Kitabı oku: «Аромат волшебства. Книга первая», sayfa 3

Yazı tipi:

Глава 3

Триста сорок седьмой год после завершения Войны Драконов. Раннее утро. Хоть и первоапрельское, но в меру тёплое. Улицы ещё не шумели, люди на них не толпились, и лишь где-то вдали угрюмо скулил пёс. Его вой пробирал до глубины души. В этом протяжном завывании слышались печаль и горечь, какие не каждому человеку за свою жизнь ощутить доведётся. Животное пело очень тяжёлую песню, выплёскивало с каждым звуком одному ему известную боль. И проснувшиеся из-за этого воя горожане тревожно открывали глаза, но не шевелились. Им казалось, что они слышат мелодию смерти. Им виделось, что если встать и подойти к окну, то великий король мёртвых увидит их и навсегда заберёт в свою мрачную обитель. Поэтому люди лежали и проклинали несчастную псину, что, быть может, всего-то порядком промокла и оголодала из-за их бессердечия.

Проснулись от воя и Людвиг с женой. Мари насторожилась, испуганно прижала руку к животу, но супруг мягко улыбнулся и, поправив её растрепавшиеся каштановые волосы, утешил полным любви поцелуем. Все тревоги женщины разом утихли.

Проснулись этажом ниже и мальчики. Эти двое, правда, недолго тряслись под одеялами. Любопытство пересилило, и они вскочили со своих мест. Затем подбежали к окну, широко раскрыли ставни и высунулись наружу разве что не по пояс. Увы, собака уже замолкла и по новой свою песнь не завела. Однако, младший из братьев не растерялся, что развлечение закончилось. Он начал завывать сам.

– У-у-у!

– У-у-у! – стал вторить ему не шибко разумный старший.

Лицо Людвига Пламенного, имеющего неосторожность как раз выйти на широкий балкон-террасу, дабы насладиться воцарившейся тишиной и полюбоваться нежным рассветом, тут же резко перекосило. Сам не зная зачем, он бесшумно подошёл к краю балюстрады и глянул вниз. Так и есть. Две темноволосые головки торчат из окна и, словно соревнуясь, пытаются провыть собачью песнь всё громче и громче.

Пальцы мужчины невольно сжались на перилах ограждения так, что могли бы вот‑вот мрамор раскрошить. Предстоящий день стал разом беспросветно испорчен для него. Но, понимая тщетность очередной попытки донести до детей правила приличия, Людвиг не стал вызывать мальчиков в свой кабинет. Он постарался выдохнуть напряжение и пошёл обратно в спальню, как можно громче топая. Ему виделось, что звук его шагов донесёт до пасынков мысль, что стоит опомниться и замолчать. Но нет. Те разыгрались так, что принялись ещё и мерзко хихикать. Наверное, вся улица этот смех слышала и откуда он доносится с лёгкостью сообразила.

«Какой позор!» – страдал маг, жалея, что некогда присмотрел дом в столь приличном квартале.

– Всё в порядке? – забеспокоилась Мари, заметив выражение лица мужа.

– Да. Всё в порядке, – бесстрастно ответил Людвиг, намеренно не закрывая за собой дверь, чтобы звонкий смех мальчишек и их завывания достигли ушей женщины. А затем намекнул. – Твои дети проснулись.

– Пойду пожелаю им доброго утра.

Супруга, всё разом поняв, принялась суетно накидывать на сорочку халат и поспешила в детскую. От её спешки Людвигу сразу стало несколько совестно. Ему казалось низостью перекладывать подобные тревоги и заботы на беременную женщину, но как поступить иначе он просто-напросто не знал. Видят боги, он старался стать для мальчиков настоящим хорошим отцом, но… как-то оно никак не получалось. Как только такое безобразие могло быть плоть от плоти детьми Мари?

