Kitabı oku: «Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля». Часть первая», sayfa 2
– Да что ж ты мне, почтенный, не веришь-то? – даже обиделся Даан. – Говорю же – ездил, ездил тут. Но упряжки были другие. Лошади быстро шли – то галопом, то иноходью. Всегда добирался засветло. А в дороге спутникам то пел, то наигрывал – не мог ни колодцев рассмотреть, ни света фонарей оценить!
– Ты ну-ка это прыть-то поостуди, – буркнул Гертарий. – Ишь ты, лошадь моя ему идет медленно. Сейчас вот как ссажу тебя – да пешком пойдешь. И фонарями горящими в ночи полюбуешься, и поймешь ценность доброй кобылы. А что песни те твои – так я и сам не лыком шит. Историй да сказов знаю – тебе и не снилось! Тебя и на свете-то не было, а я уже столько повидал, что и за год не перескажешь!
– Сдаюсь, сдаюсь, любезный Гертарий! – Даан развел руками, словно действительно сдавался. – Прости, если был непочтителен. Молод я и глуп.
– Вот то-то же, – смягчился старик. – Хорошо, что сам признаешься. А на-ко вот, слушай, тебе вожжи. У тебя, поди, с бабёнками-то хорошо всё ладится. Вот и давай, правь-ка кобылой, покажи удаль. Да ласково с ней, ласково! А я вот пока отдохну.
Даан принял поводья из рук старика, чуть причмокнул губами, и слегка хлестнул. Лошадь недовольно фыркнула, но послушно пошла быстрее. Старик Гертарий усмехнулся, и достал трубку. Закурил.
– Фонари, значит, у этой дороги такие же, как в столице, – рассудил Даан, – как и колодцы.
– Ну, – подтвердил Гертарий, выпуская облако седого дыма и приглаживая усы. – Власти не скупятся. Хоть я-то вот не понимаю этого. Столицу украсили да улучшили – что твой пряник. Дорогу тоже… Кто, ты думаешь, фонари эти зажигает по ночам? А никто! Сами горят. Как темно станет – так и горят. В них, понимаешь, субстракт этакий. Люминарис или как его… Племянник мой такими фонарями занимается, ну. Закупают субстракт у горных эльфов, да по склянкам суют. А потом в фонари. Что смеешься? Дело-то не простое. Доходное. Племянник-то с детства в столице на светильщика учился. Долго. Сейчас взрослый уж, постарше тебя будет, ну. Все с этими фонарями. Прямо не дыши на них, совсем умом тронулся. Но денежки имеет, мастеров таких мало. Денег-то привёз как-то нам со старухой на новый сруб. Да что там нам с тех денег? Ну закупим дерева, а дом-то сам себя не построит. А я не полезу уж, стар. Да прекрати ты лыбиться, не то вон, кнутом огрею.
– Прости-прости, почтенный Гертарий, – хихикнул Даан. – Мне просто почудилось, будто ты во всем видишь только тёмное да плохое. А есть ведь и хорошее. Вон, и дорога освещена для путешественников, и вода в колодцах чистая… и торговля со Скаурейэр налажена…
– Эх, эльфы эти! – крякнул старик, выколачивая трубку. – Ничего я от них хорошего не жду. И тебе не советую. Пусть кто им в пояс кланяется да почитает, как Высших3 – от меня не дождутся такого! Ладно горные еще да лесные. Грешны, конечно, охальники. Но с них-то хоть какая польза есть. А увидишь этих…. Атоллэр4… никаких с ними дел не води. Ух, черти-собаки. Хорошо, что их давно никто не видел. В наших-то местах лет с дюжину поди их не видно, с самой войны с пустынниками этими, ксайтридами5. Да никто и не печалится. Я тебе так скажу – эльфа увидишь – быть беде. Как чёрный петух в полнолунье. Ну!
Даан снова рассмеялся. Ему не так мало доводилось общаться с эльфами во время жизни во Вдохновенном Киннаре, и сказать о них он мог только одно – они, Высшие, отличались от простых смертных и поведением, и манерами, и речами. Хотя из тех, что помоложе, были и заносчивые, и кроткие, и гневливые, и веселые. Как среди людей. Или Дхунар. Или Нулсуру6. Эти, правда, далеко не каждый день встречались. Хотя, он был хорошо знаком с одной из Нулсуру – танцовщицей. Она поражала своей гибкостью и лёгкостью движений. Но это не удивляло. Любой, кто учился или жил в Киннаре, мог поражать своими способностями.
