Kitabı oku: «На край света с первым встречным», sayfa 3

Внимательно наблюдаю, как она замирает и, кажется, перестает дышать. Да, девчонка совсем не в теме, много ей точно противопоказано. Улетит. Но, похоже, проходимец Ян закусил удила и решил поспособствовать ее «улету» для сближения. Все прекрасно знают, что алкоголь стирает грани, делает людей раскованнее и безрассуднее. Они перестают нуждаться в словах и без стеснения переходят на жесты или на ощущения и желания и часто совершают безумия, за которые потом утром становится как минимум неловко.

– Скажи Кире, что я хочу выпить с ней на брудершафт, – просит чертов Казанова, не сводя с нее глаз.

– Слушай, Ян, уймись. Дальше брудершафта у тебя не пойдет! – и, смотря на его недоумевающее лицо, поясняю: – Я пришел с ней, и я с ней уйду.

– У тебя на малышку какие-то планы?

Бросаю взгляд на умопомрачительную Киру, мрачно смотрящую то на меня, то на приятеля и явно сердящуюся оттого, что не понимает сути разговора, хоть интуитивно чувствует: она его фигурантка. Да, я бы что-нибудь замутил с ней сегодня, только вряд ли эта недотрога подпустит меня к себе ближе, чем на вытянутую руку. Я прекрасно помню, что она вырвалась из моих объятий, как только поняла: наша игра «отбери спичку» переквалифицировалась в «почувствуй друг друга». А ее загоны с кроватью! Да уж. Но спаивать ее, чтобы добиться желаемого, как намеревался приятель, – это не по мне.

– Да, провести ночь в одном номере, – наконец озвучиваю, и Ян воспринимает мои слова буквально, а я не переубеждаю его. Пусть думает в меру своей испорченности.

– Прости, бро, похоже, меня занесло. Красивая девушка.

– Да.

Он закидывает еще один шот, показывая Кире, что пьет за нее, и, извиняясь, исчезает, произнеся мне «пошел на охоту», а я подхватываю не осуществленную парнем идею.

– На брудершафт?

Девчонка смотрит на меня растерянно и, скорее всего, думает, как отказать, и я тут же продолжаю, чтобы прервать ход ее ненужных мыслей:

– У нас с тобой впереди такая длинная дорога, а мы как неродные.

Не отвечает, но берет мензурку. Я следую ее примеру. Мы скрещиваем руки и практически одновременно запрокидываем в себя ядерную смесь, морщимся и застываем во взглядах друг друга. Думаю, она знает, что должно последовать за этим и подсластить алкоголь, именно поэтому, скорее всего, и не решалась согласиться, но меня уже не остановить.

Приближаюсь к ее лицу, не отпуская взгляд, вдыхаю запах сладких духов и, вторгнувшись в личное пространство малышки, касаюсь ее манящих губ. Только вместо того, чтобы прикоснуться и оторваться от них, кладу руку на ее затылок, не давая сбежать, и целую по-настоящему. Она сначала замирает, потом на пару секунд расслабляется и, кажется, вот-вот присоединится к танцу моего языка, но вдруг упирается в грудь ладонями и пытается отстранить.

Послушно отодвигаюсь, но не настолько далеко, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Мне нравится щекотать ей нервы.

Мы внимательно смотрим друг на друга, пытаемся нормализовать дыхание, а главное, понять, что это было?! Почему я не сдержался – это понятно! Но почему себя позволила поцеловать девушка-недотрога?!

Не решившись прокомментировать произошедшее, Кира берет еще один шот и залпом поглощает содержимое. Морщится, жмурится, а потом, поймав мой удивленный взгляд, констатирует:

– Чтобы тебе меньше досталось!

Усмехаюсь.

Через пару минут возвращается Ян, ведя за руку свой «улов», и подмигивает, едва я встречаюсь с ним взглядом. Приветствую девушку на английском, представляю нас и спрашиваю, как ее зовут, но она на удивление что-то бормочет на польском. Понимаю: диалога у нас не получится, и поднимаю Киру за собой.

Она растерянно смотрит на меня.

– Давай не будем им мешать. Пойдем вниз потанцуем.

