Kitabı oku: «Дороги воронов»
Глава 1
Марвин считал, что никто не имеет права упрекать его за поздний подъём, потому что весь Гилфорд просыпался еле-еле к полудню. К шести утра сон города становился более чутким. По улицам, уже освещённым ранним июльским солнцем, проезжали припозднившиеся грузовики, которые ночью доставляли товары в круглосуточные магазины и задержались, пока их разгружали медлительные рабочие. Потом город наполняло шуршание подошв офисных работников, направлявшихся на вокзал, где семичасовая электричка должна была унести их в города, наполненные модными стеклянными зданиями, дающими возможность заработать всем тем, кто не умеет ничего иного, как контролировать потоки цифр и букв, чья ценность, наверняка, полностью исчезнет лет через десять.
Выпустив наиболее нетерпеливых, город снова засыпал. Частные магазинчики редко открывались раньше десяти утра, о том, что хозяева мелких лавок могли встать хоть немного раньше, свидетельствовали только пекарни и пиццерии, распространявшие по тихим улицам запах выпечки, который врывался в распахнутые окна редких машин, шуршанием шин по асфальту почти не нарушающие тишину городка.
Город начинал просыпать к одиннадцати, когда приезжали туристы. Автобусы останавливались у громадного, совсем не по размерам городка, собора Пресвятой Девы Марии, более известный в туристических брошюрах, как Собор Улыбающегося Ангела по прозвищу наиболее известной статуи. Потом туристов вели к Дубу Мерлина, как уверяли гиды, намного более аутентичному, чем тот, что когда-то рос в Кармартене. Правда, гилфордскому дубу, как утверждали ботаники, было едва триста лет, но истинно верующие могли как-то примирить в собственном разуме это противоречие. Тем более, что в Гилфорде был Трон Мерлина, и Зеркало Мерлина, и Великий Камень. «Понимаете», – говорили гиды, родившиеся в Гилфорде, и питавшие особый патриотизм к родной земле, – «здесь Мерлин встретил Вивиан, мы ведь совсем близко к Гластонбери». Любой человек мог открыть любую карту (даже ту детскую с поиском сокровищем, что подавали как салфетку на подносе в «Fish&Candy») и померить линейкой, что Гилфорд был намного дальше от Гластонбери, чем Гластонбери от любой точки Уэльса, но ещё ни один гилфордский гид не был уличён во лжи.
В Гилфорде постоянно проезжали поезда, в час там останавливалось никак не меньше десяти с разных сторон, и никто не мог объяснить, почему основной поток туристов приезжал на электричке в половине двенадцатого. Возможно, в далёкие времена, столь далёкие, что эзотерические сайты Англии можно было пересчитать по пальцам одной руки, кто-то указал эту электричку, как единственную, что вела в самое магическое место Англии, а затем время верного прибытия обросло мифами, легендами и суевериями, однако именно в полдвенадцатого приезжали те, кто и составлял основной контингент, приносящий прибыль городу. Это были женщины с чёрными волосами – жёсткими, поднимавшиеся над головой от статистического электричества, но при этом тонкими, будто паутина; мужчины с бородами и в широких, скрывающих полноту одеждах, на груди которых висели железные амулеты и лунные камни на серебряных цепочках; стайки девочек-подростков, разодетых, будто на аниме-фестиваль; угрюмые одинокие мальчики-подростки с посохами в руках – без друзей, но с безумной жаждой, блестевшей в глазах, обрести власть над миром. Лондонские ведьмы ехали освятить амулеты в волшебном ручье (вообще-то, в Ручье Безглазого, но прозванного, разумеется, Ручьём Мерлина), чтобы потом заснять магический процесс и выложить в сеть для привлечения клиентов. Толстые семьи с детьми, которые с одинаковым равнодушием фотографировали любую экзотику – от витражей ангелов в соборе до какой-нибудь ведьмы, которая садилась прямо на тротуар, разложив вокруг себя карты Таро и собственные визитки. А вездесущие японские туристы в свою очередь писали на телефоны и профессиональные видеокамеры всё вокруг – от толстых семей, которые покупали большие ведёрки с курицей, до пустых пакетов, гонимых по улицам ветром. Тем самым выполняя великую функцию фиксации, которая, возможно, даст когда-то воссоздать по этим видео нашу цивилизацию, если люди будущего будут столь безумны, что наш век будет вызывать у них ностальгию.
