Моцарт, Волшебники и Рождество

Глава первая. Утренний гость

Ранним августовским утром 1791 года композитор и музыкант Вольфганг Амадей Моцарт стоял около окна своей венской квартиры на улице Раухенштейнгассе и от вынужденного бездействия рассматривал площадь перед домом, соседние дома, проезжающие мимо экипажи и прохожих, деловито спешащих по разным неотложным утренним делам. Сам того не замечая, он отбивал пальцами по оконному стеклу как по клавишам клавира «та-ра-пам-пам, та-ра, та-ра, пам-пам-пам»: «Я самый ловкий птицелов»…

В шесть часов утра к Моцарту, по обыкновению, заглянул француз-парикмахер. Пока Пьер укладывал горячими щипцами его волосы, Моцарт дописывал арию принца Тамино… Божественной красоты звуки сами собой превращались в ноты, перо легко скользило по бумаге, и Моцарт не мог прерваться даже на секунду и даже ради такого важного дела, как причёска…

Но… с полчаса тому назад он посадил в нотной тетради огромную кляксу (рука почему-то дрогнула, и чёрная чернильная капля сорвалась с пера в самой неподходящий момент), поставил двойную тактовую черту, которая означала – «завершено», «сделано» и… загрустил!

– Прощай, моя «Волшебная флейта»! Прощайте, дорогие принц Тамино, принцесса Памина, волшебник Зарастро и Королева Ночи… Не хочется прерываться, но я должен на какое-то время вас покинуть, увы…

Сегодня утром он оставит свою уютную квартиру, жену Констанцу с шестилетним Карлом Томасом и крошкой Францем Ксавьером Вольфгангом, свою работу над сказочной оперой «Волшебная флейта» и отправится в дальний путь – из Вены в Прагу. Конечно, не на всегда, а только на время написания и постановки другой оперы.

Новая опера называется «Милосердие Тита» и должна быть написана и отрепетирована аккурат ко дню коронации австрийского императора Леопольда II королём Богемии. Подразумевается, что под видом милосердного древнеримского императора Тита на сцене показан не менее милосердный австрийский император Леопольд II. Жаль только, что этот милосердный Леопольд не очень-то любит музыку…

«Оставьте при себе ваши музыкальные изыски, господин Моцарт! Мне нужна от вас добротная, и главное, в срок выполненная работа! Если вы не выполните моё условие, вы не получите за «Милосердие Тита» ни одного дуката! Кстати, о милости императора к вашей персоне в случае невыполнения заказа можете забыть навсегда!» – и импресарио Доменико Гуардазони смерил Моцарта таким тяжёлым взглядом, что у того аж мурашки забегали по коже.

Вообще-то Вольфганг Амадей обожал Прагу. Ему нравился этот старинный и удивительно красивый город, нравились музыкальность и приветливость его жителей, к тому же в Праге у Моцарта было много друзей и почитателей его таланта. Но все же он собирался в эту поездку с тяжёлым сердцем. Уж очень огромную работу в такое короткое время ему предстояло выполнить: коронация Леопольда была назначена на начало сентября.

– И почему горничная Луиза так медлит с завтраком?! Экипаж должен вот-вот подъехать! – нервничал Моцарт, высматривая у окна наёмную карету. – Наверное, побежала в лавку пекаря Ханса, чтобы прикупить к столу яблочного штруделя… – предположил он.

Ах, этот знаменитый венский яблочный штрудель! Похоже, Ханс встал сегодня раньше всех и потрудился на славу, потому что по всему кварталу пронёсся, благоухая, аромат свежей выпечки, ванили и корицы…

И Моцарту, несмотря на всё его нетерпение, оставалось лишь примоститься у окна, сидеть и ждать, высматривая случайных прохожих…

Вот полная дама в богатой бархатной накидке в сопровождении бледной тощей служанки спешит куда-то, наверное, в церковь. В руке у дамы чётки, она то и дело покрикивает на девицу, а идёт так быстро, что служанка еле за ней поспевает. Интересно, к чему такая спешка?.. И какие прегрешения не дают почтенной фрау покоя с самого утра?..

А вот мрачный господин в чёрном плаще, должно быть, хирург… Несёт тяжёлый саквояж с медицинскими инструментами и микстурами… бррр!.. Моцарт не особенно жаловал хирургов с их острыми скальпелями и изнуряющими кровопусканиями…

А вот мимо его дома медленно проехала большая карета, отделанная тёмным бархатом и украшенная замысловатым гербом. Важный кучер восседал на высоком облучке в расшитом камзоле, двое слуг в атласных синих ливреях примостились на запятках, кожаная занавеска плотно задёрнута – уж не русский ли это дипломат граф Разумовский поехал по своим тайным дипломатическим делам?