Кивает, и мы спускаемся на первый этаж.

Заявленная музыка семидесятых-восьмидесятых годов оказывается вполне зажигательными ремиксами от продвинутого ди-джея, и мы отлично вливаемся в толпу желающих попотеть.

Кира с первого танца потрясает пластичностью и сексуальностью. Смеется, улыбается и, сама того не желая, соблазняет меня своими движениями. Она определенно становится более раскованной, перестает строить из себя несуществующую скромницу. Думаю, выпитые шоты спустили ее с тормоза и помогли оставить на вешалке, как верхнюю одежду, застенчивость и комплексы. Вредина даже не возражает, когда на медленный танец я притягиваю ее к себе совсем не на пионерское расстояние.

От близости наших разгоряченных тел, от бездны светящихся и манящих глаз напротив, от алкоголя, бурлящего в крови и подстегивающего не останавливаться на достигнутом, я начинаю действовать: медленно провожу пальцами по позвоночнику, ныряя под волосы, касаюсь горячей кожи и чувствую ее дрожь. Наши взгляды нагреваются, доходят до точки кипения и обжигают… Повинуясь желанию еще раз попробовать на вкус манящие губы, начинаю приближаться, чувствуя, как напрягается тело девушки под моими руками, как замирает дыхание… Вот только в последний момент, когда я уже предвкушаю ее мягкие губы на своих, трусиха поворачивает голову в сторону, и я утыкаюсь в волосы, хранящие фруктовые ноты шампуня.

Мы продолжаем танцевать, избегая смотреть друг на друга так откровенно и не провоцируя повторение ситуации. Понимаю: сегодня мне больше ничего не достанется, но я не огорчаюсь. Впереди еще вагон времени, и нет смысла пороть горячку. Знаю, что она не устоит и сдастся, просто придется подольше поиграть с ней в кошки-мышки, но это не страшно, а даже интересно. Эта девчонка какая-то особенная, и мне нравится забавляться с ней.

В отель мы вваливаемся далеко за полночь. Малышка так растанцевалась, что совсем забыла про предстоящую дорогу, полноценный сон, и я еле увел ее из клуба.

– Не хочу спать! Пойдем в бар, – в подтверждение моих слов заявляет она, когда я пытаюсь увести ее к лифту.

Не успеваю я ответить, как Кира вырывается из рук и, пошатываясь, направляется в сторону ресепшен.

– Добрый вечер! – громко, с вызовом восклицает она.

Девушка за стойкой неуверенно улыбается в ответ.

– Я хочу выпить!

– Выпить! – недовольно требует Кира, повышая голос, и я осознаю, что пора вмешаться.

С удивлением вижу, как она зачем-то снимает туфли и, направляя их носком в явно ей неприятную особу, назидательно заявляет:

– Учите русский!

Я подхожу к разбушевавшейся девчонке, пытаюсь увести, но она скидывает мои руки.

– Скажи ей, что я хочу вина!

– Пойдем. Это не бар.

– Нет.

Дебоширка вытаскивает из сумочки смятую купюру в двадцать евро, громко кладет на стойку, снова требуя:

– Шампанского.

Сотрудница отеля наконец понимает, чего хочет невменяемая особа, и тараторит на английском:

– Это не бар – это ресепшен, – и, жестикулируя, указывает куда идти.

Кира на удивление больше не спорит и позволяет увести себя в нужную сторону.

В баре, едва усаживаемся на стойку, она продолжает свое представление на бис с теми же эффектами в виде размахивания обувью и заявлением, что в Польше обязаны знать русский. Только когда бармен ставит перед ней бокал с коктейлем, она успокаивается.

Я сажусь рядом, девчонка, обратив внимание, что я не пью, ворчит:

– И с кем я должна пить?!

– А как же трезвый водитель?!

Она хмурится, видно вспомнив, что утром нам предстоит отправляться в дорогу, и кивает.

– Да, точно, – потом хихикает: – Я помогла тебе с этими… Как там они называются?! В общем ты меня понял!

Киваю. Да, малышка поубавила заказанные шоты, но не настолько, чтобы я подошел под ее определение «трезвый водитель».