Киннар… Сколько уж лет назад пришлось покинуть прекрасные стены города Искусств, и получить строгий запрет возвращаться в его творческое великолепие? Даану стало немного грустно. Захотелось достать из дорожного чехла мандолину, оживить её серебряные струны лёгким касанием, и прогнать печаль звоном веселой песни. Или же наоборот – отдаться грусти, играя мелодию, что пробирала бы до самых слёз… Но руки были заняты поводьями. Музыкант глубоко вздохнул.
И он, и его престарелый спутник молчали, погруженные в собственные думы и воспоминания. Мимо проезжали всадники легко обгоняя их телегу, катили другие повозки, запряженные куда более резвыми лошадьми, чем неторопливая Франгулка. Все сегодня спешили в столицу империи. Гертарий то и дело хмыкал и усмехался, иногда приветственно приподнимая свою соломенную шляпу перед другими возницами.
Телега приблизилась к развилке. Здесь дорога разделялась натрое. Первая из них, самая прямая, продолжала идти четко вперед, устремляясь в лес. Вернее, если присмотреться к ровно высаженным деревьям, это было больше похоже на парк или охотничьи угодья. Две других дороги шли чуть наискось, одинаково в левую и правую стороны. Путевой указатель с изящными резными табличками-стрелками гласил, что первая дорога приведет к цитадели Цере де Сор, а дороги-близнецы – в восточную и западную части столицы.
– Правь на восток, – скомандовал Гертарий. – Если тебе по твоему делу долговому на запад Астер де Торонисса надо – это ты уж сам думай, как через Мост Тысячи Звёзд переправляться будешь. А мне вот в восточную.
– По счастливой случайности дело поджидает меня именно в восточной части города, – мягко сказал Даан, направляя лошадь по правой дороге. – Но вообще, я в этот раз думаю и в западном Астер де Торониссе побывать, и в восточном. А то и на самый императорский дворец посмотреть. Хорошо бы, конечно, оценить его внутреннее убранство. Я, хоть в городе бывал, но до дворца не добирался и близко. А вот мои учителя из Киннара нередко бывали здесь при дворе. Рассказывали, что дворец Императора прекрасен, и даже в чем-то подобен Киннарскому храму искусства!
– Ну, – усмехнулся старик, – я-то тут ничего тебе сказать не могу. Ни в Киннаре этом вашем не случался, ни во дворец меня не приглашали. Да и не пригласят, куда ж там! Кто я такой? Да ты не улыбайся-ка! Ты-то сам чем лучше? А? Вот кто ты такой, чтобы тебя во дворец императорский позвали? Хоть за первые Ворота Орла пустили бы, а?
– Я-то? – Даан повернулся на собеседника, гордо приосанился, и отчеканил. – Я – Даанель Тэрен! Артист, поэт, певец и музыкант. Дитя Вдохновения из прекрасного города Искусств, озаренного высшей благодатью Создателя и верных его божеств!
– Ты вожжи держи крепче, дитя Впечатления! – осадил его Гертарий. – Как вспыхнул-то. Того и гляди искры с тебя посыплются, да сено вспыхнет.
– Дитя Вдохновения, – поправил Даан, впрочем, вовсе не обидевшись. – А огонь в моём сердце горит всегда. Иначе не сложить песен.
– Не петушись, ишь. Песни складывать он будет. Ты вон, посмотрел бы на себя лучше. Прежде чем в столицу идти, да в богатый дом проситься – не то, что во дворец императорский! – тебе об одёже подумать надо. Кто на порог такого дешевого пестряка пустит, ну?
– Ты как всегда прав, мудрый Гертарий, – кивнул Даан. – Никто не пустит. Но я найду выход. А там, где выход, нередко и есть вход. Да! Так и знай, почтенный Гертарий. Я не я, если в этот раз, будучи в столице, не спою при дворе самого Императора!