Эти приезжающие полдвенадцатого, кто считал своим долгом посетить все гарантированные волшебные места городка, громко болтали, шаркали подошвами, и, самое главное, шли мимо свалки, где спал Марвин. Он просыпался, ворочался и вставал к полудню, когда город окончательно просыпался, а горожане и приехавшие пытались всучить друг другу свой магический мусор. И пока над свалкой разносился звук рок-н-ролла из кафе «Жёлтый глаз яичницы», его рвало в ржавое ведро. Уже четвёртое утро подряд. Не сказать, что его рацион предполагал, что из этой затеи выйдет что-то грандиозное, но спазмы не понимали, что человека не так уж легко вывернуть наизнанку, потому продолжали усилия.
Когда Марв сумел перевести на полминуты дух, то вытащил из задних карманов джинсов пачку активированного угля, выдавил на ладонь чёрную таблетку и даже зачем-то полюбовался ей, предвкушая, как быстро она подействует. Затем, наконец сообразив, что следующий спазм может не дать воспользоваться спасительным средством, отправил таблетку в рот. Это было странно, но таблетка действовала практически мгновенно, секунд через десять от проблем не оставалось ни следа. Марв купил таблетки в первый день недомогания, просто в качестве жеста отчаяния, продавщица посоветовала их, как самые дешёвые. Его так шатало в тот день, что ему было всё равно, он уже был готов потратить последние деньги на билет до Уэртинга или даже Лондона и обратиться там в бесплатную больницу, соврав, что потерял документы. Но десять секунд – и он снова здоров.
Разумеется, то, что с ним происходило, нельзя было назвать нормой или здоровьем. Случись подобное в любой другой период, кроме лета, Марв обратился бы к доктору. Но он не был уверен, что доктор Марш не позвонит в службу опеки. У Марва был номер телефона одного врача, про которого Джей-Змей сказал, понизив голос «Позвонишь, если будет нужда». Но Марв был уверен, что это было намёком на пулевое ранение или хотя бы венерическое заболевание. Его несварение было признаком какой-то иной болезни, которая явно требовала большого количества анализов, запаха хлорки в большой больнице и, в конце концов, размеренной осенне-зимне-весенней жизни. Пару лет назад он думал, что вот так, оставшись на всё лето без врачебной помощи, он разок рискует окочуриться в августе. Возможно, пришло ему в голову, это и есть тот самый год, когда ему предстоит откинуть копыта.
В том крохотном домике, который он занимал, была совсем микроскопическая ванная комната – с унитазом и душем. Но всякий раз, ощутив спазм, он вываливался под открытое небо. Именно вываливался, потому что всё пространство домика занимал разложенный двуместный диван. Ещё в домике была лампа, ввинченная в патрон, под потолком и две розетки. Всё остальное Марв притаскивал сам. Само собой, читалка, которая заряжалась всю ночь, старый cd-rom (в нём были аккумуляторы, которые также заряжались от сети, причём прямо внутри проигрывателя) и все девять дисков «Чумной плесени», причём все подписанные всей группой, немного одежды, сваленной в дальнем конце дивана, а также ноут, спрятанный в диван. Дверь домика не запиралась, потому читалку Марв таскал повсюду с собой.