Помолчав какое-то время, она вдруг разражается грустной тирадой:

– Знаешь, а ты был прав: мой мужчина не заболел и не лежит в больнице, а просто послал меня перед дорогой, сказав, что не поедет. У него, видите ли, все полетит в тартарары, если он оставит дела! А мы заранее обо всем договаривались!

Внимательно смотрю на нее. Зачем она это мне рассказывает?!

– Я, наверно, не стою того, чтобы что-то делать ради меня.

Пьянчужка начинает хлопать ресницами, пытаясь не расплакаться, потом ставит на столешницу бокал, смахивая все-таки убежавшие слезы, задевает его локтем, и он оглушительно «взрывает» тишину.

Сую купюру официанту за порчу имущества и тяну ее за руку.

– Пойдем. Тебе пора спать.

Только пьяных слез мне не хватает.

На удивление она слушается и идет рядом, и мы без приключений поднимаемся в свой номер.

Едва войдя, Кира стягивает платье и падает на постель, и я снова в роли заботливого братца: подхожу к кровати, накрываю ее одеялом, стараясь не замечать, что на ней только провокационное белье, которое нисколько не скрывает ее прелести, а, наоборот, демонстрирует и привлекает внимание.

Выбрасываю дурные мысли и сразу иду в душ: смыть отпечатки минувшего дня.

Когда выхожу, девчонка сладко посапывает, и я ложусь на противоположный край кровати и тоже быстро проваливаюсь в сон.

6 глава

– Ник! – вырывается из меня.

Я в шоке. Я спала в объятиях чужого парня.

Скидываю его руку, отодвигаюсь в ужасе от осознания: я в постели с человеком, которого знаю всего два дня, а еще оттого, что на мне надето только нижнее белье, провокационного характера.

– Ник!

– Что ты так вопишь?! Сделай громкость потише, – бормочет он, не отрывая лица от подушки, и тянет на себя одеяло, которое я от испуга скинула с него, натягивая на свой подбородок.

– Почему я раздета?!

Парень приоткрывает один глаз и, щурясь, пытается поймать меня в фокус.

– А ты обычно спишь в платье?

Мне не хватает воздуха. Я задыхаюсь в урагане бушующих чувств. Он несносен.

– Нет, но не с посторонним человеком!

Ухмылка и новая едкая фраза, заставляющая продемонстрировать, как легко мое лицо меняет цвет с белого на красное.

– Посторонним?! Мне кажется, мы вчера стали намного ближе!

Сглатываю ком вместе с его словами, замираю и в панике, смотря на полуголого мачо, приподнявшегося на локте и без стеснения буравящего меня взглядом, прокручиваю в памяти нестершиеся кусочки вчерашней ночи.

«Нет, этого не может быть! Я бы точно такое не забыла! Стоп! О чем я думаю?! Этого просто не могло произойти! По моей воле однозначно!»

Он, невинно улыбаясь, спрашивает:

– Ты разве забыла?! – и, сделав театральную паузу, во время которой я перестаю дышать, договаривает: – Мы выпили на брудершафт и поцеловались.

Вот несносный. Я киплю и булькаю. Я чуть не умерла от разрыва сердца от одной мысли, что переспала с ним, а он шутит такими вещами. Но, пока я от злости, проглотив язык, не могу произнести ни слова, нахал как ни в чем не бывало продолжает:

– Чего тебя так бомбит?! Ты паришься из-за того, что я видел тебя в нижнем белье или из-за того, что сдалась так быстро?!

– Пфф!

Самовлюбленный кретин! Желание придушить его уже переполняет все пределы допустимого, и, чтобы не исполнить его и не брать грех на душу, я вскакиваю с кровати, совсем позабыв, что на мне по-прежнему только белье, условно скрывающее нужные места. Чувствуя обжигающий взгляд на коже, понимаю свою оплошность.

– Хватит на меня пялиться! – злясь на него, на себя, на весь мир, кричу я. А несносного парня это только забавляет. Противный смех разрезает тишину и мое терпение. Поднимаю валяющуюся туфлю и запускаю в него. Он уворачивается и хохочет еще сильнее.

– Мы же оба знаем, что это произойдет?! Это только вопрос времени.

