Kitabı oku: «Воин забвения. Гранитный чертог», sayfa 3

Глава 2

Млада ушла из трапезной, когда уже совсем стемнело. Лишь небо над стеной детинца еще отсвечивало последними искрами желтого осеннего заката. В замке стояла тишина, но, если прислушаться, можно было разобрать тихий гомон женских голосов в недалекой поварне. Да и наверху иногда приглушенно раздавались чьи-то шаги. Млада с первого раза хорошо запомнила путь по замковым коридорам и быстро дошла до клети. Затворив за собой дверь, остановилась и прикрыла глаза. И только мгновением позже услышала тихое шебуршание.

– Вот не думала, что тебя здесь поселят, – недовольно отозвалась сидящая на своей постели с пяльцами в руках Малуша.

Последняя ее доброжелательность испарилась, видно, еще днем, у ворот детинца. Теперь женщина смотрела на Младу исподлобья, недоверчиво посверкивая темными глазищами. Вторая же, более молодая девица, наоборот, рассматривала ее приветливо и удивленно, слегка приоткрыв рот. Отчего ее круглое и румяное лицо казалось глуповатым. Опомнившись, она коротко глянула на подругу и опустила голову, перебирая в пальцах кончик русой, толщиной в запястье, косы.

– А что ж ты думала, Малуша, – Млада неспешно прошла к своей лавке и села, убрав из-под спины дорожный мешок, – что я в хлеву прозябать буду? Или погонят меня?

– Думала, с кметями поселят. Ведь ты вроде как не девица, а тоже дружинник теперь, – та ядовито усмехнулась.

Вот, значит, как. Кошель у вора отбирать – хороша была, а как рядом села, так сразу разонравилась. Поганая, однако, бабенка, эта Малуша. Не обмануло предчувствие.

– Меня Раска зовут, – ни к селу ни к городу влезла круглолицая девушка.

Млада глянула на нее, приподняв бровь.

– Млада.

– Сегодня только о тебе в доме и говорят, – затараторила девчонка, опасливо поглядывая на Малушу. Та же уткнулась в вышивку, будто и не слушает вовсе.

– Поговорят да перестанут, – Млада начала расшнуровывать нагрудник.

Правду сказать, она уже валилась с ног и с удовольствием легла бы сейчас спать, но соседки, похоже, укладываться пока не собирались.

Покусав губу, Раска некоторое время понаблюдала за тем, как Малуша выписывает на ткани стежок за стежком, а потом вдруг вскочила и шагнула к ней.

– Ну, тут же! Тут, не видишь, поехала голова у петуха?

Женщина с бешенством подняла на нее глаза и отдернула рубаху от ее рук.

– Сама разберусь!

Раска пожала плечами и снова уселась на место.

– А и вышивай, как хочешь. Хальвдану и так все равно будет.

Млада отвернулась, пряча улыбку. Затылок ощутимо жгло раскаленным взглядом Малуши. Раска, поняв, видно, что болтнула лишнего, вжалась спиной в стену. Молчание напополам с напряжением разрасталось огромным вязким комом. Казалось, от него скоро станет тяжело дышать. И стоило бы перевести неуклюжий разговор на другую тему, но Млада не удержалась:

– А что, второй воевода-то княжеский где? Только и слышу сегодня о нем, а увидеть не довелось.

Раска открыла было рот, чтобы ответить, но Малуша поспела раньше нее.

– Он еще не вернулся. Уехал по поручению князя, – нарочито безразлично произнесла она. – Ты повстречаешься с ним еще, и сохранят тебя боги, если ему к душе не придешься.

– И сохранят, если придешься… – тихо добавила Раска.

Малуша только фыркнула, продолжая сосредоточенно вышивать.

Млада вздохнула, переводя взгляд с одной соседки на другую и мысленно проклиная Бажана с его заботливостью. Уж лучше от кметей отбиваться, чем сидеть в комнате, пропитанной плотным духом извечного женского соперничества. Много раз доводилось видеть страшные последствия подобной едва сдерживаемой вражды. Но тут, думается, дело не пойдет дальше зубоскальства. Не из того теста девицы.