– Ох-ох, какой прыткий! – старик расхохотался так, что даже закашлялся. – Уморишь ты меня и без своих прибауток. Давай-ка так. Споёшь при дворе да привезешь мне из дворца какую диковину – я признаю твой талант, да принесу извинения. А уж я сроду прощения ни у кого не просил, ну. Даже в остроге как-то за это сидеть пришлось по молодости.
– А если не спою во дворце?
– А не споешь – так придешь ко мне, и нам со старухой моей будешь дом новый строить помогать! – выпалил Гертарий.
– Годится! – расхохотался Даан. – Жди меня с подарком из дворца!
– Или дом мне справишь! – добавил старик, – Ну? По рукам?
– По рукам! – воскликнул музыкант, пожимая узловатую ладонь Гертария.
– Дай-ко вожжи-то, – смилостивился тот после рукопожатия, – да сыграй мне что-нибудь, как на королевских балах играют. Раз говоришь, что бывал, значит знаешь такое.
– Бывал и знаю, – согласился Даан, и потянулся назад, чтобы взять лежащий в телеге музыкальный инструмент.
Дорога вильнула влево. Справа зашумела река.
– Клофф-Эскапьен… – протянул старик, прищурившись на блистающую в солнечных лучах воду. – Там вон дальше пристань. Больше, чем полпути к столице проделали. А по левую руку – смотри – сейчас башню будет видно. Раз прежде все мимо без внимания ехал – тебе и то в новинку.
– А вот и нет, почтенный, – возразил Даан. – И пристань помню, и башню видел. Как ее не заметить? Это же сама башня магов цитадели Цере де Сор! Тут у любого голова закружится.
Старик засмеялся. Слева, вдалеке, стала различима башня, гордо возвышающаяся над кронами деревьев, словно стрела, нацеленная в небо. Оттуда, судя по всему, вся империя видна, как на ладони. А по ночам, наверное, можно наблюдать звёзды и планеты…
– Вот бы побывать там, – Даан мечтательно вздохнул. – Говорят, в Цере де Сор никому не доводилось попасть без приглашения…
– Верно говорят, – подтвердил Гертарий. – Ты бы, правда, поумерил пыл-то. И во дворец императора попасть хочешь, и в цитадель колдовскую, ишь! Вас в том Киннаре, похоже, только и учат, что мечты плести, да хвастаться. А песни-то? Песни-то хвалёные где?
– Будут тебе песни! – заверил Даан, и ударил по струнам.
________________________________________________________________________________
Глоссарий
Опора сволока1 – столб в деревянном деревенском доме, поддерживающий главную балку потолка
День Лебедей2 – или Праздник Лебедей – один из главных столичныз праздников у эледов, в основе которого лежит легенда об объединении всей Империи.
Высшие3 – в мире Эйланда есть разделение на Высшие (магические) расы, и расы смертных.
Атоллэр4 – премена эльфов (самоназвание Эуленэр) разделились на три ветви: Атоллэр (островные), Холтэлэр (лесные) и Скаурейэр (горные), тем самым ослабив свою магическую суть.
Ксайтриды5 -крайне воинственная и агрессивная раса людей, живущая в южных землях, в пустыне Иль-Нами.
Дхунар и Нулсуру6 – так называемые "утратившие" – две расы, когда-то входившие в одну Высшую Расу Огня – Нулнар, а, разделившись, утртили Магию и стали смертными.
Глава 2
Солнце опустилось совсем низко над водной гладью залива Гратт-Эскапьен, когда телега Гертария миновала высокие ворота большого города. Восточная половина столицы встретила путешественников оживленно. Несмотря на закатный час, жизнь здесь продолжала кипеть. В мягком свете едва разгорающихся фонарей горожане спешили по своим делам – кто по рабочим, кто по праздным. Разговоры, окрики, смех, негромкая музыка, ржание лошадей и скрип колес… город жил своей жизнью. А Даанель Тэрен, уже не способный усидеть на одном месте, всё вертелся, оглядывался и улыбался, словно впитывая в себя эту самую жизнь столицы.
– Нннну, стоять! – старик Гертарий натянул вожжи, и телега остановилась на мостовой, у массивных перил набережной. – Всё. Приехали. Слезай! Я теперь к племяннику поеду. Он там дальше живет, у пристани. Ну а ты давай, по делам там своим топай.