Впопыхах хватаю первую попавшуюся вещь и, натягивая ее на себя, понимаю, что надела его футболку. Плевать, главное, спрятать свое тело от этого обжигающего взгляда.

– Тебе идет! – не успокаивается он, а я сердито бросаю:

– Придурок.

– Ненормальная!

Наконец нахожу шорты, умудряюсь натянуть их и не завалиться.

– Самовлюбленный кретин! – озвучиваю свои мысли и с этими словами вылетаю за дверь, чтобы побыть одной и успокоиться, но к моим ногам, спланировав в воздухе, опускается листочек бумаги. На автопилоте поднимаю его, смотрю, что там написано, и в напечатанном тексте мне в глаза бросается красное слово с тремя восклицательными знаками, от которого все внутри холодеет: «Pozory!!!». Бегло пробежавшись по тексту, натыкаюсь на новое понятное слово «alkohol», время «14:00-04.00» и сумму «50€ z każdego».

Обрывки вчерашнего вечера, перешедшего в веселую ночь, что я помню, выхваченные из текста слова складываются в картину, от которой меня бросает в жар. Позабыв свои обиды, врываюсь в номер и, не обращая внимания на насмешливый взгляд самовлюбленного типа, валяющегося на кровати, подхожу к нему.

– Что мы вчера устроили в баре?!

– Не мы, а ты, – спокойно поправляет он.

Замираю.

– Что?

– Да успокойся! Чуть-чуть пошумела, поразмахивала обувью и разбила бокал.

Все внутри замирает. Это он говорит обо мне?! Пипец! Я никогда в своей жизни не делала ничего подобного.

«Потому что никогда столько не пила!» – песочит совесть.

Как так: первый раз переборщила и на тебе – тут же вляпалась в историю?!

Протягиваю листок и требую:

– Ты полиглот – переведи.

– Я английский знаю, а это польский, – отмахивается парень, едва взглянув на текст.

Я указываю ему на страшное красное слово. Он смотрит, хмурится, пробегает взглядом по написанному.

– Мы должны по пятьдесят евро? – тороплю с ответом не в силах дальше переносить его молчание.

– Не знаю.

Ник вскакивает с кровати, и я, нечаянно мазнув взглядом по его красивому крепкому телу, смущенно отворачиваюсь. Да. Двое суток назад я была хорошей девушкой, не знающей, что такое похмелье, дебош в гостинице и чужой полуголый парень в одной постели со мной, а сейчас… Эх, куда я качусь…

Через десять минут, практически не дыша, я стою недалеко от стойки ресепшена в полной уверенности, что администрация отеля влепила нам штраф за вчерашний дебош, и смотрю, как Никита с невозмутимым видом показывает листок с позорным текстом и что-то спрашивает.

Поскольку диалог происходит на английском, я выхватываю только знакомые слова «sorry», «really», «thanks», но эмоции на лице самоуверенного парня поражают. Кажется, он удивлен и еще вроде сердится. Все настолько плохо?!

Не хочу его заставлять отдуваться за нас двоих, а вернее за меня, и приближаюсь. Достаю бумажку номиналом в пятьдесят евро и решительно кладу ее на стойку, при этом виновато улыбаясь, и пищу:

– Sorry.

Ник бросает на меня убийственный взгляд, еще что-то произносит, а потом поворачивается ко мне и, подхватив под локоть, вместе с моей купюрой утаскивает в сторону.

– Кто тебя просил вмешиваться?!

Дуюсь и вместо истинной причины называю второстепенную:

– Я не хочу, чтобы меня внесли в черный список.

Закатывает глаза.

– Хорошо, что ты не знаешь английский и не влезла в разговор.

– Что?!

– Иначе бы над нами хохотал весь отель!

Удивленно пялюсь на него.

– Эта листовка – реклама открывшегося ночного клуба неподалеку, в котором с 14 до 4 продают алкоголь. Пятьдесят евро стоит вход.

– Но «Pozory!», – тыкаю я в красное слово.

– Оно означает представление. Шоу-программа, блин, у них!

– А я думала…

– Мне больше нравится, когда ты этого не делаешь.

