Kitabı oku: «Расставание из ада», sayfa 3

4

И не будет палить их солнце и никакой зной.

Откровение 7:16 ап. Иоанна Богослова

Мои веки опускаются при решении задачи – наверное, потому что это скучная задача, – возможно, я немного устала после вчерашней ночи. Я выпрямляюсь и стараюсь не закрывать глаза. Но спустя пару минут от монотонного голоса мистера Лича голова начинает опускаться, и меня словно затягивает под воду.

Только вместо воды меня встречает огонь. Я резко выпрямляюсь и чувствую жгучую боль в правой руке, как будто все мои нервные окончания попали во фритюрницу. Я опускаю взгляд и вижу, как длинные оранжевые языки пламени обвивают мое запястье, кожа потрескивает и лопается. Пламя охватывает мой рукав, ткань плавится. Я открываю рот…

– Мисс Анхелес? Все нормально? – Мистер Лич смотрит на меня, в его широко распахнутых глазах читается ужас.

– Что? Что случилось?

– Ты просто закричала посреди решения задачи, – услужливо объясняет Марена Янг с соседнего стола.

– Может, вам стоит сходить в мед… – Его перебивает звонок, возвестивший об обеде.

Спасена звонком в буквальном смысле.

Я хватаю учебники, бормочу: «Я в порядке», – и выбегаю за дверь. Когда я выхожу в коридор, с моего лба капает пот. Я прижимаю книги к груди, прохожу мимо кафетерия (да, прямо сейчас меня не волнует еда) и направляюсь в единственное место на территории школы, где чувствую себя комфортно.

Всякий раз, когда мне удается улизнуть с урока или когда я просто хочу побыть одна, я иду в маленькую школьную часовню рядом с главным входом. Не для того, чтобы помолиться или сделать что-то формальное, просто в этой комнате, отделанной деревом, есть что-то такое, что притягивает меня и успокаивает. Тишина здесь не похожа ни на какую другую: как будто журчание тысячи молитв повисает в воздухе под потолком. Я захожу в часовню, темные деревянные скамьи пусты в ожидании завтрашней утренней службы.

Я прохожу вперед и останавливаюсь, глядя на изысканный алтарь. Я очарована его резьбой, изображающей святого Михаила и его Воинство архангелов, летящих над армией зла с обнаженными мечами. Абуэла считает, что это излишне жестоко, особенно для дома Божьего, но изображение насыщено действием и ужасами – именно так, как мне нравится.

Я оглядываюсь на дверь, чтобы убедиться, что в часовне больше никого нет, и поднимаюсь на возвышение, где стоит алтарь. Я перекладываю учебники в другую руку и осторожно протягиваю пальцы, чтобы провести ими по резьбе. Раньше я делала это, когда училась в средней школе и пряталась здесь. Тогда я представляла себя воином. Я практически слышала лязг мечей и чувствовала, как ветер с вершины горы треплет мои волосы.

Но на этот раз, когда кончики пальцев касаются дерева, происходит нечто другое.

Еще одна огненная галлюцинация? Или это какое-то видение? Я не чувствую страха или паники, как на ярмарке, но что бы это ни было, оно приходит вспышками, как молния. Я бегу по пылающим залам с высокими потолками, направляясь к дверному проему, залитому солнечным светом, пока не оказываюсь во внутреннем дворе, заполненном дымом. Я опускаю взгляд и вижу на своих руках мальчика, его глаза прикрыты, он кашляет. Я оборачиваюсь и замечаю, что стою перед огромным административным зданием, полностью охваченным пламенем. Вокруг меня кричат дети, их лица искажены от ужаса. Монахини в черных рясах отгоняют их от разрушающегося здания. По всей территории растут пальмы, а небо шокирующего голубого оттенка контрастирует с клубящимся черным дымом, который распространяется, затмевая даже солнце. Подбегает пожарный в желтой куртке, забирает у меня мальчика и убегает прочь.

Затем я замечаю на рукаве кровь, но, кажется, она не моя. Правая рука устала и трясется, словно я сражалась…

– Мигуэла?

Я отдергиваю руку, спотыкаюсь и чуть не падаю навзничь с возвышения. Затем резко оборачиваюсь и вижу отца Мерфи, учителя истории средней школы, стоящего в дверях. Увидев, что я падаю, он бросается ко мне, чтобы помочь, но я опускаюсь на пол и машу ему, мол, все в порядке. Я срываюсь с места и бегу по проходу, чувствуя прикосновение его рясы, когда протискиваюсь мимо него к двери.