– Спасибо тебе, почтенный Гертарий! – Даан спрыгнул с облучка. – Век не забуду твою доброту!
– Ты лучше не забудь-ка то, что похвалялся во дворце императорском представленьице свое дать, ишь. И привезти мне оттуда залог, что взаправду там побывал.
– Да как же этого не помнить? – Даан закинул на плечо котомку и поправил ремешок чехла с мандолиной. – Я же слово дал!
– Ну, – рассмеялся старик, – что там цена слову-то. А избу мне к холодам поправить бы недурно было.
– Будь как будет, – улыбнулся музыкант, и поклонился старику.
Тот громко усмехнулся, звучно причмокнул губами своей лошадке, и, повернув телегу, покатил дальше, вправо по мостовой. Даан поглядел ему вслед совсем немного, затем приблизился к перилам набережной, положил ладони на прохладный полированный камень, закрыл глаза, и глубоко вздохнул.
Как же давно он не был в действительно больших, по-настоящему благоустроенных городах! Уж Астер де Торонисс – не важно, Западный или Восточный – был лучшим образчиком такого города. Чем-то он даже напоминал Даану родной Киннар, который пришлось покинуть несколько лет назад. По своей воле Даан бы никогда этого не сделал, но… Он не мог сказать, что его сердце было полно из-за этого одних лишь сожалений. О, нет. Он повидал мир, его сложность и простоту, обыденность и диковинки. Повидал людей – добрых, злых, любящих, ненавидящих… Он набирался ума и вдохновения, набивал шишки личным опытом и учился у тех, кто казался мудрее. Разве всему этому можно было бы научиться лишь сидя в классах – пусть даже самых изыскано обставленных и хорошо организованных? Не выходя за ворота – пусть даже самые волшебные? Нет. Все уроки, что преподносит жизнь, имеют свою ценность. И всё увиденное, услышанное, прочувствованное можно было переложить на стихи, басни, музыку… спеть или сыграть. И при должной удаче получить за это неплохой гонорар. А уж миска каши это будет или медная, а то и золотая монетка – пусть решает публика. И воздаст скромному исполнителю по своим возможностям.
Даан улыбнулся и своим мыслям, и своим ощущениям. Он в столице Империи Эледов! Этот свежий ветерок с залива, легко играющий непослушными кудрями музыканта, этот лёгкий гул столичной жизни, это величие камня, из которого выстроены городские стены… Астер де Торонисс действительно имел с Киннаром много общего. Хотя бы даже потому, что архитектор, в свое время принимавший участие в постройке новых зданий величественного города, сам был родом из Киннара. Даан даже видел его – и не раз. Уважаемый зодчий нередко гулял в городских садах и парках, а иногда появлялся и в Школе Искусств, передавая свои обширнейшие знания пытливым умам.
Но довольно придаваться воспоминаниям юности и стоять на одном месте. Желая того или нет, Даан вступил в веселую и увлекательную игру – даже не со стариком Гертарием, а с самим собой – сможет ли он дать представление в императорском дворце? Вот так задача из задач! Настоящий вызов Судьбе.
Но прежде, чем сделать хоть крошечный шаг на пути к непростому достижению такой честолюбивой цели, нужно было завершить еще одно дело. Вовсе не такое увлекательное, и далеко не самое приятное. Расстаться с кровно заработанными денежками, и вернуть старый долг.
Музыкант еще раз вздохнул – на этот раз уже тяжело – и открыл глаза. Городской пейзаж изменился не слишком сильно. Наступили сумерки, ярче загорелись фонари, придавая улицам чуть больше парадной загадочности мягким серебристым светом и ажурными тенями. По набережной стали неторопливо прогуливаться пары. Всё это легко возвратило Даану радушное настроение, и он зашагал по мостовой прочь от набережной, углубляясь в оживленные городские улочки.
Но чем ближе он подходил к намеченному для себя месту, тем более медленными и неохотными становились его шаги. Еще бы! Кому приятны сложные разговоры? Ну, вот и нужный дом. Двухэтажный, ладный, из серого отшлифованного камня – как и все остальные дома в этой части города. Ровные ставни, красивые решетки на невысоком заборе у небольшого – всего на трёх лошадей – стойла. И от него – Даан хорошо это помнил – утоптанная дорожка на задний двор. А там – колодец, огородик, маленький сад в две яблони, грушевое дерево и четыре розовых куста… пристройка для кое-какой домашней скотины – на его памяти малочисленной, но всегда ухоженной.
