Kitabı oku: «Лесная ведунья. Книга первая»
© Звездная Е., 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *
Ловушку я ощутила сразу. Как ступила через порог, так и ощутила. Гостей-то еще раньше почуяла, из-за них мне в избу возвращаться и пришлось, а вот ловушку – только сейчас.
И вот что странно – я в избе к приему гостей ну от силы минут десять готовилась, а они за это скромное время нехилую яму выкопать умудрились. Да споро-то как! И филигранно. И формы такой… прямоугольно-намекательной. И я вот сейчас не поняла слегка, они меня ловить собираются или хоронить вознамерились?
И кто там копает со скоростью неимоверной-то?
Они что, взаправду погребальную команду наняли?!
Просто, кто ж еще так ямы копает?! Тем, кто фундамент для дому готовит али колодец какой роет, такая скорость не надобна, там основательность подхода в приоритете, а вот тем, кому на погосте последнее пристанище для бренных остатков требуется соорудить, да по-быстрому до захода солнечного управиться, те как раз по скорости первые. Ну и вид у ямы этой очень уж характерный и недвусмысленный. Из тех, что хотелось бы забыть, а еще лучше вообще не знать.
Постояла, подумала, снова силою магической к земле лесной потянулась. Да, все верно ощутила – ловушка была аккуратной прямоугольной формы. Точно копали не яму ловчую, а место упокоения посмертного. И вот как-то обидно мне стало. Не то чтобы я там очень уж суеверная была, но кто ж для поимки невесты могильщиков нанимает? У людей вообще хоть какая-то совесть есть?
Еще постояла, прислушиваясь к шелесту листвы, к шепоту ветра, к лесной нечисти, откровенно готовящейся потешиться, к животине, тоже не собирающейся отказывать себе в удовольствии развлечься, и к охотничкам, что на меня охотиться собрались.
«За третьим поворотом от могучего дуба копали. Да яму такую странную понавыкопали… – шепнул мне ветер. – И не одну».
Точно мастеров скорбных дел подрядили!
«Яда нету, одни сонные зелья», – добавил грибовик, высунувшись из-под пня.
Оно и неудивительно, жениться на умертвии охотников нету, так что яду и не ждала. Однако ж и спящую девушку к алтарю тащить тоже такое себе удовольствие, как по мне.
«Скоррррее уже!» – раскричались сороки.
Уже! Бегу и падаю! Нет, так-то вообще я собиралась поторопиться, но вот сейчас все настроение пропало. Гады они бессовестные, а не сваты с женихом! То ли дело вчерашние – и бусами заманивали, и вином, а уж сарафаны-то один краше другого поднесли, и сапоги с лаптями не забыли, даже совестно как-то обижать было, пришлось лучшую кикимору заместо себя отправлять. И что в итоге? Она предложила выпить прямо там же, на полянке, всех перепила и ушла гордо, а жениху ползком пришлось восвояси убираться. Слабый мужик нынче пошел. Кикиморы сказывали, раньше добрый молодец полбочонка не хмурясь выпить мог, а теперь с четверти замертво падает. Все никак не могу решиться кикиморам страшную истину поведать – бочонки-то в старину разов в десять меньше по размеру были, нежели нынешние. Технологии кузнецкие, дерево мореное и все такое – вот бочки и стали делать больше.
– И чего стоим, кого ждем? – поинтересовался возникший рядом кот Ученый.
– Нет, ну ты видел что удумали, а? – не сдержалась я.
– Он нет, а я видел, – каркнул с крыши Мудрый ворон. – Дело так было: они по плану одну ловушку вырыть должны были да недогляд случился – копатели сначала приняли на грудь, да так, что ровно стоять смогли, только на лопаты опираясь, а потом как разошлись – три лишние ямы закапывать пришлось, так они под шумок те три лишние закопали, а четыре новые выкопали. Сейчас пятую роют.
– Ироды! – Я аж за сердце схватилась. – Да где ж это видано, в моем лесу да погост устраивать?! Тут не место для последнего пристанища!
