Kitabı oku: «Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 5: Экзамены»

Yazı tipi:

ISBN 978-5-0059-9740-1 (т. 5)

ISBN 978-5-0059-8065-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОСВЯЩАЕТСЯ ВЫСОТЕ

От автора

Завершая эту историю про студентов Московского областного государственного института физкультуры в Малаховке, я сердечно благодарю всех, кто помогал мне вспоминать, думать, писать, создавать образы. Невозможно перечислить имена всех их, назову лишь часть. Спасибо моей семье – мужу Игорю Чумаку, двукратному олимпийскому чемпиону, и дочерям Ирусечке и Натусечке за терпение к моему творчеству на протяжении многих лет и понимание! Спасибо родителям, Людмиле Трофимовне и Владимиру Павловичу Поддубским, подарившим мне жизнь и любовь к ней. Спасибо родной сестричке Олечке за память о лучших годах детства! Спасибо тренерам Юрию Павловичу Кузьменко, Анатолию Николаевичу Косых, Ларисе Дмитриевне Вербицкой, Галине Никаноровне Филатовой, сумевшим дать лучшее. Спасибо моим однокурсникам и друзьям: Светульке Цыганковой, Олюшке Нелюбовой, Танечке Маришиной, Танюше Хлыненковой, Витечке Мальчугину, Андрюше Игнатенко, Валере Зубанову, Володе Станкевичу, Юре Глушецкому, Стасу Данильченко за воспоминания о лучших студенческих годах. Спасибо за документы и фотографии Владимиру Немогаеву. С особой признательностью хочу упомянуть тех авторов, что предоставили мне фрагменты своих стихов: Николая Адамова, Николая Локтева, Леонида Курлянда. Низкий поклон советским поэтам-песенникам, на произведениях которых мы росли, в особенности Михаилу Львовичу МАТУСОВСКОМУ. Отдельная благодарность поэту Николаю ДОБРОНРАВОВУ – фрагменты его стихотворения «Высота» стали лейтмотивом для этой пятой книги, и его супруге Александре ПАХМУТОВОЙ, лучшему композитору современности, мелодия которой для песни «Высота» покорила меня с первого раза и не отпускает всю жизнь

А главное СПАСИБО от каждого из тех, кто возьмёт эти книги в руки, – СПОРТУ, воспитавшему нас такими, какие мы есть!

Вечная память всем, кто был дорог и уже покинул этот мир!

«Мне с детства снилась высота
Я с детства рвался в поднебесье
Со мной осталась навсегда
Моя не сдавшаяся песня»
(Николай ДОБРОНРАВОВ, советский и российский поэт)

«Атлет, отдающийся спорту,
И жаждущий результата
Лишённый покоя, комфорта,
Придёт к результату когда-то!
Упорство всегда награждалось!
Работай, трудяга, работай!
Упорным всегда покорялись
Дорожки, политые потом!»
(Современный поэт Леонид Курлянд г. Черкассы)

1

Отшумели в Малаховке новогодние праздники, откряхтели морозы, начавшиеся на три декады раньше Крещения, вернулись на плечи хмельные и буйные головы, и наступило наконец-то для студентов одиннадцатое января 1982 года. Придя на работу, как обычно, к восьми часам утра, Наталья Сергеевна Горобова, сидя в своём кабинете за столом, раскладывала корреспонденцию. В одну стопку ложились газеты советской периодики – «Правды» коммунистической и «Комсомольской правды, в другую, перед собой, декан Московского Государственного института физической культуры откладывала «сводки с полей».

