Kitabı oku: «Передать словами», sayfa 6
Мне показалось, что Софья будет говорить до самой посадки, и я с удовольствием слушал мерный, убаюкивающий, успокаивающий звук ее голоса, не вдаваясь особенно в смысл слов. Но тут почувствовал, как Софья дергает меня за рукав, вероятно, не впервые повторяя вопрос о том, что же со мной произошло. Я не знал, как ответить покороче. Еще не был готов рассказывать о своем пребывании в поселении.
«Я нашел затерянное поселение, и всё это время был там. Сбежать я не мог, у них есть ручные леопарды, которые разорвали бы меня в лесу. В конце концов одна поселенка, Лиана, столкнула меня с катера в воду, чтобы акулы откусили мне ноги, и я не смог бы сбежать. Она думала, что таким образом спасает меня. Но я раскачал катер, она плюхнулась в воду, а сам я забрался на катер и добрался на нем до города».
«Ты выдумываешь сейчас?».
«Да, Софья, сижу в шоке, грязный, без телефона и бумажника, с чужим паспортом, и сказки сочиняю, чтобы тебя впечатлить и поразить».
«Ладно. Захочешь – расскажешь, что там произошло на самом деле. А про свадьбу ты и правда всерьез предложил? Или тоже очередная сказочка?».
«Правда всерьез».
«Так и что, мы правда поженимся?».
«Я же уже сказал, Софья, да. И будем жить долго и счастливо до глубокой старости».
Софья откинулась на спинку кресла с довольным видом и прикрыла глаза. Я был уверен, что она уже начала продумывать меню, список гостей, дизайн пригласительных открыток, прическу, макияж и фасон свадебного платья.
Я не стал спорить и убеждать Софью в правдивости своего рассказа о поселении.
Как только мы прилетели, доехали до квартиры Софьи, приняли душ и выспались, я привел в порядок мысли и занялся делами. Съездил домой и переоделся. Даже кактусы, не дождавшись меня, засохли. Вся мебель была покрыта слоем пыли. Моя квартирка казалась мне какой-то незнакомой. Затем я посетил паспортный стол, чтобы написать заявление об утере паспорта. Подробно описал, и на следующий же день отправил заказное письмо в полицию того южного города, который был ближе всего к поселению, постаравшись как можно подробней изложить всё, что произошло со мной в затерянном поселении. Вложил в конверт паспорт того охотника, Синичкина, решил, пусть в полиции разбираются. Но ответа из полиции я так и не получил. Никто не связался со мной, чтобы уточнить подробности или предложить дать показания. Может, отправили после моего письма в поселение пару полицейских, которые так и не вернулись, а может, выкинули мое письмо в корзину, сочтя за бред сумасшедшего.
В прессе никакой информации о поселении не появлялось. Все статьи, которые отправляли поселенцы от моего имени, были посвящены безуспешным поискам. Я статью о поселенцах писать тоже не стал. Не могу объяснить причину. Наверное, побоялся, что мне никто не поверит. А может, невыносимо было переложить на бумагу что-то настолько личное. Словами впечатления передать трудно.
Долгое время мне снились кошмары. То ползла ко мне в серебристом свете луны беременная Лиана без ног, оставляя за собой кровавые полоски. То, резко оглянувшись в каком-то торговом центре, в котором я в жизни не бывал, я натыкался взглядом на наблюдающие за мной холодные глаза поселенца и отчетливо видел направленное на меня дуло ружья, то меня окружали и душили голые поселенки, липкие на ощупь, как пластилин, переползая друг через друга и прикасаясь ко мне голыми холодными ляжками. Всякий раз я в ужасе просыпался и прижимал к себе мягкую, теплую, сладко спящую Софью.