Замаявшись сидеть в тишине, Млада переоделась, ополоснула лицо и шею из стоящего в углу ушата с едва теплой водой. В баньку сходить бы, да усталость с ног валит. Освежившись, она сложила вещи на лавку рядом с постелью, забралась под тонкое покрывало и молча отвернулась к стене. Разгоняемый лучинами мрак горницы давил на голову и веки.

Даже тихая возня соседок за спиной не помешала через мгновение провалиться в сон.

* * *

Это сновидение не навещало Младу очень долго. Наверное, лет десять. Воспоминания о нем шевелились в душе, точно обрывки прозрачного поутру тумана, но на поверхность не выбирались. А тут вспыхнули, как политые маслом раскаленные угли. И полыхали…

Полыхали дома вдалеке; над лесом поднимался дым, марая белые облака смрадной копотью. Млада чувствовала запах гари и боялась возвращаться. Наверное, должна была. Но не могла. Потому что так сказала мать. И Млада знала, что там, в Речной деревне – смерть. Повсюду. Пришедшая с отрядом всадников, диких, черноволосых и черноглазых, в расшитых угловатым узором кожушках и сапогах. С изогнутыми мечами на поясах.

В ушах еще звенел крик матери, влажной тряпкой в груди душил плач. Но Млада не позволяла себе разреветься. Ни сейчас, ни после. Никогда больше. Она укрылась за кустом бузины у пригорка и слушала отдаленный шум: ор, топот, треск горящих избовых бревен – звук, с которым умирала деревня. Умирал ее род. Не слышно было плеска Нейры неподалеку, стихли птицы в ветвях. Затаились. Только стая ворон, чуя скорый пир, пронеслась в вышине, запятнав землю россыпью теней.

Млада не могла уйти дальше – ноги не слушались. Она сидела там, где силы покинули ее, и вздрагивала от озноба в разгар лета. Одна. Больше в лес никто не побежал. Босых ступней касались прохладные стебли травы – Млада даже не успела обуться. Влажная от росы земля промочила рубаху. По руке полз муравей. Бузина шелестела над головой.

С тех пор Млада ненавидит запах бузины…

– Млада! Проснись! Ты чего? – кто-то настойчиво тряхнул за плечо.

– Прочь! – она вскочила, зажмурившись. Махнула рукой. – Уходи!

Тихий вскрик – и брякнул упавший на пол светец. Лучина погасла. Снова стало темно. После короткой, перемешанной с гневным бормотанием возни огонек снова зажегся.

– Глянь на нее! Совсем шальная, – пораженно проговорила из своего угла Малуша, посматривая на трущую ушибленную щеку Раску. – Говорила же тебе: не лезь.

– Дык она выла так, что стража на улице, небось, услыхала!

Млада отняла ладонь от бедра, к которому прижала ее в надежде нащупать кинжал. И хорошо, что его не оказалось. Иначе Раска могла пострадать еще больше. Ладно если порезом отделалась бы, а то ведь сдуру и насмерть можно пырнуть. Соседки застыли на своих местах, поглядывая недоверчиво и с легким отвращением. Так на улице смотрят на ободранную полоумную нищенку честные горожане, проходящие мимо.

– Прости, Раска, – Млада вздохнула и прислонилась спиной к прохладной стене. Сжала пальцы, до боли вонзая ногти в ладонь. – Просто скверный сон. Пес знает, что на меня нашло.

Девчонка поморщилась и еще раз тронула скулу.

– Коли синяк будет – так и скажу, что это ты меня побила, – она вдруг облегченно улыбнулась.

– Скажи. Этому никто не удивится.

– Эдак ты нас тут всех синяками отметишь, если каждый раз спросонья кулаками будешь махать, – проворчала Малуша, снова укладываясь.

Это уж точно. Проклятый сон. И с чего бы ему снова становиться таким ярким, будто все произошло только вчера? Не иначе виновато возвращение на земли, которые за много зим забылись так крепко, что уже и родными-то не казались. Хоть смутно помнила Млада и этот холм, где сейчас стоит Кирият, и озеро, примыкающее к нему с северо-запада. Раньше тут были деревни. Давно. Говорят, многие из них погибли так же, как и Речная. Истреблены жители, сгорели дома… И землю ее, верно, топтали косматые кони тех же черноглазых всадников, впечатывая в нее кровавые следы подков.

Подохнуть бы вельдам в Пекле! Каждому из них.