Как только он появляется в коридоре, выкрикивая мое имя, раздается звонок, и пространство заполняется учениками. Испытывая облегчение, я растворяюсь в реке из людей. Лучше бы он меня не прерывал – это было похоже на то, как будто алтарь… разговаривал со мной. Я знаю, как безумно это звучит, но мне действительно казалось, что он передает сообщение, или предупреждение, или что-то в этом роде.

Конечно, как только начинается следующее занятие, меня вызывают в кабинет школьного консультанта. Один инцидент остался бы незаметным, но не два. Я убеждаю ее, что просто уснула на уроке, и она позволяет мне отдохнуть на кожаном диване до конца учебного дня. Я не лгу, но могу быть убедительной, когда захочу, особенно со взрослыми, кроме, конечно, бабушки.

После звонка, ознаменовавшего конец учебного дня, я с радостью выхожу из здания и вижу, что Зи ждет меня в машине прямо перед входом. Слава богу. В те дни, когда у Рейджа тренировка по бейсболу, Зи подвозит меня домой, чтобы я смогла избежать унижения быть единственной старшеклассницей в автобусе. Школа находится всего в двух милях и пяти минутах езды от центра города, но когда ты в автобусе с двадцатью четырнадцатилетними подростками – это целая вечность.

Я падаю на пассажирское сиденье и испускаю громкий драматичный вздох.

Зи пристально смотрит на меня с легкой улыбкой на лице:

– Ты в порядке?

Я молчу. Сегодня на ней полуночно-черные и непрозрачные серьги. Я прикасаюсь к ним – на ощупь они гладкие, как стекло.

– Черт возьми, камни, высасывающие свет, не приносят ничего хорошего.

– Обсидиан защищает от негативной энергии.

– Думаю, мне нужны такие.

– Мика, что с тобой?

Я потираю лицо.

– Я не знаю. Я правда не знаю, Зи. Похоже, я схожу с ума.

– Не думаю, что это так.

Я смотрю на нее, затаив дыхание:

– Но это точно ненормально.

– Ты еще не была в моей голове, – усмехается она, а затем ее голос снова становится нежным, как будто она разговаривает с одним из пациентов, с которыми работает в больнице. – Я слышала, ты кричала на математике?

– Боже, слухи распространяются здесь слишком быстро.

– Тебе снятся кошмары?

– Честно, я не уверена, что это сны, это больше похоже на… – Я замолкаю, боясь показаться совершенно ненормальной, но, взглянув на Зи, продолжаю: – Они более трехмерные, детализированные. Словно я действительно нахожусь там, они как воспоминания о том, что со мной никогда не случалось. О-о-о, не знаю, это звучит, будто я сошла с ума. – Но Зи не смеется. С ее лица исчезают последние признаки веселья, и она просто смотрит на меня.

– Что? Почему ты так на меня смотришь?

Она игнорирует вопрос.

– Что происходит в этих видениях?

Я рассказываю о произошедшем во время урока и видении у алтаря. Пока я говорю, краска сходит с ее лица и она начинает играть со своими сережками, проводя пальцами по кристаллам.

– Зи, что такое? Почему ты выглядишь так, словно тебя сейчас стошнит?

– Просто… У меня тоже появились видения. Они начались на выходных.

Мое сердце пропускает удар.

– Такие же, как у меня?

Она качает головой:

– Нет. Но такие же мрачные. Мои происходят здесь, в Стоу. Огненные ямы и умирающие люди, которые мне небезразличны… – Она замолкает и смотрит вдаль.

– Почему ты ничего мне не рассказала?

Она пожимает плечами.

– По той же причине, по которой ты не хотела рассказывать мне. Но я в принципе могу чувствовать многое. И я знаю, что сейчас ты в шоке, но мы не сумасшедшие, ясно?

Зи берет меня за руку и сжимает ее. Мне сразу становится легче. По крайней мере, я не переживаю эти странные вещи в одиночку.

Вдруг раздается громкий треск, затем какофония из улюлюканья и воплей.

