Kitabı oku: «Свенельд. Хазарский меч», sayfa 6

– Слуги мои верные, собирайтесь ворожить, судьбу пытать Ярдара, Ёкулева сына, – забормотала дева звезд, раскладывая дощечки перед собой. – Светлый месяц Владими́р¹⁷, зеленый дуб Троесил, и ты, святая земля-мать, скажите – истинно ли Олег киевский удачи лишился?

Она подняла разом все три дощечки и подбросила над шкурой. Они упали, Ярдар невольно вытянул шею. Белая сторона… черная… белая!

Ярдар ободрился: две белых дощечки на одну черную означали «да» – удача покинула того, о ком задан вопрос. Парит в невидимой вышине огненная птица-удача, ищет нового избранника.

– Светлый месяц Владими́р, зеленый дуб Троесил, и ты, святая мать-земля, скажите – придет ли удача к Ярдару, Ёкулеву сыну?

Она опять подбросила дощечки, и Ярдар подался вперед.

Черная щепка… белая!.. черная…

Он опять сглотнул, охваченный дрожью, будто облитый внезапно холодной водой. Только одна белая дощечка! Далеко от него удача, легко не дастся в руки…

– Светлый месяц Владими́р, зеленый дуб Троесил, и ты, святая мать-земля, скажите – ждать ли добра веденцам от раздора хазарского?

Белая сторона… черная… черная.

Ярдар взялся за горло, будто его душило что-то. В ушах звенело. Взгляд упал на лучину – тусклый огонек угас, дымок больше не вился.

Приговор произнесен.

Тонкая белая рука взяла погасшую лучину. Звездана встала на шкуре и стала вращаться в обратную сторону, приговаривая:

– Слуги мои верные, разбегайтеся, расходитеся, где вам место, там и сидите, добрым людям не вредите. На голове у меня солнце, на груди месяц, под ногами волк…

Повернувшись так трижды, она бросила лучину на кострище и сошла со шкуры. Ярдар все сидел, глядя перед собой и пытаясь сообразить, что же он услышал. Жребии выпали четыре раза белой стороной и пять раз черной. Плохо, но не совсем плохо. Они ведь могли выпасть черной стороной и все девять раз. Сейчас неудача лишь немного пересиливает удачу. Так может, еще не все пропало и можно развеселить хмурых судениц?

Ярдар поднял глаза и снова вздрогнул. Звездана исчезла, рядом с воловьей шкурой стояла Заранка и деловито заплетала косу. Дух сестры покинул ее, а платок, которым раньше закрывала лицо, она повязала вместо пояса, преграждая невидимым гостям доступ к себе.

– Что, хороши ли вести? – спросила она, словно не сама бросала черно-белые дощечки.

– Будто сама не знаешь? – Ярдар переменил позу на более вольную, вытянув одну ногу и опершись локтем на поднятое колено другой. – Видела же.

– Ничего я не видела. Не было меня здесь.

Ярдар хмыкнул, но возражать не стал. Может, она и правда не знает, что здесь нагадала… та, что приходила в ее обличии.

Но где же тогда была в это время сама Заранка?

Там, где обычно пребывает ее сестра?

– Четыре белых жребия выпало, черных пять. Не слишком добрые вести, как по-твоему?

Ярдар говорил почти небрежно – отважные витязи из древних северных сказаний пренебрегают дурными знамениями. Но в душе надеялся, что Заранка опровергнет его слова, даст ему надежду…

– Да уж бывает получше, – охотно согласилась девушка. – Близко летает твоя удача, а в руки не дается.

Она доплела косу и уперла руку в бок, будто она сама и есть та непокорная удача.

– Чем же ее приманить? – Ярдар смотрел на нее, подняв голову. – Знаешь?

Не отвечая, Заранка перевела взгляд на закатное небо – багряные полосы солнечных следов истончились, почти растворились в море прозрачной темно-синей тьмы. Сумерки сгустились, Ярдар уже плохо видел лицо Заранки и оттого вдруг усомнился: а что если это опять та, другая?

