Kitabı oku: «Убийство в назначенный срок», sayfa 2

V

Миссис Трэвор ждала в холле, но вначале инспектор Филд прошелся по дому, осмотрел оконные рамы, стекла, шпингалеты. Для чего лазил на стремянку. Ничто не свидетельствовало о том, что в дом кто-то проник с улицы. Подняться по стене и влезть в окно не смог бы, наверное, даже опытный акробат. И выбраться таким способом тоже. Наружный подоконник был шириной всего три дюйма и наклонен вниз. И не за что тут было зацепиться.

В общем, убийца мог проникнуть в дом только через входную дверь.

Глава вторая

I

Миссис Трэвор отвечала на вопросы неохотно, почти враждебно. Какая уж тут помощь. Казалось, ее возмущало присутствие полицейского в доме. На вопрос, часто ли получала покойная письма, хозяйка ответила, что очень редко.

– Зачем ей письма? Она со своими приятелями так встречалась. Или болтала по телефону. Из телефонной будки не вылезала. Благо что напротив. А я телефон намеренно сюда не ставлю. Чтобы эти девицы пустозвонили целыми днями? Еще чего!

– А чем она занималась, вам известно?

– Нет. Следить за ней я не собиралась. Живет и живет, мне какое дело? Большинство девиц иногда останавливались перекинуться парой слов. А от нее не дождешься. Вы думаете, Менсис-стрит – это болото? Чуть ступил и сразу увяз? Ничего подобного. Тут тоже живут порядочные люди. Кстати, она была из таких. Про ее поведение ничего плохого не скажу. А вот характер… Сегодня одна, завтра совсем другая. Язык у нее был подвешен как надо. Могла переговорить любого, если в настроении. Но в последнее время подобное случалось редко. Ходила как в воду опущенная. Я еще тогда подумала, вдруг что-нибудь с собой сделает. Слышала, как она кому-то сказала, что не видит разницы между жизнью и смертью и ее все забыли, даже Господь Бог.

– Но у нее бывали просветления?

– Иногда. Вдруг подходила радостная, угощала шоколадкой или песочным коржиком. Хвалилась, что дела пошли на лад. А на следующий день опять в депрессии.

– Что-нибудь конкретное она говорила?

– О какой-то квартире в городе. Мол, жила там почти что в роскоши. Не то что здесь. И еще о мужчинах. – Миссис Трэвор усмехнулась. – Она костерила их направо и налево. Ни единого доброго слова о них я от мисс Пенни не слышала.

– Вы запомнили кого-нибудь из ее посетителей?

Хозяйка нахмурилась.

– Это не по мне – вмешиваться в чужие дела. Есть посетители, нет – не мое дело, лишь бы вели себя прилично.

– Ясно.

– Она вообще-то сюда никого не водила. Сама уходила куда-то по вечерам. Возвращалась поздно.

– А с другими девушками как общалась?

– Не ближе, чем со мной, можете проверить. – Миссис Трэвор назвала несколько имен. – Никто из нас не знал ее приятелей. Хитрая была бестия. Редко какая-нибудь из здешних девушек имела постоянного дружка, а я бы его ни разу не увидела. Такого, наверное, вообще не бывало.

– Вы видели ее вчера вечером?

– Слышала, как она поднималась по лестнице примерно в половине одиннадцатого.

– Одна?

– Не знаю. Видела в окно, как подъехало такси. Она вышла с мужчиной. Он отпустил такси. Они потом долго стояли и разговаривали. Я еще удивилась, почему она не пригласит его к себе, но у меня тогда сидела приятельница, так что я особого внимания на них не обращала.

– Он зашел к ней или нет?

– А для чего, вы думаете, он сюда приехал? Полюбоваться дверью?

– Какие-то особенные звуки доносились из ее комнаты?

– Особенные? Нет. Из всех комнат слышны одинаковые звуки, когда там веселятся. К тому же на первом этаже не очень-то слышно, что происходит наверху.

– А если бы у нее опрокинулся стул, вы бы услышали?

– Сомневаюсь. Что особенного, если где-то упал стул? Там у них постоянно что-то падает. Мне что, больше нечего делать, как прислушиваться к каждому стуку? А насчет мисс Пенни… мне показалось, будто с ней что-то не так. Она очень нервничала. Я даже сказала об этом приятельнице.

