Kitabı oku: «Эта жестокая грация», sayfa 5
– Мне нужна твоя помощь.
Он развернулся, и его взгляд упал на ее шею, задерживаясь на отпечатках.
– У тебя есть армия. Ты можешь… – Он осмотрел улицу и стремительно подошел к ней, понизив тон голоса до рычания. – Ты способна убить прикосновением. Я тебе не нужен.
– Еще как нужен. – Она позволила страху и растерянности охватить тело, отчего ее голос зазвучал хрипло из-за непролитых слез. – Прошлой ночью меня пытался убить мужчина, а стражник помог ему бежать.
«Раз начала, доводи дело до конца».
Она сцепила руки под подбородком, и по ее щекам покатились горячие слезы. В Цитадели их посчитали бы потаканием своим низменным желаниям, но, если у Волка была слабость к девушкам в беде, она согласна исполнить эту роль.
Если это вообще была роль.
– Я уже не понимаю, кому верить и кто на кого работает. Мне нужен тот, кто будет работать на меня. Присматривать за мной. Временно. Пока я не выберу Фонте. Я знаю, у меня получится, – лгала она, – но мертвой вряд ли смогу.
Он почесал затылок, и благодаря лунному свету на его волосах заплясали голубоватые блики.
– Временно?
– Мы можем умереть через несколько недель. Ничто не вечно.
Он изогнул бровь.
– Прости. У меня осталось только черное чувство юмора. Если поможешь мне, я выделю тебе место в крепости.
Он ущипнул себя за кончик носа.
– Пожалуйста?
Волк бросил раздраженный взгляд на небо, и Алесса поняла, что поймала его.
Десять
Bella in vista, dentro è trista.
Снаружи краса, а в душе печаль.
Восторг от победы продержался недолго.
Он был меченым. Алесса не могла провести его через городские врата, не раскрыв при этом стражникам свою личность и то, что она уходила без разрешения. Ей требовалось придумать план, а за стенами находился всего один тоннель, который вел внутрь.
Перед ними возникла женщина с запеленатым ребенком.
– Прошу, мисс. Любая помощь может спасти моего ребенка во время Диворандо.
Алесса понятия не имела, как ей помогут деньги, но порылась в сумке и кинула в руку женщины несколько монет.
Ее новый телохранитель нахмурился, когда она к нему повернулась.
– Ты поможешь всем или только ей?
Алесса взглянула на женщину, которая торопилась убраться подальше, будто боялась, что Алесса передумает и заберет монеты.
– Ты о чем? Все дети могут укрыться в крепости.
– И кто же их сопроводит и позаботится о них, если их родители умрут? – Его голос звучал холодно, а в глазах застыл лед.
– Я… не знаю.
– Поэтому она попрошайничает. Чтобы заплатить тому, кто заберет ребенка перед сражением, осознавая, что рискует остаться с этим ребенком навсегда. – Своим язвительным тоном он вполне мог бы наносить раны. – Добро пожаловать в реальный мир, Финестра.
– Я в этом не виновата. Не хочу, чтобы кто-то оставался за пределами крепости. Не я придумываю правила, мне просто приходится следовать им.
– Ага, конечно, поздновато проявлять заботу.
Он возомнил себя благородным защитником бедняков?
– Тебе же плевать, даже если Саверио окажется на дне морском.
Его губы расплылись в горькой усмешке.
– Я к тому, что пускай либо полыхает весь остров, либо дайте шанс выжить всем.
Алесса провела Волка мимо ветхих строений, пристроившихся у причала, и через некоторое время они очутились на узкой тропе, которая тянулась к огромной, темной и сырой пещере, во время штормов служившей укрытием для флота.
Раздался характерный звук, и спичка, зажатая между пальцев Волка, озарила его лицо.
– Быстрее.
Она ускорилась, пытаясь во мраке отыскать блеск металлических ворот.
В огромной пещере стоял только один огромный корабль, но скоро прибудут остальные, наводненные пассажирами и грузом из континентальных поселений. Нижние пещеры заставят бочками с вином, семенами, тканями, продовольствием и скотиной: всем тем, что потребуется для восстановления уничтоженного города. Вознамерившихся перебраться на континент в перерыве между вторжениями встретят с распростертыми объятиями, предложив теплые кровати в гостевых комнатах для саверийцев. И одинокие души будут там жить, пока не придет время баррикадироваться в крепости.
Алесса никогда не ступала на континент, но на картинах он изображался суровым и странным: вдаль простирались бесплодные равнины, а к небу тянулись выщербленные горы. Должно быть, наблюдать за расцветом новой жизни между нападениями – невероятное зрелище. Однажды она читала книгу о том, как некоторые животные укрывались во время наступления роя, но мама отняла ее потому, что Алесса не находила сил прекратить оплакивать созданий, выжить которым не удалось.