Низкое происхождение супруги Людвига ни капли не волновало. Он давно уже пришёл к мысли, что большей женской мудрости, чувства такта и порядочности не смог бы найти ни в какой другой женщине. Мари была искренней, открытой, её чувства к нему не имели корысти, и это стирало для его восприятия все огрехи её манер. Да и, стоит сказать, за два с половиной года жизни в браке многое из крестьянского, что было в ней, исчезло напрочь. Конечно, обсуждать постановки пьес или вышедшие книжные новинки с Мари было пока ещё невозможно, но постепенно даже высшее общество, куда как более суровое нежели он, переставало относиться к ней чрезмерно строго. И нынешнее приглашение на бал-маскарад яркое тому подтверждение. Это важное событие. Малознакомый приезжий аристократ, а не самые близкие друзья, хотели видеть молодое семейство Верфайеров в полном составе. В пригласительной карточке наконец-то значился не он один, а и его супруга.

***

Приходя на службу, Людвиг Верфайер, виконт Даглицкий, не переставал удивляться тем коллегам, кто изо дня в день жаловался на обучаемую ими молодёжь. В моменты сетований умудрённые жизнью мужи переставали выглядеть для него умудрёнными.

Как можно было жаловаться на студиозов?

Каждый из воспитанников Академии целенаправленно поступил сюда в поисках знаний и вовсю стремился совершенствовать собственные магические умения. Это были люди, знающие куда и зачем пришли, и люди, с уважением относящиеся к более опытным мастерам. И, несомненно, в памяти Людвига были ещё свежи воспоминания о собственном обучении в стенах Академии, поэтому он верил, что могли студенты отвлекаться на личные беседы, могли они исподтишка подшучивать над какими-либо дряхлыми мэтрами или ставить своё мнение выше объяснений учителя… но лично он с таким на своих занятиях не сталкивался. Ни разу! В кругу коллег ему было нечем подобным поделиться, как он этому ни удивлялся. Ведь, собственно говоря, Людвиг стал вести пиромантию и стихийную магию будучи двадцатичетырёхлетним мужчиной, а на курсе выпускников сидели даже двадцатидвухлетние. Четыре года активных странствий, полных как позорных провалов, так и героических подвигов (вроде убийства дракона со второй попытки), не особо-то ставили его над студиозами. Молодой маг ожидал пренебрежительного отношения к себе. И всё же на его лекциях и практикумах никто слова лишнего себе не позволял. Это было странно. Но странно было только ему. Если описать какое‑либо занятие виконта Даглицкого с точки зрения студиозов, то всё моментально вставало на свои места.

Входя в лекторий, первым делом этот преподаватель обводил аудиторию взглядом, из-за которого все присутствующие сразу цепенели. Так мог смотреть на обвиняемого палач в момент занесения топора: безжалостно и в полной уверенности, что жертва виновна во всех смертных грехах без исключения. Внутри каждого из молодых людей мгновенно поселялась и росла червоточина страха. Они ощущали себя так же, как мог бы чувствовать себя святой жрец, вдруг уличённый в низком воровстве. И никто из них в жизни бы не догадался, что подобное происходит не из-за надменности или скверного характера, коими Людвиг никогда не обладал! Просто новоиспечённый профессор, сам того не осознавая, за последние два с половиной года настолько погрузился в глубокую боязнь перед младшими поколениями, что всё время ожидал какого‑либо подвоха, какой-то неприятности или какой‑нибудь скверной проделки. Причём интуиция, натренированная двумя малолетними домочадцами, во время занятий у него отчего‑то обострялась. Не иначе как от количества слушателей.

Порой некий студент только начинал поворачивать голову к соседу, чтобы шепнуть ему на ухо какой-нибудь комментарий или попросить пояснить что-либо, а преподаватель уже на него пристально смотрит. Кто-то бесшумно перо или лист обронит, наклонится поднять, а холодные голубые глаза учителя тут же за ним зорко следят. Затечёт тело у другого, захочет он пошевелиться, так и тут от внимания лектора ничего не ушло. В целом, некоторым особо впечатлительным студиозам Людвиг Верфайер даже в кошмарах снился. А иные ещё и поговаривали, что то ли он прорицатель будущего хороший, то ли вообще телепат. Последнее, кстати, привело к тому, что часть студентов свои мысли в присутствии Людвига контролировать пыталась.