Долго бы ему пустовать, холму, омытому людской болью, если бы Драгомир не возвел здесь город. И за суетой развернувшейся вокруг жизни как будто забылось все, что произошло какой-то десяток лет назад. Или попросту люди об этом молчали. Млада же по дороге в Кирият нарочно обошла стороной то место, где раньше стояла Речная деревня, пусть ее и тянуло туда, как воловьей упряжью. Хотелось взглянуть на нее еще раз, напитаться злостью сызнова. Посидеть на берегу Нейры под ивами, пройти тропой, которая увела ее далеко от дома, сгинувшего в пожаре. Но она только ехала по Южном тракту, не сворачивая. Теперь думала, что, может, и надо было потратить лишний день, но дойти. Ведь больнее уже не будет. Никогда.

Соседки снова улеглись спать, а Млада так и не сомкнула глаз до самого утра, чувствуя, как отвратительной многоножкой елозит по хребту сегодняшний сон. Все никак не хочет уходить. Изводит. Косое, бледное пятно света упало через окно на стену и поползло вниз. Где-то в городе, а может, и в детинце, звонко заорал петух.

Тихо посапывала Раска, Малуша спала неспокойно и постоянно ворочалась, сбивая в ком простынь. Показалось даже, что всплакнула. Млада прикрыла веки, полежала так немного и решила вставать. Все равно уже не уснуть.

В клети было зябко: хоть и жарко днем, а все ж осень на дворе – по ночам одно что не подмораживает. Млада, чувствуя тяжесть бессонной ночи и нетерпение требующего разминки тела, села на лавке и опустила ноги на холодный пол. Отдернула на миг, морщась, но усилием воли встала. И только потом открыла глаза. Стараясь не шуршать и не греметь ножнами, она собралась и вышла во двор.

Тут же остатки сна смахнуло прохладным утренним ветром. Рассвет уже разлил по легким облакам зыбкий пурпур, но, будто наигравшись, в следующий миг заменил его сияющим золотом. Вдалеке, в темных зарослях деревьев, которые отсюда нельзя было разглядеть, звонко чирикали зарянки. Млада, на ходу надевая перчатки и разминая плечи, пошла к ристалищам. Город и детинец еще спали, не нарушая утреннюю тишину гулом голосов и обычных дневных звуков; только у южных ворот стражники менялись на посту, лениво поругиваясь между собой.

Но оказалось, что выйти поутру на пустующие ристалища решила не одна Млада. В разбавленных солнцем сумерках разминался незнакомый светловолосый мужчина; по земле за ним послушно скользила вытянутая бледная тень. Он легко управлялся с длинным полуторным мечом, искусно выполненным и явно хорошо сбалансированным. Разминался вдумчиво и последовательно, заставляя работать каждую мышцу. Прохлада, видно, совсем его не беспокоила: обнаженная широкая спина лоснилась от пота, но дыхание не было тяжелым, да и движения, уверенные, плавные, говорили о том, что он устанет еще нескоро.

Умелый воин, опытный. Уже переставший по-юношески расточительно относиться к собственной силе и мастерски управляющий ею. За таким и понаблюдать украдкой не стыдно. Млада медленно и тихо подошла, прислонилась плечом к опоре навеса.

Под крышей скрипнуло – и влажный утренний воздух будто бы осыпался на землю. Воин развернулся в выпаде и замер, тут же опустив руку. Несколько мгновений он серьезно и нагло оглядывал Младу, ее оружие, потом дернул белесой бровью и отвернулся. Будто ничего интересного не увидел. Млада в изумлении качнула головой. Ни тебе расспросов, ни шуточек. И мало-мальского приветствия не удостоилась. Хотя и она хороша: так же молчала да рассматривала его, наверное, так же нахально. Даже успела приметить застарелые шрамы на правом боку воина и витую серебряную гривну на шее.

Казалось, знакомство тем и закончится – можно уходить. Однако мужчина заговорил, и в его низком, глубоком голосе неожиданно послышалась улыбка.

– Не знал, что по возвращении меня подстерегает здесь такая приятная неожиданность, – он прошел к ограде ристалища, взял висящее на ней полотенце и снова повернулся к Младе. – Так вот она какая, нашумевшая вчера криг’хэррэ! Медведь, небось, до сих пор во сне вздрагивает и мамку зовет. Бедолага.