– Ты говорила своим надзирателям, что уходишь нанимать кутилу? – протянул Волк.
– Нет, – ответила она, хотя его это никак не касалось. – Мне не нужно разрешение охранника, чтобы кого-то нанять.
– Правда, что ли?
– Правда. Технически. В смысле… – Она взяла себя в руки. – Если кого-то не устроит данное обстоятельство, я разберусь.
Волк скептически хмыкнул.
Алесса скинула капюшон. Если в тоннеле они наткнутся на стражу, только ее лицо спасет их от скоропостижного и смертельного наказания.
– Тебе нужна медицинская помощь?
– Нет, – раздраженно глянул он на нее.
Это вряд ли. Но если мужчины и волки преуменьшают страдания от своих травм, то спорить с ними себе дороже.
Он двигался столь быстро, что с тем уже успехом мог бы охотиться на нее. Ей тут же захотелось убежать, словно перепуганному маленькому кролику.
Папа любил повторять, что страх возникает из-за неизвестности. Может, если она узнает преследующего ее мужчину получше, мурашки на ее коже наконец угомонятся.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Меня зовут Волк.
– А меня Финестра, но это не мое имя.
– Я думал, у Финестр нет имен.
– Так и есть, по крайней мере, пока не закончится Диворандо, но ты хотя бы знаешь, как меня называть. Мне обращаться к тебе Великий Волк? Мистер Волк? Или просто Волк?
Она бросила взгляд через плечо, уловив в его глазах намек на веселость, но тот мгновенно испарился.
– Данте.
– А фамилия у тебя имеется? – Ей пришлось повернуться, чтобы смотреть вперед и не врезаться в стену.
– Больше нет.
– Что ж, приятно познакомиться, Данте.
– Да ну?
Либо ее навыки общения заржавели из-за отсутствия постоянного опыта, либо с ним было неимоверно трудно вести беседу. Не исключено, что и то и другое. И пусть каких-то черт в характере ей явно недоставало, настойчивость она могла отнести к сильным сторонам.
– Ты откуда?
– Не знаю.
– Если не хочешь отвечать, так и скажи.
– Я не лгу. Я не знаю.
– Дрался так часто, что тебе отшибло память? – Она ступала на опасную территорию, однако, по всей видимости, таким складывался весь сегодняшний вечер.
– А ты помнишь свое рождение? – спросил он.
– Разумеется, нет, но родители о нем рассказывали.
– Что ж, а мои мертвы, – произнес он ровным голосом.
Черт подери. Жгучий стыд охватил ее.
– А откуда ты? – задал он вопрос, вероятно, только ради того, чтобы она прекратила свой допрос, но Алесса решила отвечать так, словно он на самом деле интересовался ее жизнью.
– Отсюда, из города. Из одной из нижних террас, даже не вблизи с Цитаделью.
Казалось, что каждые следующие ворота щелкали все звучнее и скрипели все дольше, а оглушительный вой последних врат перед входом в Цитадель мог бы подъять из храма мертвеца. Алесса съежилась. Сопровождая меченого мужчину в крепость – а за подобное преступление карали смертным приговором всех, кроме Финестры, хотя многие и так пытались придумать повод для ее убийства, – она будто вручала своим недоброжелателям последний камень для броска, но чудесным образом в коридорах не встретилось ни призраков, ни стражников.
Когда они наконец добрались до подножия лестницы в Цитадель, догорела последняя спичка Данте.
Временами, когда на мир опускалась практически нерушимая тишина, она могла уловить отголоски украденных сил: искры молнии Илси на кончиках пальцев или ветры Хьюго, как на его похоронах. Возможно, отголосок – не лучший термин. Скорее, отпечаток. Вроде углубления в диване, что осталось после нападения на нее мужчиной несколько часов назад. Она раскрыла ладонь и выдохнула на нее крошечное синее пламя. Помещение освещалось в течение всего пары секунд, но этого хватило, чтобы Алесса нашла замочную скважину.
Данте на мгновение застыл.
– Что это было?
– Отголосок. – Она покраснела. – Беспокоиться не о чем.
– Что-что?
– Ну… остаток. У меня не было возможности использовать силы, которые я переняла у Фонте, поэтому кое-что сохранилось.
– Можешь повторить?
Она погрузилась в закоулки своего сознания, но ничего не отыскала.
– Нет. Это была последняя крупица.