– Другое удивляет меня, – кот Ученый задумчиво почесал когтем под мордой, – сколько же заплатили им? Видать дорого. У копателей с погоста как оно – за могилу плата вечная, неизменная, пять медяков. И вот как получается – коли больше заплатили, у мужиков-то в голове оплачиваемое количество ям тут же складывается, дескать надо столько-то, и точка. Может, обождем? Уж самому интересно, что из этого уравнения выйдет-то.
– Все бы ничего, арифметика вещь увлекательная конечно, только вот они МОЙ лес копают! – напомнила я.
– Так закапывают же за собой, – выдвинул аргумент кот Ученый, мой наставник по части научной.
– Закапывают али не закапывают – без разницы. Лесу-то, почитай, все равно вред, – высказался Мудрый ворон, мой наставник по мудрости.
– Все, я злая! – заключила я, разворачиваясь и уходя в избу.
И такая злая была, что дверью хлопнула со всей дури… и зря я так, изба-то у меня древняя совсем, ветхая.
– Ой, и весело сейчас всем нам будет, – протянул, мурча, кот Ученый, думая, что не услышу.
– Главное, чтобы леший не вмешался, – вставил грибовик, судя по голосу, он уже из-за деревьев под лестницу переместился.
– Не вмешается, далеко он, да делом занят, – прокаркал Мудрый ворон.
В общем да, в нашей компании только один леший и мудрый, и умный, и сдержанный, и суровый, и вообще ему за нас, почитай, завсегда стыдно, но нас всех это почему-то никогда не останавливает.
– А чем пугать будешь, Весь? – повысив голос, поинтересовался кот Ученый.
– Собой! – рявкнула я.
– Сурово, – каркнул ворон.
– Ой-ой… побегу нашим расскажу, – спохватился грибовик.
– Сорок оповести, – начал мудро наставлять Мудрый ворон.
– Кикимор зови, – умно протянул кот Ученый.
«Книги пришли про любовь любовную и страсть страдательную. Забери, пока леший не увидел», – прошелестел на волне лиственного шума дуб Знаний.
Так и живем!
Одно радует – чаща Заповедная сейчас тоже с лешим, так что повеселимся. Уж так повеселимся, что не поздоровится. Причем не нам.
И завершив приготовления, я распахнула жалобно заскрипевшую дверь и шагнула из избы.
И хороша я была. Уж так хороша, что Мудрый ворон клюв от восхищения раскрыл, а с деревьев белки попадали.
Но все испортил кот.
– Ты нос забыла, – меланхолично зевнув, сообщил мой Ученый.
Как забыла?
Подняв руку, прикоснулась к лицу и поняла, что таки да – забыла. Пришлось возвращаться, а это очень плохая примета. Нет, я не суеверная – но сначала могильщики, теперь вот вернуться пришлось, не к добру как-то.
Вошла в избушку, подошла к зеркалу и обнаружила нос, забытый в пудре темно-зеленого цвета. Как упустила – ума не приложу, я же с него обычно всю маскировку начинаю. Что-то день сегодня… странный какой-то. И предчувствие странное. Не нравится мне все это.
Нацепила страшный крючковатый нос на место, лицо дополнительно от души зеленой пудрой припудрила, на руках перчатки в виде крючковатых пальцев с когтями поправила. На голове радовал мой лично взор косматый парик, поверх него шла остроконечная, черная, поганками поросшая шляпа. Поганки сама растила, и выросли они знатные, на зависть самым замшелым пням. Поверх стандартного грязного плаща, вконец страшный натянула. Так, на всякий случай. Я на него мухоморы и плесень лично крепила и магией зашивала, по плечам вообще здорово получилось – седой такой мох, с пауками. Пауки не живые, не изверг же я над живыми так издеваться, но так-то издали не различишь. Не часто я это все надеваю, но это ж надо было придумать, заявиться ко мне и в моем родненьком лесу ямы копать без спросу, без разрешения. Совести у них нет!
И подхватив клюку, я зашагала легко и весело навстречу неприятностям – ждут ведь, как же не прийти.