Когда-то он обещал похлопотать за Моцарта перед русской императрицей Екатериной, но… «Писем от заграничных посланников много, а императрица у нас одна! Терпение, мой дорогой Моцарт, имейте терпение!» Чёрт бы вас побрал, господин посол, с вашими проволочками и бюрократической дипломатией!..

Вот около дома прошагал зевающий полицейский, за ним проковылял городской нищий, дворники подмели мётлами булыжную мостовую, в открытой коляске проехал важный господин в штацком мундире, должно быть, банкир или чиновник, старьёвщик открыл свою мерзкую лавчонку, рядом расположился ростовщик с бородавкой на носу, молочницы в белых передниках понесли на разнос крынки с молоком, две хорошенькие горничные из дома напротив замахали им ручками: сюда, сюда, наши господа ждут – не дождутся вашего молока к завтраку! – что ж, у всех своя работа, и, если хотите, свой круг обязанностей!

Вдруг к парадному крыльцу дома, где снимала квартиру чета Моцартов, подъехала и остановилась добротного вида дорожная карета с просторным кузовом. Из кареты вышел высокий господин в чёрном плаще и шляпе. Нет, это не кучер, и карета не похожа на ту, что перевозит людей за плату.

Меж тем господин подошел к двери и требовательно-настойчиво зазвонил в дверной колокольчик. Гости в доме Моцартов не редкость. Хотелось бы знать, кто пожаловал на этот раз? Друг-музыкант, аристократ или кто-нибудь из кредиторов решил навестить Моцарта пораньше, чтобы наверняка застать его дома и напомнить о своевременной уплате долга?

Ох, уж эти долги!.. Всякий раз, когда Амадей получает приличный гонорар, он даёт себе зарок, что не будет сорить деньгами направо и налево и раздавать их сомнительным «приятелям»-прохиндеям, будет откладывать небольшие суммы на «чёрный день», будет, в конце концов, рачительным и бережливым, как его отец Леопольд, но… деньги, как вода, которую невозможно надолго удержать в руках! Они просто уплывают из его рук, чтобы осесть в карманах лавочников, бакалейщиков, портных, башмачников, владельца квартиры, которую он арендует, докторов, которые лечат его жену, и далее по списку…

Голос из прихожей вывел Амадея из тяжелых раздумий. Какое счастье – это не кредитор! Это итальянский музыкант и друг семьи Моцартов сеньор Антонио Сальери! Между прочим, придворный композитор его величества императора Леопольда II!

Как всегда, в немодном парике и старомодном камзоле… сеньор Сальери подтянут, бодр и немного снисходителен… «Он считает меня мальчишкой, так и не повзрослевшим вундеркиндом!» – промелькнуло у Моцарта в голове.

– Дружище Антонио! Ты, как всегда, вовремя! Еще немного, и ты не застал бы меня дома! Я сейчас же дам распоряжения Луизе, чтобы она принесла второй прибор… – и Амадей жестом радушного хозяина пригласил Сальери к столу. – Во-первых, я хочу показать тебе кое-какие музыкальные наброски… мне интересно, что ты о них скажешь… Кстати, рекомендую этот яблочный штрудель… Констанца специально каждое утро посылает за ним нашу горничную… Поверь, никто в целой Вене не готовит его так вкусно, как пекарь Ханс из соседней кондитерской…

Сальери растянул тонкие губы в насмешливой улыбке:

– Штрудель действительно бесподобен… А, во-вторых, дорогой Вольфганг?..

– Ах, да-да, я, как всегда, отвлёкся на ерунду… – Моцарт виновато улыбнулся. – Я уезжаю, уезжаю надолго… Пожалуйста, хоть иногда захаживай в мой дом… Констанце нездоровится… ещё не может оправиться после рождения малютки Франца Ксавьера… Она будет очень рада, если ты её навестишь…

– О чём речь! Конечно, дорогой друг! Кому, кроме меня, ты можешь доверить заботу о своём семействе в твоё отсутствие?! – и Сальери демонстративно приложил руку к груди. – А я ведь к тебе по поручению самого императора! Его величество, выказывая заботу о своих подданных и личную заинтересованность в опере «Милосердие Тита», предоставил тебе для поездки один из своих личных экипажей. Радуйся – ты поедешь в Прагу в императорской карете! Он также выразил надежду, что ты сумеешь по достоинству оценить его доверие и приступишь к работе над оперой уже в дороге.

