Kitabı oku: «Мой покорный пленник»

Глава 1

– Мы отпустили всех пленных, но… – надзиратель Джереми шаркнул в дверях, замялся, подбирая формулировку. – Есть проблема. Один парнишка. Он отказывается уходить.

Слова мужчины прозвучали нелепо. Я подняла взгляд и удивленно уточнила:

– В каком смысле?

– Мы открыли камеру, сказали, чтобы сматывал, но он отказался уходить без своих писулек. Я ему намекнул, что взять он сможет только голову и ноги в руки, но он уперся, вцепился в бумажки как в маму родную. Что делать, мэм? Отобрать бумажки и выбросить за шкирку? Немного отлупить за плохое поведение?

Интригует, кто смог ввести в ступор Джереми.

– Приведи его в допросную.

Неужели, пленник поехал умом? Мы старались содержать их в чистоте, поить и регулярно, пусть и скудно, кормить. Наказания были крайней мерой, лишь для особо буйных. Парнишка не выдержал? Спустя полтора года заточения отказался от свободы? Бред!

Охранники втолкнули пленника в квадратную безликую комнату, невысокого бледного мальчишку. Он до белых костяшек прижимал к груди стопку серых листов. Худой, в ветхой тонкой рубашке и потертых растянутых штанах, волосы цвета ржи спутаны и засалены, взгляд смиренно опущен. Жаль, что война так обошлась с ним. Со всеми нами.

Я получше уселась на единственном стуле, положила ногу на ногу.

– Ты свободен. Уходи домой, – коротко и громко обратилась к пленнику. – Война окончена, и мы не собираемся держать тебя дальше.

Плечи парнишки объяла мелкая дрожь, он перехватил бумаги и упрямо выставил лоб.

– Мне не дают уйти, – тихо проговорил он, его голос шелестел неуверенно, будто готовый сорваться с ветки высохший дубовый лист.

– Если ты говоришь про бумажки, то им действительно нельзя уйти. Кто знает, что ты там понаписал, что услышал от случайных разговоров или разведал от других пленников. Мы не готовы так рисковать и разбираться в твоих каракулях тоже. Кстати, как вообще к нему попала бумага и карандаш? – я с укоризной посмотрела на Джереми.

Надзиратель встрепенулся, вытянулся в струнку.

– Он… он хорошо себя вел. Был тихим, ни разу не нарушил правила. Кэрри решила, что можно дать небольшое послабление… Это… Это – моя ошибка, мэм! Я сейчас же выкину его за стену!

Пленник вскрикнул, дернулся от рук надзирателя, словно от объятий пламени, прямиком ко мне. Я успела испугаться, но не подала виду, осталась на месте, наблюдая, как парнишка с глухим стуком упал передо мной на колени и низко опустил голову. Джереми бросился наперерез, но я остановила его жестом.

– П-пожалуйста… Там нет никаких стратегических данных, ничего о вашей армии или о ключевых объектах. Ничего о ваших технологиях. Я клянусь! – затараторил пленник. – Если вы хотите, можете проверить! Посмотрите сами! Я клянусь вам! – и не поднимая глаз боязливо протянул стопку мне.

Я с любопытством посмотрела на покорную макушку, на исписанные небрежным почерком листы.

– Тогда что в них?

– М-мои мысли… – вот-вот прорезавшийся голос осунулся и стих.

– Мысли? – переспросила я с нескрываемым сарказмом.

Пленник укололся им и вновь прижал стопку к груди.

– Пожалуйста. Я не уйду без них, – в тоне проступила твердость и низкие урчащие ноты, звуки зверя, защищающего добычу.

– А я не отпущу тебя с ними, – по какой-то причине мне и самой не хотелось лишать паренька его… “мыслей”, а пыл, с которым он отстаивал их, разжигал все больший интерес. – Ну? Что будем делать?

– Тогда я останусь в камере.

Предложение пленника поразило, заставило сердце дрогнуть. Ради бумажек он готов оставаться в неволе? Вместо того, чтобы отправиться к близким, к родным, может быть, девушке, которая ждет его с фронта? Вместо нормальной пищи, удобной кровати, горячей ванны?

– У нас здесь – не пансионат. Я не собираюсь тебя кормить и охранять. Или ты забыл, что здесь делаешь? Ты воевал против нас, убивал наших солдат! Ты…

– Я буду работать, – оборвал меня, возразил быстро, но сдержанно. – Дайте мне любую работу. Самую тяжелую и грязную, какая есть. Я буду полезен. Буду трудиться столько, сколько нужно. Дайте мне всего месяц, чтобы я смог закончить рукопись.

