Kitabı oku: «Наследник для чемпиона», sayfa 2
4
Птичка
Мама, если разойдется, та еще актриса. Виртуозно играет на чужих нервах. Впрочем, Тихомиров вроде как осведомлен. Он ведь раньше часто приходил к нам вместе с Артуром. Случалось, что и ночевать оставался… А вот об этом лучше не вспоминать!
– Уехал. Всех бросил. Все связи оборвал, – начинает свою проповедь мама в амплуа главной героини культовой советской кинокартины «Любовь и голуби». – А у нас горе-то кокое, – да-да, слово «какое» сейчас звучит точно по роли. – Полинка залетела, родила и не признается, от кого. Артур, мой бедный мальчик… Царствия небесного… Коллекторы, ироды проклятые, днем и ночью жизни не до-о-овали, – растягивает окончания предложений, словно ей на ногу наступили. Тем не менее, Тихомиров ее весьма внимательно слушает. Глаз не сводит, изувер. Похоже, ему весьма интересно. Даже к кофе не притронулся. А я вот и ем, и пью, словно этот цирк меня не касается. – Все пропало! Все! Даже у Полинки молоко! Все за один треклятый год потеряли, – после тяжкого вздоха мама выдерживает внушительную паузу. – Хорошо, что я пишу книги, а то бы с голоду померли, – поймав мой взгляд, заметно теряется. – Ой, ну доня тоже старается. Какая-никакая работа, – при этом губы мнет, словно это ей за меня стыдно. Чудесно. Перевернула все с ног на голову, еще и макнула меня как котенка в лужу. – Нормальной работы с достойной оплатой без диплома не сыскать! Вот и вертимся, как получается. Одна радость – Мишка. Ой, ты, наверное, не видел! Так на Артура похож, – когда я уже приканчиваю второй бутерброд, мама временно возвращается в свое естественное состояние. Глаза лучатся любовью, и на губах появляется улыбка. – Он ведь его обожал… Хорошо, что от этого горе-отца ничего не унаследовал! Ничегошеньки!
– Хватит, мам, – устало бросаю, прежде чем встать и унести грязную посуду в раковину.
Не люблю ссориться, но и слушать это больше нет сил. Снова поднимаются обида и боль. Такое чувство, что всем только и надо, что топтаться на моих ранах.
– А что, неправда, что ли? – мама умудряется еще и обидеться. – Ты же тоже так думаешь.
– Ничего я не думаю! Миша – мой сын, и совершенно неважно, на кого он похож, – выпаливаю резко, потому как меня глубоко задевает все, что касается сына.
Хоть и понимаю, что не со зла мама все это говорит, но считаю нужным пресечь.
– Ладно, – кисло произносит она. – Не заводись.
Но внутри меня уже кипят эмоции. Еще и Тихомиров этот… Не вмешивается, но пристально следит за разворачивающимся действом. Кажется, все мои реакции подмечает, как ни стараюсь их скрыть. Ему не нужно то, что на поверхности. В душу лезет. Как же меня это достало! Какой глупостью было привести его домой! Понадеялась, что мама спит со своими берушами. Знала бы, что услышит нас, предложила бы нейтральную территорию. Не помогают дома стены, нет.