Хотя нет, не поэтому. Он же спокойно рисковал и ноутом, и обожаемыми дисками. Любые опасения гасились мыслями о том, что всё пространство свалки просматривалось с камер наблюдения мистера Лейна. Когда во время вечеринки в прошлом году пьяный Большой Билли вытащил нож и стал, хихикая, спрашивать, кого из них стоит порезать и кто настоящий мужик, что этого не боится, полиция прибыла минут через пять. Охранник увидел это на своих экранах, позвонил в полицию и всё, финита, другие парни утекли сквозь дыру в заборе, которую им открыл Марв (охранник, хоть это и видел на камерах, но никакой реакции от него не последовало), а пьяный Билли, которого никто не рискнул тянуть за собой к спасительному забору, загремел по полной в исправительное учреждение для подростков. В этом году ему исполнилось восемнадцать, его выпустили и Марв основательно струхнул, когда увидел, как Большой Билли мнётся у забора. В конечном счёте Марв рискнул к нему выйти и выслушал длинную историю об исправлении, о том, как Билли задумывается о том, есть ли Бог, и не против поехать куда-то на север, где ему предложили поучаствовать в строительстве храма. Марв неуверенно заикнулся, что Билли стоит быть осторожным, чтобы не попасть в секту, но тот лишь отмахнулся, глядя куда-то в иное время, куда Марву не было хода. Марв пожелал Билли удачи. Он не верил в исправление, он не верил в то, что можно исправить судьбу. Отец Билли задушил его мать, потом ногами бил по шкафу, где, зажимая уши, прятался сын, уверенный, что как только дверца шкафа треснет, взбесившийся амбал убьёт и мальчика. Но полиция, которую вызвали соседи, приехала раньше, и Билли видел, как один полицейский пинает со злобой его отца, которого уже уложили на пол и надели наручники. Марв не верил, что Биллу удастся отпустить своё прошлое, спастись не только в реальности, но и мысленно из той ловушки, в которую ломится безумец, чтобы его убить. Что сеансы у психотерапевта никогда Большому Билли не помогали, и он продолжал сбегать из приёмных семей, пока не оказался в исправительном учреждении, до некоторой степени по вине Марва. Но Марв всё равно от всей души пожелал Билли удачи. Марв мог представить сотни страшных финалов для Билли, но пытался думать только о тех, где парень находит работу и заводит семью. Ему казалось, что если желать приятелям хорошее, то что-нибудь хорошее может случиться и с ним самим в собственной жизни.
Так что Марв знал, что за ним наблюдает Недремлющее Око. Но в отличие от того, что могло существовать или не существовать на Небесах, Око, присматривающее за его домиком, могло позвонить в полицию при любой краже. Нет, читалку он таскал с собой потому, что не мыслил себя без неё. Он и был все те тексты, которые были в ней отпечатаны. Да, в те месяцы, когда он жил в доме, он старался приобретать файлы законным порядком, он и не знал до того, как много электронных ресурсов можно бесплатно приобрести в библиотеке. Но всё зачастую заканчивалось воровством. Как и в его летней жизни, когда страх остаться без денег толкал его увести ту или иную банку со жратвой с полок в торговом центре. Хотя его читалке было уже семь лет, он не был настолько сумасшедшим, чтобы привязываться к электронному устройству. Если бы он грохнул где-то электронную книгу, то знал, где достать новую (хотя в глубине души предпочёл бы этого не делать, это было бы крупной кражей, которые он обещал не совершать), а книги хранились на облаке в сети. Но он не мог представить, как остаётся где-то без возможности читать. Он мог ни разу не включить её за день, но читалка обязана была быть с ним.
Он читал книги только одного жанра и это были ужасы. Вернее, читал он больше. Иногда приходилось читать что-то, заданное в школе, иногда он интересовался жизнью писателя и читал его биографию. Но тем, от чего сердце его бешено колотилось, и он ощущал себя живым, были только ужастики. Он читал всё. От сплэттерпанка шизофренников с крайне натуралистическими подробностями до готических романов, старые журналы пятидесятых с кровожадными марсианами на обложках и тонкие книжки семидесятых про привидений, где на обложках колыхались развивающееся занавески, обрисовывающие фигуры прозрачных женщин, или одинокие маяки на утёсах, подсвеченные молниями разразившегося шторма. Он знал все произведения Стивена Кинга, Дина Кунца и рассказы победителей всех любительских конкурсов ужастиков за последние десять лет. В голове его был архив с перекрёстными ссылки на все произведения. Он представлял этот архив, как большую круглую комнату-библиотеку, которую можно объехать на лестнице на колёсиках. Каждая прочитанная книга делала ещё один корешок в его библиотеке реальным. Каждый новый год приносил этой библиотеке новое кольцо полок. И Марв полагал, что будет вечно забираться наверх, слой за слоем. Только надо сперва изучить то, что уже было написано.