* * *
Не доходя до места действия, пришлось остановиться и не то чтобы дух перевести, а скорее, чтобы спокойствия хоть немного обрести. Сваты с женишком за дюжину могил заплатили, не меньше! Потому как разошедшихся копателей с погоста уже погнали взашей, но мужики попались ответственные и, отойдя шагов за двести от поляны, размялись, скинули кожухи, взялись за лопаты и…
Треснув клюкой оземь, мигом перенеслась к этим индивидам чрезмерной ответственной и повышенной работоспособности и восстала прямо перед ними, на пути вырывания очередной могильной ямы.
Дальше была беззвучная сцена. Я молча развела руками, намекая на то, что «Мужики, а вы не охамели?!». Мужики же посмотрели сначала на небо, удостоверились, что как бы не сумерки вовсе, а вполне себе утро, потом уже с удивлением воззрились на меня.
– Упыриха? – сиплым прокуренным голосом недоуменно спросил глава могильной бригады.
– Ведунья. Лесная, – сообщила я, пребывая в ярости.
– Такую не знаю, – признался главный копатель, почесав затылок. – Но голос молодой, звонкий, стало быть, девка обычная.
Это я-то обычная?!
– Токмо страшная очень, – добавил он же. – Сходи, умойся, что ли. А еще нос у тебя кривой.
Чуть клюку не обронила. А потом вспомнила – амулет голосоизменятельный активировать забыла. Нет, ну денек сегодня явно не задался.
В общем, амулет активировала, нос поправила и прямо спросила:
– Бежать хотите быстро или очень быстро?
И на сей раз от гласа моего даже листва затрепетала. А мужики ничего, переглянулись только, кожухи свои поподнимали, отряхнули старательно и обстоятельно, на себя надели, да и главный сказал:
– Зачем же бежать? Так и вспотеть недолго. Так дойдем, потихоньку-помаленьку. Потихоньку оно завсегда верней, чем по лесу сломя голову нестись. Да и лес ведь заговоренный, даже ведунья лесная есть…
И тут мужики, а было их семеро, на меня воззрились повторно. Сообразили, наконец.
– Брысь! – прошипела я, ударяя клюкой оземь и открывая им тропу короткую, что сразу из лесу моего вела.
А то мало ли, вдруг еще шагов через двести у них опять ответственно-копательный инстинкт проснется.
Но не тут-то было. Мужики взяли и… обиделись.
– Да ты чего, ведьма лесная? Мы тебе что, котейки приблудные, что ли?
– Хм, – нос опять поправила и добавила зловеще: – Ну это не я, это вы сами придумали!
И смело магией этих любителей дел лопатных под их изумленное междоусобное мяукание. Может, и не котейки, конечно, но до полуночи окромя «мяу» ничего сказать не смогут. Ибо нечего в моем лесу ямы копать да со мною же спорить!
И вот восстановив справедливость с копателями, я пошла разбираться с их нанимателями.
* * *
Вообще разбираться ни с кем не хотелось, хотелось к дубу Знаний, книги забрать да в избе схоронить, чтобы уж потом, опосля всех дел лесных, посидеть с чайком и свечкой, почитать на досуге, отдохнуть там.
Но, увы!
Так уж вышло, что у нас, ведуний лесных, имеется кодекс гостеприимства. Перекочевал он к нам не то чтобы очень давно, я лично вообще по сей день понять не могла, зачем оно нам все вот это, однако же кодекс обязывал принять гостей с почестями. Нет, никаких в избу пустить, накормить, в баньке попарить уже не было, не прошлый век, но вот уважение проявить, принять, дары как минимум посмотреть – этот кодекс обязывал. Жаль гостей больше не надо было кормить, а то я по первости и пирог из свежей зелени с гусеницами живыми да отборными, и земляной пирог с червячками довольными, и салат из мухоморов с поганками с большим удовольствием готовила. Червячки с гусеницами сами приползали, порой под шумок к ним и змеи примыкали: повеселиться это каждый завсегда рад, и не важно, насекомое ты или иное ползучее существо, чувство юмора оно всех объединяет. Но полгода назад правила приема гостей в Заповедных лесах изменились, только вот являться все равно было обязательно.
Ну я и пошла, куда деваться-то.