– Может, и знаю… – задумчиво ответила она, будто ожидая подсказки от далекого солнца.

Ярдар опять увидел мысленно ту избушку, только теперь уже Заранка подходила к двери, стучала, что-то говорила, поклонившись, той старушке, что вышла на стук…

– Ну а знаешь, так помоги, – он встал, чтобы быть к ней ближе и лучше видеть ее лицо. – Или не сумеешь?

Теперь он говорил без насмешки: дело такое, что и взрослая ведуница не всякая сумеет.

– Или мать попроси… как воротится, передай ей, что здесь было. Может, она знает средство? Я за ценой не постою…

Заранка повернулась к нему и внимательно осмотрела, будто прикидывая, сколько кун за него взять. Под этим оценивающий взглядом Ярдару стало неуютно, но вместе с нем он осознал, что находится на пустом берегу наедине с молодой девой. Эта мысль его и взволновала, и приободрила. Не так уж мало он может предложить даже лучшим невестам Веденецкой волости, а тем более какой-то мыши лесной!

– Да знаешь ли ты, в какую даль мне за твоей удачей сходить придется? – мягко, отстраненно ответила Заранка, будто мыслями была уже в той дороге.

– Не дойдешь, – больше по привычке усомнился Ярдар, надеясь, что не прав.

Этим вечером он начал верить, что Заранка, за чьим плечом таится ее невидимая сестра, способна зайти очень далеко.

– Я-то, может, и дойду. – В густеющей тьме Заранка смотрела на него с отдаления в пару шагов, он не видел ее взгляда, но чувствовал его, будто что-то теплое касается кожи. – А вот цены моей тебе не одолеть.

– Это мы посмотрим, – по привычке человека, которому не к лицу признавать свое бессилие, ответил Ярдар.

– Сам подумай: стану ль я для чужого человека утруждаться, Темный Свет тревожить?

– Ну так чего ты хочешь? – Уставший от всех загадок этого дня Ярдар терял терпение.

– Коли поймаю для тебя добрую долю… хочу, чтобы она и моей долей была.

– Это как? Пополам, что ли, поделим?

– Нет. Доля добрая у нас будет общей… или никакой!

Ярдар опешил. Он слышал, что она сказала, и понимал, что это значит, но не мог поверить.

– Ты о чем?

– Коли хочешь, сотку я тебе пояс и добрую долю к тебе привяжу. Ты тем поясом меня в дом введешь, а я свой на печь заброшу¹⁸. Угодна ли такая цена?

«Блуд на тебя напал», – хотел сказать Ярдар обезумевшей в лесу среди кудов девке, но прикусил язык. Не то место и не то время, чтобы говорить вестнице судениц, что она сошла с ума и рубит дерево не по себе.

– Сестра моя живет у вас в доброй славе, – напомнила Заранка, – так и я не хуже буду.

– Так сестра… – Ярдар хотел напомнить ей, что Ольрад, хоть и хорошего рода человек, ему, воеводе, не в версту.

– Ты – вдовец, да и годами не отрок. Не всякая хорошая невеста за тебя пойдет. Приведешь новую жену – прежняя ей жизни не даст, взревнует, с белого света утянет. Другая какая сгинет, а я ей не по зубам. Управлюсь. И добрую долю крепко-накрепко к тебе привяжу. Подумай. Как будет пояс готов, принесу. Сговоримся – отдам тебе твою долю. А нет – твоя воля.

Ярдар открыл рот, но не нашел ответа. Голос Заранки звучал так повелительно, что он усомнился: она ли с ним говорит? Или та, которой лучше не перечить?

Он еще раз вгляделся в ее лицо, будто искал в нем подсказку: можно ли ответить ей «да»? Другая дева с таким лицом считалась бы красавицей: правильные милые черты, голубые глаза, розовые губы – будто соткана она из цветов и ягод. Но от глаз, от губ, от всей внешности ее словно веет той лаской, что манит в смерть. Лаской тьмы, обещающей глубокий отдых вечного сна после всех страданий и трудов. Отроки на игрищах сторонились Заранки – к этим милым чертам не шло никогда их не покидавшее выражение несокрушимой самоуверенности, будто уводившей ее за тридевять земель от всякого, кто стоял с нею бок о бок.