Едва заметный акцент, как и необычная для здешних мест наружность, выдавали в воине чужеземца. И родича тем верегам, которых довелось видеть накануне. Уже смутно догадываясь, кто перед ней, Млада неспешно приблизилась.

– А я гляжу, все княжеские воеводы скоморохами подрабатывают в свободное от службы время, – ответила она, остановившись неподалеку.

Кажется, колкие слова вовсе его не задели. Воевода только громко хмыкнул и еще раз сверкнул на Младу синими, как лазурит, глазами, расчесал пятерней выбритые на висках волосы – не иначе по укладу северных воинов. И вдруг улыбнулся, холодно и жестко.

Вспышкой в памяти возник яркий осенний день. Один из многих в детстве. Млада была на ярмарке с родителями. Тогда было хорошо. Ароматными были лесные орешки в небольшом кульке, купленные за грош у лоточника. Улыбчивыми – люди вокруг. И сестра – совсем не вредной. Жизнь бурлила и обхватывала горячими объятиями. Солнце лило тепло на прилавки торговцев. Вдалеке шумела толпа, собравшаяся, видно, вокруг чего-то очень интересного. И Млада, позабыв про все вокруг, со всех ног поспешила увидеть диво, что привлекло столько народу.

В огромной клетке, которую перевозили два смурных вола, подергивая хвостом, сидел великолепный лесной кот. Конечно, обычным тощим и вечно блохастым, шныряющим по улицам котам было далеко до этого величественного зверя. В холке он был высотой с ребенка, под лоснящейся рябой шерстью перекатывались тугие мышцы. Иногда он вставал, ходил по кованой клетке кругами и басисто рычал на окруживший его народ. Люди восхищенно охали.

Сестра еще не успела продраться сквозь толпу, а Млада уже оказалась рядом с клеткой, никем не замеченная. Хотелось коснуться кота, провести по гладкой и наверняка мягкой шкуре. Но когда рукой она уже тронула прутья клетки, за запястье ее схватил один из охотников, изловивших зверя, а теперь выставляющих его за деньги зрителям.

– Ты с ума сошла, девочка? – казалось, он действительно испугался. – Этого зверя нельзя трогать, иначе останешься без руки. Хотя ты такая маленькая, что он без труда затащит тебя в клетку и сожрет целиком! Отойди! И где только твои родители ходят!

Млада смотрела на охотника полными слез глазами. Кот будто притягивал, и она не видела ничего страшного в том, чтобы его погладить. Уходя, она последний раз обернулась и встретилась со зверем взглядом. В его глазах был такой же холод и превосходство, которые виделись сейчас на лице верега.

И он был так же притягателен и опасен.

Воевода махнул перед лицом Млады полотенцем и, когда она встрепенулась, улыбнулся шире.

– Не проснулась еще? – он обтер шею и грудь. – Говорю, Хальвданом меня зовут. А ты можешь не представляться. Стражники от ворот меня едва отпустили – уж так о тебе рассказывали. Так рассказывали, что я чуть от восторга прямо на месте не помер.

– Что-то не похож ты, воевода, на того, кто едва не помер.

Хальвдан снова бросил полотенце на ограду и взял меч, повел могучими плечами, явно красуясь.

– Сочту за похвалу, – он подошел. Так близко, что это можно было бы посчитать угрожающим… или неприличным. – Уж справедливости ради, коли мне вчера не довелось оценить твои умения, предлагаю сейчас устроить небольшой поединок, – голос верега стал вкрадчивым, будто он не сразиться предлагал, а лечь к нему в постель.

Млада помолчала, чувствуя почему-то острую необходимость испытать его терпение.

– Можно и позабавиться. Я все равно хотела размяться.

Воевода прищурился.

– Позабавиться, говоришь? – в его устах это прозвучало совсем иначе. И по спине пробежал колючий холодок. – Пусть так.

Хальвдан сделал несколько шагов назад, не сводя с Млады насмешливого взгляда. Она тоже вынула меч, только мельком отметив, что сейчас оружие в руках вовсе не тренировочное. Но это показалось настолько незначительным, что даже глупо говорить.