– А вообще, – новая «интригующая» пауза от бестактной родительницы лишь усиливает мое напряжение. Сердце пускается в бешеную скачку. Нет-нет-нет… – Доня у меня молодец, – приступает к последней части своего выступления – нахваливает меня холостому мужчине. Хочется схватиться за голову и убежать. – Умница! Красавица! А готовит как! Врач-диетолог! Отличница, между прочим, – последнее – откровенная ложь, но она даже не морщится. – Заметил, да, как я похудела, – тут уже Тимуру ничего не остается, только кивнуть. – Это все Полинка. Диету мне составила, – щебечет мама, забывая упомянуть, что не продержалась на ней больше полутора суток. Да, по ее личному мнению, она соблюдает план уже два года. Только постоянно добавляет в дневной калораж конфеты и печенья, утверждая, что они вообще за еду не считаются. Похудела, как же… Гоняет туда-сюда три килограмма. – Я Полинке говорю, сейчас будущее за интернетом. В инстаграме столько блогеров на чек-листах по похудению зарабатывают. Прилично зарабатывают! – акцентирует мама. – Но мы же гордые, – конечно же, долго лить сироп – это не в ее стиле. – Стремно «заводить» толпу через камеру. Лучше в клубе с голой жопой…
– Мама, – почти стону от досады. Я, конечно, привыкла к ее высказываниям. Но сейчас мне жутко обидно, что она говорит это при Тимуре. Настолько, что подмывает расплакаться. Если не оборву ее болтовню, точно доведет. – Во-первых, у меня еще неоконченное образование. А во-вторых, да, не умею я играть на людях. Не актриса, уж прости.
– Угу-угу, – кивает снисходительно, но посыл улавливает. Резко сменив маску, разворачивается всем корпусом к Тимуру и сладко ему улыбается. – Ой, да что мы все о Полинке. Ты-то как? Не женился же?
Так… Где моя волшебная палочка? Я ее точно заслужила! Всех бы на день куда-нибудь к чертовой бабушке отправила.
– Могу я поговорить с Полиной наедине? – вразрез веселому и громкому голосу родительницы, Тихомиров полирует мои вздыбленные нервные окончания приглушенным баритоном.
Черт возьми…
Ломая мамин сценарий, приводит меня в состояние неистового волнения. Да что ж такое-то? Полчаса назад я была готова к разговору, но после развернувшегося представления, кажется, все силы растеряла.
– Конечно, – соглашается та охотно, но я-то знаю, что все это условно. Как пить дать, будет подслушивать. Можно было и не выпроваживать ее, все равно втроем останемся. Хотя нет… Сейчас пространство снова сомкнется вокруг нас с Тимуром. Тогда он станет пытать лично меня – вербально и визуально. Боже… – Пойду, отдохну. А то у нас еще переезд после обеда.
Господи! Ну, вот нужно было еще и об этом ему сообщить!
Естественно, едва мама выходит, Тихомиров начинает допрос с пристрастием.
– Почему вы снова переезжаете?
Судорожно вздыхаю.
– Это съемная квартира. Хозяйка решила ее продать. Недавно нашла покупателей и потребовала съехать до конца месяца, – поясняю я, глядя куда угодно, только не ему в лицо.
– А договор?
– Он заканчивается через несколько дней. Мы думали, что просто переподпишем новый, но… В общем, никакой проблемы нет. Новая квартира в этом же доме нашлась. Все нормально.
Удобно избегать прямого визуального контакта, пока Тихомиров сидит. Он, очевидно, тоже это понимает, поэтому поднимается и подходит ко мне настолько близко, что я улавливаю его запах.
По коже расползаются мурашки, и ладони как-то мгновенно потеют. Сердцебиение в очередной раз сбивается. Становится отрывистым и яростным.
Почему я так на него реагирую? Столько лет прошло! Как нелепо… Как страшно снова влюбиться…
– Я не позволю, чтобы ты продолжала там работать, Птичка.
– Прекрати, Тимур, – выпаливаю слишком отчаянно. – Это тебя не касается. Это моя жизнь. Ты должен просто уехать…
– Я не уеду, пока ты там работаешь, – жестко перебивает он меня. – Или ты хочешь сказать, что тебе самой нравится, когда всякие мудаки пялятся на твою задницу и там же под градусом надрачивают?!
– Не твое дело, что мне нравится, а что нет! Может… Может, я вообще жажду их внимания!