Сбил с толку второй раз. Заставил задуматься. Его намерения серьезны. Он готов терпеть лишения и помогать врагу из-за кипы бумажек. Где предел? Насколько они ему важны? Готов ли он отдать за них даже жизнь?..

Джереми отрицательно качнул головой, покрутил пальцем у виска.

– Месяц?

Надзиратель активно замахал руками, всем видом выказывая позицию “против”.

– Может быть, полтора, – непоколебимо заметил пленник.

Я усмехнулась.

– Спасибо за честность.

– Прошу. Мэм. Обещаю, что буду полезен. Поручите мне что угодно. Я отплачу за ваше милосердие сполна.

Необычный парень. Странный. Примечательный. Я наклонилась к нему, схватила за подбородок и заставила поднять голову, взглянула прямо в его бледно-зеленые упрямые глаза. Да, их стоило скрывать. Острые, пронизывающие, цепкие. Я загляделась на них, на уголки скул, на округлость нежно-персиковых губ, на прямую линию длинного узкого носа. В животе что-то на мгновение сжалось, теплой дымкой пронеслось по телу, разошлось волнами приятной истомы и тут же исчезло.

– Что угодно?

Его зрачки шевельнулись, попытались найти на моем лице подсказки. Нашли ли?

– Что угодно, – глухо подтвердил он.

– Посели его в ратушу. В комнату ожидания суда. Убери всю мебель и поставь кровать. Не очень       узкую. И проверь водоснабжение, – приказала Джереми.

– Вы не пожалеете, мэм, – тут же отозвался пленник, и по его губам впервые скользнула робкая улыбка.

– Ах да, и не забудь его помыть.

Глава 2.1

Из груди вырвался усталый вздох. Эти накладные и отчеты никогда не кончатся. Восстанавливаться после войны очень болезненно, раны города заживают не скоро, некоторые начинают чесаться, некоторые еще предстоит зашить, а лечение назначать мне. Каждый день – решения, решения, решения. Куда потратить ресурсы, и где поберечь, куда направить людские силы, и где проще оставить разруху до лучших времен. Спасибо, папа, что научил меня справляться с обязанностями, хоть и со скрежетом, хоть и до поздней ночи.

Я потянулась, встала из-за стола. Надо бы пойти спать. По коридору, на первый этаж, мимо комнаты, где обвиненные раньше ждали решение суда. Джереми доложил еще днем, что пленник переведен. Выставили одного охранника на всякий случай. Посмотрим, как будет себя вести. Зайти к нему?.. Узнать, доволен ли он? Не поздно ли?

В конце концов, он – мой должник. Нечего перед ним расшаркиваться. Хочу взглянуть – и взгляну. Потревожу его сладкий сон.

– Открой дверь, – попросила у охранника. – Оставайся снаружи. Заходи в крайнем случае, если крикну.

Тот кивнул и отпер дверь увесистым темным ключом, пропустил меня.

Внутри новой “камеры” пленника горел свет. Одна тусклая лампа на проводе без абажура.

Парень тут же вскочил с кровати, не одинарной, полуторной, заправленной белым свежевыстиранным бельем, встал от меня в паре метров, направил взгляд в пол. Не без удовольствия я отметила изменения в пленнике. Его переодели в новую рубашку и служебные брюки, побрили и даже немного подстригли. Ох уж, Джереми, ох уж, гуманист. Мог бы в довершение и на званый ужин пленника пригласить, отломил бы ему утиную ножку под клюквенным соусом и предложил ломоть хлеба обязательно с маслом.

– Ну как тебе новая обстановка? Не пропало вдохновение? – невольно поддела парня.

– Не волнуйтесь. Это – все еще тюрьма, – сдержанно огрызнулся в ответ, но я не обиделась, заметила на подоконнике решетчатого окна стопку бумаг.

– Как тебя зовут?

– Калиф.

Имя, которое не услышишь в наших краях. Чужак.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать.

Надо же… Дала бы ему меньше. Думала – семнадцать или того хуже. Отправили мальчишку умирать.

– Вы – Маргарет, верно?

– Для тебя – мэм.

Оборвала дружелюбие парня тоном. Я – ему не подруга. Пусть помнит о своем месте.

– Да, мэм, – повторил послушно.

Мне понравилась его сговорчивость. Я одобрительно улыбнулась.

– Почему ты остался? Почему не поехал домой?

– Из-за рукописи.