В этот раз Млада напала первой. Верег рванулся навстречу и парировал легко и мощно. Тут же ушел в сторону. Разворот вслед за ним. Выпад. Неразбуженное тело отозвалось легкой вялостью. Воевода увернулся, отбил ее клинок небрежно, едва коснувшись. Как по носу щелкнул. Хорош. И ловок, зараза. Млада медленно вдохнула и больше в атаку бросаться не стала – тоже отступила. Кровь, разгоняясь, понеслась по телу. На миг стало жарко, словно в лицо плеснули горячей водой. Но тут же растревоженные после сна мышцы налились знакомой упругостью и силой. Стало спокойно и прохладно.

Хальвдан, мягко ступая, медленно обходил Младу поодаль. Оглядывал, будто приценивался, покачивал клинком. И вдруг сорвался с места. В несколько шагов настиг, ударил снизу вверх и закружил – только успевай отбиваться. Млада отступала и снова нападала, четко и уверенно парируя каждый удар. Руша защиту неожиданностью приемов. Верег пытался заманить ее в свой ритм, надо сказать, умело. Но она сопротивлялась. И уже чувствовала, что одерживает верх. Оборона верега наконец дала трещину.

Сильный удар по ногам – и небо с землей поменялись местами. Млада рухнула, как трава под косой. Клинок верега просвистел над ухом. Показалось, что даже волосы на виске колыхнулись. Утрамбованная земля была твердой, Млада еле убереглась от того, чтобы не приложиться затылком. И тут же откатилась в сторону.

Верег упал на колено. И с размаху воткнул клинок в то место, где она только что лежала. На добрую пядь воткнул – не поскупился.

Млада усомнилась на мгновение, что воевода в своем уме. Она вскочила и напала сбоку. Верег ловко отклонился. Развернулся, пригнувшись, и вдруг обхватил Младу поперек талии и снова повалил на землю. Широкой ладонью мягко придержал под спину, не давая удариться. Чем разозлил еще больше. Млада попыталась вывернуться, но воевода не пускал. Как жаркими тисками сдавил. До ушей донесся его тихий смех.

Млада с силой ударила Хальвдана оголовьем меча между лопаток, вырвалась и дотянулась до скрамасакса. Притворно охая, воевода привстал и замер: острый клинок уперся ему в щеку. Тут верег засмеялся в голос и поднял руки, оставив свой меч на земле.

– Ладно, я сдаюсь! Не могу сопротивляться, – он медленно отстранился, косясь на нож. – Если бы войска врагов состояли из таких воинов, я бы никогда не стал воеводой и десять лет назад послал бы Драгомира к бесам собачьим. Разве можно убивать такую красоту?

Воевода встал, отряхиваясь, и подал руку Младе. Она убрала меч и скрамасакс в ножны, недоверчиво глянула на протянутую ей ладонь, но все-таки приняла помощь. Но не успела еще подняться, как воевода сильно дернул ее на себя. А другой рукой попытался обхватить за талию. Девушка почувствовала запах пота, перемешанного с запахом кожи воеводы. Млада увернулась от объятий, но Хальвдан удержал ее. За кого он ее принимает? За дворовую девку? Свободной ладонью Млада тяжело хлестнула верега по лицу. Тот, не обратив на это никакого внимания, ухватил ее за второе запястье.

– Это даже приятно, – хрипло произнес он и усилил хватку.

Едва слышно скрипнула кожа перчаток. Хальвдан подался вперед, опустив ставшие почти черными глаза на губы Млады. И в то же время потянул к себе. В голову ударило жаром. Млада извернула ладони и, только почуяв слабину, дернула руки из оставшихся в пальцах верега перчаток. Выхватила из ножен меч. Рукоять обожгла ладонь так, что потемнело в глазах.

Воевода качнулся назад и едко улыбнулся.

– Так вот каковы твои забавы, криг’хэррэ. Прости, недопонял.

Млада вдруг почувствовала себя до невозможности глупо. Зарубить – не зарубит, конечно, но рука аж подрагивала от желания проучить наглого верега. На счастье, за спиной громыхнул ворчливый голос Бажана:

– Вижу, вы познакомились уже.

Оказывается, он стоял, облокотившись на ограду ристалища, и наблюдал за ними. Млада, только мельком глянув на него, снова убрала меч в ножны и отступила. Хальвдан с усмешкой вернул ей перчатки.