– Да, конечно, – смеется прямо мне в лицо. Но веселья в нем мало. Скорее злость и еще что-то… Распознать не могу. – Я был там и наблюдал за тобой. Видел, как ты постоянно одергиваешь одежду и сутулишься, чтобы скрыть грудь. Как вздрагиваешь, когда кто-то оказывается слишком близко. Я не идиот, Полина. Те, кто жаждут мужского внимания, так себя не ведут.
Мне нечего возразить. Просто смотрю ему в глаза и сердито дышу.
– Не будешь ты там работать, и точка. А посмеешь ослушаться… Увижу тебя там хоть раз, разнесу к херам весь этот ваш клуб!
– Ты нормальный вообще? – голос от злости звенит. – Не смей ставить мне условия! Ты… Ты вообще не понимаешь, о чем говоришь! Где, по-твоему, еще мне работать, чтобы хватало денег на троих человек, один из которых ребенок и часто болеет? Я уж молчу про аренду жилья и оплату учебы!
Не собиралась ведь все это вываливать. Наоборот, хотела показать, как все у нас замечательно… Сорвалась на эмоциях. Жаль, что слово не воробей… Взгляд Тихомирова меняется. Кажется, что время отматывает на четыре года назад. Он будто снова просто лучший друг моего брата. Парень, в которого я безумно влюблена… Сколько раз он смотрел на меня вот так – пронзительно и нежно.
Да что ж такое? Совсем раскисла и забыла, чем все закончилось.
– Что произошло? – тихо спрашивает Тихомиров. – С Артуром. Как он погиб?
– Никто не знает. Его нашли с ножевым… – выговариваю дрожащим голосом. – Полиция так и не смогла никого найти.
– Понятно, – тяжело выдыхает. – Найму человека, чтобы занялся делом нормально.
– Правда? – не знаю, как реагировать. Трудно поверить, что ему не все равно. Они ведь разругались тогда в пух и прах. Причин я не знаю, но брат стал резко реагировать на любое упоминание о Тимуре. Даже если в новостной ленте мелькал, сразу переключал. – Ты не обязан.
– Давай я сам решу, кому и чем обязан, хорошо?
Замолкаем. Я отворачиваюсь, чтобы хоть как-то отгородиться, но все это время чувствую, что продолжает смотреть на меня.
– Полина, – зовет пару минут спустя.
– Что?
– Я хочу, чтобы ты работала на меня.
– Что? – от изумления забываю, что не хотела смотреть на него. Поворачиваюсь и вскидываю взгляд. – И что это за работа?
Тимур выглядит серьезным, а я уже чувствую себя оскорбленной. Неужели он предложит мне какую-то похабщину?
– У меня строгий режим и спортивная диета. А у тебя любовь к готовке и подходящее образование.
– Что? – растерянно выдыхаю я. – К чему ты это говоришь?
– Я предлагаю тебе должность су-шефа в моей команде.
– Ты шутишь?
– Через неделю я улетаю в Майами, чтобы готовиться к бою. Ты поедешь со мной, Птичка?
На моей улице не просто грузовик с пряниками переворачивается… Я будто в мире своих грез оказываюсь. Заниматься любимым делом, получать за это достойную оплату, не бояться «завтрашнего дня» и… Все это в Майами? Да кто от такого откажется? Правильно, Полина Птенцова.
Это ведь Тихомиров. Я не могу с ним уехать. Я не могу находиться с ним рядом.
– Спасибо, конечно… – очень трудно отвергать его предложение, да еще и звучит, как будто свидетелей Иеговы отсылаешь. – Но я не могу оставить сына.
Тимур молчит. Понятия не имею, как реагирует. Не могу поднять взгляд и посмотреть ему в лицо. Слезы душат.
Скорей бы ушел…
– Возьмешь ребенка с собой, – уверенно заявляет Тихомиров, а я от потрясения прекращаю дышать.
