порядке! – поторопилась я урезонить его, заметив, что некромант морщится все сильнее и сильнее.
Как бы из-за моей оплошности не пострадал и приятель. Он-то точно не имеет никакого отношения к тому, что я провалила простейшее задание. После чего глубоко вздохнула, набираясь решимости, и честно заявила:
– Да, я не прочитала доклад. Точнее, начала, а потом задумалась… И чернильница опрокинулась… И вообще…
Я раздосадованно всплеснула руками, не в силах облечь в слова все те эмоции, которые обуревали меня в этот момент. Боялась ли я того, что королевский дознаватель не простит мне промаха и выгонит прочь, не желая терпеть в нахлебницах столь необязательную особу? Да, конечно! Но юлить и выдумывать несуществующие оправдания я тоже не имела ни малейшего желания. Пусть будет так, как будет. Я заслужила наказание.
– Я рад, что вы имели смелость так открыто признать свою оплошность.
Седрик, несмотря на то, что мы были знакомы больше месяца, по-прежнему обращался ко мне исключительно вежливо, видимо, желая подчеркнуть тем самым нашу сугубо деловую связь и мое подчиненное по отношению к нему положение. Удивительно, но на Фрея это почему-то не распространялось, хотя он тоже получил место при доме дознавателя в качестве то ли повара, то ли помощника по перетаскиванию тяжестей, а скорее – всего этого, вместе взятого.
Не могу сказать, что столь разное отношение ко мне и Фрею обижало. Скорее, удивляло. Хотя в чем-то я могла понять Седрика. Все-таки не стоило забывать и нашу разницу в сословном происхождении, и то, что обществом не особо приветствовалась ситуация, когда молодая незамужняя девица проживает под одной крышей с молодым неженатым мужчиной, который к тому же вроде как является ее работодателем… Полагаю, если бы Седрик перестал обращаться ко мне со своей убийственно-ледяной вежливостью и принял бы дружеский тон, то вездесущие соседи мгновенно задались бы вопросом, что же на самом деле нас связывает.
– Простите, – прошептала я, стыдливо опустив голову и чувствуя, как начинают полыхать мои уши. – Я обязательно исправлюсь! Подобное больше не повторится. Вот прямо сейчас сяду – и все прочту, от первого листа и до последнего!
– А разве там осталось что-нибудь, пригодное для чтения? – сдержанно удивился Седрик. Подошел ближе к моему столу и брезгливо, одними кончиками пальцев, приподнял лист, сильнее прочих пострадавший от моей неаккуратности. Тот был настолько пропитан чернилами, что несколько тяжелых густых капель сорвалось и шлепнулось на столешницу.
Краска стыда медленно, но верно распространялась по моему лицу. Теперь предательским огнем заполыхали мои многочисленные веснушки.
– Простите, – еще тише повторила я и носом почти уткнулась себе в грудь, опасаясь даже на миг встретиться взглядом с суровым некромантом.
В комнате повисла настолько полная тишина, что я слышала, как в окно бьется одуревшая от духоты муха, не подозревающая, что долгожданная свобода принесет ей смерть от холода. Даже Фрей притих, больше не делая попыток оправдать меня перед Седриком.
– Хорошо, что я досконально изучил этот доклад прежде, чем передавать его в ваши руки, – внезапно проговорил Седрик, и в его голосе послышалась веселая ирония.
От неожиданности я даже икнула. Посмела бросить на некроманта быстрый взгляд. Он действительно широко улыбался, видимо, получив своеобразное удовольствие от неприятной сцены, произошедшей только что.
В глубине души шевельнулся ядовитой змеей гнев. Да что этот Седрик из Черной Грязи о себе вообразил?! Отчитал меня, словно капризную неразумную девчонку!
Но почти сразу я неимоверным усилием воли заставила себя успокоиться, вспомнив, что некромант был в своем праве. Я на самом деле поступила скверно.
А еще мне никак не давала покоя лукавая усмешка, словно приклеившаяся к губам некроманта. Было такое чувство, будто его буквально распирает от какой-то новости, но он молчит, желая меня как можно дольше помучить.
Вдоволь насладившись очередной паузой, во время которой все мое внимание оказалось приковано к нему, Седрик вкрадчиво продолжил.
– И если бы вы, глубокоуважаемая сьерра, последовали моему совету и прочитали сие сочинение, то узнали бы, что в деревушке под названием Аталиен, что всего в десяти милях от северных ворот Ериона, не так давно произошло весьма необычное и примечательное событие, – медленно проговорил он, словно получая наслаждение от каждого своего слова. – Младший дознаватель по имени Рой в своем докладе упомянул, что хозяин постоялого двора, в котором он имел честь остановиться, жаловался ему на дебошира и смутьяна, пару дней назад затеявшего драку с мужем одной прехорошенькой служанки. Самое удивительное, что несчастный муж сразу после драки угодил к целителям, но не из-за травм, полученных в ходе обычных мужских разборок, а из-за парочки весьма серьезных ожогов. Бедолага утверждал, будто получил их от слюны своего противника. Мол, в запале выяснения отношений тот не удержался и плюнул в него. Благо на лицо не попал, но руки рогоносцу разъело знатно. А еще дознаватель Рой из Больших Выселок привел имя этого смутьяна – Дани. Кроме того, дал описание, полученное от хозяина постоялого двора и пострадавшего мужчины. Светловолосый синеглазый верзила с одной очень необычной особой приметой. Рассказать вам о ней, или сами догадаетесь?