– Разумеется, приступлю… Хотя… должен тебе признаться… я так устал в последнее время… Если бы не щедрый гонорар, вряд ли бы я взялся за эту оперу…

– Да уж… Импресарио Гуардазони сильно повезло, что ты согласился, в отличие от многих других… – о том, что сам Сальери хитро выкрутился, сославшись на занятость и отказавшись выполнить щекотливый заказ, он дипломатично решил не упоминать. – Кстати, насчёт дополнительного гонорара: его величество желает, чтобы на праздничном обеде звучали твои немецкие танцы. Как он выразился, «хочет побаловать себя вкусненьким…»

– О, Боже!.. Антонио, подумать только, для кого мы работаем!.. Для этих высоких господ, для которых наша музыка – это что-то вроде закуски… времяпровождение между переменой блюд на столе!

– Мой юный друг! Таковы реалии нашего времени, и мы не можем с ними не считаться! Кто платит, тот и заказывает музыку и указывает, когда и где ей звучать…

– Да что они в ней понимают, это императоры, короли, эрцгерцоги и маркизы!.. Только ты один можешь оценить мою новую оперу по-настоящему! Я тебе сейчас спою арию из неё, которую я написал под утро! – и Моцарт вскочил из-за стола и буквально подлетел к клавесину.

– Ты уже что-то написал для «Милосердия Тита»? – Сальери удивлённо поднял брови.

– Нет-нет, эта опера не для императоров, а для меня, для тебя, для наших друзей, для всех простых людей с открытым сердцем… Моя новая опера называется «Волшебная флейта»! Вот, ты только послушай!..

– Прости, дорогой Вольфганг, но время, время… Время поторапливает! Лучше покажи мне ноты – этого для меня вполне достаточно, – и Сальери впился газами в партитуру.

Надо заметить, что партитура – это огромная нотная тетрадь, где выписаны партии всех голосов и инструментов, которые звучат в музыкальном произведении.

– Вольфганг, это… гениально!.. Просто непостижимо!.. Я всегда думал, что меня уже трудно чем-либо удивить, но… твоя «Волшебная флейта»… по-моему, это настоящий шедевр! – Сальери взмахнул рукой и как бы ненароком прикрыл глаза, чтобы Моцарт не заметил завистливого огонька в глазах друга…

– Я рад, что тебе понравилось… Хотя, я думаю, ты меня сильно переоцениваешь… – Моцарт улыбнулся благодарной улыбкой.

Сальери достал из кармана круглые швейцарские часы на золотой цепочке и посмотрел на циферблат:

– Ах, как некстати! Сегодня утром мои часы неожиданно остановились… Вольфганг, скажи: который час? – пока Моцарт отошёл, чтобы посмотреть время на каминных часах, Сальери незаметно запустил длинные пальцы в конфетницу, достал оттуда горсть марципановых конфет и ловко отправил их к себе в карман (Сальери обожал сладкое).

– Уже четверть восьмого…

– Что ж, пора ехать, мой юный друг! Тебя ждут Прага и заслуженная слава по окончании работы! – и Сальери подпрыгивающей походкой быстро зашагал к выходу. – Я провожу тебя… Заодно по дороге заглянем к часовщику…

И Моцарту ничего не оставалось, как наскоро обнять жену и последовать за Сальери. Накинув дорожный плащ, он вышел из дома, поспешно забрался на подножку и с тоской посмотрел на окна спальни. Констанца в домашнем чепце помахала ему из окна рукой.

Моцарт помахал в ответ, влез в карету, и экипаж, украшенный гербом императорской фамилии, немедленно тронулся в путь…

Глава вторая. Семейные посиделки

Бывают зимой вечера, когда хочется собраться дружной семейной компанией в тёплом деревянном доме. На улице темно, морозно, «даже носа за дверь не высунешь» (так бабушка говорит), а дома догорают дрова в камине, и на столе накрыт чай с печеньками, и беседа ведётся мирная, неспешная, и всем вокруг хорошо и уютно.