Однако, как бы ни дрожали поджилки у этих молодых людей, а тот человек средних лет, что нынче смотрел на лорда Верфайера, чувствовал себя совсем иначе. Он держался с достоинством, даже с вызовом и превосходством. И говорил немного свысока, зная, что имеет на это право сильного.

– Разве вы забыли? В прошлый раз мы оговаривали необходимость создания большего количества вампиров, – сурово напомнил этот черноволосый мужчина и деланно удивился. – Неужели вы думали, я затрагиваю такие темы просто так?

Людвиг Пламенный своего недовольного взгляда не опустил. Он продолжил внимательно смотреть в голубые ясные глаза собеседника, идеально подходящие его узкому хищному лицу, и жёстко ответил:

– Нет, я ничего не забыл, мистер Рейц. Вы долго рассуждали, как было бы хорошо наладить процесс создания вампиров, но я вам сразу сказал, что участвую в таком деле в первый и в последний раз. Одно дело проклятия, порчи, допросы духов, поднятие мёртвых и даже вызов низших владык потустороннего мира. Но для преображения в вампиров требуются живые люди. А я вам не убийца. И тем более не убийца детей!

На этих словах Людвиг Верфайер перевёл выразительный взгляд на двух мальчиков лет десяти, удерживаемых Семёном – помощником Эдварда Рейца. Судя по их худобе и обноскам, они были из отбросов общества. Наверняка их заманили сюда обещанием горячей похлёбки за какой-нибудь труд. Вряд ли они думали, что конечной точкой пути станет конспиративный дом, в подвале которого располагается комната для запрещённых инквизицией ритуалов.

При этом, глядя на нищих ребятишек, в голове мужчины сама собой возникла другая едкая и неприглядная мысль – а также решительно бы он отказался, будь на месте этих двоих его пасынки? Вот только ответить на этот вопрос Людвиг Пламенный себе не дал. У него сердце ёкнуло от ужаса, что разум вот-вот честно что-либо недостойное ответит! Он так перепугался (вдруг потом невозможно будет в глаза Мари смотреть?), что напрочь стёр из своей головы само воспоминание о нечаянном вопросе и резко перевёл своё внимание на другое – вот точно так же мальчики Мари выглядели бы сейчас, не прими он их. Такие же грязные, голодные, вшивые и неприкаянные бродили бы они от дома к дому в поисках милостыни. Ведь когда он их встретил, у них в хозяйстве всего одна коза осталась. Пахотное поле за неуплату налогов отобрали, не дав собрать урожай, а тёплые летние дни уже готовились уступать свои права промозглой осени. Кончились бы грибы сушёные, и сгинули бы со свету… а они всё кровь из него пьют! Как настоящие вампиры прямо-таки. Всю попортили два негодяя. Как вообще можно было умилиться двум таким чудовищам?

«Дяденька, на водички испей. Полегше будет», – язвительно прозвучало в голове Людвига совсем не детским голосочком.

Именно на этой фразе состоялось его знакомство со старшим из братьев. Маг пришёл в сознание, когда Мари не было дома – она за знахаркой в соседнее село кинулась, и в избе остались только два несмышлёных темноволосых карапуза, одинаково жалостливо таращащихся на него серыми добрыми глазами.

– Бросьте. Перестаньте упрямиться, – беззаботно проговорил Эдвард Рейц. – Чем отличается проклятие на смерть от того, что я вам предлагаю?

– Тем, что для такого проклятия я делаю лишь заготовку. Выбираете жертв и активируете чары вы сами.

– Да будет вам…

– Нет, не будет, мистер Рейц! Я уже озвучил вам отказ и менять своё мнение не намерен. Более того, в целом рассчитываю, что вы поумерите количество наших с вами встреч.

– Выходит, сегодня вы работать не будете?

– Если бы я знал, для какой работы вы меня пригласили, то вообще бы не вышел из дома.

– Что же, я вас понял. Прекрасно понял. Хорошего вам вечера, Ваша милость. Простите, что оторвал от дел.