Краснею, перевариваю услышанное и зачем-то вспоминаю наш поцелуй. Вернее, как он целовал меня. Стыдно признать, но мне понравилось.

«Нет, это просто алкоголь так подействовал», – отметаю я свои ощущения.

– Есть пойдем! – видя, что я зависла, командует парень и направляется в сторону ресторана.

Молча иду следом и случайно бросаю взгляд на мусорное ведро, в котором торчат подобные листки. Пипец! Видимо, мы проснулись слишком поздно и многие уже ознакомились с «позорными» рекламами, и некоторые даже пристроили их в мусорный бак. Там им и место!

Завтрак в отеле оказывается выше всяких похвал. Хороший выбор горячей еды, салаты, мюсли, йогурты, разнообразная выпечка, мясные нарезки, сыр, овощи, фрукты, сок, чай, кофе.

Я насыпаю в мисочку сухие хлопья и смотрю, как троглодит, наложив себе гору омлета и бекона, добавляет по кромке тарелки ломтики овощей. Встретив мой удивленный взгляд, кривится в улыбке.

– Мою груду мышц надо прокормить!

Отворачиваюсь, едва не закатывая глаза, и почему-то думаю: как он поддерживает такую прекрасную форму, если ест будто слон. Мне только стоит увлечься выпечкой, и пуговица на джинсах впивается в живот.

Сажусь за свободный столик, но недолго остаюсь одна. Он плюхается напротив и с аппетитом приступает к поглощению своей горы из белковой пищи.

Съев пару ложек, осторожно, исподлобья бросаю взгляд на соседа. Ест как ни в чем не бывало, и никакие неприятные мысли похоже не тревожат, а меня не отпускает и мучает вопрос, что он говорил на ресепшене, и я, набрав в легкие воздух, выдыхаю его.

Никита пару секунд разглядывает мое лицо и насмешливо выдает:

– Сказал, что вчера сделал тебе предложение и ты так обрадовалась и на радостях устроила дебош.

– Какое предложение?!

Вместо слов веселые искорки в глазах, а на губах вырисовывается усмешка. Вспыхиваю и бросаю в него убийственный взгляд.

– Ты можешь говорить серьезно?!

Ухмыляется:

– А разве я шучу?!

Нет, просто невозможный человек! И как с ним нормально общаться?! Хмурюсь и наконец слышу что-то более похожее на правду, то, что заставляет успокоиться, даже несмотря на его шпильки в мою сторону.

– Ладно, не парься. Я не успел нас опозорить. Показал листовку, и девушка все объяснила до того, как я начал уговаривать ее простить одну пьяную дебоширку и совать деньги.

Мы покидаем отель с покорившим меня слоганом «для тех, кто любит «вишенки на торте»». И я однозначно понимаю, что точно никогда не забуду Варшаву, и к своему стыду не из-за ее архитектурных творений, а из-за эмоций, что здесь пережила.

В Польше любят говорить: «podróże kształcą» – путешествия просвещают». С этим сложно не согласиться, ведь они действительно расширяют наш кругозор, позволяют узнать иную культуру и традиции, понять тех, кто родился в другом месте, обогащают жизнь приятными впечатлениями. А еще в путешествиях мы по-настоящему знакомимся с самими собой, осознаем свой потенциал. Выносливы ли мы? Стрессоустойчивы?! Есть ли у нас терпение, обладаем ли позитивным настроем?! Существует ли взаимовыручка, доверие между людьми, отправляющимися в дорогу?! Способны ли решить проблемы, найти компромисс?! Есть ли коммуникативные навыки, языковые барьеры?! Теперь я уверена, что, как только вернусь в Питер, запишусь на курсы английского и еще больше никогда не поведусь на уловку с брудершафтами вообще буду помнить: бокал вина или шампанского – моя норма.

Так как вчера мы настоялись в польских пробках, Ник не доверяет мне больше миссию штурмана и перед выездом сам прокладывает маршрут, выбирая сплошные автомагистрали. Я не вмешиваюсь в процесс и просто молча наблюдаю. Все равно за рулем не я, и даже если стану настаивать, он сделает так, как считает нужным, только в очередной раз поставит меня в дурацкое положение своими шуточками.