– Доля и недоля твои сейчас почти в равной силе, – заговорила она, и снова Ярдар ощутил, как она далека. – Самую малость недоля одолевает. Сам гляди под ноги как следует: ступишь верно – выиграешь долю, ошибешься – пропадешь. А пока прощай, – закончила Заранка. – Мне домой, да и тебе пора. К полуночи только и доберешься.

Она попятилась, не дожидаясь ответа, и отступила к опушке рощи.

Ярдар тронулся туда, где был привязана его лошадь. Она права: до Тархан-городца он доедет только к полуночи, в глухой тьме, и хорошо, что кобыла хорошо знает эту дорогу и не собьется.

Он обернулся – Заранка в ее белой рубахе уже затерялась среди белых березовых стволов. Вон тот вроде шевелится – это она?

– Да берегись! – долетело до него издали.

– Уж поберегусь, гроза те в бок! – выругался Ярдар вполголоса, зная, что его никто не услышит.

Выводя коня на тропу и садясь в седло, он поневоле оглядывался. В лесу кричали совы.

Глава 7

Миновало четырнадцать дней с тех пор, как Ольрад с отроками уехал провожать Амунда с его войском, и Мирава не находила себе места от беспокойства. Пути до впадения Упы в Оку, где кончалась Веденецкая волость, было около пяти дней, и он уже должен был вернуться. Целыми днями она, кроме самого жаркого полуденного часа, возилась в огороде, пропалывая гряды репы и моркови, лишь бы не смотреть все время на тропу вдоль реки и не воображать себе всякие беды и раздоры. Хоть князь Амунд показал себя настроенным мирно, а Ольрад человек благоразумный и не вздорный, все же поездку в обществе кровных врагов хакан-бека нельзя назвать безопасной.

Под вечер, возясь у летней печи с горшком, Мирава услышала позади себя легкий, приятный для слуха перезвон.

 
Ой ты дед Лебедин,
У тебя есть дочка, а у меня сын,
Посвата́емся, побрата́емся,
На сонливцы поменяемся,
Я тебе крикливца,
А ты мне сонливца,
 

– напевал приятный женский голос.

Догадываясь, что все это возвещает, Мирава обернулась и слегка поклонилась Озоре. Та даже в обычные дни носила по три узорных, лучистых кольца на очелье с каждой стороны, и они звенели на ходу. Как она что-то слышит, когда над ушами все время звенит?

На руках Озора держала одно из своих многочисленных чад – их у нее было шесть или семь, – еще двое или трое, постарше, гонялись друг за другом посреди площадки. У чада резались зубы, и, видно, вопли утомили хозяина, вот Озора и вышла покачать его снаружи.

– Жарок да медок, да полный горшок! – приветствовала она Мираву, потом улыбнулась: – Что, все нет твоего кузнеца? С чего бы ему так задержаться, а?

– Мне неведомо, – спокойно ответила Мирава. – Он никуда больше заворачивать не думал. Может, в Брегамирове дело какое нашлось.

Ольрад, как общительный человек и делатель хитрый¹⁹, был желанным гостем во всяком городце и веси. Однако Мирава не сомневалась, что в такое неспокойное время он не станет рассиживаться в гостях.

– А то, может, – Озора опять усмехнулась, прищурив светлые голубые глаза на загорелом лице, – он Амунду полюбился, тот его и сманил с собой в Киев… или откуда он там?

– Он из Плеснецка, это еще дальше от Киева на запад, – пояснила Мирава, знавшая об этом от Ольрада, но нахмурилась: эта шутка ее не развеселила. – Что ты безлепицу выдумываешь? Будто у них там своих кузнецов нет.

– Таких умелых, может, и нет, – Озора покачала головой, опять зазвенели шесть колец Ольрадовой искусной работы. – Откуда им быть, в такой дали?