– Хватит этой чуши. Из-за своих… “мыслей”? Разве тебя никто не ждет? Разве ты сам не хочешь       вернуться? Ты долго терпел лишения. Привык?

– Это не просто мысли. Все сложнее.

– Так расскажи. Я никуда не тороплюсь, – в подтверждение слов я села на край кровати и выжидательно посмотрела на парня.

– Не думаю, что вам будет интересно.

– Это не тебе решать.

Я еще раз внимательно осмотрела Калифа, его выразительные черты, треугольную фигуру, задела ответный взгляд.

– Когда я пошел на фронт, мне лишь недавно стукнуло восемнадцать. Все, что я хотел – это лезть девчонкам под юбки и пить эль. Но мир оказался куда сложнее. Мои рукописи – это то, что я узнал о нем и о себе.

– Автобиография? Воспоминания о беззаботном детстве?

Не найдя во мне понимания парень замолчал и опустил голову.

– Скольких ты убил?

Вопрос повис между нами свинцовой тяжестью.

– Одного, – наконец с усилием произнес он. – Я защищался. Когда понял, что он мертв, бросил оружие и убежал, – поиграл желваками и вновь обратил в мою сторону стеклянный взгляд.– Наткнулся на ваш отряд и сразу сдался.

Запятнал себя, но испугался, не захотел дальше впускать в себя черноту.

– Что еще ждать от мальчишки…

– Презираешь меня? – тут же с жаром откликнулся он. – За то, что не смог убивать дальше? Удивительно, как мало разницы по обе стороны баррикад…

– Не смей! – я прошипела сквозь зубы и вскочила с постели, поражаясь внезапной дерзости собеседника. – Я потеряла достаточно на этой войне. И не я ее развязывала. Я ее закончила! – шагнула грозно навстречу парню, готовая ударить за любое неосторожное слово.

– Дома меня никто не ждет, – продолжил он в мгновение ока вновь став безжизненно-ледяным. – Уверен, мое возвращение лишь разочарует родителей. Пусть думают, что я героически погиб. Они готовили меня к отправке на фронт словно к празднику, радовались, что я буду бороться с предателями, крысами, червями, по их мнению. А я увидел… другое.

Моя злость тоже схлынула, выпустила из тисков сердце. На мгновение передо мной предстал несчастный мальчишка, жизнь которого разломилась и рассыпалась. Соберет ли он ее заново?.. Сможет ли собрать?

– Жизнь жестока.

– Только не нужно меня жалеть. Я хотел того же, что и мои родители.

– И чего же ты хочешь теперь?

– Дописать рукопись и уйти.

– Ты не сможешь взять ее с собой.

– Тогда это станет уже не важно.

В комнате снова повисла тягучая тишина. Я тряхнула головой и усмехнулась.

– Мне кажется, тебе стоит вернуться к плану с девчачьими юбками и элем, а не писать талмуды. Ты потерял полтора года, но, по крайней мере, жив.

Обратилась к нему с сочувствием, не как к врагу, а как к человеку, но его ответ перечеркнул мои миролюбивые намерения.

– Боюсь, тогда вам придется надеть юбку и принести эль.

Зря. Я обожгла его грозным взглядом и, чеканя каждую букву, произнесла:

– На колени.

Глава 2.2

Пленник быстро осознал ошибку, испугался собственной заносчивости и мигом оказался на полу. Я быстро пнула его под дых, чтобы он лучше запомнил.

– Прошу прощения, мэм. Этого не повторится, мэм… – жадно хватая ртом воздух выдавил он.

– Правильно. Будь разумным мальчиком, если планируешь здесь задержаться.

Я грубо потянула пленника за волосы, откинула его голову, прошлась взглядом по раскрытым влажным губам. Его зрачки забегали в ответ, всматривались в выражение моего лица.

Гнев распалил, взбудоражил, пробудил темные стороны моего естества. С каждой секундой, с каждым мгновением, что я смотрела в глаза парня, моя ненависть приобретала все более странную извращенную форму. Снова это тянущее чувство…

– Ты – девственник?

Калиф задышал чаще, однако уже не от боли. Вопрос заставил его смутиться. Он не спешил отвечать. Его губы задрожали, готовясь что-то сказать, но ни одного звука так и не выпустили.

– На что ты готов, чтобы закончить рукопись?

Он понял, о чем я спрашиваю, понял мои намеки, словно пронзенный, он не поверил, занервничал, попытался ужиться с новой мыслью. Впрочем, я и сама не до конца осознавала свои намерения.

– Что вы хотите? – спросил осторожно, будто ступая на минное поле.