Когда другие парни мечтали о мотоциклах, нормальных домах и клёвых разбитных девицах, мечтой Марва был Оксфорд. Вычитанная им, возможно только воображаемая инфантильная обстановка Оксфорда, где каждый может сходить с ума, как пожелает, пока сходит с ума в направлении научного исследования, была единственной, где Марвин почувствовал бы себя своим. Только читать и ничего больше. Он не сомневался, что прекрасно сумеет построить свой учебный курс, посвящённый литературе ужасного, и обновлять его каждый год, пока будет расти воображаемая библиотека, а на полках основы, то есть тех книг, чтобы были изданы до его рождения, оставаться всё меньше неизвестных пятен. Только читать. Страх манил его, выводил за пределы сознания, за пределы быта, страх делал значимым всё, придавал смысл тому, что иначе было бы пустым.
Мечтать об Оксфорде было приятно, хотя до некоторой степени бессмысленно. Про деньги на поступление можно было не заикаться – даже самая выгодная афера вряд ли принесёт такой куш, стать стипендиатом с его оценками, более чем средними по любым предметам, кроме литературы, ему не грозило. Оставался только мизерный шанс выиграть грант от Дэрроу в будущем году. Но на самом деле он всё же пытался представить себе другие способы прожить жизнь. Фил Шэннон обещал ему должность менеджера в «Чумной плесени», когда Марву исполнится восемнадцать – оставалось только дожить до этого самому и желать, чтобы группа к тому моменту не распалась. Он мог бы сам писать ужастики. Те рассказы, которые он сочинял по просьбам парней, когда они сидели на вечеринках, пугали их до той истерики, что они начинали предъявлять Марву какие-то странные претензии, хотя сами же первые просили рассказать интересную историю. Ко всему, он дважды побеждал в конкурсах рецензентов на крупных сайтах, посвящённых ужасам, что заставляло его поверить, что он не такое уж ничтожество, каким обычно себе казался.
После пробуждения, сознавая, что существует выбор уйти снова в чтение или же попытаться заработать, он выходил со свалки и медленно плёлся в толпе приехавших фриков, такой же странный, как и все остальные.
Летом на краю Вековечного леса (настоящее название Блэкчерчский Национальный парк) постоянно действовала историческая ярмарка. Там вечно требовался кто-нибудь на подхвате: помочь с палаткой, поднести тяжёлые вещи, а как-то раз он пару часов разгуливал, одетый шутом. У таких подработок была даже своя такса – пятёрка. В этот день ему не особо повезло: один раз помог стайке девушек донести тяжёлые столы для торговли к поляне, второй – установил бело-зелёную палатку, где стреляли из лука. Семь фунтов из полученной десятки пошли в оплату обеда в сетевом кафе, пока не закончились часы бизнес-ланча. На самом деле он мог бы побродить по полянам Вековечного леса подольше, приятели из его компании рассказывали, как в сезон зарабатывали до пятидесяти фунтов в день. Но ему уже требовалось погрузиться в выдуманные миры, полные монстров. Пристроив поднос с обедом на пластиковой столешнице, он достал из кармана, пришитого к лопатке, читалку и не прикасался к еде, пока она не загрузилась. Хлебая суп, который заказал вместо дополнительного гамбургера, надеясь, что горячая жидкая пища излечит его утреннюю тошноту, он, крайне быстро перелистывая электронные страницы, погружался в историю замка, залитого лунным светом, населённом призраками, демонами в подвале и визжащими дамочками в жилых комнатах.