Вот сегодня, например, именно такой вечерок. Около камина примостились Катя и Андрюша, а рядом на диванчике удобно расположились их папы – Катькин папа Федя и Андрюшкин папа Слава. Дрова в камине почти догорели, и от них исходят такой задушевный жар и еле слышное потрескивание, а искорки так волшебно перемигиваются друг с другом, что хочется только усесться рядышком, смотреть на огонь и слушать волшебные сказки…

Только почему-то папы, когда собираются вместе, начинают разговаривать о работе, как будто других тем для разговоров не существует! Наверное, потому, что они работают в одном учреждении. Такое редко, но случается. Да и учреждение, где они работают, тоже довольно оригинальное – Театр оперы и балета. И папам интересно об этом поговорить.

– Матильда опять всю репетицию ко мне придиралась. Ей, видишь ли, кажется, что я затягиваю темпы!.. – жалуется папа Федя.

Папа Федя певец. Он поёт в хоре оперного театра. А Матильда Вениаминовна – хормейстер, то есть папина непосредственная начальница (хормейстер – это руководитель хора).

– Спой немного побыстрее, и все дела… – это уже папа Слава утешает друга. Видимо, у папы Феди действительно что-то там не клеится.

– Тебе легко говорить… – канючит папа Федя. – Я пою в правильном темпе, а Матильде кажется, что я нарочно пою медленно, потому что якобы вредничаю и игнорирую её замечания…

В оперном театре все артисты поют, танцуют или играют на разных инструментах. Папа Федя, к примеру, поёт, а папа Слава играет на скрипке. И у обоих неплохо получается.

Папа Федя и папа Слава дружат с самого детства. И дружба у них получилась как в пословице: «Какую дружбу заведёшь, такую жизнь и проведёшь». Когда-то они вместе учились в музыкальной школе. Причём папа Слава был отличником и гордостью, а папа Федя – не совсем. И не потому, что таланта не хватало. Просто папа Федя любил всё просыпать. Мог проспать урок или экзамен. Что, как вы понимаете, не способствовало успехам в учёбе, зато не помешало их крепкой дружбе.

После окончания школы папы вместе пошли поступать сначала в музыкальный колледж, а после – в музыкальный институт. А потом устроились работать в театр. А потом поженились в один день на сёстрах-близнецах. А потом у них родились Катька с Андрюшкой. А потом Костик с Любашей. А потом – «суп с котом», потому что папа Слава светловолосый, часто поправляет очки на носу и немного забывчивый, а папа Федя рыжий, обожает вкусно покушать и пожаловаться на жизнь…

…тем более, что повод имеется: в Оперном театре готовится грандиозная премьера. Будут исполнять оперу Вольфганга Амадея Моцарта «Волшебная флейта». Премьера назначена на Рождество, то есть на завтра, поэтому люди в театре волнуются, суетятся, нервничают, мелко переругиваются и все ко всем придираются.

Первым папино-Федино нытьё не выдерживает Андрей. Он протягивает папе Славе новую книжку, большую, с яркими картинками, которую получил в подарок на Новый Год – от Деда Мороза, разумеется:

– Папа, почитай нам сказку!

Тут уже и Катя присоединилась к брату:

– Папочки, ну, пожалуйста…

Вообще-то папы (оба) не любили читать детские книжки вслух – опасались детских вопросиков. Начинает, к примеру, папа Федя с выражением декламировать: «Добрый доктор Айболит! Он под деревом сидит. Приходи к нему лечиться и корова, и волчица…» И посыпались родимые, как из рога изобилия: «Папа, а почему доктор? Он же ветеринар!»

Когда читают про Рассеянного с улицы Бассейной, в детских буйных головах сразу рождается сомнение: возможно ли надеть на ноги перчатки и не заметить этого? Тут же по ходу чтения следует целый ряд экспериментов с перчатками, варежками и ногами.

А уж про то, кто же вылезает «…из маминой из спальни, кривоногий и хромой…», папы вообще предпочитали не дискутировать!

Ну, и как можно получать удовольствие от чтения в таких немыслимых условиях?!

– Дети, дети… Спокойно!.. – папа Слава начал волноваться. – Мы с папой Федей…

– С папой Славой, – подхватывает Федя, – решаем важные мировые проблемы!..

– Ага, знаем мы ваши проблемы, – вздыхает Андрюшка, а про себя думает: «Мы им что, мелочь пузатая? Проблемы у них… Они ещё наших с Катькой проблем не знают…»

– Ну, папочка, ну, миленький, ты же обещал… – Катя пускает в ход «тяжёлую артиллерию» – женское обаяние…

– А кто-то, между прочим, тоже сегодня обещал убрать за собой игрушки… – папа Федя начинает потихоньку сдаваться.