Шла мрачно и решительно, во-первых, за могилы было обидно, во-вторых, весь день мне, гады, испортили. И, в-третьих, не надо в мой лес лезть, когда у меня настроения нету! А у меня его уже нету!
«В кустах малины схоронилися», – прошептал мне ветер.
Это в тех, откуда самый лучший вид на могучий дуб, под коим ловушку вырыли? А, вижу-вижу, и яму, травяным настилом покрытую, и пень, откуда-то приволоченный, на коем бусы рябиновые, бусы черные каменные, бусы белые жемчужные. Не поскупились на подарки. И на ямокопателей не поскупились тоже… Ну да ладно, с могильщиками разобралась уже, теперь можно и на заказчиков позлиться.
– Кхе-кхе, – начала я, приблизилась к третьему повороту от могучего дуба. – Ой, чую-чую, духом человечьим пахнет…
И тут у меня глаза заслезились. Здесь духом-то человечьим не просто пахло – разило, да так, что и с ног сшибить могло! По ходу они тут не только могильщикам от души наливали, но и сами делу питейному оказались не чужды. Причем, судя по перегару, пить со вчера еще начали, то есть… Опытные, что ли?
Тут все дело вот в чем – у короля нашего Полесского, чтоб его приподняло да и бросило, и разов так двадцать, планы появились завоевательные. И так он к этому делу страстно подошел, что позаканчивался быстро мужик военный, вот король за невоенных и взялся. И коли старший сын – того в покое оставляли, на развод так сказать, в смысле для разведения, чтобы не кончились парубки-то, а то военных планов у короля было лет так на тридцать вперед, так что он на будущее думал сразу. А вот сыновьям вторым, третьим и так далее, тем следовало явиться по месту сбора и отдать дань отечеству, только знали все, что монарх у нас к делу военному неприспособлен, воинов своих не бережет, а еще скуп до неимоверного – порты и то под расписку отдает, а жалованье так вообще не платит. В общем, не желал люд честной идти на войну, ну никак не желал. Думал король, думал и вот что придумал: «А те, кто ведьм обученных в жены возьмет, от военной службы освобождаются».
Обученные ведьмы закончились очень быстро, и в основном путем переселения в иные, менее матримониально настроенные королевства.
И тогда король новый указ издал:
«А те, кто дев водяных в жены возьмет, от военной службы освобождаются».
Вообще расчет монарха был на то, что простой люд смекнет, что уж лучше на войну, чем такой брак, но король просчитался, и сильно. Потому как, с одной стороны, мужики предпочли русалок военным походам, а с другой стороны – водяным дело сие не понравилось, и пару недель король, решивший случайно в озере городском искупаться (ну случайно очень переброшенный через то озеро мост каменный прогнил и поломался, совсем случайно), радовал подданных двумя внушительными синяками на все лицо. Водяные ребята суровые, их вообще лучше не злить.
Закон про дев водяных изменен был в тот же день, пока еще глаз второй, которому меньше досталось, не заплыл у короля. Но потом-то его монаршество давай дальше думать. И вот ничему его жизнь не учит, вообще ничему, и издал он такой закон:
«А те, кто дев лесных в жены возьмет, от военной службы освобождаются».
А нас, лесных ведуний, мало того что мало совсем от природы существует, так еще и доброму большинству из нас лет за сотню как минимум. И, казалось бы – кому на старой карге жениться захочется, но, увы, желающие нашлись. Не из простого народу, те здравомыслием отличались, а вот вторые сыновья помещиков, баронов и прочей знати здраво рассудили, что жена не стена, можно и подвинуть, благо денег на полюбовниц хватает, и давай хватать дев лесных, даром что столетних.
И деваться-то нам некуда особо – кодекс гостеприимства тех, кто по правилам пришел, обязывал нас явлением своим уважить да дары хотя бы посмотреть, а дальше уже можно было от ворот поворот, за шкирку вышвырнуть прочь, клюкой погнать тоже можно… Но суть-то в том, что простой люд так прогнать-то можно было, но эти-то приходили с магами. И вот тут-то начиналось…
Ладно я, я злые намерения за версту чую, а обычным хозяйкам леса приходилось несладко. И дары бывали зачарованными, и бусы обращались кандалами, и платки падали сетью, ноги сковывающей. А дальше путь недолог – убежать из лесу Заповедного завсегда проще, чем в него зайти, если лесную ведунью схватить удастся.