– Татуировка дракона на спине, – прошептала я, и сама поразилась тому, как сухо и безжизненно прозвучал мой голос.
– Вот именно. – Седрик кивнул. – О ней рассказала соблазненная девица. Она, к слову, и сделала весьма недурственный набросок, который тоже был приложен к докладу.
Я пристыженно понурилась. Как много интересного скрывалось в этом докладе! А я не смогла продраться через первые страницы, утопнув в никому не нужных, как мне тогда казалось, деталях.
– Говоришь, следователя зовут Рой из Больших Выселок? – неожиданно подал голос Фрей, который до сего момента очень внимательно слушал некроманта. – Почему это имя кажется мне знакомым?
– Потому что так звали стражника, приставленного охранять потайную калитку, – машинально ответила я. – Того самого, который не желал впускать нас. Помнится, если бы не вмешательство Миколики, то нам бы туго пришлось.
– Да, все верно, – подтвердил мои слова Седрик. – Меня заинтересовал его природный иммунитет к магии, о котором упомянула арахния. Это весьма достойное качество для служителя закона. Правда, сразу же высокую должность ему, понятное дело, никто не дал. Пусть некоторое время послужит обществу и короне в качестве младшего дознавателя. Если проявит себя должным усердием, то к концу года получит повышение. По крайней мере, с этим заданием он справился достойно. Я даже не ожидал, что он разузнает столько подробностей.
Я подавленно вздохнула, почувствовав в словах Седрика скрытый, но справедливый намек. Эх, это же надо было так опростоволоситься!
– Что за шум, а драки нет?
В следующее мгновение в комнату стремительной молнией влетела Ульрика, естественно, прежде не удосужившись спросить разрешения. Сделала несколько кругов под потолком, после чего опять-таки без спроса опустилась на плечо Фрея.
Бедняга приятель привычно поморщился. В последнее время Ульрика слишком часто использовала его в качестве своеобразного насеста. При этом в порыве чувств порой забывалась и щипала его, выдирала волосы, один раз даже укусила за ухо, хорошо еще, что не до крови. Конечно, после особенно вопиющих случаев он пытался поставить ее на место. Ульрика неизменно делала невинный вид и принималась просить прощения. О да, стоит заметить, последнее у нее получалось просто великолепно! Пару дней после этого фея и впрямь вела себя в пределах разумного, но потом все возвращалось на круги своя.
Я не единожды предлагала Фрею быть пожестче с феей. Полагаю, если бы он хоть раз как следует припугнул ее Мышкой, то на этом его мучения оказались бы раз и навсегда в прошлом. Но, увы, приятель обладал слишком добрым сердцем. Он лишь виновато вздыхал в ответ на мои советы и бурчал о том, что, в принципе, ему не особенно мешают проделки Ульрики. Пусть дерет ему волосы и дальше, лишь бы не кусалась.
– Так что тут за разборка? – Ульрика аж подпрыгивала от нетерпения на плече у Фрея. – А ну быстро – выкладывайте все! Неужели Мика по-крупному напортачила, ночью выбралась из дома и досуха выпила энергию из какого-нибудь несчастного невинного прохожего, возвращающегося домой к жене и многочисленным детишкам? Какой кошмар, а я всегда предупреждала, что паучихам верить нельзя!
Все это Ульрика выпалила на одном дыхании, после чего торжествующим жестом вцепилась в густую шевелюру Фрея и выдрала оттуда целый клок.
– Ульрика! – болезненно вскрикнул тот и отчаянно затряс головой, пытаясь прогнать со своей шеи вертлявую и очень цепкую фею. – Ты что творишь? Эдак я через пару месяцев совсем облысею!
– Зато потеть в жару меньше станешь, – хладнокровно парировала та. – Но не будем уходить в сторону от моего вопроса: что вы тут так громко обсуждали?
Я угрюмо насупилась, не имея ни малейшего желания отвечать на вопросы феи. Что скрывать, не доверяю я ей. Она слишком тесно связана с родом Ульер, а история, рассказанная духом сьера Густаво, погибшего поверенного Моргана, заставляет предположить, что нейн Ильрис руководствовался какими-то своими целями, когда взял последнего на воспитание после гибели его родителей. Не сомневаюсь, что при первой же удобной возможности Ульрика свяжется с родом, чьей хранительницей вроде как является, и передаст все узнанные сведения, пытаясь таким образом заслужить возвращение в замок. Пока у нее не было такой возможности, но кто знает, не появится ли она в ближайшем будущем? Поэтому я бы желала, чтобы Ульрика знала как можно меньше обо всем происходящем.