«Тени в раю» kitabından alıntılar, sayfa 9
В первый раз придя в музей, я боялся, что во мне всколыхнется что-то более сильное, однако теперь я знал, что Метрополитен лишь снова погружает меня в ту же защитную тишину. Ничто во мне не дрогнуло, пока я медленно бродил по залам. Мир и тишина исходили даже от самых бурных батальных композиций на стенах — в них было что-то странно метафизическое, трансцендентное, потустороннее, какая-то поразительная умиротворенность оттого, что прошлое безвозвратно кануло в небытие, умиротворенность и тишина, какую имел в виду пророк, говоря, что Бог являет себя не в буре, а в тишине; эта всеобъемлющая тишина оставляла на своих местах, не давая войне взорвать этот мир, — мне казалось даже, что она защищает и меня самого. Здесь, в этих залах, у меня родилось безгранично чистое ощущение жизни, которое индийцы называют «самадхи», когда возникает иллюзия, будто жизнь вечна и мы вечно пребудем в ней, если только нам удастся сбросить змеиную кожу собственного «я» и постигнуть, что смерть — всего лишь «аватара», превращение. Подобная иллюзия возникла у меня перед картиной Эль Греко, изображающей Толедо — мрачный и возвышенный пейзаж; она висела рядом с большим полотном — портретом Великого Инквизитора, этого благообразного прообраза гестаповца и всех палачей мира. Я не знал, существует ли между ними взаимосвязь, и вдруг в мгновенном озарении понял: ничто не связано друг с другом и все взаимосвязано, и эта всеобщая взаимосвязь — своего рода извечный человеческий посох в земном странствии, один конец которого ложь, другой — непостижимая истина. Но чем является непостижимая истина? Непостижимой ложью?
Когда ты кого-нибудь любишь, ты обязательно думаешь: «Кто-то из нас умрёт раньше другого, и тот останется один». Если человек так не думает, он не любит по-настоящему.
Нельзя следовать всем влечениям сразу.
А в целом, немцы - это нация шизофреников. Толковые промышленники, учёные и организаторы массовых убийств.
Как любая крайность, да и вообще как любое общее утверждение, это соответствовало действительности лишь отчасти.
...можно подумать, будто разрушения совершаются только для того, чтобы потом восстанавливать разрушенное.
Всё, на что находятся причины, уже само по себе подозрительно.
Телесный комфорт куда важнее душевных порывов. Стоит лишь чуть-чуть побеспокоиться, и человек уже счастлив.
Несправедливостей не существует, есть только невезение.
Человек вообще не меняется. Несмотря на то, что дает себе тысячу клятв. Когда тебя кладут на обе лопатки, ты полон раскаяния, но стоит вздохнуть свободнее, и все клятвы забыты.