Она имела в виду, вдали от Хазарии, которая в глазах веденцов была чудесной страной, полных сокровищ и хитрых умений.

– Да они всякого узорочья от бохмитов навезли, – Мирава вспомнила восторженные описания серебряных, позолоченных чаш и блюд с чеканкой, которые Ольрад видел в шатре Амунда, небрежно брошенные на овчину на земле. – У них нынче настоящей зерни полны короба, к чему им наша, литая²⁰?

Озора лишь усмехнулась. Дитя вновь завопило, и она, укачивая на ходу, понесла его прочь, к дубу на валу.

Разговор этот, при его краткости, так растревожил Мираву, что она не хотела есть и ночью заснула с трудом. А утром встала до зари и, едва отперли ворота, чтобы выпустить на луг стадо, вышла из городца и направилась по широкой тропе вдоль берега. После ночи было еще прохладно, и Мирава закуталась в большой платок из толстой бурой шерсти. Двигаясь быстрым шагом, к тому часу как высохла роса, Мирава уже добралась до Крутова Вершка, проскочила мимо дворов, где пахло дымом из летних печей и хозяйки неспешно носили воду от реки, и, миновав перелесок, вышла к тыну родного своего дома.

Огневида уже подоила корову и вышла из хлева с ведром молока. У леса бродили, привязанные к колышкам, пять-шесть белых и бурых коз. Всю эту живность – кур, козлят, поросят, телку, – Огневиде давали в уплату за роды, погребения, лечение и прочие дела, требующие особых умений. Благодаря им она и без мужа жила хорошо и даже брала одного-двух отроков из Крутова Вершка косить сено или запасать дрова. Братанич покойного Датимира, Тетерка, рубил корягу у колоды и приветливо помахал Мираве.

– Море под коровой! – приветствовала мать Мирава.

Огневида поставила ведро и подождала, пока дочь подойдет поклониться и обнять ее. Огневида очень любила Мираву и гордилась, какой умницей и красавицей та выросла, лишь сожалела, что никак Макошь не даст ей детей.

– Нынче десятый день, как Ольрад с теми русами уехал, – рассказывала Мирава, когда мать провела ее в дом и усадила. – С князем Амундом. Уж дня три-четыре как должен был вернуться, а ни его нет, ни вести нет. Не знаю, что и думать. Озора уж смеется, не увез ли его Амунд с собой. Волею-то он не уедет от меня, ни слова не сказавши, да как бы… неволей не увезли, – с трудом выговорила она, сама не веря, что такое несчастье может с ней случиться. – Где ж его искать потом…

Сидя друг против друга у стола, они с Огневидой сами были как две суденицы, молодая и старая – почти одно лицо, только одно постаревшее, а другое свежее, румяное. Огневида родила старшую дочь еще совсем молодой, но за двадцать с лишним лет она обрела тот безвозрастный облик, в котором женщины живут многие десятилетия, до самой смерти. А в ясных чертах Миравы еще виднелась та юная девушка, которой она была не так давно. Глаза Огневиды, такие же большие и глубокие, как у дочери, теперь таились в сети морщин и были полуприкрыты – ее взгляд напоминал меч, который не следует без нужды извлекать из ножен. Даже самые простые ее движения источали силу: она была из тех «знающих», кому ведомы связи всемирья; казалось, ее загорелые руки когда угодно могут потянуть за невидимую нить, чтобы вызвать в мире любое желательное ей действие.

В оконце с отодвинутой заслонкой вдруг с шумом ворвался крупный черный ворон – Мирава вздрогнула от неожиданности, – слетел на стол и бросил что-то между сидящими женщинами. Вытаращив глаза, Мирава увидела тонкий медный браслет с узором «в зубчик». Браслет прокатился по столу и упал прямо перед нею, а ворон, сидя посреди стола, вертел головой, горделиво поглядывая умным черным глазом то на одну, то на другую.

Огневида расхохоталась:

– Вот тебе и подарочек!

Мирава, придя в себя от этого неожиданного явления, тоже усмехнулась.

– Встрешник! Что ты опять затеял! Откуда принес?