Этот испуганный взгляд, миловидное личико, невинная покорность, за которой он пытался спрятать собственные чувства. Навязчивое желание стало жечь меня изнутри, рвалось вопреки здравому смыслу, а гнев придавал ему силу. Под действием наваждения я продолжила говорить:

– Будешь развлекать меня после рабочего дня. Поможешь развеяться. Как именно? Думаю, мы разберемся.

Впилась бы поцелуем в его губы прямо сейчас. Но нужно сдержаться. Укрепить авторитет.

– Снимай одежду.

Калиф нервно сглотнул. Я отпустила его, отступила на шаг, освободила место для представления, предлагая ему начать. В груди клокотало, скрутило меня всю в плотный узел, ни вдохнуть – ни выдохнуть. Власть внезапно вместо тяжкого бремени показалась приторно-сладкой, дурманящей, будоражащей, необходимой каждой клеточке моего организма.

– Я мог бы…

– Раздевайся!

Жалкие попытки избежать своей участи. Неужели, он – правда девственник? В мои планы не входило стать его первой. Я наивно верила, что терять девственность нужно с любимым.

Пальцы Калифа дрожали на краях рубашки, сняли ее дерганно, несмело, делали много лишних движений. Следом стащили брюки, быстро, будто парень разом бросался в холодную воду. Под одеждой он совсем не такой, каким представлялся. Округлые плечи, полоска пресса, бурые соски на широкой груди, почти незаметная дорожка светлых волос уходит к паху, на бедрах проступают контуры мышц. Не похоже, что пленник растерял в неволе форму. Тренировался в перерывах от сочинительства?

– Снимай все.

Полумерами не обойтись. Он говорил “что угодно”. И мне угодно видеть его голым. Здесь и сейчас, полностью. Он сам виноват, что сумел меня спровоцировать, что дерзил, нарывался. Он сам виноват, что от его смущения у меня сводит скулы, что по спине бегут разряды, что между ног я становлюсь бесстыдно-влажной.

Калиф помедлил в надежде на мое снисхождение, но не дождался. Негнущимися руками снял трусы и тут же прикрылся. Дрожа от неловкости коротко переступил с ноги на ногу и облизнул губы.

– Снова встань на колени.

В этот раз опустился охотно, уже привычно.

– А теперь убери руки за спину.

Его лицо покраснело сильнее, стало пунцово-красным, тело напряглось, одеревенело. Он снова собирался заговорить, но передумал.

– Я жду.

Знаю, что заставляю его унижаться, что ломаю его, ставлю перед непосильным выбором. Сохранить рукопись и подчиниться? Или выбрать свободу? Я не тянула его за язык. Я дала ему множество шансов.

Дыша часто и шумно будто после пробежки Калиф сомкнул руки за спиной. Что я делаю? Зачем мучаю его? Он пригодился бы для помощи на ферме или ремонта домов, а я… я превращаю его в марионетку для утех. И хочу, чтобы он таковым и остался…

Его член не возбужден, густо покрытый курчавыми волосками вокруг, он не кажется ни маленьким ни большим. Аккуратный. Интересно, каков он в деле…

– Приведи его в чувство.

Новый приказ совсем не уложился в голове парня. Он заерзал сильнее, его глаза широко раскрылись от смятения.

– Я… я не…

– Представь девчонку, которую хотел трахнуть. Можешь потрогать себя.

Не ждала, что он справится. Потеряла над собой контроль, хотела увидеть еще больше растерянности на его лице, не просто вывести парня из равновесия, а сбросить с обрыва, нащупать его пределы, залезть под кожу. Что со мной?.. Я никогда не ощущала ничего подобного. Никогда не обходилась с людьми так нещадно…

– Если… если… – заикаясь произнес Калиф. – В-вы… п-покажете свою грудь…

И меня словно ударило током. Реальность ножом кольнула в сознание. Я поняла, где нахожусь, что делаю. Что творю с другим человеком. Чудовище!

Не выдержав мучительного стыда, я мигом выскочила из комнаты. Мне стало тошно, и я прикрыла рот будто меня действительно вырвет.

– Закрой дверь и никого не впускай, – рявкнула охраннику и бросилась вниз по лестнице, добежала до своей комнаты не помня пути.

Образ обнаженного Калифа засел в голове, маячил перед глазами, не отпускал. Я поняла, что изнываю от желания, что давно вся промокла от соков, что моя кожа горит и ощущает каждую складку одежды. Быстро и грубо я довела себя до разрядки. А затем второй раз.

Я испугалась. Поклялась, что больше со мной такого не повторится.