Но это ведунью обычную, а меня лучше не злить. А они разозлили.
И я вышла из тени дуба, одним шагом, медленно и страшно. А за мной тьма лесная сгустилась, образ дополняя. Ой и страшна я была, а уж зла-то как!
И тут из кустов раздалось:
– А это точно морок или она и вправду такая страшная?
– Это морок.
Голос второго был надменно-презрительным – явно маг. Недовольный тем, что вынужден в этой затее участвовать, но явно плата была хороша, вот и сидит покорно, и даже отвечать соизволит. Видать, действительно много ему золота отвалили.
– А можете морок-то… ик… снять, а то зело страшная, а мне ж ее у алтаря целовать придется, – голос был совсем молодой, и язык заплетался.
– Я не раскидываюсь силой по мелочам, – раздраженно ответил маг, – и да – это, как я уже и сказал, просто морок.
– Чем докажешь? – раздался низкий баритон.
И он мне каким-то знакомым показался.
Маг выругался, помянув тварей Сумрака, и отчеканил:
– Лесные ведуньи тоньше раза в два. Они питаются травой, ягодами, плодами и кореньями. Данная же… особь, судя по объему плеч, определенно любит поесть. Так что морок, и без вариантов.
Травами да кореньями – ага, уже. Я, может, и пирожки уважаю, и булочки жалую, и в целом поесть очень даже люблю.
И подправив амулет, меняющий голос, я коварно прошамкала:
– А еще магов люблю, до хрустящей корочки прожаренных.
В кустах стало тихо.
– Она нас слышит? – вновь знакомый баритон.
– Нет, – но у мага определенно начали сдавать нервы, – это – лесная ведунья, она не способна…
– И еще как способна, – шепотком листвы малинника встряла в его речь я.
Стало совсем тихо.
– Ой чует мое серденько – не морок это, – заныл вьюноша явно женихательной сущности.
Презрительно фыркнув, маг вскинул руку, и раздался сухой щелчок.
Пахнуло озоном. В лесу как-то сразу посвежело, как после дождя. Тьма за спиной моей рассеялась, через ветви деревьев проглянуло солнышко и все восхитительные детали образа моего волшебственного подчеркнуло. Вообще все. От носа зеленого до зеленых кистей рук с черными загнувшимися когтями.
– Не понял, – потрясенно сказал маг.
Снова вскинутая рука, снова щелчок пальцами ухоженными, озоном опять пахнуло. Прям не погодка, а красота – я аж полной грудью вдохнула и, шляпу кокетливо поправив, протянула издевательски:
– Да что ж ты так надрываешься, милок? Красивая я, красивая. Красота прям неписаная, али не видно тебе? Так иди ко мне, родненький, зрение подправлю. Клюкою. С размаху. Сначала один глаз, опосля второй. Физическая терапия называется, очень штука полезная, тебе понравится.
Ухоженная рука с отполированными ногтями медленно втянулась в малинник.
– Это не морок! – в ужасе выдохнул маг.
Естественно не морок, я что, зря, что ли, нос себе этот лепила, пудру мшистую закупала пудом цельным? Я, кстати, вместе с пудрой соль себе купила, тоже пуд, так соли еще на три года вперед, а пудра уже заканчивается. Вот что за времена настали?
– Как не морок? – пробасил кто-то знакомый.
– Э-э-э… – раздалось в кустах потрясенное от явно прозревших и протрезвевших, и, судя по голосам, их там собралось больше, чем могилокопателей.
– П-п-папа, – проблеял явно женишок мой.