Мы смотрим на бейсбольную тренировку, проходящую на поле рядом с парковкой, и видим знакомые рыжие волосы, торчащие из-под шлема. Рейдж бежит вокруг баз, в то время как остальные наблюдают, как бейсбольный мяч взлетает с поля над трассой 100 и приземляется где-то на ферме через дорогу. Когда Рейдж возвращается на домашнюю базу, я вижу, что тренер держит в руках вторую половину треснувшей бейсбольной биты и потрясенно на него глядит. Коснувшись бутсами домашней базы, Рейдж что-то говорит тренеру, отбрасывает шлем в сторону и трусцой направляется к школе, все еще держа второй обломок биты. Я шокированно смотрю на друга, когда он замечает машину Зи и делает крюк, оглядываясь на команду, все еще стоящую с открытыми ртами.

– Какого черта? – спрашиваю я, когда он просовывает голову в окно.

Его бледное веснушчатое лицо краснеет, и он пожимает плечами.

– Мне просто повезло.

– Нет. Ни черта подобного. Просто повезло – это когда мяч попадает за пределы игрового поля, а не в соседний округ.

Зи звонит мама, и она отходит поговорить.

Рейдж кладет руку мне на плечо, отчего у меня по коже почему-то бегут мурашки.

– Я слышал об инциденте на математике. Почему ты не пошла ко мне?

– Чтобы лишить тебя любимого урока? Nidor! – говорю я, и он улыбается. – Что? Это же значит «никогда», верно?¹³

– На самом деле это значит «дым» или «гарь».

Я пожимаю плечами.

– Я не говорила, что латынь – мой любимый предмет.

– Я серьезно, Мика. После вчерашнего я беспокоюсь за тебя.

– Не буду врать, Рейдж. Это были странные двадцать четыре часа.

– Это я знаю.

– У тебя тоже?

Он отбрасывает волосы назад.

– Что ж, я хорошо бью, но уверен, что никогда бы не отбросил мяч так далеко. – Он указывает на поле через дорогу. – К тому же воздух сегодня какой-то… странный, понимаешь?

Я киваю. Я тоже заметила это.

– Мика, если что-то подобное снова случится на уроке, просто напиши мне, и я приду через долю секунды.

– Через долю секунды?

Он ухмыляется уголком губ:

– Или меньше.

– Что меньше доли? Наносекунда?

– Или, может быть, – он поднимает осколок биты, который все еще держит в руке, – моргание?

– Тьфу ты! – но я смеюсь. Правда в том, что он действительно придет, если что-то случится, и осознание этого заставляет меня чувствовать себя спокойнее.

Зи прощается с мамой, а кто-то с поля зовет Рейджа.

– Думаю, мне стоит сходить за битами. Это уже третья за сегодня.

– Серьезно?! В чем дело? – спрашивает Зи, но он уже направляется к входной двери школы, пятясь задом.

Добравшись, он кричит:

– Встретимся в «МакКарти» сегодня? Латте с меня.

Я качаю головой:

– Не, я же наказана, забыл?

– А у меня смена в больнице, – добавляет Зи.

Он выглядит разочарованным, с поля его снова кто-то зовет.

– Мне пора. Тогда увидимся завтра.

Зи качает головой, когда заводит машину.

– Что-то происходит, Мика. Что-то серьезное.

Я откидываюсь на спинку сиденья и смотрю в окно. Что-то действительно происходит, и все это началось, как только Сэм и Рона появились в Стоу. Это не ускользнуло от меня, но я пока не делюсь этой мыслью с Зи. Не потому, что это прозвучит безумно (в конце концов, на этой неделе данный термин получил новое определение), а потому, что уверена: она попросит меня держаться от Сэма подальше, а это совсем не то, что я планирую сделать.

Если моя догадка верна, я должна выяснить, откуда взялись Сэм и Рона и зачем они на самом деле здесь. А для этого мне нужно провести больше времени с этим парнем.

Это тяжелая работа, но кто-то должен ее сделать.

5

Но в устах твоих будет сладка, как мед.

Откровение 10:9 ап. Иоанна Богослова

Пятница еще никогда не казалась такой далекой, и неделя тянется чертовски медленно. Что еще хуже: каждый день после школы я под домашним арестом, но, к счастью, меня перестали беспокоить видения. На самом деле все почти вернулось на круги своя, а того, что произошло несколько дней назад в часовне, вообще словно никогда не было. Но это не умаляет моей решимости докопаться до сути дела. Сегодня вечером я притворяюсь, что пишу исследовательскую работу на ноутбуке, а на самом деле провожу кое-какие исследования о Сэме и его семье. Пока абуэла смотрит телевизор, я начинаю копаться в социальных сетях.