Его страсть к чтению была безумием. И он прекрасно это сознавал. В те периоды, когда он ходил в школу, его страсть к чтению считалась одноклассниками чем-то научным, интеллектуальным. В любое время, кроме лета, Марв мог хоть немного, но справляться со своей манией. Но летом чтение было необходимо. Когда три года назад он бился о прутья решётки в полицейском участке, пока ему не вернули читалку, инспектор Эштон Кларк сказал, что у Марва есть зависимость. «Если захочешь, сынок, можно будет обратиться к терапевту. Это ничего твоей семье не будет стоить, город оплатит». Марв не отвечал, он продолжал лихорадочно читать, пока читалку не отобрали снова. Он даже помнил, что именно читал – «Пропавшего мальчика, пропавшую девочку» Страуба. Мысленно он пытался выстроить стену между собой и Кларком. На ночь читалку не отобрали, и он читал до четырёх утра, дочитав страубовский роман, и начав после «Странного Томаса» Кунца. Когда он понял, что буквы пляшут перед глазами, наконец лёг спать, потому что всегда берёг зрение, понимая, что рискует остаться без чтения, если офтальмолог скажет ему не напрягать глазной нерв. Когда он проснулся, то читалки рядом не было. Прежде, чем Марв успел собраться с силами, чтобы устроить новый скандал, Кларк, который сидел за рабочим столом и, оказывается, постоянно поглядывал в сторону отгороженного участка, сказал: «Не беспокойся, я забрал твою игрушку, чтобы подзарядить. Сейчас верну». Когда он протягивал Марву читалку сквозь решётку, то добавил: «Ты ведь понимаешь, что это безумие? Ты так отгораживаешься от жизни. Здесь сидела масса парней с зависимостями, но ни у кого не было такой сильной, как у тебя». Марв тогда выхватил протянутую читалку резко и неожиданно, боясь, что Кларк только дразнится и не отдаст дивайс. Но читалка неожиданно легко оказалась в его руке, он вернулся на лежанку, пока читалка включалась, завернулся в одеяло, а затем снова ушёл в благой мир чёрных букв.
Сегодня хватило только часа чтения и Марв, основательно потянувшись, чтобы вызвать лёгкий щелчок в позвоночнике, отправился на стоянку, где нанимали для какой-нибудь физической работы. По идее, такой постоянный источник дохода должен был бы привлекать массу бездельников со всего графства, но Фил и Тим – пара охранников, которые сидели в кузове оранжевого пикапа, припаркованного у одноэтажного здания администрации, обычно следили, чтобы тут не водилось «залётных». Марв не был уверен, своя ли это инициатива парней или это им поручил город, чтобы местные парни имели постоянный приработок, не прибегая к криминалу. Этот метод противодействия подростковой преступности точно было не слишком эффективным, и компания Марва была тому живым подтверждением. Самого Марва обычно никогда не брали «на дело», боясь, что его приступ, схожий с нарколепсией, застанет его в самый ответственный момент, но Марв знал практически всё про каждую угнанную компанией машину в Ичтоне и Уошфилде. Следует признать, что в родном городе парни практически не бедокурили. Может, всё же в действиях мэрии города было некоторое рациональное зерно, и местная шпана всё-таки обзавелась локальным патриотизмом.
Марв присел на корточки, прислонившись спиной к одному из столбов, к которым крепилась сетка-рабица вокруг стоянки. Других претендентов на работу не было. К шести те, кто успел договориться с приехавшими на ярмарку, подойдут прямо на их рабочие места, помогут перенести вещи в охраняемую зону. К восьми поляны опустеют, а местные бары и пансионы наполнятся гулом голосов. Подростки выйдут на улицы, констебли будут фланировать по улицам, проверяя, что никто не нарушает порядок, а местный дансинг приветливо распахнёт двери, заманивая тех, кто способен нарушить уютность провинциальной жизни, яркими огнями и громкой музыкой туда, где они будут продолжать чувствовать себя бунтарями, но не смогут совершить преступления.