5
Птичка
Кручусь перед зеркалом и придирчиво оцениваю себя в белье. Наверное, мне стоит сбросить пару килограмм перед Майами, если планирую показаться там в купальнике. В трусах бедра выглядят как-то слишком массивно. О заднице и вовсе молчу… В шортах мне казалось все достаточно симпатично, и девочки на работе комплиментами не раз сыпали. Стоило поразглядывать себя в белье раньше… Теперь-то что делать? До поездки пять дней. А еще маму ругала, что она поглощает сладости, как шредер бумагу. Вот где моя любимая паста отложилась. Рядом с Тимуром всегда какие-то шпалы вертятся, и тут я, как та самая Ким… У нее хотя бы муж есть.
Боже, о чем это я?
Хватаю первые попавшиеся джинсы и, едва не заваливаясь на пол, яростно их натягиваю.
Я лечу с Тихомировым, чтобы работать. И мне, конечно же, абсолютно все равно, что он подумает о моей фигуре! Мы даже не друзья. Не то что… Все. Не хочу об этом даже думать. Стараюсь сфокусироваться на приятном. Очень радуюсь тому, что Миша будет купаться в океане и греться на солнышке. Нам педиатр несколько раз советовал съездить на море, чтобы иммунитет повысить, но никогда не было такой возможности. Кроме того, Тимур сказал, что Миша в Америке сможет учить английский и при желании посещать местный сад. Он так же предлагал оплатить няню, но я, естественно, отказалась. Это очень дорого, а он нам по сути никто.
Три дня прошло после нашего разговора. Мы с мамой переехали, обосновались на новом месте. Только я еще не определилась, что с собой брать, поэтому не все разложила. Тихомиров велел много «тряпья» не набирать, но не лететь же в такую даль с ребенком без минимального запаса.
– Мам, мне уйти нужно, – заглядываю в кухню. – Инга Игоревна обещала сегодня расчет выдать, и там еще какие-то бумаги нужно подписать, – мама, едва взглянув на меня, продолжает увлеченно стучать по клавиатуре ноутбука. – Если вдруг не успею, подстрахуешь с садом, чтобы Миша не остался последним?
– Конечно, доня, – и дальше тарабанит. Смотрю на нее, размышляя, не забудет ли она в пылу азарта о моей просьбе – такое уже случалось. Уже собираюсь ее еще раз окликнуть, как вдруг мама сама останавливается. На какое-то время подвисает с согнутыми над ноутбуком пальцами, будто ее заморозили, и резко поднимает на меня ошалелые глаза. – Ну, конечно! Мне нужны подробности!
– Какие подробности?
– Какие, какие… Из первых уст!
– Мам, ты меня пугаешь, – серьезно говорю ей. – Что ты там пишешь опять? Опять «космическую любовь»? – без какой-либо издевки цитирую ее слова. Я в этом вообще слабо понимаю. Читать мне некогда, а то, что она мне периодически рассказывает, в цельную картинку собрать не получается. Честно говоря, больше на какой-то бред походит. – Ты же не полетишь в космос? – смеюсь я. – Я тебе даже с парашюта прыгать запрещаю.
– Да какой космос, доня, – в прямом смысле отмахивается. Подскочив со стула, несется ко мне и сообщает «радостную» весть: – Теперь я пишу книгу про вас с Тихомировым!
Если бы меня внезапно огрели дрючком по голове, эффект поистине был бы менее ошеломляющим.
– Каких еще «нас»? Что ты себе напридумывала?
– Сюжет – бомба! – восклицает мама, не теряя энтузиазма. – Он – властный альфа, чемпион мира по боксу. Она – бедная официантка из провинции. А название, знаешь, какое? – спрашивает, но ответа не дожидается. Расталкивая ладонями воздух, словно размещает слова на билборде: – «Птичка для чемпиона мира».
– Нет, ты точно сумасшедшая… Сумасшедшая! Будто не в курсе, что я лечу в Америку работать!