Я хочу найти его профиль в «Инстаграм»¹⁴ , но замираю, когда понимаю, что не знаю его фамилии. Почему я не спросила его? Потому что это было бы странно, Мика. Я печатаю «Сэм», и появляется около пятидесяти миллионов Сэмов. Это логично.

Стоп!

Рона. Жуткая сестра. Ее имя довольно уникальное. Я набираю его, но вместо этого высвечиваются Рональды. Затем я вспоминаю, что Сэм назвал ее как-то по-другому, когда разозлился. То имя было длиннее.

Ронова.

Я ввожу это имя в поисковую строку. Загружается маленькая круглая фотография первого аккаунта, и я вижу характерные огненные волосы. Я нажимаю на имя и по мере того, как фотография увеличивается, чувствую тошнотворное шевеление внизу живота.

Да, это она.

У нее триста тысяч подписчиков? ЧТО ЗА?! Она подписана только на четырнадцать человек, и это облегчает мои поиски. В этом списке я сразу же вижу Сэма Шеола и узнаю его красивое лицо. Неприятно признавать, но мое сердце замирает, когда я вижу его ямочки на щеках. Затем я замечаю маленький черный символ висячего замка.

Приватный профиль?

Он закрыл профиль. Черт. Ладно, в пятницу у нас свидание, так что он, вероятно, одобрит мой запрос. Но так я признаю, что искала его в «Инстаграме». Не стоит. Я просматриваю страницу Роны, ища фото с Сэмом. Она числится как ин-флюенсер, и когда я просматриваю ее фотографии, то понимаю почему.

Ряды прекрасных фото ее и ее великолепных друзей, сделанных по всему миру. Бесконечные снимки татуировок и бикини на фоне лазурно-голубой воды, канатная дорога в Коста-Рике, вечеринки в Сингапуре. В груди начинает закипать зависть: я не думала, что смогу ненавидеть ее еще сильнее. Я замечаю первое фото Сэма и нажимаю на него.

Это та же компания с ярмарочного комплекса на Коачелле.

Фу. Коачелла.

Сэм в центре стоит рядом со звездой реалити-шоу, ее имплантированные сиськи выпирают из укороченного топа, как поднимающееся тесто для хлеба. Я собираюсь двигаться дальше и просмотреть остальную часть аккаунта Роны, когда замечаю, что фотография меняется. Это видео? Бумеранг? Лица Сэма и его друзей начинают темнеть, их улыбки становятся гротескными, нижние губы пронзают острые клыки. Какого черта! Сэм особенно пугает, его красота – пародия на саму себя, как у того паука, у которого на спине фальшивое лицо, чтобы отвлечь свою жертву, пока он нападает своей настоящей пастью.

Но больше всего беспокоят знаменитости и люди из толпы. Кожа на их лицах слезает, обнажая сырые красные мышцы, блестящий жир и, наконец, ярко-белые кости. Их плоть растворяется в яркой дизайнерской одежде, рты застыли в крике, идеально уложенные волосы превратились в пылающие гривы. Я не могу перестать смотреть в их глаза, расширенные от ужаса, которые вскоре лопаются, а затем плавятся, собираясь в пустых глазницах черепов.

Я издаю странный сдавленный крик и сбрасываю компьютер с колен на пол гостиной.

– Мигуэла? ¿Qué pasó?¹⁵

Я резко поднимаю голову и вижу абуэлу с клубками ниток на коленях, которая с беспокойством смотрит на меня. Я и забыла, что она там.

Я нервно хихикаю:

– Ничего! Правда, ничего, абуэла. Я просто… – Я смотрю на телевизор. – Я просто забеспокоилась… о том… что агент Гиббс может найти на месте преступления. – Это полная импровизация, но бабушка заставляет меня смотреть этот дурацкий сериал всю жизнь, и я уверена, что этот комментарий подойдет к любой серии.

Она прищуривается, затем смотрит на ноутбук, лежащий на полу.