Софье я в конце концов сказал, что всё это время ездил по близлежащим городам и поселкам в надежде найти тех, кто видел затерянное поселение, собрать истории очевидцев, расспросить о поселении охотников, которые там побывали. Ездил, пока не потерял бумажник и телефон, а может, выкрали в одном из баров, я много пил, пока искал. В это Софья легко поверила. В это ей было поверить легче, чем в неправдоподобную историю с леопардами и акулами. Или историю про поселенку Лиану, которая столкнула меня с катера, чтобы акулы откусили мне ноги.
Я позвонил маме, которая тут же запричитала в трубку, заплакала, заохала и подозвала отца, сквозь всхлипывания рассказывая, что звонила мне миллион раз и писала столько же, вся извелась, и уже не знала, что делать и кому звонить. Отец тоже забеспокоился и сел обзванивать своих армейских, бывших сослуживцев, но никто ничем помочь не мог. Только посочувствовать и подбодрить. Рассказать утешительные истории, как и их дети куда-то уматывали на несколько недель или даже месяцев, не удосужившись сообщить, куда отправляются, а затем объявлялись, как ни в чем не бывало. Отца чуть удар не хватил, говорила мама. И сама она чего только не передумала, прости господи, спать не могла от волнений и переживаний.
Я заверил маму, что со мной всё в порядке, искренне попросил прощения за беспокойства и волнения, пообещал, что больше этого никогда не повторится и пригласил их с отцом на свадьбу. Сказал в трубку: да, свою. Да, решил жениться. На Софье, вы ее пока не знаете, но она вам наверняка понравится, милая девушка, из хорошей семьи.
С редакции я уволился.
– Почему? – спросила главный редактор, вытягивая розовые губы в трубочку, – ну, не нашел ты это свое поселение, ну и что? В мире полно других событий. Я, конечно, злюсь, что ты не вернулся сразу, но твоя настойчивость приятно меня удивила. Журналист должен быть настырным, молодец, что не сдавался и продолжал поиски.
– Журналистика – это не мое. Решил заняться чем-нибудь другим.
– И чем займешься?
– Фотографией, всегда любил фотографировать. Или художественной литературой. Стану писателем, как Вы мне советовали, буду писать рассказы или романы.
Главный редактор подняла брови, но больше не настаивала. Она отметила, что я какой-то притихший, велела мне зайти в отдел кадров, подписать документы и получить расчет в бухгалтерии. И отдыхать.
– Отдохни как следует, – сказала она, – вид у тебя немного изможденный.
– Просто не выспался. Да всё в порядке, женюсь вот скоро.
– Поздравляю. Женись. И возвращайся, если передумаешь. В штат пока не приму, но можешь поработать на вольных хлебах, как прежде. Ты – хороший журналист, не торопись ставить крест на журналистике.
– Да вряд ли, потерял интерес.
Я распрощался, пожелал успехов и вышел в коридор.
– Уволился? – спросила Оля, когда я проходил мимо ее стола.
– Да, Олюшка, – ответил я, – займусь чем-нибудь другим. Решил завязать с журналистикой.
– Жаль, – выдохнула Оля.
Я вяло махнул рукой на прощание и вышел на улицу.
Беда в том, что я потерял интерес не только к журналистике. Я ко всему потерял интерес. Ничего не радовало, ничего не волновало.
Город казался мне незнакомым. Ранняя осень разукрасила деревья в ярко-желтые краски. Мимо, звеня, проехал трамвай.
Уже через три недели мы сыграли свадьбу и полетели на Карибские острова на медовый месяц. Софья попросила своих родителей сделать нам этот подарок. Потягивали коктейли из больших бокалов с бумажными зонтиками, покачиваясь в гамаках под пальмами.
Родители Софьи купили нам квартиру просторнее, с панорамными окнами и кабинетом, в котором я могу работать. Мы завели собаку, маленькую, лохматую и смешную.
Я занялся и фотографией, и писательством, каждый день до позднего вечера просиживаю в своем кабинете. Публикую свои юмористические рассказы в журналах, отправляю фотографии в платный сток. Много денег это не приносит, но мне нравится свободный график, к тому же, благодаря отцу Софьи, в деньгах недостатка нет.
Вот, пожалуй, и всё.