Она протянула руку, и ворон потерся об нее головой. Встрешник уже много лет жил у Огневиды, и в округе верили, что именно он приносит хозяйке вести с того света. В нем видели могущественный дух, а он и правда отличался от обычных птиц. Нередко утаскивал у людей мелкие вещи – украшения, ножи, иногда куски пищи, – и приносил своей хозяйке. Огневида охотно отдавала бы их назад, но мало кто являлся за пропажей: люди верили, что через Встрешника Темный Свет берет выкуп, откупая человека от болезни или иного несчастья.

– Чье же это?

– И не знаю, – Огневида протянула руку к браслету, повертела. Был он давно не чищен и потускнел. – У нас вроде ни у кого нет такого. Видно, далеко летал. Хочешь, возьми, – она подтолкнула браслет к Мираве.

– Да на что мне, – та отодвинула браслет. – Пусть Заранке в приданое будет. Мне только бы узнать, что с Ольрадом. Я для чего пришла… У нас толки идут между бабами – воевода наш молодой, Ярдар, ездил к тебе вроде гадать, а что узнал – не говорит никому.

– Ко мне? – Огневида широко раскрыла глаза.

– Ну да. Утром уехал, а воротился глухой ночью, уж и ждать перестали, ворота затворили. А что проведал – молчит. Озора не знает. Дивея, если спрашивают, только губы вот так поджимает, а не говорит ничего. Мне мнится, он и ей не сказал. У нас все тревожатся: видно, такие худые вести, что сказать страшно. Годома на днях к полуночи видела, будто меж двор шаталась белая свинья без головы и мычала…

– Мычала? – Огневида подняла брови и фыркнула от смеха. – Свинья у нее мычала?

– Вот так. Будто, значит, к беде. Все толкуют: не будет ли нам от тех русов, что прошли, какой беды? Что ты нагадала-то? – Мирава наклонилась через стол, заглядывая в лицо матери. – Хоть мне скажи. Если нельзя, я никому не передам. Но у меня еще и муж пропал… ни днем, ни ночью мне покоя нет, извелась уже.

– Я нагадала? – Огневида засмеялась. Смех у нее был звонкий, и, когда она широко раскрывала глаза, лицо ее делалось совсем молодым, и даже тонкие морщины казались не признаком старости, а чем-то вроде лучей. – Сказал он, стало быть, что ко мне ездил?

– Ну а к кому же? Где у нас тут другая ведуница, чтоб тебе в версту?

– А вон там, – Огневида опять засмеялась и показала в стену избы. – Крапиву рубит для кур.

Мирава прислушалась: через оконце долетал стук сечки по дну корыта. Так близко она знала только одну «ведуницу».

– Заранка, что ли?

– Допряма так²¹! Меня дома не случилось, он на Заранку и наскочил. Сама она ему щепки бросала.

У Миравы округлились глаза. Она знала, что сестра уже года три-четыре возглавляет девичьи гадания на Карачун и на Ярилин день: кому замуж идти, кому еще посидеть, кому помереть. Но чтобы она взялась гадать мужчине, воеводе, да еще о судьбе всей Веденецкой волости! Это было почти так же нелепо, как если бы она нанялась в оружники.

– Блуд ее взял, что ли… – растерянно пробормотала Мирава. – И чего она нагадала?

– Да ничего хорошего, – Огневида подперла щеку рукой и снова стала похожа на старуху в ее платке, закрывавшем лоб. – Хотел он о доле своей знать, а доля все больше черных перьев накидала ему.

У Миравы вытянулось лицо: ей на ум опять пришел Ольрад и его долгая поездка.

– Да и то еще не беда, – продолжала Огневида. – Заранка-то взялась ему долю выправить, новую напрясть, поровнее.

Мирава широко раскрыла глаза, будто спрашивая: как? Но Огневида не успела ничего сказать: за дверью послышался шум, топоток, отворилась дверь, проснулась Заранка, потом, увидев внутри двух женщин, обернулась и вытолкала прочь нечто округлое, бурое и щетинистое.