Позднее инспектор Филд встретился с той женщиной, но она не сообщила ему ничего нового. Лишь подтвердила слова миссис Трэвор.

– Как долго прожила здесь мисс Пенни?

– Около года. Платила регулярно, денег взаймы не просила. А это для меня самое главное.

– А откуда она родом?

– Не знаю.

– Может, на ее коробках заметили адрес?

– Нет. Вещей у нее было немного. Коробка для шляп и небольшой чемодан.

– Ей приходили какие-нибудь письма?

– Редко. Все из Лондона, адрес на конверте, как мне казалось, был написан мужским почерком.

Это все, что ему удалось вытянуть из хозяйки. Затем инспектор Филд поднялся наверх поговорить с девушками. Какими-то сведениями о мисс Пенни располагали только две, живущие неподалеку, Руна и Джун, и он потратил почти два часа, выслушивая их несвязную болтовню, терпеливо ожидая какого-то намека, который помог бы напасть на след. Но и они знали очень мало.

– Родственников у Фанни, то есть Флоренс Пенни, не было, – заметила Руна. – Во всяком случае, она никогда о них не упоминала. Но мне кажется, – девушка замялась, – что в ранней молодости Фанни побывала замужем… неудачно. Она всегда плохо отзывалась о мужчинах. Тут у нас одна девушка, ее звали Луи Кросс, вышла замуж. Парень не красавец, да и заработать ничего не мог. Фанни только пожала плечами. Мол, все мужья такие. Хорошие попадаются очень редко.

Джун, пониже ростом и посимпатичнее, поправила яркое кимоно.

– Уж больно заносчивая она была, эта Фанни, и замкнутая.

– Да, – подтвердила Руна. – Даже встречаться в коридоре с ней было противно.

Джун, которая, видимо, была настроена против мисс Пенни менее враждебно, возразила:

– Это так, Руна, но, согласись, в ней что-то было. Словами не опишешь. Ее поведение, манера себя держать. Во всяком случае, мужчины, с которыми она встречалась, на это западали. А среди них бывали настоящие джентльмены. Я видела ее с такими.

– Вы смогли бы кого-нибудь из них узнать? – с надеждой спросил инспектор.

– Нет. – Джун покачала головой. – Я и своих-то мужчин редко узнаю, если встречу, а уж ее и подавно. К тому же я видела их мельком.

– Да, некоторые из ее мужчин выглядели довольно прилично, – согласилась Руна. – И она никогда не бывала на мели, как остальные. У нее в кошельке всегда водились деньги.

Джун оживилась:

– А помнишь, как она помогла Поле?

– Кто такая Пола? – спросил Филд.

– Пола тут жила, и однажды ее забрали копы. Что-то там нарушила. Не там стояла, не в то время. В общем, ее прихватили и оштрафовали на три фунта. Дали неделю найти деньги, как обычно, и так случилось, что всю следующую неделю дождь лил как из ведра, невозможно было выйти на улицу. И ее бы обязательно посадили, если бы в самый последний момент на лестнице, где она стояла и всхлипывала, – а кому садиться в тюрьму охота, пусть даже на месяц, – не появилась наша леди и молча сунула ей в руку три фунта. Мы очень удивились. Три фунта не так просто заработать. Думаю, она однажды попала в положение Полы.

– Или мотала срок, – усмехнулась Руна. – В любом случае это был единственный раз, когда она сделала что-то доброе.

– Знаешь, – проговорила Джун, продолжая гнуть свою линию, – я все время гадала, кто ее родители. И решила, что она незаконнорожденная. Отец – джентльмен, а мать – его горничная. Помню, Фанни как-то обронила, что не всегда жила так и у нее были друзья в Кембридже.

– А что, на Менсис-стрит жить зазорно?

– Почему? Что тут плохого? На Мейфэр, думаю, проституток не меньше.

– А что-нибудь еще она о Кембридже упоминала?

– Лишь то, что мужчины там совсем не такие, как в Лондоне. Только я не понимаю, почему Фанни не вернулась в свой замечательный Кембридж? Что она здесь забыла? Я так однажды ее и спросила.