– И для этого потребовалось швырнуть дорогой компьютер через всю комнату? Мигуэла, ты же знаешь, у нас нет лишних денег. Я не могу позволить себе купить новый…

– Прости-и-и. – Я широко улыбаюсь, на что она качает головой и снова принимается за вязание, переводя взгляд на экран телевизора.

Я глубоко вздыхаю, беру ноутбук и смотрю на фотографию. Сейчас она выглядит нормально. Никаких облезших лиц, выпученных глаз. Я снова нажимаю на фото, но ничего не меняется. Может, это какое приложение для спецэффектов? Или самый страшный фильтр, который я когда-либо видела? Сильно сомневаюсь в этом.

Похоже, мне придется добавить это к списку вещей, о которых нужно расспросить Сэма во время нашего завтрашнего свидания. Может быть, этот чертов сериал все-таки полезный.

В пятницу, когда прихожу домой, я направляюсь прямиком в свою комнату под предлогом головной боли. Когда абуэла зовет меня ужинать, я говорю ей через закрытую дверь, что не голодна и рано лягу спать. Не вру, просто избегаю. После того как бабушка вколола мне обезболивающее и пощупала лоб, она наконец оставляет меня в покое. Я слышу, как она моет посуду после ужина, затем устраивается в кресле, чтобы посмотреть испанские мелодрамы, которые она с таким восторгом открыла для себя, когда у нас появился «Нетфлики», как она это называет.

Как и всегда, меньше чем через час я слышу, как ее храп волнами перекрывает звук телевизора. Если я дома и ей не нужно беспокоиться о моей безопасности (ее любимое развлечение), она не выдерживает даже одной серии. Это как цифровой мелатонин. Я тихонько подхожу к окну своей спальни, затем останавливаюсь и снова прислушиваюсь. Все еще храпит. Я открываю окно, перекидываю одну ногу через подоконник и спрыгиваю на траву.

Я пробегаю между нашим домом и соседским, затем вниз по кварталу, заворачиваю за угол и вижу Сэма, ожидающего меня перед кафе, где мы и договорились встретиться. Оно, конечно, закрыто – заведения Стоу сворачиваются чертовски рано, – и он стоит на крыльце, прислонившись к колонне. Он еще не видит меня, поэтому я пользуюсь моментом, чтобы понаблюдать за ним – за его худощавым телом, одетым во все черное, за расслабленной позой, за угловатым и совершенным лицом, смотрящим на луну, поднимающуюся над хозяйственным магазином через дорогу, за легкой улыбкой, возникшей, будто он думает о чем-то приятном.

Он замечает меня и улыбается. Сосредоточься, Мика. Ты в режиме детектива, помнишь? Но по моей коже снова пробегает электрический разряд, и я не могу удержаться, чтобы не ответить собственной широкой улыбкой. Он неторопливо спускается по ступенькам и встает прямо передо мной. Я смотрю ему в глаза.

– Это была слишком долгая неделя. – Даже несмотря на то что мы не прикасаемся друг к другу, клянусь, я чувствую, как звук его голоса вибрирует в моей груди.

– Ты это мне говоришь? Мне нужно ходить в школу и на работу… и, конечно же, кормить Челюсти.

Он наклоняет голову набок.

– Челюсти?

– Золотую рыбку, что ты выиграл.

Он усмехается:

– Ах да. Ей подходит это имя.

Он берет меня за руку и поворачивается к одинокому автомобилю, стоящему на стоянке перед кафе.

Изящная черная машина с откидным верхом притаилась там, как кошка, готовящаяся к прыжку.

Видимо, он понимает, что я не впечатлена.

– Перестарался? Она даже не моя.

– Подожди, ты украл ее?

– Нет!

Он кажется таким ошеломленным, что я смеюсь.

– Просто шучу. – Вроде. Его плечи заметно опускаются, и я испытываю облегчение, что он тоже нервничает. – Взял напрокат.

– Напрокат? Ты не можешь арендовать машину, пока тебе не исполнится двадцать пять. Подожди… – Я смотрю на него, сощурив глаза. – Сколько тебе лет?

Он смеется:

– Я не настолько стар. Мне девятнадцать. И… мой отец вроде как владеет компанией по прокату автомобилей. Вернее, корпорацией, которой принадлежит компания. – Он потирает шею и снова выглядит смущенным.

Не то чтобы богатство меня удивляет. Просто я живу в Стоу. Он переводит взгляд с меня на машину.