Все, что осталось от Эмира. Ее сердце пронзила острая боль. Она выжгла весь его свет и потратила драгоценные остатки его дара на сущий пустяк.
– Зачем тебе вообще нужен Фонте? Дотронься до них сейчас и сбереги силы до сражения.
Алесса покачала головой.
– Финестра способна усилить дар Фонте только при постоянном контакте. В одиночку я в лучшем случае отсрочу нападение на несколько секунд. Хотя и это крайне сомнительно. Как правило, после прикосновения Финестре удается сохранять силу Фонте около минуты.
– Прошло больше минуты.
Она вздохнула и закрыла глаза.
– Потому что я его убила. Представь, что остатки дара – это последний вздох. Я украла его магический выдох.
– Но…
– Поверь мне, мы пытались. Ничего не получилось.
Пока Алесса вела Данте по винтовой лестнице наверх, сжимающие ее грудь тиски ослабли, а вместо удушающего чувства отчаяния внутри разгорелся победный огонек. Ей удалось. Она сумела сбежать из Цитадели, отважно зайти в таверну, полную преступников и изгоев, и убедить дикого волка последовать за ней домой.
Каждая лестница располагалась вокруг залитых лунным светом каменных строений внутреннего дворика, и, чтобы подняться на следующий уровень, требовалось пройти в другой угол, заставляя каждого, кто хотел добраться до верхних этажей, бродить туда-сюда. Потому их прогулка на четвертый этаж сопровождалась неестественной тишиной.
Едва в ее голове проскочила эта мысль, в темном дверном проеме возникла фигура в форме.
Одиннадцать
L’uomo solitario è bestia o angelo.
Одинокий человек либо зверь, либо ангел.
– Осторожно, Финестра! – Капитан Папатонис пригвоздил Данте к стене. – Он вооружен.
Рубашка Данте задралась, обнажив полоску кожи и ножны по обе стороны его талии. Даже прижатый щекой к стене он умудрялся выглядеть раздраженным и скучающим. Создавалось впечатление, будто ситуацию контролировал Папатонис, но только потому, что Данте позволял ему, хотя, очевидно, не собирался терпеть грубое отношение дольше необходимого.
– Пустите его, капитан, – приказала Алесса, выпрямившись. – Он со мной. – Технически именно она возглавляла военное подразделение, и ему не следовало забывать свое место. – У меня есть право выбирать личного телохранителя, и я выбрала его.
Она никогда не видела настолько глубоко затронутого человека, каким сейчас выглядел капитан Папатонис. Возможно, не доверять всем стражникам всего из-за одного предателя было несправедливым, но она уже зашла слишком далеко.
На лице пожилого мужчины читалась внутренняя борьба, но в конечном итоге он отпустил Данте и отступил в сторону.
Посмотрев на нее, Данте поправил одежду, несколько раз грубо ее одернув.
– При всем уважении, Финестра, – седовласый старик укоротил ее титул, – синьора Рената и синьор Миямото в курсе?
– Конечно.
Капитан Папатонис выпятил грудь вперед.
– Он не может расхаживать здесь в этом.
– Тогда принесите ему что-нибудь подобающее, капитан.
Смуглая кожа под бородой пожилого мужчины покраснела, и тот, отрывисто отдав честь, унесся прочь.
Алесса нерешительно улыбнулась, и Данте лишь сильнее нахмурился.
Когда они добрались до ее покоев, Алесса вдруг выронила ключ и, немного с ним повозившись после, не смогла вынуть из замочной скважины.
– Нужна помощь? – слетел вопрос с губ Данте.
– Нет. – Она дернула ключ что есть мочи, и тот выскользнул так резко, что она попятилась назад и врезалась в стену мышц. Тут же отскочив вперед, она схватила ручку и яростно ее повернула.
– Похоже, все-таки нужна.
И что она должна была на это ответить? Что он заставлял ее нервничать? Что ее до сих пор трясло после столкновения с капитаном? Что за одну ночь она нарушала правила и лгала чаще, чем за предыдущие пять лет, и не понимала, пугает ее это или восторгает?
Как только дверь за ними затворилась, Данте повернул ключ в замке и осмотрел металлические кронштейны с обеих сторон.
– В них вставляется засов. Где он?
– Не знаю.
Он вытащил кружевной зонтик из специальной подставки и сердито сунул его между креплениями.
– Потом найду что-нибудь получше.
Алесса наблюдала за тем, как он прохаживается по ее комнате, словно заточенное в клетке животное.
– Что ты делаешь? – наконец спросила она.
– Оцениваю уровень защиты.