– Если я сумасшедшая, то ты просто дурочка, – парирует мама. – Вот скажи, где твои глаза были четыре года назад? Ты же Тихомирову всегда нравилась! Вот нет, чтобы ему дать и укатить за границу, нашла какого-то охламона…
– Боже, мама! Угомонись!
– А я напишу, что все у вас получилось, – не унимается она. – Только мне нужны подробности. Много подробностей! Вот вы будете жить в одном доме, а ты ему нравишься… Ты же в курсе, что я пишу «18+»? – поддает особо интригующим тоном, не забыв в конце фразы многозначительно хмыкнуть. – Ты должна каждый день мне звонить и обо всем докладывать. Диалоги прям конспектируй, – напутствует мама с полной серьезностью, а у меня глаза на лоб лезут. – Я ваш прошлый разговор на кухне подслушала, так все и записала. Нет, ну немножко приукрасила для полноты картины. Ты ж у меня сухая, как таранька – ни нежности в голосе, ни эротичности. Вот звони мне, я тебе при случае совет дам, а ты будешь меня вдохновлять…
– Мама, я прошу тебя, успокойся, – буквально рявкаю, чтобы ее остановить. Она вздрагивает и замолкает, но выражения лица при этом строит, как у Карлсона при виде варенья. Распирает ее, всезнайку, от довольства. – Не хочу даже слушать эту, изволь заметить, фантастику. У тебя с твоими книжками мозги совсем набекрень встали.
– А это как? – рискует спросить, но поймав мой взгляд, идет на попятную. – Ой, ну и ладно. Зато мне нескучно.
– Вот и развлекайся. Сама. Я предпочитаю не знать.
– Угу. Как скажешь, – вздыхает с чувством превосходства. – Потом еще будешь просить почитать.
– Все. Я ушла.
Иначе разойдусь совсем и наговорю лишнего.
– Давай, – даже это слово растягивает, едва не нараспев.
Кошмар какой-то! Вот не хватало только, чтобы мама думала, что между мной и Тимуром что-то есть, и непрерывно об этом зудела. Мне и так сложно! Если я стану слушать ее фантазии, буду сильнее расстраиваться и жить нереальными мечтами. Черта с два я собираюсь ей звонить. Боже… Конечно, собираюсь. Она же забывает поесть со своими книгами. А коммуналка? Пока свет не отключат, не вспомнит, что нужно оплатить.
Как ни стараюсь, все-таки задерживаюсь в клубе. С Ингой Игоревной расстаемся на хорошей ноте, она даже накидывает мне еще одну премию. Просто поразительно, с чего вдруг такая щедрость? Тем более что с моим резким увольнением у нее совершенно точно не хватает персонала. А это нервы и убытки. Очень странно. Но ладно, некогда на этом зацикливаться.
Мама, конечно же, забывает о моей просьбе. На звонки не отвечает. Наверное, снова в наушниках строчит свои книжки. Несусь от остановки со всех ног, но все равно опаздываю и застаю душераздирающую картину. Миша тихонько сидит в уголке. Не плачет, конечно. Но глаза полны слез. Смотрю на него, и самой охота разрыдаться. Говорят, мамы-одиночки слишком опекают своих детей. Наверное, так и есть. В любой ситуации мне за него так обидно – душа рвется. Казалось бы, что такого… Но именно в такие минуты накрывает. Он подбегает ко мне, заскакивает на руки, крепко обнимает, а я едва сдерживаю слезы. Пока одеваю, даже говорить не могу, чтобы не разрыдаться. Потом несу его в темноте между дворами, он тараторит, рассказывая все, что случилось за день, а я плачу. Беззвучно, но так горько.
– Мам, мамочка, почему ты молчишь? Мам?
– Тебя слушаю, медвежонок, – с трудом сглатываю, и голос дрожит. – Я внимательно тебя слушаю.
– Тебе смешно?
– Конечно! Мне очень смешно!