– Поди прочь! – бормотала она в досаде, отталкивая упрямую свинью, которая непременно хотела пройти за нею следом. – На дворе погуляй. Там обожди! Да иди же!

Встрешник прошелся по столу, важно покачиваясь, и издал короткий хриплый смешок: дескать, а мне можно! Мирава закрыла рот рукой: еще не хватало, если бы Заранкина Мышка забралась на стол! У нее самой в девичестве был только пес, Ежик, и его она забрала с собой, когда вышла замуж; сейчас он был уже немолод и больше дремал в тени возле избы, однако каждый вечер сам отправлялся на пастбище, сам находил в стаде хозяйскую корову и пригонял домой.

Наконец Заранка отпихнула упрямую свинью, затворила дверь и подошла к Мираве, на ходу вытирая руки о серый передник из гребенины. Огневида сидя смотрела, как они обнимаются: если бы она не знала точно, что родила их обеих, то и не догадалась бы, что они сестры. Совершенно разное выражение скрадывало сходство черт.

– Что у вас тут за чудеса? – спросила Мирава, снова усевшись. – Ты сама гадала Ярдару? А он сказал, к матери ездил.

– Он и ездил к матери, – Заранка взглянула на Огневиду. – Да она в Ржавец уехала.

С самыми близкими она не могла вести себя так же, как с чужими, и держалась более спокойно и открыто, но и сейчас в ее лице, в голосе, в темно-голубых глазах угадывалась никогда ее не покидавшая самоуверенность.

– Как же у тебя смелости хватило ему гадать?

– Мудреное ли дело? – Заранка двинула плечом. – У меня есть кого о подмоге попросить.

– И что у вас вышло?

Заранка не ответила сразу, а вопросительно взглянула на мать.

– Расскажи, расскажи, – Огневида кивнула, дескать, дело сделано, что теперь таить?

– Я… – Заранка широко раскрыла глаза и вдохнула. – Я, Миравушка, сдается, с вами скоро буду жить. В Тархан-городце.

– Как это? – Мирава тоже посмотрела на мать.

Ей подумалось, что Огневида почему-то больше не хочет держать у себя Заранку и та пойдет жить к сестре и зятю.

– Я ему пообещала добрую долю приманить и привязать. Но только если он меня в жены возьмет.

– Ярдар? – Мирава знала, что ни о каком другом мужчине они не говорили, но все же не верила, что речь идет о нем. – В жены – тебя?

– Ну да. Он ведь вдовеет с той жатвы. После этого лета будет и неприлично без жены жить.

– Ты что же – сама себя посватала? – Мирава засмеялась, будто ей рассказывали что-то совсем несообразное. Как будто воевода вздумал свататься к свинье Мышке.

– Ты тоже сама себя сосватала! – уверенно напомнила ей Заранка. – И к тебе Ольрадовы родичи с полотенцем не приезжали, ты сама себе и жениха сыскала, и свадьбу у дуба зеленого сыграла!

– Так то на Ярилках было. – Половина народу обретала пару на ярильских игрищах, и тут было нечего стыдиться. – Да и Ольрад мне в версту был отрок, не воеводского рода. Мы заранее сговорились… как водится.

– Я осени подожду – глядишь, он и пришлет ко мне сватов, будет у нас, как у добрых людей, – Заранка говорила так уверенно, будто знала средство заставить самого веденецкого воеводу поступить по ее воле.

– Матушка… – уже понимая, что это не шутка, Мирава потрясенно воззрилась на Огневиду. – И ты… что же ты скажешь? Так прямо Ярдар ее, нашу мышь рыжую, и послушается! Сором один выйдет!

Огневида вздохнула:

– Всякая девка упряма, им так богами велено. К иным с того света женихи приезжают, они и за теми идут, прямо на жальник. А этой если уж втемяшилось воеводшей стать, так ее воловьей упряжкой не собьешь.