Не говоря ни слова, Людвиг небрежно склонил голову в прощании и вышел из комнаты так, чтобы громким хлопком закрыть за собой дверь. При этом всего в паре метров от него находилась лестница, по которой можно было подняться и уйти из мерзкого притона. Но сначала ему требовалось отдышаться. Мага переполняло возмущение, отвращение и злоба. Поэтому он резкими движениями стянул с себя рабочие перчатки и, продолжая удерживать на сгибе одной руки саквояж с атрибутикой чёрной магии, сунул их в карман.

– Куда этих-то девать? – между тем сипловатым голосом осведомился Семён. Людвигу было слышно его так же хорошо, как и мычание детей через кляпы.

– Избавься. Нам ни к чему мусор.

– А потом новых ловить, что ли? Господин же приказал, чтобы двух вампиров ему привели. Причём из детей созданных.

– Тринадцатый тебя побери, да! Будем ловить новых. Всё равно так быстро мы этого чистоплюя к стенке не прижмём. Был бы кто попроще, так давно бы на поводке ходил.

– Не-е, ну подумаешь графский сынок? Это, наоборот, ниточка, чтобы дёргать. У нас на него много чего имеется.

– Вот из-за таких мыслей главный здесь я, – ворчливо и вместе с тем надменно произнёс Эдвард Рейц. – Некромант его уровня дорогого стоит, но толку от насильственного труда будет мало. С благородными хуже нет работать в этом смысле. Чем ни угрожай, а могут упереться в своё и всё. Тогда пиши пропало. Нет, Семён, его надо к добровольному сотрудничеству склонять.

– Незаметно, чтобы за два года он больно-то в добровольцы рвался, – едко усмехнулся помощник.

– Именно поэтому его прежнего координатора пришлось заменить. Именно поэтому теперь шеф я! – жёстко отрезал Эдвард Рейц. – Тот увалень не просто боялся требовать с этого типа больше, но за такое время так и не сумел найти верный подход к нему.

– А вы сможете?

– В его интересах, чтобы у меня вышло. Иначе ведь действительно прижму клещами. Если понадобится, так прямо здесь в подвале на цепь посажу, как собаку. Ведь что бы он там себе не мнил, а мне эти два вампира до середины июня нужны точно.

«Размечтались. Ни одного вам вампира не будет! Ни за что», – ехидно думал Людвиг Пламенный, бесшумно поднимаясь по лестнице. Ступал он на цыпочках, чтобы никто не догадался, что у него вышло что-то подслушать.

А затем маг вспомнил о своём будущем ребёнке. О Мари. Даже о двух несносных мальчишках… Увы, кажется, надо было довериться Сириусу Ван Отто, барону Шлейфтерскому, несколько раньше, а не тогда, когда он, будучи в обществе Эдварда Рейца, впервые ощутил себя загнанным в ловушку.

Мысли так тяготили, что не хотели отпускать. Поэтому домой маг вернулся с досадными размышлениями о совершённом им промахе. Он всерьёз углубился в себя. Настолько, что не сразу понял – несмотря на то что время уже очень позднее, дворецкий, как и положено, встретил его, выверенным движением принимая шляпу и плащ.

– Вы припозднились, Ваша милость.

– К сожалению. Что поделать, иногда работа требует большей отдачи, нежели хотелось бы, – машинально посетовал маг и осведомился. – Моя жена уже легла?

– Да, она почувствовала слабость и ушла отдыхать раньше обычного.

– А мальчики?

– Горничная уложила их с полтора часа назад. Должно быть они уже крепко спят.

– Хорошо.

Людвигу даже стало свободнее дышать от такого известия, но пасынки, конечно, не спали. Их вообще дома не было. Однако, об этом маг пока не знал.

– Есть новая почта?

– Два письма. Леди позволила себе их вскрыть, так как они были адресованы вам обоим.

– Нам обоим?

– Да, леди тоже удивилась и особенно тому, что это оказались приглашения на игру в карты. Но она не стала отвечать, оставила письма в вашем кабинете.