– Это какая-то неправильная лесная ведунья, – решил не терять авторитетности маг и потому сделал такое вот авторитетное заявление. – Вы мне оплачивали захват стандартной ведуньи, а эта…
«Магов любит, – зашептали ему кусты малинника, – особливо ухоженных. Ой, как любит. И не только есть…»
В следующее мгновение маг без слов рванул прочь, теряя на ходу белобрысые патлы, под которыми обнаружилась вполне себе внушительная проплешинка. А маг, не способный нарастить себе волосы, это нечто невероятное, и потому делаем закономерный вывод – от стрессу облысел, причем вот только что.
– П-п-папа, я передумал, я на войну пойду! – заявил кандидат в мои супруги.
Ну вот, совсем другое дело.
Коварно усмехнувшись, я носом повела, а нос у меня был ого-го – пятый по номеру, самый здоровенный в моей коллекции, почти в локоть длиной, и двигался он так, что самой в зеркало смотреть страшно было. Затем рукой когтистой косму зеленую поправила кокетливо да и голоском игривым прокаркала:
– Ой, а кто это там такой молодой да пригожий?
В кустах кто-то дернулся, икнул испуганно и задал стрекача не как маг, красиво виляя и проявляя явную сноровку в деле исчезновения с места возникших трудностей, а прямо напролом, через кусты и травы, невзирая на то, что тамочки, между прочим, заросли крапивы были, да еще дальше тоже росла малина дикая и не в меру колючая. Но будем честны – отборная! Сама сажала!
И загордилась собой по праву, когда раздались вопли сначала мага, который в малине опасности не заприметил, а потом и того, кто этого самого мага снес не глядя и рванул далее, продолжая орать, но все равно не останавливаясь ни на миг.
То-то же. А то, понимаешь ли, приходют без спросу, без приглашения, могилы всяческие копают, планы поженительные строют. И никакого тебе уважения к хозяйке леса Заповедного.
Однако вот мне все же стало любопытственно – кто ж там так споро улепетывает, ни крапивы, ни малиновых кустов не убоявшись?
Прикрыв глаза, ударила клюкой оземь да в птицу вспорхнувшую перенеслась на миг, глазами ее свысока взглянула – улепетывал сын барона Коварда. Первый парень на деревне… тьфу ты, в смысле в городе. Плечистый, румяный, волосы что пшеница спелая, глаза как васильки луговые, девки от вида его сами к ногам его падали, да только вот незадача – наследником Осол Ковард не был. Был он сыном младшим, а соответственно наследства лишенным, и потому светила ему либо служба в армии королевской, либо – «А те, кто дев лесных в жены возьмет, от военной службы освобождаются». Вот для таких я и наряжаюсь так, что опосля мужикам уже и черт не страшен. Зуб даю, накладной который, что от сегодняшней встречи с «прекрасною девою лесною» уже поутру баронов сын сам радостно в армию сбежит.
– М-да, – раздалось в тех же кустах озадаченное от барона, – у меня теща и то симпатичнее будет.
– Моя в сравнении с этим вообще красотка, – с видом знатока заявил его верный оруженосец, он же и глава стражи.
Приятно, когда твои старания так высоко ценят! Просто у барона теща – ведьма. Как есть ведьма, и нос у нее, в отличие от моего, вовсе не накладной.
Отпустила я птицу верную, снова в тело свое вернулась. Оценила обстановку задумчиво да клюкой оземь ударила. От удара моего схлопнулась ловушка, сгорели сонные травы, сватушками запасенные, да к моменту, когда голодное магическое пламя рычать перестало, уже неслись прочь «охотнички по невесту», мчались во весь опор, едва поднявшегося мага снова снесли, но баронского сына все равно не обогнали – быстро бегает парень, этот даже в пехоте не пропадет. В итоге маг убегал последним, теряя волосы, амулеты, сапог один и даже кинжал. А мне такого добра не надоть – вернула все, украсив цветочками и добавив записочку: «Вертайся назад, милый, ужо я тебя пацалую…»
Опосля такого маг совершил знатный рывок и красиво обогнал Осола Коварда – оба были хороши, на ветру словно грива и хвост развевались волосы да ошметки изорванной одежды. Загляденьице!