Однако самой себе не могу не признаться, что мне понравилось ехать по нешироким местным дорогам Польши. Ведь путешествие оно не только в конечной точке маршрута, но и в самом пути. Мне было интересно посмотреть на симпатичные ухоженные домики, старательно украшенные участки. Не напоказ, а согласно своим предпочтениям…

А трассы.... Трассы практически везде одинаковые: нескончаемое темное дорожное полотно со скользящей по нему белой лентой, разделяющей линии, или отбойниками, серой полосой разрезающими путь пополам, и огромные информационные щиты…

Единственное, возле Варшавы поразило невероятное количество яблоневых садов. Теперь понятно, почему у нас польские яблоки есть в любом магазине.

– Где мы сегодня ночуем?! –  в мое полуотрешенное состояние врывается голос парня.

– На польской ферме, на окраине города Болеславец.

Хмыкает, и я поворачиваюсь к нему в ожидании его очередной язвительной реплики.

– Надеюсь, ты не скажешь, что удобства там на улице?!

Мгновенно перехожу из миролюбивого состояния в воинственное.

– Это же не деревня у бабушки!

– У меня в жизни не было деревни у бабушки, а от тебя всего можно ждать.

Он бросает насмешливый взгляд, а мне жутко хочется запустить в него чем-нибудь, чтобы стереть это выражение лица, только под рукой ничего нет.

На обед мы останавливаемся на заправке Orlen. Я, конечно, уже привыкла, что практически везде на стоянках есть бесплатные чистые туалеты, но тут ко всем необходимым удобствам предлагается еще и душ. Нам, конечно, он ни к чему, но я не могу это не отметить, как и симпатичную зону отдыха. Беседки с деревянными столами в уютном садике с искусственным прудом. По оформлению пруд напоминает уголок Ботанического сада в Петербурге, в водоеме даже рыбки плещутся. Устроившись с комфортом за деревянными столами, мы прячемся под навесом от южного солнца и с удовольствием перекусываем очень вкусными сэндвичами.

До агроусадьбы Klekusiowo мы добираемся после семнадцати часов. Нас встречает приятная женщина, которая здоровается на английском, и я замечаю, как Ник выдыхает. Видно, информация о польской ферме действительно напрягла его, и он, скорее всего, решил, что будут проблемы с коммуникацией.

Он начинает общаться с ней и даже демонстрировать свои сладкие улыбки, а она, растягивая губы в ответ, объясняет, где припарковать машину, где входить.

Показав нам комнату и вручив ключи, хозяйка желает приятного отдыха и исчезает. Мы остаемся одни, парень осматривается и разочарованно тянет:

– Н-да…

Без дальнейших слов понятно, что ему не нравится, и я автоматически чувствую себя виноватой.

– С каждым разом все хуже.

Хочу оправдаться, сказать, что решила пожить на польской ферме поближе к настоящим ее жителям, а номер, «комфорт», который изначально планировала забронировать, кто-то купил передо мной, но вместо этого сжимаю губы и отворачиваюсь.

– Боюсь предположить, что придумала ты для десятидневного отдыха в Португалии. Палатку на берегу океана?!

Он смеется, а я пыхчу от обиды и вылетаю из номера.

В его словах нет злости, но меня так задевают эти насмешки. Может, потому что мне зачем-то хочется, чтобы он оценил тщательно выбранные места?! Они, конечно, не шикарные, но они особенные! Вздыхаю. Если подумать, то комплименты этого парня мне тоже не нравятся, поскольку я непонятно почему сразу превращаюсь в неуправляемую размазню, неспособную вести себя адекватно и не покрываться отвратительными пятнами.

С какой стороны ни посмотришь – неудобный парень!

Едва делаю первый шаг от двери, как мне навстречу несутся лохматые «монстры». Я замираю от неожиданности, но не боюсь. Я люблю собак и других животных тоже. А о троице, приближающейся ко мне, я читала в отзывах Booking.com, и все как один подтверждали, что они дружелюбные.

Так и есть: белая и привычного коричневого окраса овчарки подбегают и, тыкаясь влажными носами в ладони, нюхают меня, и виляют хвостами. Вскоре появляется еще третий черный, как смоль, пес.