– Везде преуспели, – не радовалась женщина, вскрывая и прочитывая административные письма. жалобы и уведомления о происшествиях, где студенты отличились так или иначе. После затяжных новогодних праздников их было особенно много. Штангисты напили и подрались. Футболисты ограбили станционный киоск «Союзпечать», позарившись на отнюдь не детские рассказы из «Мурзилки» или культурные публикации из «Огонька», а на блоки сигарет. Лыжники стали жертвами пьяных боксёров, завязавших борьбу с не менее хмельными борцами. Кое-кто из гимнасток и фигуристок попался на рынке на спекуляции косметикой и ещё какой-то ерундой, типа красочных импортных пакетов из полиэтилена. Всё это уже было, всё это добавляло декану работы в и без того загруженный график начавшейся сессии. Экзаменационные листки давно укрепили на стенах возле кабинетов, а конверты с билетами и групповые журналы заняли должное место в портфелях экзаменаторов. На стене объявлений, рядом с ректоратом, висело расписание сессии, составленное месяц назад, и многие вызубрили его наизусть, и сознательные, и те, что фигурировали в письмах, в этом Горобова не сомневалась.

– Эх, Малаховка! – выдохнула женщина, выдернув из стопки необычно большой конверт, похожий на тот, в каком пересылали бандероли. Он был не грустно коричневый, а из белой и даже лощёной бумаги. Четыре золотые звезды, как клякса, проштамповала чёрная почтовая печать с мелким шрифтом по окружности. Осторожно потянув письмо за край так, чтобы остальная корреспонденция не свалилась на пол, Наталья Сергеевна прочитала: «Гостиница «Космос». Поразившись, она спешно вскрыла конверт.

Дирекции отеля уведомляла декана спортивного факультета о том, что две студентки МОГИФКа нарушили гостевой порядок высококлассной московской гостиницы. К сообщению прилагались протокол из отделения милиции и опрос задержанных. Руки Горобовой задрожали. Взгляд побежал вниз по тексту к заключению: «В соответствии с изложенным сообщаем, что по данному делу на гражданок… и … заведены учётные карточки и наложено административное взыскание. В связи с отсутствием у них предварительных приводов в милицию, правоохранительные органы оставляют данное происшествие без дальнейшего хода. Повторное взаимодействие с представителями иностранных государств явится для вышеуказанных нарушителей поводом для возбуждения судебного расследования по статье 58 УК СССР. О чём уведомляем Вас, как непосредственного руководителя учреждения».

– Господи! – Горобова схватилась за сердце. Упомянутая статья «За связь с иностранцами» была включена в Уголовный кодекс страны в 1947 году и изначально запрещала лишь браки советских граждан с иностранцами. Однако, очень скоро, послевоенная волна Сталинского режима по борьбе со шпионами вынудила руководство страны осуждать советских людей за любую связь с иностранцами. Про судьбы актрисы Татьяны Окуневской и некоторых жён партийных руководителей, оговорённых и осуждённых на десять лет, и более, именно по данной статье, декан из Малаховки знала. Брежневские времена приоткрыли занавес на некоторые особо показательные процессы расправы жуткой машины сталинизма. Наталья Сергеевна жёстко сцепила руки, усмиряя дрожь. Студентки, о которых шла речь, учились в элитной группе под номером один-один и, насколько помнила Наталья Сергеевна по колхозу, где в этом году все курсы были на сельхоз практике, вели себя скромно. «Хотя», – женщина остановила себя от поспешных выводов. На память пришли два случая. Одна из бывших студенток, невыразительная и тихая, фиктивно вышла замуж за москвича уже на первом курсе, а к четвёртому сумела не только прописаться в столице, но и подать на развод и раздел квартиры. Факт мошенничества стал тогда поводом для судебного разбирательства. Вторая, неприметная одиночка, подрабатывала проституцией, предлагая себя в городских в переходах. Сняв трубку, Горобова набрала номер секретаря ректора.

– Лиза, скажи мне, пожалуйста, когда у «единички» первого курса последний экзамен?