– Что же, приятная новость. Я давно не играл в покер с кем-либо, кроме близких друзей.

С этими словами лорд Верфайер всё же решился на посещение кабинета. У него не было настроения заходить в это унылое помещение, но письма его очень заинтересовали. Кто же был отправителем? Так, баронет Ле-Кайрмайр не очень значимая фигура и репутация у него гуляки, на такое приглашение лучше сразу написать вежливый отказ. А кто второй? Хм. Вот это уже намного существеннее, хотя неожиданно. Верховный судья, барон Гедебрен, заслуживал самого пристального внимания.

На мгновение Людвиг освежил в своей памяти образ Верховного судьи, единожды виденного им на бале-маскараде, который на прошлых выходных он посетил вместе с Мари. Это был пожилой мужчина с проницательными умными глазами и любопытными суждениями. Беседу их долгой было не назвать, но она и правда вынужденно закончилась на весьма интригующей ноте. Такой, чтобы для Стейна Оливера Де Конталонского, барона Гедебрен, естественно было возжелать увидеть своего собеседника вновь. И, конечно, углублять новое знакомство с неприятия его супруги являлось верхом неприличия. Мари была приглашена, а значит вечер следующей среды они обязательно проведут за игрой в карты.

Сделав такой вывод, Людвиг сразу написал оба ответа, положил их в холле на поднос для отправки корреспонденции и только потом начал подниматься по лестнице. При этом с каждой пройденной ступенью его радужные мысли мрачнели, через них пробивались воспоминания о двух нищих мальчиках, которые вероятно уже были мертвы. Память о них не позволила мужчине пройти мимо второго этажа. Он подошёл к детской и приоткрыл дверь, желая успокоить нервы тем, что его-то пасынки мирно спят в своих постелях и знать не знают, какой суровой может оказаться жизнь.

– А где дети? – изумлённо пролепетал маг, после чего, не веря царящему вокруг него сумраку, зажёг в ладони яркий магический шар.

Глава 4

Нет, зрение не обмануло. Мальчиков в комнате не было.

«Эдвард Рейц?».

Лживое имя, которое ничем кроме выдумки быть не могло, кольнуло в самое сердце. Не чувствуя пола под ногами, Людвиг сбежал вниз по лестнице и, нарушая все правила приличия, ворвался в комнату Анны Златовой.

– В чём дело? Почему детей нет в их спальне, отвечайте!

Перепуганная тревогой своего господина экономка, до этого мирно расчёсывающая светло-русые волосы сидя на краю кровати, разом прекратила своё занятие.

– Марина уложила их и спустя полчаса проверила. Они спали.

– Немедленно обыщите дом! – громко воскликнул маг, но тут же опомнился и добавил. – Действуйте тихо. Постарайтесь не потревожить мою жену.

– Сию секунду, Ваша милость.

Удовлетворённый послушным ответом Анны, Людвиг вспомнил о правилах приличия и скомкано выразил сожаление, что так напугал женщину. После чего вернулся в детскую для более тщательного осмотра. Магическое зрение не показало каких-либо следов постороннего колдовства, а обычное не выявило других фактов, таких как, например, следы борьбы. Но по спине Людвига всё равно пробежал неприятный холодок. Что если мальчиков выкрали и теперь его станут ими шантажировать? Что если ему начнут присылать в конвертах не приглашения на игру в карты, а отрезанные детские пальцы? Насколько долго продержится его сопротивление?

– Лорд Верфайер, – обращение экономки вытащило мага из панического состояния обратно в реальность. – Мы обнаружили открытое окно в гостиной. Снаружи его подпирала жердь, поэтому мы сразу не заметили, что задвижки открыты. Кажется… Кажется, дети сбежали.

Женщина выглядела достойно, но было видно, что известие огорошило её саму.

– Как сбежали? – глупо переспросил Людвиг, куда как больше ожидающий, что внезапно обнаружится записка с грозными требованиями. Нечистая совесть подстёгивала воображение так, что молодой виконт подумывал о старческих сердечных пилюлях.