Несмотря на то, что он только что читал порядка часа, Марв ощутил острый приступ желания снова вытащить электронную книгу. Заставленная машинами, но практически лишённая людей стоянка, давила на него. Он вспоминал слова в одной из книг, что в моменты, когда скука наваливается на тебя тяжёлым одеялом, это боги за Завесой проверяют тебя на прочность, в этот момент они хотят изменить твою судьбу. Марв много раз чувствовал, как скука практически обретает вещность, и душит его, но ещё ни разу с ним не происходило в это время события, которое можно было бы назвать хотя бы интересным, если уж оно не дотягивало до судьбоносного.
Десять минут, решил он. Я даю богам за Завесой десять минут, потом иду на свою свалку, где завалюсь на тот диван, что стоит снаружи, около разорённого фольксвагена, и прочитаю книгу, где один парень с помощью карт попытался бросить вызов силам ада. Чтобы хоть как-то противостоять желанию сорваться с места прямо сейчас, Марв исподтишка бросал взгляды на охранников. Тиму было лет пятьдесят, но его лицо уже обвисло так же, как и потерявшие цвет прямые волосы. Фил был живописней: он явно пытался изобразить что-то из американских боевиков, так как не снимал зеркальных очков, оборванные у футболки рукава открывали накачанные бицепсы, забитые тату с шипами и розами. Оба охранника постоянно жевали зубочистки и пили энергетики – они представляли собой такую правильную рекламу здорового образа жизни, что Марв был уверен, что скоро снова ощутит приступ тошноты.
Филу он придумал монстра, растущего на животе. По вечерам Фил снимает эту свою чёрную футболку с Харлеем и смотрит на то, как клешни чудовища становятся больше, и его сердце радостно бьётся, что он станет дверью для будущего инопланетного вторжения. Внешность Тима требовала более классических ужасов. Ему Марв подарил умершую дочь, которую отец украл с кладбища, положил в занавешенной коврами беседке в саду на заднем дворе и каждую ночь совершал новый ритуал, стремясь оживить всё более теряющее прежний облик тело.
Охранники тоже временами поглядывали в сторону Марва, но их взгляды скользили мимо, он был практически невидимкой. Его свободная жизнь была основана на равнодушии большого количества взрослых, которые давали ему жить, как нравится. Он часто задумывался о том, что то, что началось несколько лет назад, как побег из дома, теперь превратилось в традиционный временный переезд в летний домик.
На исходе восьмой минуты наконец появилась новая машина, владелец которой явно мог бы дать ему работу. Это был чёрный блестящий Челленджер, на правом боку которого было изображено два ангела, держащихся за руки – белый и чёрный. Правда, владелец машины не слишком ей подходил. Если домашние животные похожи на хозяев, то машины редко соответствуют обладателям. Сперва он, высунувшись из водительского окна, долго возился у шлагбаума, разыскивая карточку, дающую право на въезд. Потом, припарковавшись, суетливо бегал от водительской дверцы до открытого багажника, роняя ключи и явно что-то забывая. Наконец, отчаявшись, он прокричал в сторону охранников:
– Мне может кто-нибудь помочь?
Марв чувствовал, как взгляды молчащих охранников проводили его до машины.
– Я могу чем-то помочь?
Слова не подходили ситуации, ведь владелец машины и так попросил о помощи, но другого обращения Марв придумать не успел. Турист отошёл на полшага и оглядел Марва с головы до ног. Хотя сегодня Марв ни разу не посмотрел в зеркало, он знал, что тот увидит. Худющий, как зубочистка, мальчишка с длинными и не слишком чистыми тёмными волосами, свисающими до плеч, тёмная футболка с красным фэнтезийным собором и громадной надписью готическими буквами «Чумная плесень», потрёпанные джинсы. Если Марв развернётся, то любой спросит его, что за прямоугольник отчётливо просматривается у него на плече. Из внутреннего кармана, который Марв пришил всем своим футболкам, он тогда достанет и продемонстрирует читалку. Но со спины этот мужик Марва не увидел, зато задал другой очень популярный у клиентов вопрос:
– А тебе родители разрешают заниматься работой?
– Разумеется.
Это было чистой правдой. В заднем кармане джинс, вместе с остатками денег и старым кнопочным телефоном, у Марва хранилось разрешение, подписанное отцом. Следует заметить, подпись даже не была подделана.