Миша на мгновение замолкает, пока я прикладываю таблетку к двери, чтобы войти в подъезд. А потом вдруг в лифте выдает:
– За Максом пришел папа… И за Славкой пришел папа… И за Бодей – папа… Тебя долго не было… Если бы у нас был папа, он бы меня забрал…
Эти рассуждения меня добивают. Утыкаюсь лицом в капюшон Мишиной курточки, чтобы скрыть слезы. При свете раскисать нельзя. Несколько вдохов, и улыбаюсь ему.
– Прости, медвежонок. Обещаю, что больше такого не повторится. В Америке мы сможем быть целый день вместе.
– Правда? – удивляется сын. – А тебя не будут ругать?
– Нет. Мой новый босс не против, чтобы я брала тебя с собой на кухню. Только будут правила, окей?
– Не трогать ножи и не нажимать кнопки?
– Да! Ты молодец! На месте мы еще разберемся, что и как… – говорю немного запыханно, пока открываю дверь ключом. – Но ты же у меня чемпион по запоминанию, правда?
– Да! Я – чемпион!
Едва мы входим в квартиру, из кухни выбегает мама.
– Ой, Мииииша! – хватается за голову. – Я о нем забыла!
– Я так и поняла, – вздыхаю и, опустившись на колени, принимаюсь раздевать ребенка. – Просила ведь держать телефон на видном месте.
– Так это… Он вроде рядом был… – оправдывается неловко. – А ты звонила?
Святая наивность.
– Звонила, – немного обижаюсь, хоть и понимаю, что помогать мне с сыном она не обязана. – А если бы я не успела?
– Ну, извини, Птичка, – искренне расстраивается мама.
Подхватив Мишку на руки, расцеловывает его в обе щеки.
– Не называй меня так.
– Ну, что ты начинаешь, – миролюбиво затягивает. – Красиво ведь. Правда, медвежонок?
– Птичка, – повторяет Миша и смеется. – Птичка.
– Ну вот, что ты делаешь? – вздыхаю я. – Не слушай бабушку, малыш.
Только ему, видимо, пришлось по душе это прозвище.
– Птичка…
Маму мой укоризненный взгляд не особо трогает. Пританцовывает с Мишей на руках. Потом, видимо, решает по-своему смягчить ситуацию и выдает вдруг:
– Там это… Тихомиров какого-то парня прислал, попросил ваши документы для консульства. Я отдала.
Внутри меня все обмирает.
– Что ты сделала?
– Да что опять не так? Он позвонил, попросил…
– Вот лучше бы ты его звонки не услышала!
– Не кричи на меня!
– Я не кричу, – все еще на повышенных тонах звучу. Только поймав Мишин взгляд, выдыхаю тише: – Не кричу.
– Тогда чего ты так распсиховалась?
– Да потому что… – объяснить ей не могу.
Внутри все разбивает паника. Что делать теперь? Если Тихомиров увидит Мишину дату рождения, он ведь все поймет…
6
Птичка
– Можешь объяснить, что за нервы на тебя напали? – допытывается мама, когда Миша убегает смотреть мультики. – Доня? У тебя прям руки трясутся.
Скрыть переживания не получается, как ни пытаюсь. Отворачиваюсь и молча иду на кухню. Мама, конечно же, плетется следом. Пока я открываю холодильник и достаю все, что попадается на глаза, продолжает наседать с расспросами.
– Полина, – стоит отметить, голос серьезный и обеспокоенный, что бывает не так уж и часто. – Я чего-то не знаю? Что такого страшного в том, что я отдала ваши документы? Ты как без этого собиралась визы открывать? – Не могу сообразить, что готовить собираюсь, но начинаю мыть овощи. – Ну, что ты молчишь, упрямица?! Хочешь, чтобы у меня сердце прихватило?
Знает ведь, как надавить.
