Уборка подходила к концу. Оставалось разобрать последнюю коробку – и кладовка чиста. Молодая хозяйка квартиры и её гражданский муж собиралась сделать ремонт и продать жильё.
«Что за листки?» – Анжела потянулась к находке и пригорюнилась: это была тетрадь мамы.
Людмила покончила с собой пять лет назад. «Гореть мне в аду, и вы меня не простите. Но одна умная женщина сказала, что понять – значит простить», – выхватывали глаза Анжелы неровные строчки…
Маме было всего пятьдесят два. Она страдала от климакса и как-то призналась Анжеле, что менопауза, по её мнению, – это одно из наказаний Бога греховным женщинам.
В предсмертной записке Люся написала, что очень устала. От кого она так утомилась, было понятно без пояснений, ведь отец Анжелы был классическим шизофреником.
Это не бросалось в глаза. Папаша мило здоровался с продавцами, желал им хорошего дня, а приходя домой, набрасывался с обвинениями на супругу и дочь. Это был тошнотворный микс из мата и гнусных оскорблений.
Андрея мог вывести из себя любой пустяк: «неправильный» взгляд, соринка на столе, упавший носок. Если домочадцы возражали, пускал в ход кулаки.
Когда сумасшедшего посещал шизофренический бред, семья должна была бросить все дела и выслушивать его. Резцовы никогда не ездили отдыхать: отец сидел на пенсии по инвалидности, а мама зарабатывала не слишком много. Хорошо, хоть не голодали…
Люся не раз предлагала Анжеле сбежать, но подросшая дочь неизменно противилась, хотя почти каждый день про себя проклинала отца.
«Наверное, у меня развился стокгольмский синдром, – тосковала теперь она, читая материнскую исповедь. – Эх, мама, мама, немного тебе не хватило до освобождения». Андрей умер спустя два года после ухода своей второй половины.
«Я выросла без отца, и, думаю, это стало главной причиной всех моих бед, – писала Людмила. – В семье – одни женщины: я, мама и бабушка, и каждая несчастна по-своему. Бабулька мучилась из-за старости, мама – из-за неустроенной личной жизни, а я – из-за прыщей и насмешек одноклассников.
Мне не хватало родительской ласки, особенно отцовской. Наверное, поэтому в поисках мужского тепла я, повзврослев, стала безотказной девицей. На таких не женятся. Но Андрей не был похож на остальных и взял в меня в супруги.
В первые годы нашего брака я была безумно счастлива. Родилась Анжелочка, муж любил её и меня. И я наивно решила, что на мне семейное проклятие закончится…»
Анжела резко захлопнула тетрадку и взглянула на часы. Времени до прихода домой тирана номер два, её гражданского мужа, было в избытке. Она успеет сбежать к маминой двоюродной сестре, а потом отвоюет родительскую квартиру.
«Нет, мамочка, ты не в аду. Ты – в раю, – думала Анжела, сидя в такси и продолжая читать настоящую предсмертную записку, которая превратилась в исповедь уставшей от жизни женщины. – Это ты ангел, а вовсе не я, хоть и ношу его имя».
Они исчезли в разгар летних каникул. Брату и Сестре было по пятнадцать. Двойня. Красивые, самоуверенные и злые, Они изводили Её, младшую сестру, и Маму, рано постаревшую женщину, которая колотилась на трёх работах.
Отец, главный кормилец, погиб на своей стройке два года назад, и с тех пор в семье воцарился ад.
Папик избаловал всех троих отпрысков, но, в отличие от Неё, умненькой десятилетки, Брат и Сестра Маму не жалели. Они начали пропускать уроки, воровать. Как-то попались и с тех пор числились как неблагополучные в комиссии по делам несовершеннолетних.
Хотели вовлечь в свои тёмные делишки Её. Младшенькая отказалась, за что была жестоко избита.
И вот Они пропали. Отправились на очередную прогулку и канули.
Мать, конечно, написала заявление о пропаже детей. Для вида. Их поискали менты и волонтёры. Не нашли, и Она вздохнула с облегчением.