Мужик кивнул сам себе, словно Марв подтвердил его мысли, но взглянуть на разрешение просить не стал.
– Тога возьми, будь добр, вот эту коробку. Мы сейчас отнесём её на ту поляну, где собираются рыцари. Там мы возьмём у Старфлауэр свечи и шесты и понесём их на поляну Волшебника. Так как это получается не одно поручение, а целых два, то оплата в двойном размере. Тариф, по-прежнему, пять фунтов?
– Точно.
Марв пытался взять из багажника указанную картонную коробку и при этом не порезаться острыми частями торчащего из неё подсвечника. Сам владелец понтовой машины взял из багажника десять круглых шаров синего цвета, висящих в длинных сетках. Как и все жители Гилфорда, Марв с детства знал, что такие шары называются Пелен Таны, в них вставляются свечи, чтобы обеспечивать во время друидических бдений волшебный синий цвет. Так как их держат за сеть, обычно их переноска не представляет сложностей. Но только не для этого мужика. Сперва он взял по пять шаров в руку, но потом что-то вспомнил, положил их на землю и поспешил к водительскому сиденью. Снова стал поднимать шары, но затем, так их и не приподняв, бросил сетки и побежал проверять точно ли он запер дверцы и багажник. Всё это время Марв пережидал, пристроив коробку на угол машины. Он заметил, что Фил и Тим смотрят на этот бесплатный цирк бесстрастно, но с пристальным вниманием. Наконец они тронулись в путь, но у самого выхода со стоянки, мужик резко внезапно повернулся к Марву, который шёл позади.
– Стоп. А тебе есть хотя бы четырнадцать лет?
– Мне шестнадцать. А мэрия разрешает помогать на ярмарке с пятнадцати. Все бумаги в порядке. Тут охранники всё контролируют, можете их спросить, а на ярмарке администраторы по сто раз проверяют, это такие в самых красивых костюмах и с красными поясами, чтобы сразу их отличать. Никакого нарушения трудового законодательства, гарантированно.
Насчёт бумаг, возможно, Марв отклонился от правды, потому что не имел представления, на каких условиях он тут на самом деле работает. Но он знал, что Кларк поговорил с кем надо (кем бы этот человек ни являлся), чтобы Марвин мог беспрепятственно тут работать. Именно Кларку Марвин дал обещание не участвовать в крупных грабежах, за счёт чего получал возможность зарабатывать своим трудом. И при этом как-то совмещать это с собственной зависимостью.
– Ладно, ладно, – мужик снова покивал себе, будто прислушиваясь к голосам в голове. – А как к тебе обращаться?
– Марвин.
Коробка не была тяжёлой, но была неудобной, и Марва раздражало, что приходится стоять и отвечать на идиотские вопросы. Он обратил внимание, что Фил полностью развернул в их сторону свои тёмные очки. Судя по всему, он уже готовился подойти и, чуть пожевав зубочистку, спросить: «Проблемы?».
– Марвин… Ты ведь знаешь, что это имя означает «свободный душой»?
Марв пробормотал что-то невнятное, разумеется, он это знал. Сложно пытаться заработать на туристах в Гилфорде и при этом не ознакомиться, как с рядом нью-эйджевских практик, так и с массой слов на валлийском, ирландском и шотландском. Ему очень захотелось поставить коробку на асфальт и отправиться на свалку, сегодня он ни разу не выходил в интернет, вдруг там сообщения о том, что в Дартфорде высадились инопланетяне или что все электронные книги, которым не менее двух лет с момента выпуска, теперь абсолютно бесплатны. Марв перехватил коробку поудобнее, подумывая, что идея свалить сию секунду, не самая плохая. Мужик вроде бы понял намёк, развернулся и рьяно бросился по тропинке в лес, кинув через плечо на худо.
– А меня ты можешь звать мистер Валентайн.