Прохожу в их компании во двор и сажусь в плетеное кресло. Моя свита располагается рядом, лишь белая овчарка отходит и приносит слегка сдутый мяч, который кладет к моим ногам. Прекрасно понимая ее желания, беру резиновую игрушку и швыряю в сторону. Пес на пару с коричневым несется за мячом, а я, улыбаясь, обвожу глазами место, в котором нахожусь. Уютный ухоженный двор с подстриженной травой, красиво оформленные кустарники рядом, мангал, деревянные скамьи и стол, а чуть поодаль большие качели минимум на трех человек и детская площадка. Классно! Все как я и представляла.

Неприятные чувства незаметно куда-то уходят, и я умиротворенно оглядываю одноэтажный дом оливкового цвета с любовно выложенными камнями по углам и вокруг окон, и украшенный цветущими растениями, и сама себе зачем-то говорю:

– А мне все нравится!

Не успеваю я произнести свою тихую реплику, как замечаю вышедшего Никиту, который, остановившись у двери, окидывает взглядом территорию и, найдя меня глазами, направляется ко мне.

Мои питомцы сразу обращают внимание на появление нового человека и несутся к нему знакомиться.

Парень садится на корточки и по-свойски начинает трепать их за холки. Тут же белый предатель приносит ему мяч, посчитав, что он больше достоин развлекать их.

Ник бросает резиновую игрушку, и снова начинается нехитрая забава, вот только меня, не спросив, вычеркнули из участия в ней.

Наигравшись с собаками, он подходит ко мне и присаживается на соседнее плетеное кресло. Я никак не комментирую его появление, и парень, кладя руку на мою коленку, произносит:

– Не дуйся! Я всегда говорю то, что думаю.

Молчу.

– Возможно, немного иронично.

– Язвительно.

– Но я все равно хороший! Правда?!

Никита заглядывает в мои глаза, и я нечаянно улыбаюсь. Не могу я сердиться на этого нахала, когда он такой обаятельный и особенно когда начинает подлизываться.

– Мир?!

– Ладно.

– Зато сегодня у тебя одной проблемой меньше?!

Внимательно вглядываюсь в него. Что он имеет ввиду?!

– У нас две отдельные кровати.

Усмехаюсь:

– Наверно, это тебе не понравилось больше всего.

Проскользнув по моему телу глазами, нахал произносит:

– Да. Мне понравилось спать с тобой. Особенно когда на тебе были только те симпатичные полосочки.

Я заливаюсь краской и прячу взгляд. Он теперь все время мне будет об этом напоминать?!

Видя мое смущение, Ник тянет меня за руку.

– Пойдем пройдемся и посмотрим, что еще здесь есть. Ты же приехала в эту дыру за положительными эмоциями.

Хмурюсь, а он восклицает:

– И не спорь! Глупо спорить с правдой.

– Очень симпатичная дыра, – вставляю я свои пять копеек.

Парень миролюбиво оставляет мои слова без комментариев, и мы направляемся туда, где на столбе виднеется гнездо аиста. Понаблюдав за грациозной птицей, продемонстрировавшей нам размах своих крыльев, любуемся лошадьми, а затем замечаем оленей, примостившихся на сене в загоне, и идем к ним. Получив дозу положительных эмоций, запечатлев их в памяти мобильного и надышавшись невероятным деревенским воздухом, возвращаемся назад.

Я вспоминаю о мясе в вакуумной упаковке, что мы купили по дороге, и мы начинаем заниматься приготовлением ужина.

Сумрак, аромат костра, треск углей… Парень, взгляды которого обжигают и заставляют учащаться сердцебиение непонятно по какой причине, и три наглые морды по соседству, желающие разделить с нами ужин.

Ник кладет на тарелку готовые куски и направляется ко мне в сопровождении трех лохматых помощников.

– Давай пробовать, – произносит он, садясь на скамью напротив. – Первый раз выступал в роли повара.

Я удивлена. Его действия выглядели весьма слаженно.

Протыкаю вилкой кусок мяса и отправляю на тарелку, где уже дожидается своей участи салат.