Вызывать девушек для разговора стоило лишь после завершения сессии. Она же только начиналась. «Первый экзамен у группы один-один уже завтра, да к тому же это анатомия». Декан чертыхнулась. Каждый год сдать предмет профессору Удалову с первого раза хотя бы на тройку удавалось лишь половине первокурсников. Это на втором году обучения, когда студенты порыдают после «неудов» и подрожат перед дверью деканата в ожидании решения о пересдачи экзамена, они становятся умнее и начинают учиться без раскачки. Тем не менее, бывали в истории их вуза случаи, когда зачёт по гимнастике или экзамен по Истории КПСС некоторые не могли получить даже на протяжении нескольких курсов, вися каждый год на волоске от решения об отчислении.

Информация про экзамен про историю партии обрадовало Горобову: скорее всего парторг Печёнкин, именно он вёл этот предмет у первокурсников, пока на работе не появился. «В противном случае Владимир Ильич уже обивал бы пороги ректора».

Достав из сумки сосательную конфету, Наталья Сергеевна развернула её и сунула. Плохая привычка закуривать плохие новости осталась для женщины в прошлом году.

2

Армен Малкумов и Ира Кашина готовились в комнате юноши к экзамену по анатомии проверенным наглядным способом.

– А это у нас что? – спрашивал кавказец, тихо ведя пальчиком по шее москвички.

– Сосково-ключично-подъязычная мышца, – прыгунья в высоту морщилась от щекотки.

– Правильно, – хвалил Армен, не прерывая своей начертательной геометрии: – А как называется этот сустав?

– Плечевой. Он входит в верхне-плечевой пояс, – Ира жеманно вела плечиком.

– А какова основная двигательная функция вот этого сложного организма? – Армен наклонился и поцеловал девичью грудь. Ира отстранила его и резко села.

– Сиськи, Армен, это не организм. Это всего лишь часть женских наружных половых органов. И функция у них не двигательная, а вскармливающая.

Малкумов громко засмеялся и откинул одеяло:

– А вот и ошибаетесь, студентка Кашина. Ещё какая двигательная. Посмотрите на меня.

Кашина оглянулась и возвела взгляд в потолок:

– Тебе сколько нужно, чтобы успокоиться?

– Этого не знает даже он, – Армен попробовал уложить девушку обратно, но она высвободилась и встала.

– Нет уж! Хватит! Я пришла повторять анатомию, а ты.

– А я предоставил в твоё распоряжение все свои экспонаты. Чем они хуже тех, что у Палстиныча на кафедре? – юноша оголил себя полностью. Был он высоким, тонкокостным, изящным и в меру волосатым. Кожа, чуть темнее на теле и совсем светлая на лице, казалась атласной. Зубы блестели белизной, а зелёные глаза сверкали из-под чёрных ресниц. Вздохнув, Кашина согласилась:

– Ну да, по сравнению с Борюсиком придраться к тебе не за что. Вот только, Арменчик, профессор Удалов ставит нам оценки не за антропологические данные. А то ты точно ходил бы в отличниках. Но, он – старый и нудный. Поэтому вставай! Пора садиться за билеты.

Неохотно поднявшись, Малкумов стал заправлять кровать. Ира, стесняясь его наготы, оделась и вышла в коридор. Туалетная комната была в общежитии на этаже.

Отношения двух первокурсников элитной группы начались в последний день ушедшего 1981 года. Узнав, что Ире негде праздновать Новый год, Армен пригласил её на праздник в общежитие.

– Ты теперь моя женщина, – решил он после их первой ночи. – Любить тебя буду, как никто не любил. Жить пока будем здесь.

– Чего? – москвичку такой вариант устраивал не особо.

– Чего слышала, – ответил юноша по-мужски. – Если Юлику и Игнату дали комнаты, то и нам дадут, – напомнил он о товарищах по группе, которым перед самым праздником деканат выделил резервные комнаты.

– Так они женятся. А мы что?

– И мы поженимся. Но не сейчас. Мой отец сильно расстроится, если я не закончу институт. Я обещал ему получить диплом о высшем образовании.

– Можно подумать, что нельзя учиться, будучи женатым, – усмехнулась Ира.