Под дубом со смеху катался грибовик, довольно усмехался кот Ученый, каркнул издевательски вслед «сватам» Мудрый ворон, сойки пересмешницы с сороками переругальщицами гнали войско женихательное до самой опушки леса. Один не в меру добрый волк пытался вернуть магу мое послание, видать, думал, там что-то для мага важное, а потому невдомек ему было, с чего вдруг этот, к которому лесной зверь со всей душой, между прочим, отнесся да помочь решил, вдруг завопил и побежал вообще быстрее ветра.
Славненько вышло, прям душа порадовалась.
Постояла, с улыбкой насмешливой поглядела вслед убегающим и вдруг ощутила, что по самой кромке моего леса Заповедного обоз идет. Идет крадучись, но правила соблюдая – одной ногой по тропе, хоть и тайной, но той, что путникам посвященным открыта, второй – по границе человеческих земель. Шагают, покоя леса не нарушают, веток не ломают, оленя, на тропу вышедшего, не тронули… контрабандисты, значит.
Коснулась дерева ближайшего, открывая заповедную тропу, да и пошла прямиком к гостям незваным, но уважительным и к моему появлению определенно готовым.
* * *
Обоз вел Савран, сын Горда-кузнеца, он знал меня и как вести себя знал тоже, а потому, едва я шагнула на тропу перед обозом, тут же подал сигнал всем остановиться, стражам луки опустить, мечникам мечи в траву кинуть, пленникам не двигаться.
– Здравствуй, госпожа ведунья лесная, – засуетился Савран, раскладывая на траве кошель с золотом, кинжал костяной, зеркало ручное, в серебро закованное, мешочек с жемчугом морским – дорого откупался, ой и дорого. Слишком дорого.
Странно это.
– И тебе не болеть да здравствовать, Савран-купец, – вновь активировав амулет искажения звукового, произнесла грубым страшным голосом, вглядываясь в клеть с невольниками.
Хотя как сказать «невольники» – тут практически все и всегда по своей воле были. На услужение они шли. К западу от леса моего Заповедного через море Кипенное лежали земли жен суровых, что и нож, и меч держали уверенно, да мужчины их не меньшей суровостью отличались и о покорности речи среди мужей не шло. Среди жен тоже. Потому и возил Савран живой товар туда, где платили за него высокую цену, где юноша становился мужчиной мягким да покладистым и жил в роскоши, не трудясь от зари до зари на пашне или у горна, да и в армию на убой идти уже не надобно было.
И казалось бы, выгода всем и во всем. Но поменялось все после новых указов короля. Его-то понять можно – такие, как Савран, отбирали лучших – молодых, здоровых, крепких, что и в нашем королевстве требовались как воздух, особливо ввиду военных амбиций правителя.
– Все рабы по воле своей, госпожа ведунья, – с поклоном сказал Савран.
Да голос его дрогнул.
Лжет, стало быть.
Странно, совсем странно. И откуп слишком дорог, и лжет мне Савран вообще впервые, и самому ему этот факт неприятен очень. Савран – купец честный да совестливый, а вот сейчас, почувствовала я, на душе у него груз тяжкий. И нечисто явно дело с рабами, надо бы проверить.
– По своей воле, говоришь? – переспросила я да и шагнула к обозу.
Странно, за последние пять месяцев первый обоз, что до моего леса дошел, так-то их обычно на полпути ловили да разворачивали. С чего тогда этих не тронули, а?
– По своей! – воскликнул торопливо Савран.
Да поздно было, заподозрила уже ведьма неладное.
– По своей? – переспросила, мерзко подхихикивая.
И саму от мерзости голоса передернуло – хороший у меня амулет искажения звука, самое то для зеленомордой старушенции с зеленым самоподвижным носом, но от смешка магического даже мне порой жутковато становится.
Горбясь больше для порядку и образу, меньше за счет того, что так видно было лучше, прошла вдоль обозов с тканями да украшениями. Дошла до клети с вьюношами да и начала просматривать каждого в отдельности. Хороши молодцы – статны, высоки, плечисты, на меня глядят с любопытством и настороженно, но мысли у всех светлые – о будущем в достатке, о женщине, что на себя заботы трудовые возьмет. А еще о том, что в Замории женщины красотой славятся, и о том, что за каждого Савран хорошие деньги их семьям оставил, он честен в этом плане, и не придется парням теперь на войну идти, на погибель верную… Да только, отчего же вас, молодцы, до самой границы-то пропустили? Да еще не самоходом разрозненным, а вот так, обозом цельным? Странно это. Ох и странно. Савран умен, троп много знает, но даже для него это слишком большая удача, чтобы быть просто случайностью.