Как же, думал Марвин, глядя в спину спешащего коротышки, тебя зовут Валентайн не больше, чем меня Ванесса. И да, Валентайн был коротышкой, на полголовы ниже Марва. Ещё у него была большая лысина, окружённая венчиком рыжих кудрей, лишний вес, красно-чёрная клетчатая, как у канадских лесорубов, жаркая рубашка, и блестящие, будто у старомодного конферансье, штаны.
Валентайн то практически бежал по тропинке и Марву приходилось спешить за ним изо всех сил, а потом он снова запутывался в сетках, тогда Марв прислонял коробку к ближайшему дереву и ждал по пять-семь минут, пока Валентайн разберётся в том, что делать. Их обгоняли и шли навстречу. Многие из тех, кого они видели, приветственно кивали Марву и удивлённо смотрели на коротышку, почему-то не решаясь предложить ему помощь.
Мозг Марва бился в черепной коробке, представляя, что будет дальше в книге, чтение которой он прервал. Чтобы хоть немного справиться с этой жаждой выдуманных миров, Марв продолжал выдумывать истории из жизни своего временного нанимателя.
Тебя зовут Закария, думал он, Зак Эндрюс, и тебя всю жизнь угнетало, что ты со всеми своими деньгами ведёшь такой обыденный образ жизни. Родители завещали тебе массу недвижимости и управляющих, которые без твоей помощи справляются с арендой и претензиями арендаторов. Получив такие деньжищи за просто так, ты всё пытался вести роскошный образ жизни, пока не понял, что твои друзья и твои девушки пытаются тебя обобрать и смеются за твоей спиной. Ты хотел собирать антиквариат, но тебя воротило от старой мебели и железных ламп. И один раз ты оказался на спиритическом сеансе. Планшетка дёрнулась под твоей рукой, только под твоей, больше её никто не сжимал, а твоё сердце замерло от того, что ты впервые прикоснулся к неведомому. Ты нашёл свою компанию: в спиритических кругах женщин было гораздо больше, чем мужчин, и ты пользовался среди них колоссальным успехом. Да, эти женщины не были такими красивыми, как те, что ты покупал, пока пытался вести гламурную жизнь, зато твоя заурядная внешность представлялась им загадочной, а обеспеченность казалась сказочным богатством. Ты понял, что всегда искал именно такую компанию, духи привели тебя туда, где ты должен был быть. И значит духи скоро что-то потребуют взамен.
Когда они дошли до рыцарской поляны, и Старфлауэр (женщина лет сорока, с длинной косой и длинной юбкой, чей расшитый цветами подол подметал землю) производила обмен оборудования, Марв не столько прервал сочиняемую историю, сколько дал поработать над ней подсознанию. Шесты оказалось нести намного удобнее, чем коробку с подсвечником, да и с переноской свечей Валентайн справлялся много лучше, перестав наконец и торопиться, и надолго останавливаться.
Когда они шли к поляне Волшебника, минуя старое римское кладбище, где паломники оставляли на камнях причудливые раскрашенные фигурки животных, от которых Марвин старательно отводил взгляд, бессознательное выдало продолжение истории. Долго спиритическая планшетка выдавала Заку, который уже взял себе псевдоним, разговоры с какими-то мёртвыми старушками, болтающими о вышивках и ценах на молоко. И в какой-то момент, потеряв терпение, Зак попытался связаться с ангелами. И скоро он получил ответ, он получил даже два ответа – от ангела светлого и ангела тёмного. Сперва он пытался слушать только светлого, но затем понял, что не может их отличить. «Что вы хотите от меня?», – спрашивал Зак. «Возвысить и уничтожить!», – отвечали ангелы. «Как мне вас различать?», – спрашивал Зак. «Никак», – отвечали они, – «нас невозможно разделить, мы одно существо, переплетение света и тьмы. Как твоя тёмная сторона есть ты, как твоя светлая сторона есть ты, так и обе части меня, обе личности есть я». И Зак понимал всё сказанное. Он понимал где-то в глубине души, не в силах выразить словами. И смирялся с тем, что ему предстоит получить власть, едва ли доступную человеку, и пасть за это в самые глубины ада…