– Не могу знать, Ваша милость.

– Они поссорились с матерью?

– Нет, сегодня они вообще вели себя очень примерно.

– Тогда велите всей прислуге немедленно вернуться в свои комнаты и до утра не выходите из них. Дальнейшими поисками я займусь сам.

Судя по выражению лица, экономка не особо оценила мудрость приказа, но проявила покорность.

А Людвиг выждал несколько минут. Затем спустился в пустой холл и, взяв свой саквояж с недозволенным инструментарием, направился в кабинет, где первым делом закрыл за собой дверь на замок. После чего освободил поверхность стола от всех предметов и, нарисовав магическим порошком прямо на столешнице нужные символы, разместил в центре узора человеческий череп. По углам он поставил иные, не менее жуткие атрибуты. А там из нижнего ящика стола вынул резную шкатулку, в которой лежали, перевязанные ленточками, человеческие пряди волос. Отобрав две тёмные, маг вытащил из каждой по несколько волосинок и приступил к ритуалу вызова низшего владыки.

Конечно, наилучшим вариантом было не запрещённую законом самодеятельность устраивать, а озадачить стражей порядка, заставить их заниматься своей работой. Но Людвигу мешали поступить так несколько причин. Самая первая – Мари. Раньше утра городская стража за деятельные поиски не взялась бы, а расстраивать жену, не очень-то хорошо переносящую свою третью беременность, ему крайне не хотелось. Во-вторых, ему по‑прежнему не верилось, что мальчики решились на побег самостоятельно. Сколь дурно бы они себя ни вели, но мать любили безмерно и ни за что не оставили бы её. Поэтому в их исчезновении он всецело и неистово винил как свои опасные связи, так и самого себя. Совесть вынуждала к поспешным действиям по горячим следам, хотя на данный момент он не имел достойной платы, которой можно было бы оплатить помощь существа из другого мира.

Низший владыка явился в образе жутких теней, тянущихся из самых мрачных углов кабинета. Пламя свечей на канделябре болезненно дёрнулось, делая ожившую темноту похожей на извивающихся змей. Аура пространства сразу изменилась, стала душной и тягостной. Не иначе остальные обитатели дома внезапно ощутили тревогу и липкий страх, но магами, чтобы определить опасную волшбу, они не являлись, так что Людвиг продолжил вливать в ритуал свою силу, покуда глазницы черепа не налились мертвенно бледным свечением и чей-то грубый голос, мерзко звуча словно в самой голове, не зашептал тихое и недружелюбное:

– Зачем ты призвал меня, маг?

– Мне нужно, чтобы ты как можно скорее привёл меня к обладателям этой материи.

Людвиг знал, что делал. Обращаться на «вы» к такому существу не стоило. Ему нужен был лишь один этот владыка, а не целый легион. Магия несовместима с обычной человеческой вежливостью.

Затем, поднеся волосы вплотную к черепу, маг поочерёдно сжёг их на ладони. Во время горения, волоски превращались в густой белый дым, и череп, словно с наслаждением, втянул его в себя.

– Это возможно сделать. Но чем ты заплатишь мне?

– Отложенной жертвой.

– Нет, такая плата мне не подойдёт. Я предлагаю иное, маг. Дай мне воспользоваться твоим телом и вновь попробовать на вкус мир людей. Это будет ненадолго и даже в твоих интересах. Я намного быстрее приведу тебя к тем, кого ты ищешь.

– Ты покинешь моё тело, как только те, кого я ищу, будут достаточно близко? Не навредишь невинным? – после небольшого раздумья, осторожно осведомился Людвиг.

Предложенная плата виконту Даглицкому не понравилась, но владыка уже сказал своё «нет» на единственный доступный для него вариант. А торг и уговоры подобное общение не предполагало. Либо он соглашается прямо сейчас и получает помощь, либо отказывается и мечется по дому, не зная как ещё добраться до мальчиков.

– Да, – протянул голос, и свет внутри глазниц засиял вожделением.