– И что она ответила?

– Пожала плечами и сказала, что друзей у нее там уже не осталось. Теперь она одинока.

Руна кивнула, обращаясь к инспектору:

– Думаю, насчет Фанни вам кое-что может прояснить одна наша знакомая. Она живет в Харлеке, в меблированных комнатах. Как-то мы разговорились, и она заметила, что Фанни, кажется, повезло. Нашла богатого кавалера. Весь такой разодетый. Настоящий джентльмен.

– Нравилась она мужчинам, – задумчиво промолвила Джун. – Согласись, Руна, она могла бы увести парня у любой из нас.

Подруга неохотно кивнула:

– Да, Фанни мужчин возбуждала. В ней чувствовалась какая-то загадка.

– Насчет загадки верно, – подтвердила Джун. – И мужчин она ненавидела вовсе не потому, что они ее не замечали. Наоборот. Таких, как Фанни, сейчас называют сексапильными.

«Значит, Флоренс Пенни была незаурядной женщиной, – размышлял инспектор, покинув наконец Менсис-стрит с адресом Мэгги Брим в кармане. – И производила на людей впечатление, не то что эти болтливые девицы».

Вначале он зашел в местный полицейский участок к констеблю, дежурившему вчера в полночь. На месте его не оказалось, и инспектор оставил записку, чтобы тот вечером явился в Скотланд-Ярд. Затем позвонил в управление и попросил составить справку о Флоренс Пенни. Его интересовало, сидела ли эта женщина когда-нибудь в тюрьме.

В половине третьего Филд отправился в кафе. Взял кофе с пирогом и принялся осмысливать те крохи информации, которые удалось получить. Он был убежден: покойной было что скрывать. Отсюда и ее сдержанность. Потом Кембридж. Это, вероятно, зацепка. В Англии есть только два города, где красивой женщине легко свести знакомство с мужчинами разного социального статуса. Оксфорд и Кембридж. На вид покойной было лет тридцать. Она могла работать продавщицей в каком-нибудь магазине в Кембридже, официанткой в кафе или барменшей. Учитывая ее внешность и темперамент, плюс пока еще непонятная инспектору загадочность, она легко могла привлечь внимание студентов старших курсов. Как известно, они впечатлительные. Затем, возможно, была связь с обещанием жениться. Отсюда и кольцо, и ее ожесточение по отношению к мужчинам вообще и к браку в частности.

Подкрепившись, инспектор направился в Харлек, где пришлось полчаса ждать возвращения мисс Брим. Но польза от разговора того стоила.

Он сразу выложил ей насчет гибели Флоренс Пенни. Скрывать смысла не было, все равно новость о происшествии на Менсис-стрит появится в вечерних газетах.

– Какая неприятность! – взволнованно воскликнула Мэгги Брим. – А я предупреждала ее, что джентльменам доверять нельзя. Они ведь девушек не своего круга за людей не считают. Ну свозил он ее на несколько дней на море. Что из того?

– Когда вы видели их вместе?

– Это было в пятницу вечером.

– В прошлую пятницу?

– Да.

– Вы уверены?

– Конечно. Мы тоже там находились с моим дружком, он с трудом достал билеты.

– Где это было?

– В театре «Принц Джон». Тогда давали «Поцеловать Джорджа». Вероятно, вы видели афиши. Они расклеены по всему Лондону, с огромными буквами. И на автобусах они были и даже на поездах. Пьеса очень модная. Многие парни пытаются подражать Джорджу. Подсаживаются где-нибудь, говорят всякие глупости. Так вот, мы давно мечтали посмотреть ее. Но мой дружок, он не джентльмен, вот какое дело, так что пришлось ждать мест в партере три недели. И вот когда мы уютно устроились там, я стала оглядывать зал. Заметила, что Фанни тоже в партере, но ближе, сидит со своим приятелем.

– Вы смогли бы его узнать?

– Думаю, да.

– Как он выглядел?