Молча пробую и смотрю, как Никита, разрезав мясо, делится с собаками. Не знаю: можно это делать или нет, но лохматые морды довольны, а я осознаю: в палитре всего, что мне в нем не нравится, начинают появляться позитивные мазки. Ведь для меня доброта – одна из обязательных человеческих черт. А он что ни говори обладает этим качеством и еще, как я убедилась, не равнодушен к собакам. Все три охранника фермы сразу его приняли. А это о многом говорит!

Я всегда с опаской отношусь к людям, которые не любят животных. По мне это противоестественно! Каждое живое существо интуитивно должно тянуться к другому добродушному живому существу.

Сказать ему об этом что-то мешает, и я хвалю его по иному поводу.

– Вкусно!

Ухмылка.

– А ты сомневалась?!

Отрицательно качаю головой.

Надо бы возмутиться, что он опять в своем репертуаре, а мне смешно. Наверно, я начинаю привыкать к его неординарной манере общения.

Входим в комнату, и я, включая чайник, интересуюсь:

– Что будешь: чай-кофе?

– Покрепче.

– Сухарики?! – язвлю я, а он, усмехаясь моему ответу, подходит к холодильнику и достает бутылку пива.

Увидев, как я изменилась в лице от вида алкоголя, Никита своим излюбленным насмешливо-ироничным тоном сообщает:

– Местное. Надо же попробовать.

Мне остается лишь закатить глаза и отправиться в ванную отмывать запах костра, въевшийся в кожу.

Через полчаса водных процедур, что очистили не только тело, но и сознание, я выхожу из ванной и упираюсь в его взгляд, который не стесняясь ощупывает меня. Самые длинные пижамные шорты, что я нашла в своем чемодане, кажутся жутко короткими, а футболка как специально слишком прилипает к телу. Как дурочка ускоряю шаг и забираюсь под одеяло.

Ухмылка, от которой мне становится совсем душно, и насмешливая фраза:

– Какая шустрая.

Не комментируя его слова, залипаю в телефон и делаю вид, что меня очень интересует лента новостей.

Только когда Никита уходит в душ, я наконец выдыхаю. Я даже не могла подумать, что будет так непросто!

Минут через двадцать стихает вода, и я автоматически напрягаюсь. Но когда он, взбивая небрежно разбросанные мокрые пряди, выходит в одном полотенце на бедрах, я впадаю в ступор. Выглядит Никки совсем не так, как я привыкла. Сейчас язык не повернется назвать его «сладенький» – скорее, «мокренький», «голенький» … Пипец! Я просто кожей чувствую, что на нем нет одежды, и моментально забываю, как дышать.

«Вдох-выдох» – командую себе, но не получается выполнить простое действие. Я замерла и невоспитанно прилипла взглядом к его телу.

– Ты чего зависла?!

Я заглатываю воздух вместе с насмешкой и начинаю приходить в чувство, жутко ругая саму себя за такое глупое поведение.

– Нравлюсь?!

Вот же самонадеянный балбес!

– Нет! – вру я. – Я просто в шоке от твоей наглости!

Вскинутая бровь, искривленные губы вместо вопроса.

– Надо проявлять ко мне уважение и не выходить из ванной голым.

– Разве я голый?!

Нечаянно снова упираюсь в его кубики на животе и начинаю их считать, тут же осознаю, что я совсем сдурела, испуганно отскакиваю от них и, утыкаясь в насмешливый взгляд, опять отлетаю, и пытаюсь найти что-то нейтральное, а не скакать послушным мячиком из стороны в сторону.

– Разве на тебе есть одежда?!

Как хорошо, что в комнате полумрак и он скрывает мои зардевшиеся щеки.

– На мне полотенце.

Я устала от наших пикировок и тихо выдыхаю:

– Пожалуйста.

Наверно, просьба звучит слишком отчаянно, потому что он перестает мучить меня своим остроумием и, прихватив одежду, скрывается в ванной.

Во избежание новых эксцессов я тут же откладываю телефон и, повернувшись к стенке, укладываюсь спать. Да, время совсем детское, но иногда не грех лечь пораньше, тем более прошлой ночью я спала очень мало.