А потом я увидела его.
Впрочем, нет, его самого не сразу. Сначала тень, мрачную клубящуюся тень несправедливости чудовищной, что нависала над ним будто туча грозовая, что отравляла его, словно яд смертельный, что порвала его душу и сковала руки. Несправедливость стала приговором его. Несправедливость жуткая, даже в груди что-то сжалось болезненно.
А мужчина… Самый страшный из всех оказался. Худой, изможденный, шрамами многочисленными покрытый, и даже взгляд на меня не поднял, словно в целом утратил интерес ко всему окружающему да безразличие обрел как у покойника. Будто труп уже, только жив вот еще, да вряд ли его это радовало. И сдается мне, наложил бы он на себя руки давно, только в отличие от остальных пленников – рабский ошейник на нем уже был, и не простой, а активированный, стало быть, и амулет подчинения имелся.
– Пропусти нас, госпожа лесная хозяйка, – взмолился подошедший Савран, – корабль ждет, да и юношей от участи страшной спасаю, ведаешь ведь.
Ведаю, да. Многое ведаю. Ведаю даже то, что за мужчиной этим, на умертвие походящим, беда идет. Беда страшная, беда гибельная. И кровь прольется. Много крови. Беда… я на губах ее вкус ощущаю, как чувствую и вкус смерти стоящего рядом со мной сына кузнеца. Смерть ты везешь, погибель свою, Савран сын Горда, да родным твоим кончину страшную в дар чудовищный уже оставил.
Но и сам пленник опасен. Уж не знаю чем, навроде как гибель его ждет да гибель скорая, и сил у него с каплю дождя моросящего – едва-едва на вдох-выдох хватает, а менее опасным мужик от этого почему-то не кажется. Да и за жизнь свою заставит заплатить дорого, уж не ведаю как, но чую отчетливо – этот заставит.
И может, стоило бы оборвать жизнь раба этого здесь и сейчас, нетрудно ведь: ядовитые шипы призвать, удар незаметный нанести – и не будет той опасности, что раб с собой несет, да только… несправедливость и так над ним. Жгучая, жуткая, невыносимая несправедливость. И не знаю я, в чем обвинили его да за что приговорили, но подкуплены были судьи, солгали свидетели – не было вины на рабе этом. Не было ее.
И что же выбрать – беды избежать малой кровью или исправить несправедливость? Истинная лесная ведунья выбрала бы убийство. Да только я не просто лесная ведунья, я – ведьма. А ведьма завсегда за справедливость стоит.
Иэх, была не была!
– Пропущу я тебя, Савран, – проговорила, в раба вглядываясь, – и пропущу, и на тропу тайную выведу, так что у корабля своего через час будешь, да только… я, знаешь ли, женщина, мужчину хочу.
И пленники, что с интересом меня разглядывали, в едином порыве назад отпрянули, явно не горя желанием становиться моими мужчинами. Всех проняло – даже этот, с глазами, застеленными пеленой ненависти, голову поднял да на меня так посмотрел, что идея с шипами ядовитыми единственно верной показалась, единственно правильной.
– Помилуйте предки! – испуганно отшатнулся от меня Савран.
– Хе-хе, – мерзко шепелявя, похихикала я.
И передернуло пленника. На меня он теперь смотрел не с ненавистью – напряженно скорее, словно почувствовал, какого «мужчину» старая карга выбрала.
– Да как же?! Я неволить не смогу, а самолично не пойдет никто, госпожа леса хозяйка, – растерянно пролепетал Савран.
– Этот пойдет. – Я указала крючковатым пальцем с жутким черным когтем на пленника. – Ты мне амулет подчинения дашь, он и пойдет. Не так ли, Савран?