– Тимур сказал, что договорится в визовом, и я сама подойду в указанный день, – едва не плачу от отчаяния. С трудом сглатывая образовавшийся в горле ком, оставляю овощи плавать в миске с водой. Растираю мокрыми ладонями лицо. Прохожусь по волосам. Пытаюсь нормализовать дыхание. – Нельзя, чтобы он видел Мишину дату рождения.
– Почему? – никак не доходит до мамы, а я не могу собраться и выговорить самое важное. Чувствую себя точно так же, как четыре года назад, когда пришлось рассказать ей о своей беременности. Кажется, что правильных слов попросту не существует. Молча смотрю на маму, пока она складывает всю цепочку: – Батюшки… Постой, постой… Миша – сын Тихомирова?
– Да, – признаюсь с тяжелым вздохом. – Но он не должен об этом узнать, – горячо выпаливаю и предупреждающе смотрю на маму. – Расскажешь, клянусь, до конца жизни не буду с тобой разговаривать!
– Бог с тобой… – махнув рукой, смотрит на меня ошарашенно. Открывает и закрывает рот, но больше ничего сказать не может.
Усаживаю ее за стол. Наливаю в стакан воды, но мама не реагирует. Сидит с глупой улыбкой, капитально пугая меня своим состоянием. На мгновение даже о самом Тихомирове забываю.
– Мам? Мам? – тщетно зову. – Мама!
Я кричу, а она еще шире улыбается.
– Это же… – выговаривает, наконец. – Это же сенсация!!! – верещит, словно мы выиграли в лотерею – пришла в себя. – Так и вижу заголовки газет: «Потерянный сын абсолютного чемпиона Тимура «Медведя» Тихомирова».
– Мама, – как можно спокойнее произношу, пытаясь призвать ее к здравому смыслу. – Он не должен узнать о Мише, – шепчу настойчиво. – Обещай, что никому не скажешь.
– Ну, почему? В чем проблема?
Как же сложно с ней!
Переведя дыхание, иду к окну. Обхватываю себя руками и замираю, глядя на центральную площадь. Главный праздник страны только завтра, а у горящей разноцветными огоньками ёлки который день народ собирается.
В тот Новый год на площади тоже было не протолкнуться. Я буквально на мгновение отстала от компании и потерялась в толпе. Пока бродила, думая, на чем добраться домой в другой район, Тимур меня отыскал.
– Чем ты думаешь, Полина? Ты хоть представляешь, сколько здесь отморозков бродит? Знаешь, что по статистике, в праздники самая дичь творится?
– Перестань меня воспитывать, Тихомиров… Ты мне даже не брат, а я не маленькая, – голос дрожит от обиды. – Мне давно восемнадцать!
– Три месяца уже считается «давно»?
Я тогда рассердилась и хотела обратно от него сбежать. Но Тимур поймал меня за руку, резко дернул на себя и вдруг крепко-крепко прижал к груди. Я сначала обомлела, вздохнуть не могла. А как подняла взгляд и посмотрела в его глаза, поняла, что пропала… Утром мы проснулись в одной постели. Я чувствовала себя такой счастливой! Наивная влюбленная дурочка. Пару часов спустя мое сердце разбилось…
– Ты не знаешь, что он мне тогда сказал, мам, – едва нахожу в себе силы, чтобы снова заговорить. – Даже повторять не хочу.
Не то что не хочу… Не могу. Слишком больно.
– Ну, – вздыхает мама, – по молодости всякое бывает, Птичка.
– По молодости? – горько усмехаюсь я. – Он и сейчас молодой, мам. Молодой, красивый и популярный. Видела, какой образ жизни ведет? Зачем ему дети? – озвучиваю то, что так или иначе вертится в мыслях. – Нет, если бы я увидела со стороны Тихомирова хоть какой-то интерес к Мише, может, и сказала бы… Но Тимур смотрит на него, как на какую-то проблему! Каждый его взгляд на моего малыша причиняет мне невыносимую боль. Скажи я ему, скажи Мише – что изменится? Ничего! Даже если Тихомиров и признает сына официально, отношение от этого не поменяется. А я не допущу, чтобы Миша когда-либо чувствовал себя отвергнутым и нелюбимым. Лучше уж так… – судорожно перевожу дыхание и смахиваю скатившуюся по щеке слезинку. – Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я лечу в Америку работать?! Ничего личного. Просто выгодное предложение.