Она немного знала об обязанностях телохранителей, разве что в них входило стоять за дверями и напускать на себя хмурый вид, с чем Данте отлично бы справился, но Алесса для своего же блага прикусила язык, чтобы не ляпнуть лишнего, пока он изучал все, что ей принадлежало.
Она не испытывала особенного дискомфорта, наблюдая, как он проходится по основному жилому пространству: уютной зоне отдыха и мини-кухне с круглым столиком и застекленными шкафчиками; но не могла не ерзать, когда он миновал двери ее гардеробной и ванной комнаты или останавливался у напольной ширмы, отделяющей спальную зону.
Распахнув двери на балкон, он вышел наружу и перегнулся через перила. Она на мгновение залюбовалась его спиной и слишком поздно осознала, что он собирается жестоко расправиться с красивым декором. Совершенно не заботясь об оранжевых и белых розах, изящно обвивающих прутья, Данте ухватился за верхнюю часть металлической решетки и дергал ее до тех пор, пока болты не расшатались и не посыпались вниз вместе с каменной крошкой.
– Эй! – возмутилась Алесса, помчавшись на балкон. – Эти розы посадила первая Финестра!
– Значит, они достаточно крепкие, – он прикусил губу, – чтобы пережить, – последний рывок, – падение. – Решетка отъединилась от стены с металлическим скрежетом и с грохотом рухнула на вымощенный камнем пол.
С разных сторон здания сбежались двое стражников, посмотрели на сломанную решетку, валяющуюся на земле, и подняли взгляд на нее.
– Все в порядке, Финестра?
Она невозмутимо махнула им рукой.
– Внезапный порыв ветра!
Пока Данте расхаживал по покоям, Алесса устроилась на краю кровати и принялась расшнуровывать сапоги, ругаясь себе под нос, если веревки скользили между облаченных в перчатки пальцев. Она не услышала, как к ней приблизился Данте, потому, когда он прочистил горло, едва не свалилась с постели.
– Проблемы?
Алесса попыталась выровнять дыхание.
– В перчатках все кажется сложнее.
– Так сними их.
Опираясь рукой на ее кровать, Данте заглянул под нее, а его длинные пальцы утонули в мягком пуховом одеяле.
Алесса соскочила с нее как ужаленная.
Довольный тем, что под кроватью никого не нашлось, Данте открыл маленькую дверь в углу и уставился во тьму.
– Что здесь?
– Лестница в соляные ванны.
Он наградил ее недоверчивым взглядом.
– Не общественные ванны. В Цитадели находятся собственные, и другой вход в них только через покои Фонте. Которые пустуют. Само собой.
Он угрюмо воззрился на дверь ванной, словно та нанесла ему личное оскорбление, а потом в последний раз изучил комнату. Когда проходил мимо стола, Данте остановился и поднял большой конверт с гравировкой.
– Это тебе. – Он протягивал его всего секунду, а затем, осознав, что Алесса не возьмет послание из рук, бросил обратно на стол.
Она ждала это письмо, но при виде него у нее все равно перехватило дыхание.
Алессе не хотелось, чтобы Данте пристально наблюдал, как она читает послание, но и проигнорировать его она не могла, как и непрекращающееся жужжание в ушах. Девушка подняла конверт, несколько раз повернула его, а затем, расколов печать пополам, пробежалась глазами по строчкам, выведенным витиеватым почерком. Закончив, она скомкала бумагу пальцами, сжимая ее до тех пор, пока уголки не начали впиваться в ладонь сквозь тонкую материю перчаток.
Данте посмотрел на смятую бумагу в ее руке.
– Любовное письмо?
– Созыв. – Алесса швырнула бумажный комок в мусорку. – Совет устраивает завтра сбор.
– Быстро, – он вздернул брови.
– Очень. – Она тяжело сглотнула. – Я думала, у меня в запасе есть пара дней, но, похоже, они связали по рукам и ногам очередную несчастную душу и доставят ее завтра вечером.
Данте переключил свое внимание на книжные полки и кончиками пальцев провел по кожаным корешкам так, словно фолианты были драгоценными или потенциально опасными.
– Обычно моя охрана проводит ночь за дверью, – сообщила она, направляясь к напольной ширме. – Но, если тебе будет удобнее, можешь занять кресло.
Изучая потускневший корешок одной из книг, он махнул на диван.
– Я буду спать на нем.
– Нет, ни в коем разе. – Алесса подавила зевоту.
– Я прибыл в замок не ради того, чтобы спать в кресле.
– Тогда тащи подушки в коридор. Ты не можешь спать здесь.
– Почему это?