– Да! И почистить зубы без напоминания! – папа Слава косится на книжку: ну очень здоровая… Умеет Дед Мороз выбирать, нет чтобы маленькую, тоненькую… – Ладно, давайте сюда вашу книгу. Так и быть, я сам, лично… передам её папе Феде для художественного чтения вслух…

Папа Слава берёт книгу в руки и… вот удача! На обложке большими красочными буквами написано: «Волшебная флейта»!

– О, это точно к папе Феде! Тут даже и читать не надо. Сейчас вам папа Федя всё подробно расскажет! Он у нас в курсе всего, что в этой книге происходит!

Папа Федя только на обложку глянул, сразу почему-то расстроился:

– Понимаете… в этой сказке рассказывается об одном уникальном принце… Его зовут Тамино, и его чуть не слопало страшное чудовище…

– Ну, видали мы чудищ и пострашнее, – философски замечает папа Слава.

– Этот принц самый смелый из всех принцев, потому что он бесстрашно проходит все испытания, – не сдаётся папа Федя.

– Ну, видали мы принцев и посмелее, – опять вставляет реплику папа Слава.

–Он находит прекрасную принцессу Памину, и в этом ему помогает смешной птицелов Папагено… А ещё Моцарт написал для него самые лучшие арии! – гнёт свою линию папа Федя.

– Моцарт для всех написал лучшие арии! – парирует папа Слава.

– Для всех просто лучшие, а для принца Тамино лучшие из лучших! – в запале выдаёт папа Федя.

– Это ещё с какой стороны посмотреть, – не успокаивается папа Слава, и папы, перебивая друг друга, начинают аргументировать, доказывать и приводить примеры.

Спор потихоньку разгорается и обещает быть долгим и захватывающим, но вдруг…

– Мальчики!.. Помогите малышей искупать! – это из кухни вышли Катькина мама Марина и Андрюшкина мама Ирина, и на руках они держат маленьких Костика и Любашу. А «мальчиками» своих мужей мамы называют, когда им надо, чтобы «мальчики» что-нибудь для них сделали или в чём-нибудь им помогли.

Всё, конец дебатам!

«Вот так всегда! – папы со вздохом переглянулись. – Прервали на самом интересном месте…»

Надо сказать, что мама Марина и мама Ирина очень похожи друг на друга, и их легко спутать, особенно когда они одеты в одинаковое. Даже бабушка Варя не всегда может отличить их друг от друга. И только Андрей и Катя, да, и ещё дедушка Павел Сергеевич – их родной папа – почему-то всегда угадывают, кто из них Марина, а кто – Ирина.

Но сейчас и гадать не надо. Если на руках Костик в зелёных ползунках – значит, Марина, мама Кати. Если Любаша в розовой кофточке – конечно, Ирина, мама Андрея.

Папа Федя и папа Слава ещё как-то попытались отвертеться для порядка:

– А я вот детям книжку читаю, – и папа Федя схватил книжку вверх ногами.

– А я зубы проверяю, – папа Слава быстренько повернулся к Андрею, – ну-ка, открой рот!

И Андрей тут же показал папе, правда, не зубы, а язык.

– Всё понятно… – мамы вздохнули и переглянулись. – Значит, так: Андрей и Катерина попеременно читают вслух, а папа Слава и папа Федя бросают строить из себя клоунов и идут нам помогать.

И папы, повздыхав, пошли за мамами в ванную комнату. Только папа Федя на прощанье обернулся и сказал мощным голосом великого трагика:

– Прощайте, детки! Уж и не знаю, когда мы с вами свидимся вновь! – папа Федя любил вставлять в свою речь яркие эффектные фразы.

– И почему ещё не придумали специальную машинку для стирки детей? – тихо ворчит папа Слава в спину папе Феде. – Закладываешь туда ребёнка, выбираешь программу и… опаньки! Через полчасика вынимаешь оттуда чистого и сухого младенца!..

Дверь за родителями захлопнулась, и Катя с Андреем остались одни.

– Идём отсюда, Катька! Этим людям мы уже неинтересны!

– Что делать?! Такова жизнь! Мы слишком быстро выросли и уже можем сами о себе позаботиться! – Катя унаследовала от отца огненно-рыжие волосы и любовь к пафосным театральным выражениям.

– Точно! Идем к бабушке! – и белобрысый Андрюшка, прижав к груди книгу, первым решительно зашагал в сторону кухни.