Мирава не находила, что сказать, только смотрела в изумлении то на мать, то на сестру. Мысленно поставить рядом Заранку и Ярдара не получалось. Она знала, как и все в Тархан-городце, каких невест ему присмотрела Дивея: из самых лучших старших родов, дородных, с богатым приданым и покладистого нрава. А тут Заранка… сирота из Крутова Вершка… Как свояченица Ольрада, с которым всякий был бы рад породниться, она и могла бы надеяться на хорошего жениха из тархановских отроков, но не самого же Ярдара!

– Да тебя там Дивея с Озорой живьем съедят, – промолвила Мирава. – Не глупи. Коли в девках надоело, пришла охота замуж, давай мы тебе поищем жениха. Ольрад сговорится с нашими, у кого есть сыновья-отроки. Вон, у Заведа в дому два жениха, Вербина – женщина добрая, к такой свекрови я и сама бы охотно пошла.

– Еще кто кого съест, – надменно ответила Заранка. – У тех старух на меня зубов не хватит.

– И ты, матушка… позволишь ей…

Мирава живо представила, как изумлены и разгневаны будут Дивея и Озора, если их сын и брат приведет, без совета с ними, такую жену; сколько поднимется разговоров, раздоров, и ее, Заранкину сестру, это не обойдет стороной. Ее же будут винить.

– Ну коли ей охота того витязя сгубить…

Огневида не договорила. Обе дочери посмотрели на нее, догадываясь, что это значит.

– Две у меня были дочери-девицы, – продолжала Огневида, будто сказку сказывала. – Одна с приданым замуж пойдет, другая без приданого. И которая приданое получит, та в замужних бабах недолго задержится. У судениц мужей не бывает. И та, которая им угодна, мужа своего со смертушкой безвременной обручит. Коли не жаль тебе воеводу молодого – поди за него, – она взглянула на Заранку, и в глазах ее появилась строгость. – Не мой то приговор. То от бабок моих ведется. Одной из дочерей и внучек приданое наше родовое достается. Мне досталось – и я в молодых еще годах без мужа осталась, с тремя дочерьми малыми.

– Но почему это буду я? – горячо воскликнула Заранка и даже встала на ноги. – Может, это она!

– Я из себя суденицу не строю! – так же горячо ответила Мирава и тоже встала. Мысль о том, что из-за женитьбы на ней Ольрад может умереть молодым, вызвала у нее такое возмущение, на какое она редко бывала способна. – Это ты о доле гадать берешься, да еще судениц пряжу по-своему перепрядывать! И чего теперь хочешь – кого полюбила, того и погубила?

– Я не погублю! Мне не нужно других поддатней²², кроме нее! А она моего мужа не тронет! Она никогда мне зла не сделает! Уж я его от злой доли обороню!

– А коли не оборонишь? – тише, с тоской ответила ей Мирава. – Он ведь не просто… в поле обсевок. Он наш воевода. Если он сгинет… не все ли мы сгинем за ним следом?

– Он не сгинет! – твердо ответила Заранка. – Я свою долю поймаю, так уже не выпущу!

– Кар-р-р! – Встрешник вдруг вскочил, расправил крылья и прыгнул к ней; от неожиданности все три женщины вскрикнули и отшатнулись.

– Даже птице и то слушать тебя невмочь! – Мирава встала. – Пойду я восвояси… пока умом не рехнулась с тобой заодно!

Торопливо обняв мать, она устремилась к двери. Встрешник прыгал по столу, Заранка отмахивалась и кричала на него.

Полдороги Мирава бежала бегом, будто за нею гнались. Она надеялась, что разговор с матерью ее успокоит, но вместо этого растревожилась еще сильнее. Только через несколько верст, запыхавшись, она попила воды из ключа и пошла медленнее, расстегнула ворот сорочки, чтобы охладить шею.

Так вот куда Заранка нацелилась! Мирава хоть и знала, что Заранка уже две зимы носила поневу, а значит, числится невестой, по привычке видела в ней девочку и считала ее замужество делом далекого будущего. Пока мать найдет младшую дочь готовой, пока соберет приданое и с кем-то сговорится о сватовстве… Что Заранка сама возьмется за дело, Мирава не ждала: та не была игривой и на отроков глядела равнодушно. А оказалось, не любовные помыслы ее заботили, а честолюбие. Воеводшей хочет стать!