– Нельзя. Как только мы поженимся, ты сразу родишь мне сына. А потом дочь. А потом ещё кого-нибудь, кого сама захочешь.

– Неведому зверушку, как у Пушкина, – рассмеялась Ира. Армен поднёс к её лицу кулак:

– Это видела? Никаких Пушкиных! Ты будешь рожать только Малкумовых. Сама уясни и Стасу про это скажи.

Стас Добров, третьекурсник, ухаживал за Кашиной с сентября, когда все малаховцы были в колхозе. Уверив, что всё поняла, Ира задумалась. Защитник – это здорово, но как-то быстро у них всё случилось. А что делать, если она Армена не полюбит?

– Ничего не делать, – ответил он на вопрос. Жить будешь, ни в чём не нуждаясь. В Нальчик тебя повезу. У моего папы там туристическая база есть. Или в Грузию, там тоже родни полно. А захочешь, вообще в Америку махнём к моей матери.

Подумав, Кашина отказалась от Америки и предложила сначала попробовать жить в общежитии. Вот с того раза они никак напробоваться и не могли.

3

Работник библиотеки Вера Николаевна была женщиной внешне даже приятной. Вот только в жизни ей не повезло. Так она считала. Ей бы родиться без рук или ног, больной или уродливой, тупой или чахлой, и тогда подобные мысли могли бы иметь основание. Но в жизни Верочки, потом Веры и, наконец, Веры Николаевны всё было совсем не так. Да, безусловно, родители могли бы не пить по выходным, тиская друг друга у дочери на глазах. И лучше бы, если хотя бы один из них был не рабочим заводского конвейера, а поэтом и по вечерам читал близким свои стихи или Александра Блока и Андрея Бедного. Да и жить комфортнее не в Текстильщиках в хрущёвке, а, скажем, на Проспекте Мира или вообще где-то на Чистых прудах. Однако не повезло, что тут скажешь! Оттого и проще было Вере не тратить силы на хорошее образования, а протирать штаны на скамейках с дворовыми друзьями. Не посещать многочисленные кружки или спортивные занятия, а цеплять все те дурные привычки, для каждого возраста свои, что так осуждали и коммунистическая мораль, и всё общество развитого социализма. Но девчонке казалось гораздо более удобным не петь в пионерском хоре заводского ДК, а он при ЗИЛе был богатым и даже прославленным в пределах столицы, а орать с пацанами дурные песни под гитару. Потом тоже всё сложилось традиционно печально: первый аборт, несделанные выводы, продолжившиеся сходки в подвалах и гаражах, куда таскались такие же, кому не повезло и кому проще было клясть всех и вся. На выходе – жизнь без диплома, хорошей работы и даже без жилья. Потому как родительская квартира – это их, кровно заработанная, «а ты, дрянь и дворовая потаскуха, иди и сама заслужи себе крышу над головой». В другой стране и при иной власти наверняка погибла бы девушка при таких-то начальных успехах. Но в СССР образовывали и перевоспитывали и не ей подобных. Вере дали закончить ГПТУ, взяли на стройку, потом, по состоянию здоровья, подорванного и снизу и сверху, определили в библиотекари сначала на том же ЗИЛе, а как вышла замуж за мужичка из Малаховки, – в МОГИФКе. Здесь Вера Николаевна работала вот уже двадцать лет, всё также считая, что в жизни ей не повезло и от того с недружелюбием глядя на студентов, молодых, здоровых, красивых, готовящих себя к жизни иной, чем у неё.

Безусловно, первокурсник Ячек не знал о Вере Николаевне ничего из вышесказанного и, придя в библиотеку в понедельник 11 января, улыбнулся женщине, как улыбался всегда и всем. Группа доверила гимнасту Мише очень ответственное задание – взять анналы вопросов по анатомии за десять последних лет. Вот только как было дислексику правильно произнести незнакомое слово и объяснить, что он хочет человеку, который и правильные объяснения слушать не хотел? Поэтому вышло, что вышло, а анналы превратились совсем не в то слово, услышав которое, библиотекарша вытаращила на гимнаста глаза. Не сильно удивляясь такой реакции, ибо Мишу многие не понимали и часто от него отворачивались, Ячек набрал в рот воздуха, медленно сдул его «через трубочку», как это ему советовал делать психолог, и снова повторил просьбу:

– Мне нуж-ны воп-ро-сы ан-на-лов по а-на-то-мии за де-сять лет.