– Да уж, познакомились, – он поднял свой клинок и придирчиво его осмотрел.

– И размялись заодно… – продолжил бурчание Бажан. – Только ты, Хальвдан, похоже, забыл загодя размяться в другом месте.

– Пожалуй, ты прав, – скривился верег и провел пальцами по покрасневшей щеке. – Но все девушки спали, когда я вернулся. Не буду же я их будить: самый сладкий сон перед рассветом. Славного воина вы тут в дружину без меня взяли, – он кивнул на Младу. – Убила меня, я даже испугаться не успел!

Неслыханно! Он проиграл поединок из-за своей несерьезности, да еще и издевается! Шут гороховый! Остро захотелось съездить ему по второй щеке. Но, сдержавшись, Млада только невольно посмотрела на ладонь, еще горящую от соприкосновения с рукоятью меча. Никаких следов ожога не было, как всегда. Просто так меч забирает то, что причитается взамен на помощь в бою. Млада не хотела знать, что клинок заберет, стоит зазеваться. Она сжала и разжала пальцы.

Хальвдан, чуть склонив голову набок, еще раз внимательно посмотрел на нее. Млада ответила неподвижным тяжелым взглядом. Воевода хмыкнул. Надев рубаху, он прихватил пояс с ножнами и направился к замку. Бросил напоследок:

– Пойду кнеза проведаю… Он, наверное, меня видеть желает.

Бажан вздохнул и повернулся к Младе.

– Хороша… Ох, хороша – воеводе мечом грозить. Вылететь из детинца хочешь пинком? В первый же день.

– Руки не будет распускать.

– Проверял он, чего ты стоишь, – Бажан потер глаза. – Ну, и задница ему, может, твоя приглянулась. Не суть. Только с Хальвданом Снех’арреном лучше дружить. Не гляди, что он с виду москолуд ⁶, каких поискать.

– Это ж как дружить с ним прикажешь, воевода? – Млада скрестила руки на груди.

– По щеке хлестануть было достаточно. Он к такому привыкший, – Бажан тихо хохотнул.

Млада и сама невольно усмехнулась.

– Сделанного не воротишь.

– Это верно, – вздохнул воевода. – Только приглядываться к тебе Хальвдан теперь будет вдвойне внимательнее. И спуску не даст.

Бажан задумчиво обвел взглядом ристалища, где уже потихоньку собирались кмети. И вдруг развернулся и ушел. Млада подавила стон. Один воевода темнит. Второй теперь, глядишь, обиду затаил. Вот и начался день.

Ко всему прочему она как будто еще чувствовала пальцы Хальвдана на запястьях, и в воздухе будто до сих пор витал его запах. От этого на шее приятно поднимались волоски. Млада провела ладонью по лицу, отгоняя неуместные, давно позабытые ощущения.

«Ты – огонь и вода, ты – ветер и песок. Ты – стихия, которая ничего не чувствует, но знает тысячу способов убийства. Ты мертва, но нет никого живее и сильнее тебя. Помни это».

– Я помню… – одними губами произнесла Млада.

Она помнила все уроки Наставника и Ворона. И потому это пройдет. Нужно лишь привыкнуть.

Оказалось, заданием князя для Хальвдана было привести в дружину лучших воинов из Восточных сотен. Но поговаривали, мол, причина того, что князь отослал воеводу из детинца, совсем другая. Как бы то ни было, только прибывшие кмети наряду с остальными сейчас толклись во дворе, иногда уходили в кузню, видно, чтобы подобрать себе оружие, шумно знакомились с дружинниками и верегами. Те встречали их с заметной прохладцей во взглядах. Новичков оказалось не так и много – всего несколько десятков. Но целый день во дворе и на ристалищах царила легкая неразбериха, которую пытались унять мастера обучения и сотники.

Жизнь вокруг плескалась, как вода в бурной реке – Млада чувствовала себя врытым в землю камнем на ее пути. Она постоянно оказывалась не у дел. И в конце концов отчаялась переговорить хоть с кем-то из старшин, чтобы ее определили для обучения отроков. Тренировки вместе с другими кметями она считала бесполезными. Но от нее лишь отмахивались. А кто и посмеивался.