Если подумать, говорила себе Мирава по пути, тут дивиться нечему. Тархан-городец с самого начала, с тех пор как сел там Хазар-Тархан со своими конниками, жил хорошо, лучше и богаче всей округи. Избы просторные, на подклетах, скотина есть, землю пахать и гнуть спину на жатве бабам не приходится. Зато товары разные туда стекаются, хазарская служба приносит немало серебра, всякая тархановская девка или баба носит и серебряные перстни, и кольца на шелковом очелье, и обручья, и бусы из медово-огненного сердолика, прозрачного искристого хрусталя, из разноцветного стекла таких ярких цветов, каких в земном мире и не бывает. Есть там и тонкие хазарские кувшины, и расписные чаши, и узорные блестящие шелка. На гуляньях, на посиделках тархановских девок всегда отличишь по богатству наряда, по горделивому виду, по серебряным серьгам в ушах – переняли у своих мужчин, дескать, мы тоже воинского рода! А тамошние отроки для окрестных невест – небесные витязи, это она по себе помнила, по той зиме, когда увидела Ольрада. Только тархановские отцы предпочитают родниться со своими же.

Теплый платок у матери забыла! Вспомнив об этом, Мирава встала столбом посреди тропы, подумала, не вернуться ли. Но все же пошла дальше. Платок никуда не денется, а снова видеть свою безумную сестру ей не хотелось.

Но чтобы желать не какого-то отрока, а самого воеводу! Заново изумленная этой мыслью, Мирава опять остановилась посреди тропы. Заранка моложе Ярдара лет на десять – когда он ходил в женихах, та была мелкой девчонкой, едва научившейся прясть и посещавшей «младшие» супрядки, куда парням ходу нет. Мирава постаралась припомнить: а она-то в ту пору видела Ярдара? Вроде и видела – на весенних гуляньях, на зимних игрищах, да и на супрядки он раз или два к ним заезжал. Но хотя тогда она сама, будучи на несколько лет его моложе, уже была невестой, взглянуть на красавца Ёкулева сына как на жениха ей на ум не пришло. Она-то знала, что дочь вдовы-ведуницы с дальней окраины Крутова Вершка в жены будущему воеводе не годится. Да и не влекло ее к нему, его красивое лицо ей казалось слишком горделивым и холодным. Не зря его прозвали месяцем ясным. А Заранка…

Ну да, Ярдар хорош собой и сейчас опять жених. Заранка могла его видеть – на весенних гуляньях, где вся округа собирается вместе, во время зимних объездов… Да и в самом Тархан-городце, у сестры и зятя, Заранка бывает не так уж редко. Наглядеться были случаи…

Однако, добравшись до Тархан-городца, Мирава так и не успела решить, как со всем этим быть. Перед воротами она привела себя в порядок и постаралась принять обычный спокойный вид. Вошла, пересекла площадь… и возле своей избы увидела Ольрада – он стоял, уперев руки в бока, и смотрел, как она идет. Словно говорил: вот, я здесь, а жена куда запропастилась?

Огромный камень упал с души. Мирава шумно вздохнула и устремилась к мужу. Ольрад протянул руки и обнял ее; с налету обхватив его, Мирава прижалась к нему, жадно вдыхая знакомый запах и чувствуя прикосновение бороды ко лбу. Недавние тревоги показались глупыми, от сердца отлегло. Ольрад вернулся, живой и невредимый. Ничего страшного не случилось. Наверное, и все те беды, что ей мерещились только что, вот так же растают без следа. Ведь в мире есть боги, они следят за тем, чтобы все шло по-налаженному. Для того жарятся поросята на Карачун, завиваются Ярилины березки, горят высокие костры, заплетаются Велесовы бороды из спелых колосьев. Глупо думать, что мир, что стоит уже невесть сколько поколений, может вдруг рухнуть из-за чего-то, что случилось за много-много переходов отсюда.