Речь по слогам женщину не размагнитила. Будто в замедленном кадре она кивнула, наклонилась за стойку и тут же нашла толстую папку. Вынула из неё несколько печатных листов, потрясла ими:

– Эти?

– Зе наю. Горовоба сказала, тчобы све свё нзали.

Разобрав только фамилию декана спортивного факультета, библиотекарь оглянулась на помощницу:

– Валентина Геннадиевна, чо такое «н-зали»?

Жена ректора Орлова подумала, трижды произнесла слово вслух и вспомнила, как работал когда-то на почте:

– Вера Николаевна, так это НЗ. Эн-зэ – неприкосновенный запас. Правильно, Ячек?

Про гимнаста и его смешную речь Орлова слышала от мужа. Довольный тем, что ему так скоро удалось объясниться, рыжеволосый студент кивнул так, что с носа чуть не слетели очки. Библиотекарь, всё ещё сомневаясь, уточнила, зачем Наталье Сергеевне понадобилось то, что она просит, именно сегодня, за день до начала экзаменов по анатомии. Довольствоваться ей пришлось лишь пожатием плеч. Избегая новых сложных объяснений с пареньком, Валентина протянула ему конверт:

– Держи, Ячек! Только подпись тут поставь, – она достала с нужной полки журнал для выдачи особо важных документов, тонкий, в полиэтиленовой обложке, похожей на корку апельсина – оранжевой и в пупырышек. Черкнув, где нужно, Миша быстро убежал.

– Студент, туды его в качель, – прошептала Вера Николаевна, глядя на оставленную в графе закорючку. – От горшка два вершка, а туда же – анальные вопросы ему подавай. Зачем тогда их мне принесли, если им самим они нужнее? Вот и пойми этих начальников. Головой думать не хотят, потом спрашивают, почему у них тащат всё без разбора, – приговаривала библиотекарь тихо и себе самой, убирая журнал на место.

В первый день сессии куратор Бережной собрал свою группу один-один на кафедре лёгкой атлетики чтобы подбодрить. Ячек, задержавшись в библиотеке, пришёл на собрание с небольшим опозданием. Заметив через окно, как он размахивает конвертом, Миша Шумкин вышел из класса. Бережного в этот же момент зачем-то позвал его заместитель Михайлов. Глянув на первую страницу раздобытых гимнастом документов, десятиборец не сразу понял, что держит. А когда понял, не поверил: распечатанные в ректорате в нескольких экземплярах, все пятьдесят билетов по анатомии для завтрашнего экзамена показались Шумкину чудесным новогодним подарком. Трижды переспросив у тёзки, где он их взял, и трижды услышав один и тот же ответ, Миша-десятиборец на цыпочках пошёл в класс. В аудитории стоял гул.

– Внимание! – проговорил Шумкин негромко, плотно затворив дверь за собой и Ячеком. Народ на призыв не отреагировал. Цыганок как тараторила про какие-то дополнительные баллы к зачёту, так и продолжала. Юлик как хвастал перед Станевич, что сдаст анатомию с первого раза, так и не остановился. – Внимание! – попросил Шумкин чуть громче. Куда там! Соснихин и его «дорогая редакция», Армен и его уверения девушек в том, что «главное на экзамене – говорить хоть что-то, близкое к теме», Малыгин и его рассказы про молодую сборную СССР по лёгкой атлетике, болтали по-прежнему. Тогда десятиборец сложил ладони рупором и проговорил, как в известном кино: —Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!