– О, настоящий маленький лорд Фаунтлерой. Темные волосы, шикарный костюм, в общем, истинный джентльмен. На ней был какой-то новый наряд. Я не разглядела, они сидели в третьем ряду, – а как же, благородные дальше не садятся, – помню только, что платье было черное и накидка чуть ли не горностаевая. Во всяком случае, издали это выглядело как горностай, а на самом деле сейчас это может быть что угодно, кролик или даже кошка. И приятель за ней ухаживал. В антракте водил в буфет – кофе и все такое. В руке у Фанни была большая коробка с шоколадом. Я еще подумала, что ей наконец-то повезло. Но с джентльменами никогда не знаешь, как все получится. Они ведь в любой момент могут бросить и забыть. Но несколько дней спустя я увидела их снова. Случайно.

– Когда?

– В понедельник. Понедельник вообще-то день тяжелый, но они так мило ужинали в одном ресторанчике на Верулам-стрит, называется «Человек с тремя ногами». Фанни выглядела очень мило в костюме-двойке, синем жакете с меховым воротником. Не красавица, нет, ее нельзя было назвать красавицей, но очень симпатичная. Понимаете, мне казалось, будто в последнее время она немного обтрепалась.

Филд вспомнил, что в комнате Фанни он не видел черного вечернего платья и горностаевой накидки. Туфель на высоком каблуке было много, в беспорядке валялись в шкафу и почему-то все сильно пахли бензином, а вот два вечерних платья были из розового или кофейного креп-жоржета. Оба старые. Но такие женщины, как Фанни или Мэгги Брим, обычно брали платья напрокат. В Лондоне есть несколько специальных магазинов. Наверное, Фанни так и сделала.

– Вы разглядели коробку с шоколадом или сидели слишком далеко?

– Разве я могла пропустить? Тем более что в театральном буфете вы таких не найдете. Большая черная коробка, обвязанная розовой ленточкой. Стоит, наверное, гинею, не менее.

Инспектор Филд воспрянул духом.

– Попытайтесь описать этого человека, – попросил он.

Она попыталась, но, как и следовало ожидать, без всякого толка. Он был темноволосый и высокий, но под это описание попадали многие мужчины. Эпитеты «симпатичный», «интересный» тоже ни о чем не свидетельствовали. Потому что у каждого человека свои стандарты красоты. В особенности мужской. Зато Мэгги сообщила ему еще сведения, которые оказались полезными.

– Они уехали на такси. – Чувствовалось, что до недавнего времени Мэгги сильно завидовала покойной, что та удачно устроилась. – Они вышли позднее, потому что Фанни что-то потеряла, сережку или перчатку. Начала искать на полу, и ее спутник помогал ей. Подошел служащий, спросил, что у них случилось. Но они, видимо, нашли пропажу, иначе бы Фанни не ушла. Потом я увидела их на улице. Она почему-то злилась, а он разговаривал со швейцаром и выглядел удрученным. Не знаю, чего ей тогда не хватало. Парень ведь не станет покупать тебе билеты в театр, угощать и возить на такси просто так, за красивые глаза. Такое надо заработать. Я слышала только, как швейцар заверил его, что немедленно вызовет такси. А потом мой приятель начал спрашивать, чем я так заинтересовалась, и мы двинулись к метро. Такси ведь не для нас.

Расставшись с Мэгги Брим, инспектор купил газету, где помещали театральные объявления. Сегодня дневного спектакля в театре «Принц Джон» не было. Значит, швейцар выйдет на работу позднее. Но кассир был на месте.

Филд показал свое удостоверение. Тот понимающе кивнул.

– Я слышал, у вас сейчас сплошные аншлаги? – спросил инспектор.

– Да, зрителей под завязку, – ответил кассир.

– А если я хочу билет в партер, то могу сразу купить его?

– Думаю, не получится. А вот насчет агентств по продаже билетов не знаю.

– А третий ряд партера в агентстве купить можно?

– Конечно. Тут недавно пришел один из агентства Уайтмана на Бонд-стрит и забрал почти все билеты на первые ряды партера. Они знают, что брать.

Филд записал адрес, спросил о швейцаре, выяснил, что тот явится к шести часам, и задал еще вопрос:

– Таксисты подъезжают сюда к вечеру или стоят весь день?