Млада молчала и терпела. А потом отправилась в дом, махнув на все рукой. Только не дошла.

Кто-то из верегов окликнул ее походя:

– Что же ты все мимо и мимо, криг’хэррэ?

И Млада пошла бы себе дальше: подобные окрики приходилось слышать за сегодняшний день уже не раз. Но уж больно стало интересно, что значит то слово, которым ее называл утром Хальвдан, а вот теперь и этот верег. Она остановилась и повернулась к светло-русому парню, который тут же довольно усмехнулся. Он стоял, прислонившись спиной к стене дружинной избы, и щурился на солнце. Его голубые глаза казались невероятно яркими.

– Что это значит?

Верег приподнял брови.

– Что именно? – по-немерски он говорил не так чисто, как воевода, но уверенно и бегло. – Криг’хэррэ? – Млада кивнула. Верег на мгновение задумался. – Воительница. Так у нас на Клипбьерне ⁷ называют воительниц. И там их гораздо больше, чем здесь. Глядя на тебя, мне даже вспоминается дом, – он снова улыбнулся. – Только косу бы тебе… посветлее. И погоду здесь похуже. На Клипбьерне, поди, дождями все залило.

– И хороши ваши воительницы в бою? – Млада просто дивилась своему любопытству. Но чем-то улыбчивый верег ее привлек.

– Не хуже некоторых мужчин, – пожал плечами парень и добавил чуть тише: – Но хуже, чем ты.

Он вдруг зажмурился и оглушительно чихнул.

– Будь здоров, Вагни, – издалека гаркнул Медведь. Такой же бодрый и бессовестно радостный, как всегда. Он подошел и встал рядом с Младой, кивнул на нее: – Что, первым делом решил ей голову заморочить? Не слыхал, как Хальвдан поутру схлопотал? Так же хочешь?

– А ты, Бьерн ⁸, теперь в сторожевых псах ходишь? – верег ехидно изогнул губы. – Думается, она и сама за себя постоит, раз так.

Млада закатила глаза и пошла прочь. Еще не хватало оказаться посреди двух огней в тот момент, когда мужчины решили поспорить. А уж становиться причиной этого спора после неприятного сна да скверного знакомства с воеводой настроя и вовсе не было. Хоть самолюбие кого из девиц это могло и потешить. Она только услышала, как Вагни и Медведь ошарашенно замолчали за ее спиной.

Однако через мгновение тишина сменилась торопливым звуком шагов – кметь поспешил следом. Млада готова была зарычать от негодования. За эти пару дней Медведь, похоже, прочно уверился, что ей просто необходима его опека. Нет, разговаривать с ним душа никак не лежала.

Млада заозиралась в поисках спасения от вездесущего дружинника. На глаза попался только ближайший мастер обучения. Тот гневно покрикивал на крепкого, но малость неуклюжего отрока, который больше баловался и хитро поглядывал на стоящих вокруг собратьев, чем тренировался. Пару раз его сшибло с бревна тяжелым мешком, но он не унывал.

– От… раззява, – рявкнул мастер, проглотив более крепкое словцо, и покосился на Младу.

Она направилась к нему, на ходу придумывая, о чем бы поговорить, только Медведь догнал ее гораздо раньше.

– Чего хмурая ходишь весь день? – обезоруживающе улыбнулся он.

И как так умеет? Ведь прилипнет – убить хочется. А улыбнется – и кажется, что не так уж и надоел. Но Млада безжалостно задавила теплый проблеск и тоскливо глянула мимо.

– Спала паршиво.

– Бажан сегодня ходил, бухтел, что ты бездельничаешь, только слоняешься кругом, – Медведь загадочно усмехнулся. – Я еле отбил тебя. А то выволочку устроил бы – будь здоров.

Уж ворчание воеводы беспокоило меньше всего. Видно же, что без злобы бурчит, для порядка. А Медведь-то, похоже, гордится невесть как тем, что защищал ее весь день. Ну, дите. Хоть и косой сажени в плечах.

– И чего же Бажан мне это сам не сказал? Пережила бы. Выволочку-то.