На двери дома висел очень скромный венок из зеленых веточек и белых перьев, перевитый серебристой лентой. В простых домах столицы День Лебедя не отмечали так, как это делалось в домах побогаче, но кто может запретить скромным людям подарить себе частичку праздника? Особенно если в доме живет хоть одна романтичная особа.
Даан в последний раз проследил взглядом завитки на решетке ограды, и рассудил, что стоять дальше у ворот чужого дома может быть подозрительно. Даже если над дверями этого дома красуется большая вывеска: «Золотой трилистник. Постоялый двор»
Музыкант нахмурился, собирая волю в кулак, и, решительно миновав ворота, толкнул дверь под вывеской.
В доме было светло и уютно. Несколько дубовых столов, скамьи с подушками, чтобы удобнее было сидеть. Вдоль одной из стен – полки с разноцветными бутылками и склянками, в которых хранились напитки и смеси разных трав для горячих отваров. Под этими полками – во всю их длину – был поставлен узкий стол, за которым стоял еще совсем не старый коренастый мужчина в немарком кафтане, и что-то записывал тонким пером на пергаменте. Рядом с ним высилась стопка таких же пергаментных листов, перевязанных бечевкой.
Услышав, что кто-то вошел, мужчина поднял взгляд от своей работы, и, присмотревшись к стоящему на пороге визитёру, нехорошо поменялся в лице.
– Неужели ты? – процедил он, бросая перо на столешницу. – Посмел снова явиться сюда?!
– Пожалуйста, не сердитесь сразу, господин Сильбарр! – Даан примирительно поднял руки, словно стремясь показать свою безоружность и чистоту помыслов. – Не прогоняйте меня, не выслушав!
– Да что тебя слушать? Проваливай, пока цел! – Сильбарр явно начал терять терпение, и его левая рука потянулась к правой, закатывая рукав. Не иначе он собирался выставить музыканта за дверь. – Проходимец!
– Ну что же вы, уважаемый, оскорбляете, не разобравшись? – Даан не собирался отступать. – Я, между прочим, честный человек. И – как обещал – принес вам деньги в уплату моего долга.
– Год спустя?! – возмутился уважаемый Сильбарр. Он всё еще не был готов сменить гнев на милость.
– Я артист, – напомнил Даан, – и много путешествую. Вот, сейчас моя дорога снова привела меня в славный Астер де Торонисс. И я пришел на поклон к вам. Не с пустыми руками.
– Покажи деньги, – хмуро потребовал его собеседник. Даан подошел к высокому столу, за которым все еще стоял Сильбарр, вытащил из-за пазухи кошель, и высыпал на лежащий на столе пергамент горсть блестящих монет.
Мужчина недоверчиво посмотрел на музыканта. Потом на деньги. Затем принялся их считать, рассматривать, сортировать и пробовать на зуб.
– Так, хорошо, – сказал он, наконец, – пятнадцать серебряных кресцентиев1 и один золотой.
Он сгреб монеты, и убрал их куда-то вниз, под столешницу. Развязал бечевку, которой была перевязана стопка пергаментов, некоторое время перекладывал их, читая записи. Потом нашел нужный лист, обмакнул перо в чернила, и отметив что-то в ровно начерченной графе напротив имени «Даанель Тэрен» зачеркнул написанное рядом с именем слово «долг». Присыпал чернила просеянным песком – чтобы быстрее высохли, снова сложил пергаменты в стопку, перевязал и сурово посмотрел на стоящего напротив стола Даана.
– Ну всё? Расплатился? Теперь проваливай на все четыре стороны. Ульберт вышел до почты, но я и без сыновьей помощи смогу намять твои тощие бока!
– Не нужно угроз, уважаемый, – миролюбиво отозвался Даан. – Теперь, когда я расплатился, и совесть моя чиста, как вода в ваших колодцах, я с лёгким сердцем покину твой гостеприимный порог! Прощай, и не поминай лихом!