– Если нет дневных спектаклей, то днем им тут делать нечего. Других театров и галерей поблизости нет, так что зачем терять время. А вот вечером такси хватает.

– Одни и те же каждый вечер?

– Более или менее.

В агентстве Уайтмана, куда потом зашел инспектор Филд, ничего узнать не удалось. Да и неразумно было ожидать, чтобы они запомнили человека, купившего неделю назад два билета. Пусть даже и в третий ряд партера.

Инспектор больше надеялся на швейцара. Когда он вернулся в театр, швейцар Питерс находился на своем месте. Высокий, крепко сложенный пожилой мужчина держал себя с надлежащим достоинством.

– Я расследую серьезное уголовное преступление, – произнес Филд, – и меня интересует пара, которая была здесь на вечернем спектакле в пятницу на прошлой неделе. Молодые люди лет тридцати. Он – высокий и темноволосый, в пиджачной паре; она – привлекательная дама в черном вечернем платье с горностаевой накидкой. Они вышли немного позже, потому что она уронила в зале перчатку. Женщина, возможно, была чем-то расстроена. Ее спутник попросил вас вызвать такси, и вы сказали, что оно будет через минуту. Что-нибудь отложилось в вашей памяти?

Питерс кивнул:

– Странно, сэр, но я эту пару запомнил. Видимо, в них было что-то такое. Он действительно приятного вида джентльмен, а она – хм… не знаю. С подобными женщинами лучше не связываться. Мне показалось, будто у них произошла размолвка. А что можно было еще подумать, если она была мрачнее тучи, а он выглядел удрученным? И это после нашего спектакля. Я предположил, что они супруги, по крайней мере вначале. Не исключено, что она какой-то хитростью заставила его на себе жениться. Но в том, что он сейчас об этом сильно жалеет, сомнений не было.

– А вы поняли, из-за чего у них возникла размолвка?

– В тот момент она была недовольна, что ни он, ни я не могли вытащить из кармана для ее светлости такси. «Я говорила тебе, возьми машину», – зло повторяла она. Я удивился – как-то немного чудно, горностаевая накидка, и нет автомобиля, – а потом сообразил, что не такие уж они богачи.

– И какой она была?

– Ну, какая-то вся скукоженная. Вы понимаете, что я имею в виду? Не дурнушка, хотя, на мой вкус, слишком худая. А уж как она с ним разговаривала! А он ни слова в ответ. Вот почему я решил, что она его жена. Но вероятно, он был женат, но не на ней, и не хотел скандала на людях. Дал мне полкроны, чтобы я вызвал ему такси, хотя можно было просто перейти улицу, там стояло свободное. Но он почему-то притворился, будто не видит. Богатый человек так бы не поступил. А если бы поступил, то не был бы богатым.

– Вы смогли бы узнать водителя? – спросил Филд.

Питерс пожал плечами:

– Сомневаюсь, сэр. Слишком много их тут, постоянно подъезжают и отъезжают.

– И куда он их повез?

– К сожалению, не знаю, сэр. Обычно я говорю водителю, куда ехать, но тогда не получилось. Такси ждала еще пожилая дама, и я поторопился посадить ее в подъехавшую машину, а та скрылась из виду.

– А молодого человека вы сумели бы опознать?

Швейцар помрачнел.

– Извините, сэр, но это сложный вопрос. Ведь вы ведете расследование?

– Да.

– В таком случае я не решаюсь рисковать. А вдруг ошибусь, и вы арестуете не того. Это я так, к примеру. Они сейчас все как будто на одно лицо. Высокие и одеты одинаково, никто не носит бороду, усы. С виду как будто джентльмен, а там кто знает. Иной всадит вам под ребро нож и не моргнет. А что касается вашего вопроса насчет опознания, то лучше не надо. Опознаю, а потом буду мучиться до конца жизни, а у меня и без того забот достаточно. Жена больная, и два сына без работы. Вот такие дела.

Филд поблагодарил его и отправился искать таксиста. Пришлось походить, но вскоре ему повезло. По-настоящему. Нашел таксиста, который помнил ту пару.