– Тебе не понравилось.

– Нет, нет, просто… – Я смотрю на него и слегка вздрагиваю. – Ладно, ты прав.

– Ауч!

Я пожимаю плечами.

– Прости. У меня пунктик на ложь.

– Не стоит, я уважаю это. Просто хотел впечатлить тебя. Большинство людей убили бы за такую машину. – Он показывает на нее жестами, как будто мы участвуем в игровом шоу, и автомобиль – главный приз в нем.

– Это просто… что-то вроде пожирателя бензина, разве нет?

Он смотрит на меня и наклоняет голову.

– Ты другая.

Я немного раздражаюсь. Всю свою жизнь я слышу слово на букву «д».

– В каком смысле другая? – осторожно спрашиваю я.

– Хмм… – Я буквально вижу, как он думает, прежде чем заговорить. – Я знаю не так много людей нашего возраста, которые так считают. На девушек, которых я знаю, производят впечатление такие вещи, как быстрые автомобили, дизайнерские лейблы и черные карты.

– Похоже, тебе нужно расширить свой круг общения.

– Тут ты права.

Сэм открывает пассажирскую дверь, и я сажусь в машину. Он буквально подпрыгивает за рулем, как будто слишком взволнован, затем задним ходом выезжает с парковки на центральную улицу. Когда мы едем в направлении Маунтин-роуд, я уточняю:

– Куда мы едем?

Кивком подбородка он указывает куда-то вперед:

– Увидишь.

Я заглядываю за свое сиденье и вижу старомодную плетеную корзинку для пикника, из которой торчит запотевшая бутылка.

– Пикник? Я люблю пикники! – Я хлопаю в ладоши, будто мне пять лет. Впрочем, именно так я себя и чувствую.

– Что ж, оттуда будет отличный вид.

Затем внезапно до меня доходит, что я в машине с парнем, с которым совсем недавно познакомилась и чья сестра заставила мою руку гореть. Да, не самая умная затея, но у меня черный пояс по тхэквондо, и, по правде говоря, я нисколько не жалею об этой встрече. Тем не менее я быстро пишу Зи, где нахожусь.

Когда мы едем по Маунтин-роуд, ветер развевает мои волосы и я закрываю глаза.

– Все хорошо?

– Ммм… Так вот почему людям нравятся открытые машины.

– У них есть свои плюсы. – Он улыбается.

Обычно в это время года слишком холодно, чтобы открывать верх. Но сейчас вечер теплый, по-весеннему теплый. Несмотря на ноябрь. Если подумать, погода тоже изменилась, с тех пор как Сэм приехал сюда. Я смотрю на него. Его короткие черные волосы развеваются, а глаза остекленели от ветра. Я помню, как однажды ночью была на пляже в Пуэрто-Рико и луна отражалась от поверхности воды, как бриллиант. У него такие же глаза. Я ловлю себя на том, что теряюсь в них, и это кажется… потрясающим.

Звонит его телефон – он подключен к машине, так что я вижу имя «Рона» и фотографию его сестры на экране. Я сдерживаю дрожь.

– Уф, – бормочет он и сбрасывает звонок.

В точности мои чувства. И все же я не хочу показаться грубой.

– Ты мог бы ответить. Я не против. – И это правда. Можно узнать многое о людях, подслушивая их телефонные разговоры.

Он качает головой:

– Не, не хочу, чтобы она знала, где я.

– Ладно…

Он вздыхает.

– С ней… сложно, но я вроде как привязан к ней, понимаешь?

– Нет. У меня нет ни братьев, ни сестер. Иногда я жалею об этом, но потом люди рассказывают мне страшные истории.

– Да, на бумаге братья и сестры звучат лучше.

Мы продолжаем петлять по Маунтин-роуд, и я понимаю, что мы направляемся к горнолыжному курорту. Он заезжает на пустую парковку слева, горнолыжные подъемники спят внизу в ожидании зимы. Я смотрю на него:

– Ты же знаешь, что курорт еще не открыт?

Он паркуется перед затемненным зданием, выходит и обходит машину. Я все еще в замешательстве и не слишком-то ему доверяю, но когда он открывает дверь и протягивает руку, я принимаю ее.

– Это слишком прекрасная ночь, чтобы проводить ее в помещении. – Он кивает в сторону лыжных трасс и бесшумных подъемников, забирая корзину для пикника с заднего сиденья.