Немая сцена могла бы составить конкуренцию любой постановке Гоголевской пьесы. А вот то, что случилось после того, как ребята поняли, что Ячек им принёс, классикам только предстоит описать. Потому как, обрадовавшись изначально, затем студенты испугались: билеты, полученные по недоразумению, требовалось срочно вернуть в библиотеку, а ещё, неплохо было бы, признаться в случившемся Горобовой. Но у кого поднимется рука сделать это, зная как обычно сдают студенты первый экзамен по анатомии? И как не войти в положение тех же Бубиной и Малыгина? Виктор с начала года сидел на сборе в Новогорске. Ольга второго января уехала на новогодний турнир по хоккею на траве в Индию и должна была вернуться только завтра прямо на экзамен. А если подумать о тех ребятах, кто, из-за двоек лишится стипендии, то и вовсе становилось понятно, что глупо не воспользоваться предоставленной возможностью. Да и Горобовой, с её вечной занятостью, новость лишь добавит суеты: где Наталья Сергеевна разыщет Удалова, чтобы объяснить про конфуз? Когда он сможет составить новые билеты? Кто их успеет заново распечатать? Поэтому, при всей порядочности и комсомольской сознательности, старосты группы Лена Зубилина и Андрей Попинко сдались под общим напором. В конце концов, если Ячек и Шумкин уже видели билеты, а остальные нет, это уже непорядок. Поручив разобрать листы, переписать все вопросы и сдать копии в библиотеку, старосты отвели глаза, когда в аудиторию вошёл Рудольф Александрович.

Позже, собравшись в общежитии в комнате девушек на четвёртом этаже, первокурсники из «единички» решили, что нужно не только распределить, кто какой билет берёт, но и срочно распечатать их вечером на машинке матери Соснихина. Она часто помогала секретарю Орлова с документами. Печатать на машинке из всей группы могли только Зубилина и Масевич. Гимнастка Лена помогать в таком нечестном деле отказалась, гимнастка Ира, наоборот, с радостью согласилась. Соснихин тут же побежал домой и вернулся с машинкой и листами. Работа заняла чуть больше часа. Разрезав билеты, каждый забрал свой. Для отсутствующих их сложили в отдельный конверт, чтобы отдать непосредственно завтра. Сразу договорились, что выучить ответы нужно на троечку, максимум – на четвёрку. Слишком хорошая подготовка может показаться Удалову подвохом. Всё же преподаватель профессор, а не дурачок какой. Зная от старшекурсников, что Удалов не проверяет номер билета, а только просит назвать его и прочесть вопросы вслух, решившимся на подлог стоило вызубрить вопросы выбранного билета. Тот, что возьмут на экзамене, «затерять» среди листов для ответа, их тоже брали при входе в кабинет, а фальшивый положить в зачётку. Тогда, подойдя отвечать, легко протянуть профессору билет подложный, а уже после того, как поставлена оценка, оставить «правильный» билет на столе у входа. Отработанные билеты все и всегда складывали в отдельную стопочку. Из неё преподаватель мог взять несколько и снова разложить на столе для тех, кто экзамен пока не сдал. А мог и не брать, так как количество билетов всегда превышало количество студентов в группах.

Конечно, все эти махинации требовали определённой ловкости рук и умения скрыть дрожь, однако тех, кто захотел играть по предложенным правилам, оказалось большинство. Тех же, для кого обман был страшнее гипотетической двойки, было всего пятеро: старосты Зубилина и Попинко, Володя Толстый, бывший студент биологического факультета МГУ, верующая в бога Симона Сычёва и её друг Миша Ячек. Он, перепуганный случившимся, боялся небесной кары уже только за то, что невольно, а значит безгрешно, стал причиной общего зла. Ведь враньё – это грех. Вот только коммунистическая мораль советского государства с церковной не дружила. А потому, выслушав маленького рыжего товарища, студенты элитной группы, которую во всем времена её существования ставили в пример для подражания, оставили богу богово, а Кесарю взяли кесарево.