Жизнь наладилась. Мама вернула молодость, стала любовницей местного полицейского начальника. Тот был женат и никогда не навещал подругу. Встречались всегда на стороне.
Она окончила школу, затем – универ…
– Ты убила Их, мама, – уверенно изрекла Она, когда они вдвоём отмечали Её двадцатидвухлетие.
– Как ты догадалась?
– Кинг. Ты всегда очень любила его. А я недавно начала читать и наткнулась на закладку. Ну, там, на том месте, где фермер свою жену укокошил. Мамочка, не бойся, я никому не скажу… – и Она накрыла рукой мамину ладонь.
Та зарыдала.
– Ничего не говори. У тебя не было выбора. Если бы эти ублюдки сели, тебя лишили бы родительских прав, а меня спроворили в детдом, да?
– Может быть, – раздалось сквозь всхлипы. – Я очень боялась за тебя и за себя. Выследила Их, когда за грибами в лес пошли. Сначала вырубила сына, потом – дочь. Ну а после добила обоих. Не спрашивай как.
– Их тела нашёл твой мент, да? Он тебя прикрыл, дело развалил…
– Да-а-а-а…
– Спасибо, ма.
"Э, пацан, я не пОняла, ты чё, своровал?!" – Над щуплым юным брюнетом нависла отвратительная жирная тётка. На её вопли тут же сбежались такие же хабалки – работницы дешёвого супермаркета.
Егору пришлось платить за сосиску в тесте и кулёчек леденцов. А ведь он, не будь дураком, убедился, что камеры вкусняшек этих не видят. Значит, противная баба просто его выследила.
Это был первый случай, когда он прокололся. 16-летний организм Егора постоянно требовал еды. Но не той, что дома или в школьной столовке, а фастфуда и конфет. Родители давали ему, конечно, деньги, но мало, и они уходили на сигареты. Приходилось подворовывать.
Итак, сегодня он останется без курева. Ладно, больше в этот магазин не сунется.
Домой не хотелось. Там отец-душнила. Наверняка опять терзает маму-надомницу очередной нудной лекцией. Маме деваться некуда: сидит, как всегда, за своей швейной машинкой и выслушивает бред этого психа. Прикована, бедная, и к работе, и к несносному муженьку.
Он-то, Егор, уже через год будет свободен. Можно и маму освободить. Но как прикажете спасать человека, который от своего рабства зависит в такой степени, что о другой жизни и подумать не смеет?
То, что его папик сумасшедший, Егор понял несколько месяцев назад. До этого безропотно смотрел в рот родителю, но вдруг догадался: эти его слишком частые матерщинные словечки; вычурная речь; беспричинная агрессия, которую мальчик раньше принимал за мужскую силу; псевдоумные размышлизмы и многие другие странности – признаки того, что родитель – ку-ку.
Насел на маму и выпытал у неё: инвалидность отца вовсе не со службой в армии связана (её не было), а с биполяркой.
Папа был человеком любознательным, интересным, в чём-то даже гениальным. В его непонятной голове забавно переплавлялись чужие идеи, которых так много стало в Сети. Их он и озвучивал без конца домочадцам, требуя внимания к себе и озлобляясь, если его не получал. При этом был отец чудовищно непоследовательным, мелочным, а порой и просто страшным в своём безумии.
Какая-нибудь грязная кухонная тряпка могла так разгневить папика, что в ход шли уже не только мат и оскорбления, но и кулаки.
Осознав, что жить с этим душнилой больше не желает, Егор принял решение: сбежит, как только окончит школу. Глядишь, и маму удастся забрать с собой. Будут снимать квартиру, Егор поступит в вуз и одновременно трудоустроится.
Тогда-то он и закурил, тогда и начал тянуть из супермаркетов то, что плохо лежит. Благо, появился репетитор, и домой можно было приходить поздно.
…За дверью опостылевшей квартиры раздавался привычный бубнёж отца.
Егор открыл её своими ключами, вошёл в коридор, поздоровался.
"Привет, сын!" – Папик подскочил, как всегда, больно надавил на плечо (выразил отцовскую нежность).
"Так вот, Нина, ессеи, они, б…ь, засели во всех аспектах нашей жизни, б…ь..."