– Потому что это мои покои. – Ее пристанище, где она избавляется от слоев одежды и не тревожится о том, что каждое ее движение грозит смертью живому существу. Но этого она произнести не могла. Не собиралась делиться своей болью с неотесанным незнакомцем.
Он скрестил руки на груди, напрягшимися бицепсами проверяя ткань рубашки на прочность.
– Как несостоявшийся убийца проник сюда?
– Через дверь? – ошеломленно выпалила она.
– Или через балкон.
– Считаешь, что он взобрался по стене на четвертый этаж?
– Там была решетка.
– Благодаря твоей утонченной работе ее больше нет. Мужчина не может находиться в моих покоях. Существуют же правила.
– Ты Финестра. Если не ты перепишешь правила, тогда кто?
– Ты не понимаешь сути моего титула.
– А ты не понимаешь сути работы телохранителя. Видишь ли, я, – он тыкнул на себя пальцем, – охраняю твое, – указал на девушку и жестом обвел ее формы, – тело.
Она вступила за ширму и высунулась из-за нее.
– Ты работаешь на меня. Я отдаю приказы.
– А я не делаю свою работу наполовину. Ты хочешь, чтобы я охранял тебя, этим я и занимаюсь.
Если бы ей пришлось закрыть балконные двери, только чтобы выставить Данте в коридор, она бы провела всю ночь, ворочаясь в горячей, душной постели, преследуемая видениями о том, как руки в кожаных перчатках давят на ее трахею.
– Ладно! Но я уже убила троих, так что, если попытаешься подкрасться ко мне, станешь четвертым.
Данте сбросил ботинки.
– Аналогично.
Она сузила глаза. Он имел в виду, что тоже убил троих людей? Или убьет ее, если она приблизится к нему? Или и то и другое, вместе взятое?
Данте пристально на нее посмотрел, словно догадывался о мыслях, блуждающих в ее голове, и начал расстегивать рубашку. Запаниковав, она спряталась за ширмой, чтобы не выставить себя еще большей дурочкой.
И как ей прикажете расслабиться, когда ее и полураздетого незнакомца отделяет только полупрозрачная ширма?
– Богиня… – выдохнула она. Разумеется, он не стал бы снимать все.
По-прежнему пытаясь расшифровать его предупреждение, Алесса намеренно отвлекала себя от воспоминания о полоске кожи, что навсегда запечатлелось в ее мозгу, и натянула самую просторную ночнушку из всех имеющихся.
Он совершил преступление. Возможно, уже пакует ее ценные вещи или дожидается, пока она уснет, чтобы размозжить ей голову. Алессе стоило заткнуться еще тогда, в переулке, когда до нее дошло, что он не тот герой, за которого она его принимала.
Какая-то нелепица.
Пока Алесса обходила ширму, у нее на языке вертелись слова «убирайся прочь», но он исчез.
Главная дверь была закрыта. Ванная по-прежнему была погружена во тьму. А о его присутствии говорила лишь аккуратно сложенная рубашка, лежащая на краю стола.
Она осмотрела каждый уголок, даже взглянула на потолок, как будто Данте умел летать. Теплое дуновение защекотало затылок, и она резко обернулась, но за спиной никого не оказалось.
Ветер изменил направление и теперь заносил запахи Саверио внутрь.
Балкон.
Данте стоял за дверями в низкосидящих на узких бедрах штанах и с кинжалами, все так же торчащими из ножен по обе стороны талии. Он провел по рукоятям большими пальцами и отнял их, а затем снова повторил движение, словно проверяя, не растворилось ли оружие. Широкие плечи и мускулистая спина, на ринге казавшиеся золотистыми и полными дикой энергии, в лунном свете напоминали мрамор, что отливал серебром.
Он мог бы стать произведением искусства какого-нибудь скульптора: «Мужчина на балконе».
Данте напрягся, услышав вдалеке какой-то звук: «Мужчина на балконе, готовый к бою».
Постепенно его плечи опускались, руки разжимались, а грудь продолжала медленно вздыматься, как если бы он велел себе расслабиться, не торопясь, по чуть-чуть. Данте шагнул вперед, но остановился, слегка качнув головой, словно не доверял простирающемуся перед ним небосводу или боялся, что свобода – это ловушка. Потерев затылок, он почти развернулся, но продолжал через плечо смотреть на город.
Алесса в мгновение ока сбежала, пока он не превратился в «мужчину на балконе, который заметил, что ты на него пялишься».
Он спал на полу кладовки в таверне. Уж одну ночь достойного отдыха она ему обеспечить сможет. Очевидно, что ему сполна хватало борьбы с собственными демонами, и она точно не входила в их число.
Кроме того, это всего на одну ночь.