– Как знаешь, – произносит, не скрывая разочарования. – Я вмешиваться не стану, но считаю, что ты поступаешь неправильно.
– Неправильно? – от возмущения повышаю голос.
– Твой разум затмили эмоции.
– Не говори ерунды! Они туда не поступают.
Мама против моего биолога включает философа.
– Пройдет время, и ты поймешь, что скрывать от отца ребенка глупо, подло и недальновидно.
У меня от возмущения и обиды аж дух перехватывает.
– Подло? – повторяю сердито. – Если кто из нас и поступил подло, то только Тихомиров.
– Бред, – уверенно отбивает мама. – О ребенке он не знал, а то, что уехал тогда… Ссорятся, говорят друг другу гадости и даже расстаются на годы многие, моя дорогая! Это не делает человека подлым. Он же тебя не насиловал? Нет. А как бы принял твою беременность, мы не знаем. Потому что ты что? – окончательно меня растаптывает своей логикой. – Ты ему не сказала!
– Спасибо, мама! Я всегда знала, что ты умеешь поддержать!
– Дурочка ты, Полина, – журит снисходительно. – Я тебе добра желаю и пытаюсь донести очевидные вещи, а ты сразу все в штыки принимаешь. Лучше подумай, чем руководствуешься: желанием защитить сына или своей личной женской обидой? Мне не нужно говорить. Себе ответь.
– А мне не нужно думать! Я и так знаю.
– Конечно!
– Почему вы ругаетесь? – тихий голос Миши заставляет нас обеих обернуться к двери. – У бабушки опять давление?
Переключаюсь, как всегда, быстро. На ходу выдыхаю скопленные эмоции и приседаю перед малышом на колени.
– Мы не ругаемся, медвежонок, – ласково глажу его по плечикам. – Просто громко обсуждаем один важный вопрос. Так бывает, когда мнения двух людей расходятся.
Миша моргает.
– Я голодный.
– Супер! Что бы ты хотел съесть?
– А что у нас есть?
– Ну… Если по-быстрому, можно сделать омлет. Как тебе такая идея?
– Бомба, – одобряет сын.
Мама снова усаживает за ноутбук и все время, что я готовлю, практически безостановочно тарабанит по клавишам. Я постепенно успокаиваюсь и даже расслабляюсь, вернувшись, наконец, к рациональному мышлению. Телефон молчит, значит, Тимур не видел документы. Не думаю, что они могут его заинтересовать, чтобы разглядывать даты и прочее. Если он присылал какого-то помощника, скорее всего, тот и занимается визами.
Покормив Мишу, принимаюсь за уборку. Между делом болтаю с ним и обещаю почитать перед сном все, что он выберет. Как вдруг наш разговор прерывает звонок. Вздрагиваю, перевожу взгляд на экран смартфона и застываю.
Сердце тотчас теряет естественный ритм и бросается исполнять по груди какие-то непонятные трюки.
– Почему ты не отвечаешь, мамочка? – сын прикладывает к разрывающемуся телефону пальчик и слегка толкает его по столешнице ближе ко мне.
Зачем Тимуру так поздно звонить? Неужели он увидел? Неужели догадался?
Если бы это спасло, я бы схватила злосчастный гаджет и выбросила его в окно. Но я ведь понимаю, что тем самым лишь оттяну неизбежное. Не отвечу, Тихомиров поднимется в квартиру.
Мазнув по экрану пальцем, прикладываю смартфон к уху.
– Алло? – выговариваю сдавленно.
– Можешь спуститься? Нам нужно поговорить.