– Давай-давай! – ответил Сильбарр. – И чтобы духу твоего здесь…
И его речь, и путь Даана прервал громкий звук распахнувшейся двери. На пороге показался молодой господин в щегольском дорожном кафтане – по тому, каким взглядом он обвел помещение – титулом ничуть не ниже графа.
– А! Любезный Жустав Сильбарр! Батюшка должен был отписать вам, что я приеду на днях. Надеюсь, комната готова?
– Ох… ох… – засуетился вдруг растерявший всю свою грубую уверенность хозяин постоялого двора. – Конечно! Конечно, господин дель Альфорд! И письмо от батюшки получил, и комнату лучшую приготовил. Вид из окна – прекрасный.
– Замечательно, – молодой модник изящно сложил ладони, и бросил высокомерный взгляд на стоящего в нескольких шагах от него Даана. – Мои вещи отнести из экипажа в комнату. Да смотри осторожнее! Если хоть что-то испортишь – с тебя шкуру спущу, а хозяин вовек не расплатится. Там моя бесценная лютня и парадный костюм, пошитый модисткой из самого Киннара!
Если, начиная слушать эту нелюбезную речь, принятый за слугу Даан уже набрал воздуха в грудь, готовясь дать колкий ответ, то, услышав о бесценной лютне и костюме из Киннара, осекся, насторожился, и отвесил медленный, нарочито-почтительный поклон. Совершенно игнорируя протестующие знаки, которые красноречиво пытался подать ему лицом и всем своим видом растерявшийся хозяин постоялого двора, Даан собрался выполнить поручение. Слишком уж интересно начали складываться звёзды!
– Завтра во дворце выступать, а я так с дороги устал, – продолжил молодой господин дель Альфорд. – Эй, да он у вас тугой что ли? – он указал на Даана, остолбеневшего при упоминании императорского дворца.
– Есть… немного… – сдавленно прохрипел Жустав Сильбарр, уже не зная, как ему быть, чтобы не испортить впечатления гостя окончательно. – Давайте я вас в комнату провожу!
Господин дель Альфорд коротко кивнул в ответ на неуклюжий поклон хозяина и последовал за ним вглубь помещений постоялого двора. А мнимый слуга пулей вылетел за дверь, чтобы доставить в комнаты второго этажа бесценный наряд и музыкальный инструмент.
Вещей молодой модник дель Альфорд привез с собой не так уж и мало. Совсем не чета Даану, путешествовавшему с лёгкой котомкой да футляром с мандолиной – даже без дорожного плаща. Даан где-то оставил его, и уже сам не мог вспомнить, когда именно это произошло, не слишком сильно сожалея об этой утрате и надеясь однажды прикупить себе новый плащ – удобнее и наряднее прежнего. Господин дель Альфорд же, должно быть, видел жизнь совсем иначе. Судя по тому, что к лёгкой карете, которую модник скорее всего нанял в столичном порту, был подсоединен крытый двухколёсный прицеп для багажа, путешествовать он предпочитал минимум с половиной своего гардероба, дюжиной пудрениц и сотней носовых платков. Внутри прицепа обнаружились два внушительных сундука, большой стянутый ремнями ларец, дорогой кожаный футляр с лютней, и плотный украшенный вензелями кофр для одежды. У Даана даже дыхание перехватило. Такие кофры ему когда-то приходилось видеть не так уж редко, и сомнений в том, что внутри этой богатой упаковки скрывается поистине великолепное одеяние, не оставалось. Даже если упомянутая Альфордом модистка, сшившая наряд, не была из числа детей Вдохновения, а лишь училась в Киннаре у Мастеров Прикладного Художества, привезенный модником костюм должен быть достоин восхищенных взглядов зрителей. А уж денег-то, наверное, он стоил немыслимых.
– Ты, давай, поторапливайся, – голос кучера вернул Даана, борющегося с искушением открыть кофр, и взглянуть на парадный наряд прямо сейчас, к реальности, – не всю же ночь мне здесь у ворот торчать. Этот щеголь, конечно, золотом платил, да я всё равно вечернего заработка потерять не хочу – вдруг еще один такой мот на пристань сойдет – досадно будет упустить.
– Хорошо-хорошо, уважаемый, – мирно согласился Даан и начал выгружать бесценную поклажу.