– Нельзя сказать, чтобы они вежливо поступили, – начал он. – Ко мне хотела сесть пожилая дама, и достойнее было бы позволить ей уехать раньше, а самим подождать другое. Но не тут-то было. Молодая влезла вперед, а мужчина стоял, словно набрал в рот воды. Затем последовал за ней. Он был какой-то заторможенный. Хотелось бы знать, как скоро той пожилой даме удалось сесть в такси.

Филд на этот счет его успокоил, а таксист пребывал в восторге от того, что участвует в полицейском расследовании, помогает Скотланд-Ярду.

– Да, – продолжил он, – она была в бешенстве и продолжала его пилить, сидя в машине, пока мы ехали. Он помалкивал. Не знаю, что у них произошло, но удовольствия мне эта сцена не доставила.

– Вы помните, куда их привезли?

– Да. Это было вполне логично, если вы понимаете, что я имею в виду.

Филд признался, что не понимает.

– Ну, она на него все наседала и наседала. Чем же все могло закончиться? Я подумал, что женщина решила с ним порвать. И если это действительно было так, то он просто не сознавал своего счастья, вот что я вам скажу. Только подумайте, жить с такой женой до конца дней… Да кто же это выдержит? Но вы хотите знать, куда я их отвез. Они не назвали адрес, когда сели, и я ехал некоторое время просто так, ждал, когда она затихнет. А женщина не унималась, а потом вдруг наклонилась к переговорной трубке и так в нее рявкнула, что у меня дыхание перехватило. Я даже подпрыгнул, а ей было наплевать, что я веду автомобиль. «Высадите меня у ближайшей станции метро», – велела она. А мы как раз находились на перекрестке Оксфорд-стрит и Риджент, так что я сразу остановился, и она вышла. Направилась к станции, а мужчина расплатился и, посидев пару секунд, тоже вылез. Но догонять ее не стал, а двинулся прямо, куда глаза глядят. Вид у него был, как у ребенка, которого выпороли ремнем. А тут как раз начался дождь. Сильный. Я поехал вдоль тротуара и говорю: «Послушайте, сэр, может, сядете в машину? А то промокнете под дождем и простудитесь». А он поднимает голову, смотрит на меня с удивлением, словно не подозревал о моем существовании, и говорит как-то странно, отрывисто: «Нет-нет, спасибо. Я хочу подышать воздухом». Вообще-то я его понимаю. После такой взбучки любому захочется подышать воздухом. Честно говоря, я бы не удивился, если бы узнал, что он после этого сделал с собой что-то, например, бросился под поезд. Мне доводилось видеть подобных людей, которым наплевать, что с ними будет. Ну, я проехал за ним еще немного – он шел будто бы бесцельно, но быстрым шагом, словно куда-то торопился, а потом меня остановил пассажир, и больше я его не видел. Забавно, что вы сейчас спрашиваете о нем. Потому что я все время о нем помнил. Жена меня дома отругала: «Ты что, совсем сдурел? Беспокоишься о богаче, который может купить тебя и еще десяток такси и даже не поморщится! Лучше подумай о своем доме». Она, конечно, была права, но я все равно не мог его забыть. Он что-нибудь натворил?

– Пока не знаю. Когда найду, будет ясно.

Таксист помрачнел.

– Я все корю себя за то, что тогда за ним не присмотрел, не остановил. Но как можно было не сажать пассажира, скажите вы мне? Он куда-то торопился, а значит, не поскупился бы на чаевые. А у нас, у таксистов, теперь не лучшие времена. Пассажиров стало меньше, чаевых тоже. Народ начал считать денежки, и вы не поверите, сэр, они не стесняются спросить сдачу с полкроны за поездку в два шиллинга. Не то что раньше, когда почти все ездили на такси. Была такая мода. Тут поневоле станешь консерватором.

Филд терпеливо выслушал его и задал последний вопрос:

– В каком направлении он пошел, когда вы его высадили?

– На запад от перекрестка. Он действительно что-то с собой сделал?

– Пока не известно, – произнес Филд.

– Да, – вздохнул таксист, – порой пропавших ищут неделями. А иногда вообще не находят.

Он с напускной печалью положил в карман чаевые, которые дал ему Филд, как бы намекая, что его переживания не позволяют оценить щедрость детектива.