Когда мы начинаем спускаться к подножию горы, я кое-что замечаю краем глаза. Что-то маленькое и черное, похожее на движущуюся тень. Я останавливаюсь. В кустах рядом со зданием раздается шорох. Что это было?

– Что-то не так?

– Нет. Я просто… – Я замечаю голову, заостренные уши, похожие на те, что я видела возле беговой дорожки, и светящиеся оранжевые глаза. – Сэм, ты видишь это? – шепчу я, указывая на существо как раз в тот момент, когда оно поворачивается и взмахивает заостренным хвостом, прежде чем исчезнуть.

– Что? – К тому времени, когда он смотрит, никаких следов не остается.

– Странно. Мне показалось, я увидела… – Я оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу. Затем снова иду вперед по тропинке. – Наверное, это была кошка или что-то в этом роде.

Когда мы добираемся до подножия подъемника, я смотрю вверх на знакомую гору, а затем снова на Сэма.

– Ты же не думаешь, что я полезу на эту гору? Мне, конечно, нравятся пешие прогулки, но не ночью без налобного фонаря.

– Конечно, нет.

Я ахаю, когда начинает гудеть подъемник, а на горе один за другим загораются огни, оживают двигатели.

Он подходит к креслу, которое ждет внизу, и поднимает поручень безопасности.

– Вот наш аттракцион. – Он величественным жестом указывает на мягкое сиденье.

Я оглядываюсь с нервным смешком.

– Не думаю, что нам можно здесь находиться.

Он поворачивается ко мне, его глаза блестят в свете огней подъемника. Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног, совсем чуть-чуть. Он чертовски великолепен.

– Если тебе некомфортно, Мика, мы вполне можем вернуться в город, сходить в кино или еще куда-нибудь. – Он указывает на машину, стоящую на пустой стоянке и ожидающую, как верный пес.

Но он неправильно понял меня. Меня не волнует, законно это нет. Хотя должно бы. Обычно волнует. Но ничто не проникает в этот счастливый пузырь, в котором я сейчас нахожусь.

Я улыбаюсь и опускаюсь на сиденье. Сэм садится рядом со мной, ставя корзину для пикника с другой стороны, и опускает страховочную перекладину перед нами. Когда сиденье начинает рывком двигаться, меня подбрасывает ближе к нему, и он обнимает меня одной рукой. Он такой же теплый, как свежеиспеченный хлеб.

Мое сердце должно бешено колотиться. В любую минуту персонал или даже полиция могут прибежать через парковку и обвинить нас в незаконном проникновении на территорию. Однако я достаточно спокойна, чтобы откинуться на спинку сиденья и почувствовать тепло его руки на своей шее. Я глубоко дышу. В воздухе пахнет соснами и свежескошенной травой.

Когда мы добираемся до верхней площадки, я готовлюсь спрыгнуть, но подъемник просто останавливается. Я смотрю вниз, на землю, которая все еще пугающе далеко.

– Обычно он этого не делает; обычно он делает круг, а затем снова спускается с горы. – У меня такое чувство, что нам обоим надоел привычный ход вещей, – говорит он, легко подпрыгивая и приземляясь.

О, он понятия не имеет, насколько прав.

Подъемник находится высоко над землей; без снега он гораздо дальше, и мои ноги болтаются в воздухе. Сэм протягивает руку, чтобы помочь мне слезть, но я спрыгиваю, раскинув руки, будто лечу, пока мои ноги с приглушенным стуком не ударяются об утоптанную землю в нескольких ярдах от подъемника. Когда я оборачиваюсь, то вижу, что он улыбается.

– Что?

– Ты невероятно крутая, Мика Анхелес.

– Почему? А, да, я такая. – Я не могу перестать улыбаться, когда беру его за руку.

Мы добираемся до ровной площадки в самом начале тропы, где Сэм достает плед из корзины для пикника и расстилает его на траве. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что весь город раскинулся под нами, как темно-зеленый ковер. И звезды. Отсюда я вижу все небо, устланное ими. Вермонт похож на маленькую деревню и чертовски скучный, но даже я готова признать, что он может быть волшебным.

– Красиво, не правда ли? – От его шепота я чувствую, словно по моей коже пробегает статическое электричество.

– Я подумала о том же.

– Ты голодна?