– Хорошо. Мы договорились, – леденея от совершаемого произнёс мужчина и положил в согласии свою ладонь на череп.

Что делать? Бедные дети не иначе как в лапах Эдварда Рейца. Их скрутили и связали. Может, даже избили, искалечили И это всё только на его совести. Душа никак не может смириться с происходящим.

Благие Двенадцать, что вообще с ним станет, когда настанет время во всём признаться Мари?

Никогда она его не простит. Никогда и ни за что. Всё, что ему остаётся, так это добраться до мерзавцев, готовых ради своих целей на любую подлость, и показать им, что может устроить доведённый до отчаяния маг!

Рука Людвига Пламенного внезапно оцепенела и заледенела. Тени со всех углов змеями устремились к ритуальному узору, заползли внутрь черепа и через пальцы проникли в тело призывателя. Мужчина болезненно скривился и застонал. Его плоть под одержимостью иной сущностью менялась так, как оно бывает у оборотней. Кожа изменила оттенок на грязно‑серый, уши заострились, пальцы неестественно вытянулись, спина искривилась. И вскоре жуткое существо, совершенно не похожее на благородного виконта Даглицкого, покинуло особняк на Ольховой улице. Оно наклонило голову набок, всматриваясь в висящую на небе полную луну, втянуло ноздрями холодный воздух и, совершив неестественно высокий прыжок, помчалось куда-то по крышам домов.

***

Королевство Ортланд было огромным и простиралось с северного края материка на юг почти на добрую треть суши. Однако, Лоррендаум – столица, располагалась на самом севере. Так исторически вышло, что вследствие череды удачных экспансий предыдущих правителей страна увеличилась, а о переносе столицы никто не задумался. Правда, последние самодержцы, включая нынешнего, на своих завоевателей‑предков походили мало и предпочитали вести более мирную политику. В результате их стараний границы государства не менялись уже весьма длительное время, но зато и в соседних странах тенденций к нарушению пактов о ненападении не возникало. Поэтому, не иначе как из‑за образовавшейся скуки, влиятельные люди королевства то и дело озвучивали предложения по основанию новой столицы, южнее. Король к мнению таких особ прислушивался, но следовать совету не торопился, понимая во что может вылиться решение – всегда помимо довольных останется не меньшее количество крайне возмущённых.

Так вот и вышло, что из-за благоразумия своего монарха сливки общества продолжали кутаться в тёплые одежды, хотя стояла середина апреля. Снег уже стаял, конечно, и первые цветы из-за нескольких солнечных денёчков тоже проклюнулись. Но позапрошлой ночью ударили сильные заморозки, а потому ни один бутон не распустился. Некоторые соцветия на кустарниках вообще заледенели и опали.

– Как же так? Разве мы можем мамочку без подарка оставить? – жалобно протянул Витёк, глядя на то, как зазеленевшую перед домом траву покрывает изморозь.

– Плохо это, – согласно вздохнул донельзя расстроенный Виталик и, сжав правую руку в кулак, решился. – Ничего, будет у нас подарок. Пойду я за бусами.

– И не боязно тебе?

– Боязно, но подарок важнее.

Года три назад мальчики о таком празднике как День матери не слыхивали даже. Но теперь они жили не в глухой деревне на окраине королевства, а в процветающей столице. Здесь люди развлекались совершенно иначе и, помимо ярмарочных дней да объявляемых жрецом каких-то непонятных поминовений святых, вносили в свой досуг разнообразие как только могли. Был День мага, когда под вечер небо разгоралось огнями фейерверков. Парадами военных праздновался День мира. На День рождения короля на улицах выступали бродячие артисты, да и много чего ещё было. Что ни месяц, а только знай разевай рот от удивления. Где в голове удержать, что там за чем идёт? И потому очень расстроились братья, когда уличные ребятишки рассказали им, какой важный завтра день. Некоторые даже подарки показали, что своим матушкам подготовили. Кто во что горазд, как говорится. Были и деревяшки красиво струганые, и гребень без части зубцов (на дороге валялся видимо). Один пухляш заботливо завёрнутый в тряпицу медовый пряник из-за пазухи вынул, а другой умник крылья майских жуков на нитку нанизал. Красивые бусы вышли. Но не такие красивые, что Федюнька Смирнов, который кражами промышлял, из кармана вытащил. Его бусы из зелёного камня были. Малахитовые. И чётками из-за золотистой шёлковой кисточки назывались.