Собственные пожитки показались ему невесомыми по сравнению с тяжестью чужого багажа, и даже нисколько не мешали оттаскивать сундуки и чехлы от кареты до распахнутой двери дома. Когда прицеп был освобожден от вещей, кучер ловко взмахнул хлыстом, понукая послушную лошадь, и карета быстро укатила в ближайший проулок. Даан потёр лоб рукой, раздумывая о том, в какую именно комнату нужно теперь нести чужое добро.
– Господин… Тэрен… – робкий голос позвал его по имени, заставляя обернуться. Совсем рядом с ним стояла невысокая, хрупкая девушка. На вид юному созданию было не больше пятнадцати лет. Скромное платье с неброской вышивкой на груди и манжетах, было тщательно зашнуровано. Белоснежный фартук закрывал почти весь подол, а такой же белый и опрятный шаперон прикрывал заплетенные в аккуратную косичку волосы, мышиный цвет которых гармонировал с платьем. Она глядела на Даана большими серыми глазами, краснела, отчего на щеках явственно проступали веснушки, и, не зная, куда деть руки от смущения, неловко перехватывала ручку небольшой корзины, полной спелой вишни.
– А, маленькая Сантиль, – широко улыбнулся девушке Даан. – Здравствуй!
– Здравствуйте… – девушка еще гуще покраснела. – А что вы здесь…? Я и не надеялась… ну то есть… не думала, что вас увижу… у нас…. Опять…
– Неисповедимы пути Вдохновения, – подмигнул в ответ музыкант. – А ты что же в такой час одна гуляешь?
– Не гуляю… – немного растерялась Сантиль. – Мы вот… гостя сегодня принимаем… знатного… кажется… Они с отцом сейчас наверху, разговаривают. Матушка стряпает ужин – сама, в честь такого случая… я ей помогаю. Она меня за вишнями для пирога послала… у нас-то в саду нет, я ходила в лавку по соседству… у них там оранжерейка, они вишню продают всегда, круглый год. И… вот…
– Ты умница! – похвалил Даан, не упуская возможности запустить руку в корзинку, и угоститься парой спелых ягод. – Ох ты, вишенки-то совсем не кислые! Замечательный урожай. Пирог выйдет у вас славный, и гостю вашему понравится!
– Правда так думаете?.. – просияла Сантиль, прижимая к щеке ладонь.
– Я всегда что думаю – то и говорю, – подтвердил Даан. – И ты редко у кого еще встретишь такую искренность. Ну да ладно. Скажи-ка мне лучше, в какой комнате ваш гость остановился? Мне туда вот все эти сундуки поднять нужно.
– А что же вы…? – удивилась девушка. – Проще брата подождать, он у нас дома по части багаж постояльцев носить…
– Ничего-ничего, – махнул рукой Даан, – мне-то не сложно. Что время-то зря тратить? Да и вещи у дверей стоят… нехорошо. Вдруг уведет кто-нибудь?
– Ой, нет, такого у нас никогда не бывало! – Сантиль, казалось, даже немного возмутилась подобному предположению. – А комнаты я сейчас вам покажу! Только корзину на кухню отнесу – а то матушка будет сердиться – заждалась уже, наверное…
– И то верно. Ни к чему матушку огорчать, – согласился Даан.
– Я мигом! – Сантиль юркнула за дверь – только длинное платье зашуршало по полу.
Вернулась она и в правду быстро. Даан едва пристроил свою котомку и чехол с мандолиной на подушках одной из лавок в уголке, и даже не успел заскучать.
– Идёмте, господин Тэрен… – подошедшая Сантиль была готова указать путь, – я покажу вам нужную комнату…. И помогу! Только очень тяжелое не подниму… что здесь можно взять?
– Да ты не утруждайся, – махнул рукой Даан. – Мне два раза по лестнице спуститься не затруднительно.
– Ну что вы…. Что вы…. Как же… Я вот это понесу! – и она с готовностью подхватила стянутый ремнями ларец.
Даан пожал плечами, не желая спорить с женской прихотью – тем более, она была ему на пользу, и, поплевав на ладони, подхватил один из сундуков.