Я киваю и сажусь на красный плед, мягкий и теплый. Он открывает корзину, и запах доносится до меня, прежде чем он вытаскивает контейнер.

– Куриные крылья? – Я смеюсь. – Я обожаю куриные крылья! Это мое любимое блюдо.

– Мое тоже.

Я тянусь за крылышком.

– Я удивлена, думала, ты предпочтешь более изысканные пикники.

– Я? С чего ты это взяла?

– Не знаю… спортивные машины, шампанское… – Я указываю на запотевшую темно-зеленую бутылку, лежащую в корзине.

Он достает ее.

– Это? Это газировка с виноградным соком. Ты же спортсменка, и я подумал, что ты не пьешь, поэтому выбрал ее.

– Откуда ты знаешь, что я спортсменка?

– Тот прыжок через забор намекнул мне об этом. И… – его взгляд на мгновение опускается к моим ногам. Он возвращается к прилежному откупориванию бутылки, как будто смущенный.

Теперь моя очередь краснеть. Брось, Мика. Соберись.

– Кстати, о спортсменах… Тот вечер на ярмарке. Я быстро бегаю, но не настолько, такое было со мной впервые.

– А казалось, что ты всю жизнь это делала. – Он смеется.

– Мне тоже.

– Может быть, если бы ты достаточно отдавалась бегу, ты могла бы чувствовать это постоянно.

Рейдж часто говорит мне, что я сдерживаюсь. Странно думать о нем, пока я с Сэмом, словно я предаю его. Нет. Соберись. Пора задать Сэму несколько вопросов. Я пришла сюда ради этого. Я беру влажные салфетки, которые он предлагает, и, вытирая с рук соус для крылышек, небрежно спрашиваю:

– А что насчет тебя, Сэм? Почему ты так можешь бегать?

Он достает из корзины пару стеклянных фужеров для шампанского и наполняет их газировкой.

– Все супергерои умеют это делать. Разве ты не получаешь новостную рассылку? – Сэм с лукавой улыбкой протягивает бокал и подносит свой к моему. – За первое свидание в горах.

Я смотрю на него:

– Уверен?

– В чем?

– Что это свидание?

– Боже, надеюсь, это так.

Я пытаюсь придумать что-то остроумное, но замолкаю под его пристальным взглядом. Он так смотрит, словно хочет запомнить каждую черточку моего лица.

И я смотрю в ответ.

Я не знаю, как долго мы молча сидим и смотрим друг на друга, но впервые… возможно, за всю свою жизнь, я не хочу находиться в другом месте.

Нет.

Стоп. Мне нужно выяснить, что происходит. Я немного отстраняюсь, но это тяжело, как будто борюсь с магнитом. Сосредоточься, Мика.

– Все в порядке? – спрашивает Сэм, и, когда он выпрямляется, из-под его куртки раздается шуршащий звук. – Ох! Чуть не забыл. – Он лезет внутрь, достает сложенный листок бумаги и протягивает его мне: – Это было в твоей книге.

Мое письмо о зачислении!

– Черт, мне нужно быть более аккуратной с ним.

– Поздравляю, кстати.

Я пристально смотрю на него.

– Оно выпало, когда я открыл книгу, и я не смог удержаться, чтобы не посмотреть.

– Ох. Спасибо.

– Ты поставишь его в рамку? Поэтому тебе нужно быть с ним аккуратнее?

Я качаю головой:

– Нет. Моя бабушка не знает, что я подала заявление. Она настаивает, чтобы я поступила в колледж Сент-Майкл здесь, в Вермонте.

Он кивает:

– Обучение в штате гораздо дешевле.

– Нет, дело не в этом. – Я с трудом сглатываю. – Она очень сильно беспокоится о моей безопасности и не хочет выпускать меня из виду.

– Мне кажется, что ты прекрасно можешь за себя постоять.

Я смотрю на него:

– Спасибо. Я тоже думаю, что справлюсь.

– Уверен, она просто очень сильно любит тебя.

Я улыбаюсь.

– Но твои друзья поддерживают тебя, верно?

От этих слов я чувствую тяжесть в груди, и улыбка исчезает. Я так сильно хочу ответить «да». Всю жизнь мы с ребятами были так близки. Да, они поддерживают меня во всем. Но я не могу солгать. Я смотрю на клетчатый узор на пледе.