Егор подавил тяжкий вздох, нырнул в свою комнату, зажал уши и машинально взглянул на висящий на стене календарь. До освобождения оставалось триста сорок пять дней. Много.
Их было трое – членов кружка сельских философов. Вожак – мужик лет сорока по имени Геннадий, сухопарый, лысый, колючеглазый. Дом – полная чаша, крепкие здоровьем родители-пенсионеры, работящая, хоть и нелюбимая жена Татьяна, двое детей, непыльная работа… Двух пенсий, двух зарплат да приварка – выручки от продажи домашних деликатесов – хватало на безбедную жизнь.
Но скучно постоянно обретаться в деревне… Не хватало движухи. И если телесные потребности решались легко: дамы на работе так и липли к Гене, то интеллектуальной подпиточки не доставало. А хозяйство он ненавидел до дрожи.
Вожак маялся. Он менял любовниц, ходил в библиотеку, благо в их селе-райцентре книжный фонд был отличный. Там-то и нашёл первого адепта своей доморощенной секты. Заметил, что измождённый паренёк с интересом листает донельзя загаженный сборник эссе об индийской философии. Подкатил:
– У меня дома – точно такой же, только в отличном состоянии…
Гарик – так звали молодого человека – с радостью отправился в гости. По дороге рассказал о себе. Оказалось, что новый знакомый – купированный шизик, живёт с мамой. Дважды в год ложится в психушку. Вожака наличие нехорошей справки не смутило. Наоборот, интересно пообщаться с таким.
Дома Игорёк, как сразу ласково начала звать мальчишку сердобольная мама Вожака, набросился на её пирожки. Понятно, инвалид, а на пенсию не пошикуешь.
Увы, Гарик, который начал каждый день захаживать на выпечку Оксаны Алексеевны, собеседником был скучным. Однако вскоре всё в той же библиотеке подвернулся Александр, такой же, как Игорь, нищеброд, перекати-поле и подтверждённый псих. Много курил, в шизофреническом бреду матерился через слово, вонял. Зато являлся на редкость любопытным типом.
Геннадий от скуки дал ему задание – отправиться в областной центр и купить книгу, на которую упадёт взгляд. Гарик, кстати, такое поручение тоже выполнял.
«Вот он я: съездил, увидел, купил, принёс», – с противной ухмылкой передал Саня лежавший рядышком с ним томик. Ну и хмырь…
Под пироги и липовый чай троица засиживалась на кухне у Вожака. Говорили об экспериментах Тимоти Лири, дхарме, инициации, децимации, Кастанеде. Спорили до хрипоты, ругались.
Игорёк заночевал один раз, второй, а потом и вовсе переселился от полоумной матери к Вожаку. Стал кем-то вроде родственника. Помог Вожаку перекрыть крышу, вкалывал за кормёжку в огороде и птичнике.
Александр наведывался время от времени. Как-то, по-свойски войдя во двор, остолбенел: Татьяна сноровисто убивала кур.
– А муж на что? – подал реплику Саня.
– Гена крови боится, – буркнула Таня.
Александр выхватил у неё топор и довёл дело до конца. С тех пор он тоже стал завсегдатаем у Вожака. Правда, ночевать не оставался, всякий раз уходил в свой одинокий неуютный дом.
…В тот день мать в разгар рабочего дня позвонила Вожаку: «Беда, Гена! Танька сбежала!»
Геннадий отправился к начальству, чтобы отпроситься. По дороге принял звонок.
– Таня – со мной, – услышал неприветливый голос Александра.
– Трубку ей дай…
– Нет. Она не хочет с тобой разговаривать.
– Что? Оху…ли, что ли?! Она жена мне! – заорал Вожак.
– Рабыня она тебе, а не жена! – парировал собеседник. – Она даже кур у тебя режет. Ты когда цветы ей в последний раз дарил, конь с яйцами?! Об инициации талдычишь, а сам-то её проходил? Так что прощай, вожак стаи, который боится крови…
Как она постарела за пятнадцать лет…
Bu ve 399 TRY karşılığında 2 kitap daha