– А вы чего своей дарить будете? – свысока поинтересовался воришка, после того как прочие мальчишки завистливо поцокали языками, вдоволь насмотревшись на его добычу.

И вот тут братьям только руками развести осталось. Денег им никогда не давали, даже самую малость. А придумывать что-то, так уже вечереет. Некогда.

– Эх вы, богатейчики!

Все ребята стали тыкать в них пальцами и смеяться. Вовсю хохотала даже босоногая Алёнка, у которой всего-то кусочек ленточки атласной длинной не больше пяди имелся. И от того Витьке и Витальке так обидно стало, что хоть ты плачь! А чем уесть дразнящихся? Поглядел Виталька на покатывающегося от смеха Федюньку и жестокие слова у него с языка сорвались.

– Может у нас подарка и нету, так это ещё пока нету. А у тебя как матери не бывало, так и не появится!

Сказал Виталька такое, и сразу тихо вокруг сделалось. Все знали, что Федюнька не от хорошей жизни ворует. И все знали, что ведьме-мачехе добытые чётки он ни за что не поднесёт, да только попрекать его этим никто не смел. За подобные слова и по лицу схлопотать можно. И так, что знай только после собирай зубы с мостовой.

– Да ты никак осмелел совсем?

Федюнька резво спрыгнул с бочки для сбора дождевой воды и, вытягиваясь во весь свой девятилетний рост, грозно зыркнул на старшего из братьев.

– А я трусом никогда не был, – гордо поднял подбородок Виталька, хотя был ниже товарища почти на целую голову.

– Ах не был? – совсем нехорошо протянул Федюнька. – А давай-ка мы это проверим? У вас же подарочка нету? Нету. Вот и давай я эти чётки, – он принялся вертеть малахитовые бусы на одном пальце, – на кладбище «Вознесенское» снесу. Недалеко причём. На одну из могилок возле часовни сразу положу. Прям у надгробия оставлю.

– И зачем это?

– Не побоишься прийти и взять, так твои будут и слова о тебе больше дурного не скажу. Но смотри, поутру проверю. Коли на месте лежать останутся, так я с таким трухачом водиться не стану. Увижу где, сразу отметелю так, что мало не покажется! Вы оба носа из своего дома больше не покажете без мамочки и папочки. Жизнь всё на свои места расставит. Вы тем, что у вас мамка есть горды, а мне в гордость то, что, быть может, матери мне и не досталось, зато и я за её юбками не прячусь!

Сказал как отрезал. И другие ребята Федюньку поддержали. А у Витальки и Витьки всё внутри в плотный узел сжалось. И не так им страшно на кладбище ночью идти, сколько жутко, что мать и Грызень о том прознают. Но тут делать нечего. Или и правда позора не обобраться, или идти. Да и подарок матушке всё равно нужен.

– А вот ты утром приди и проверь, Фома неверующий. Не будет там бус!

– Чёток, дурень. Чётки это. Ребят, разбейте нас.

Федюнька и Виталик пожали руки, а затем поверх их рукопожатия ребром встала рука Серого – справедливого мальчишки, уже начавшего своё обучение как подмастерье кузнеца. А затем Серый сказал:

– Чтобы всё честь по чести было, мы, Федюнь, с тобой сейчас и после поутру вместе на кладбище сходим.

– Не доверяешь мне, что ли? – нехорошо сузил глаза воришка.

– Доверяю, но обмануться не хочу. Тут дело серьёзное. Кому кныш, а кому шиш наверняка знать надобно.

– Ну смотри-смотри, – усмехнулся Федюнька. – Пошли тогда закладку делать. Всё равно уже вечер, а с этими двумя пока водиться неохота.