– А оно тебе надо? – парень поскреб пальцами заросший подбородок. – С воеводами лишний раз пререкаться. Они, конечно, мужики толковые, но как вцепятся, бывает, так с мясом не отдерешь. Особенно Хальвдан. Этот вообще временами скотина порядочная. Бажан потише будет. Но тоже, как скажет – будто булавой саданет. А ты все ж девица.

Млада громко фыркнула. Усердствующий на ристалище отрок глянул на нее, пропустил удар мешком и снова сверзился в пыль. Мастер, уже не сдерживаясь, ядрено выругался.

– Девица, а разделала тебя, хоть и турнирным мечом, – Млада склонилась к плечу Медведя.

Тот лукаво ухмыльнулся.

– А может, я поддавался.

Она промолчала. Поддавался, ну как же! И воевода нынче тоже, небось, поддавался. Только потели они оба при этом очень уж усердно. Кметь посмотрел, долго, тягуче, и вдруг придвинулся ближе, мягко провел ладонью по ее талии. Шустрый какой, руки бы оторвать до локтей! Но Млада не дернулась, не разразилась громким возмущением: просто отстранилась так, чтобы этого не заметили остальные.

Ни к чему шум поднимать.

Кметь напрягся, но виду постарался не подать, даже руку за спину убрал. А Младу уже подхватило волной подтачивающего ее весь день раздражения. Не остановить.

– У меня тоже вопрос к тебе есть, Медведь, – она холодно прищурилась, глядя на далекие заросли деревьев. – Чего ты хочешь от меня? А? Что ты обхаживаешь меня, как тетерев на току? Думаешь, забота мне твоя нужна? Сама с воеводами разберусь! И каждое их слово выслушаю, если на то надобность будет. А ты не лезь лучше, иначе огребешь похлеще Хальвдана. Я в другой раз плясать вокруг не буду – сразу коленом ударю, куда надо.

Медведь не ответил, только покраснел, будто на солнце перегрелся. Млада долго смотрела, ожидая, что он как-то оправдается. Даст повод позубоскалить, обидеть, уколоть сильнее. Чтобы ему стало так же паршиво. И злилась, распалялась его молчанием, упиваясь собственной не выплеснутой за день яростью. Но Медведь не проронил больше ни слова, будто принимал любую вину, которую на него свесят. И в кого ж он такой терпеливый уродился?

Млада вздохнула, обогнула его и ушла, готовая дать по лицу каждому кметю, что косо на нее посмотрит или скажет еще хоть слово. Хватит с нее сегодня мужского внимания – как сговорились!

Но они не смотрели.

На душе было гадко.

Шум двора стих, когда она вошла в замок. Здесь было прохладно и почти ничего не видно после яркого осеннего солнца. Млада едва не на ощупь побрела по коридору, пока не пропали из глаз ослепительные пятна. Остановилась возле своей горницы, надеясь хоть там найти уединение. Но, к сожалению, изнутри послышались громкие всхлипывания и приглушенное бормотание. Млада чуть поразмыслила, стоит ли заходить, но все же толкнула дверь.

Внутри пахло травами. Тысячелетником и, кажется, мятой. Окна были скорбно занавешены, отчего в клети стоял плотный полумрак. Тем более что дело уже к закату. Малуша лежала, уткнувшись лицом в колени Раски, и ее плечи сотрясались от рыданий. Девчонка молча без остановки гладила женщину по голове, а в другой руке сжимала кружку с травяным отваром.

– Что произошло? – проходя мимо, бросила Млада.

Она не слишком-то хотела услышать ответ. Причины для слез у женщин находятся больно уж часто. Поругалась с кем из служанок, получила по шее от старших женщин за оплошность или безделье, потеряла любимую ленту – мало ли что могло произойти. К чему голосить так, что слышно снаружи?

– Хальвдан… – Малуша едва смогла прервать рыдания. – Не хочет больше… – и снова уткнулась в поневу Раски, и без того уже мокрую насквозь.

Млада поджала губы. Этого она почему-то не ожидала. По дому, конечно, ходили слухи о связи воеводы с Малушей. И уж как бы мало Млада тут ни пробыла, а наслушалась их вдоволь. Особенно сегодня. Даже разок успела заметить Малушу, окрыленную и сияющую, с корзиной стираной одежды во дворе. Но все это было настолько далеко от ее интереса, что в памяти не задержалось. Голову занимали совсем другие мысли.