Поднимать вещи по лестнице было не самой простой задачей, но, к очередной удаче музыканта, комната оказалась совсем близко к лестничному пролету. И что это была за комната! Даан, прежде уже бывавший в «Золотом трилистнике», в эту комнату никогда не заходил. Здесь, верно, всегда принимали самых обеспеченных постояльцев. Опрятная и чистая, как, впрочем, всё в этом небольшом доме, с красивой мебелью, украшенными резными вставками стенами, расшитым кистями тяжелым пологом над кроватью, и изящными светильниками, внутри стеклянных колб которых сиял люминарис, а не простые свечи, как в большинстве комнат.
Молодой господин дель Альфорд и хозяин постоялого двора, Жустав Сильбарр, всё еще беседовали, стоя у не прикрытого ставнями окна. Жустав что-то говорил о празднике, скором ужине, покряхтывая и невпопад смеясь. Гость слушал его, отвечая односложно, чуть приподняв брови лишь когда в дверях комнаты показался Даан со своей ношей.
– А, наконец-то, мой багаж, – кивнул он, и заметил Даану, – Долго же ты.
– Не извольте гневаться, – беспечно пропел тот, собираясь спуститься за вторым сундуком.
– Я бы принял ванну, – уже обращаясь к хозяину заявил господин дель Альфорд. – Где она в вашем доме?
– На первом этаже, там… – снова немного растерялся Жустав Сильбарр. – Я… сейчас распоряжусь, чтобы подготовили, в лучшем виде, и провожу… Да.
И когда он повернулся, чтобы позвать Сантиль и дать ей указания, Даан заметил, что лицо хозяина, глядящего на него, побагровело от досады. Пройдоха-музыкант едва скрывая смех, поторопился вниз, на первый этаж постоялого двора.
Сантиль, которой было велено готовить для уважаемого гостя ванну, догнала Даана, когда он уже нес к лестнице второй сундук.
– Как же так, господин Тэрен? – изумлённо обратилась она, – Оказывается, вы приехали вместе с господином дель Альфордом?.. И вы… у него служите?.. Разве так может быть? Ведь вы – дитя Вдохновения из самого Киннара, а он… он там только учился… говорят…
– О, я просто следую по тому пути, которым меня ведет Судьба, милая Сантиль, – подмигнул Даан.
– Но вы… как же вы можете быть ему слугой? – похоже, девушку не на шутку возмущало происходящее. – Я уверена, что вы поете и играете гораздо лучше, чем он! Как же вы можете такое терпеть?!
– Сам не знаю, – хихикнул Даан. – Пока еще не придумал. Но спасибо тебе за такую искреннюю веру в мой талант.
– Господин Тэрен, я…
– Давай, поторопись, а то ведь все будут недовольны, что ты не выполняешь поручений, – напомнил музыкант, которому уже наскучило стоять без движения на лестнице, тем более, что сундук, который он держал в руках, всё-таки имел ощутимый вес.
– Вы правы… Простите!.. – и скромное создание поспешило удалиться по делам, как и всё более веселящийся от происходящего Даан.
***
Весь постоялый двор был наполнен ароматами свежей выпечки, жареного мяса и приправ. Похоже, ужин сегодня и в правду намечался чудесный. Сантиль скрылась на кухне, помогая матери готовить блюда, господин дель Альфорд вот уже больше получаса пропадал в ванной. Вернувшийся домой Ульберт Сильбарр, такой же коренастый, как и его отец, юноша старательно натирал пол в обеденном зале. Изредка Ульберт хмуро поглядывал на длинный стол, у которого Жустав Сильбарр на повышенных тонах беседовал с подвижным, худощавым молодым человеком, появление которого в этом доме всегда выводило Жустава из себя. Ульберт был готов по первому же знаку отца выставить этого нахала за двери. Но пока Жустав лишь взмахивал руками и иногда громко стучал по столу – но не более. А это еще нельзя было назвать знаком.
– Нет, нет и нет! – закипал хозяин постоялого двора, тряся кулаком перед лицом Даана. – Я не знаю, чего ты там себе выдумал, но в этом доме ты не останешься! Так и знай!
– Но как же так, уважаемый господин Сильбарр, – не унимался Даан, – разве это по-божески – в ночь выставлять на улицу честного путника?
