Фрай Уэнсли – на службе тайного министерства. Книга третья

– Вы озадачены, святой отец, – гнусаво-шипящим голосом начал свою отповедь незваный гость. – Вы, видимо, слишком заняты, но и мое дело важное, и я не могу ждать.

– Ну и чего же вы хотите? – поинтересовался епископ, не меняя удобной позы.

– Поговорить, поскольку дело у нас общее…

– И чем же вы пришли заинтересовать меня, предупреждаю, я не размениваю свой интерес на всякие мелочи?

– Это не мелочь, вы же хотите власти…

– Может и хочу, и что с того?

– А я могу вам дать эту власть, что кроется в кулуарах призрачного министерства.

– А вы откуда…

– Я все знаю, и про вашего приятеля Персиваля тоже. Он мертв, и не ждите от него вестей, больше он вам ничем не поможет. Теперь я ваш единственный шанс…

– И что вы хотите взамен? Не думаю, что вы, уважаемый, пришли просто так мне помочь.

– О, это выполнимо. Скажем, мне нужны сведенья об одном приходе…

– Просто сведенья?

Визитер поддался чуть вперед, будто его капюшон мешал рассмотреть лицо удивленного епископа. Простой балахон качнулся, словно стал отдельно двигаться.

– Ну так что, ваше преосвященство, вы согласны?

– Буду рад помочь, не могу же я оставить интересующегося человека без полезных сведений. Спрашивайте?

– Что вы знаете о Дарквудских рощах?

Епископ скривился, будто ему свело челюсть. Он до того не хотел вспоминать об этом захолустном приходе, вечно там происходили какие-то непонятные происшествия, которые, откровенно говоря, доставляли одни неудобства. А еще там обосновались наглые прихожане, что не чествуют столь высокопоставленное лицо, коим являлся епископ Глостерский.

– Обычный приход, сейчас там заведует молодой пастор, как его там… м-м-м, кажется Уэнсли, – епископ задумался, хотя это было честью, что он запомнил имя обычного викария, без всяких должностей и связей.

Капюшон шелохнулся, видимо его обладателю стало интересно послушать о новом пасторе.

– Он недавно принял приход, я сам его возвел в священники. Затем, там начали происходить непонятные вещи и сейчас этот самый священнослужитель при смерти…

– При смерти, стало быть, – противно прошипел визитер, хотя в этом угрожающем шепоте проявилось довольство. – Что ж, отлично…

Он поднялся, полы его убранства шелохнулись, неестественно развеявшись, но тут же приняли обычную форму, кажется, посетитель уже решил уходить, епископ решил, что самое время напомнить о своих интересах:

– Теперь ваше время выполнять то обещание, чтобы я удостоверился, что наш договор в силе, – он предполагал, что странный посетитель обяжется свести епископа с министром и устроить личную встречу, где они договорятся относительно хорошей должности для сына.

– О-о-о, простите, совсем забыл, я же обещал вам дать власть, и я сдержу обещание…

Балахон качнулся, посетитель поднял широкие рукава, и оттуда показалась костлявая рука, перебинтованная грязными тряпицами. Епископ аж скривился, увидев это убожество, но потом похолодел от ужаса – рука на самом деле  состояла из одних костей, которые хрустели, когда двигались. На безымянном пальце сверкнуло достаточно драгоценное кольцо с огромным изумрудом и россыпью мелких алмазов, которые переливались кровавым отблеском при свете пылающего камина и свечей. Это заворожило жадного и алчного человека, который теперь отвлекся на драгоценность, не обращая внимания на странности посетителя. Меж тем, в руке оного неожиданно оказался скарабей. Это был живой скарабей, только огромный. Его панцирь переливался разными полутонами, а крылья состояли из тонких золотистых пластинок. Жук недовольно пошевелили усиками, будто ему вовсе не нравилось оказаться здесь. Рука бережно опустила величественное насекомое на стол, тот ловко спрыгнул, осмотрелся своими крохотными глазиками, сложил крылышки и прошествовал в направлении епископа.

А незваный гость, тем временем, начал произносить некие слова на неизвестном наречии, шипя и присвистывая, да так противно, будто скрипела ржавая калитка. Епископ Глостерский поражался всему ранее, не придавая такого значения, но чем дальше развивались события, тем меньше ему это нравилось. Рука вначале испугала, что с ней случилось? Но потом блеск камней затмил эти размышления. А теперь это насекомое, которое кажется нереальным существом, да что ж это за игры такие?

Человек стал опасаться и не зря. Скарабей подошел к краешку стола, где сидел его преосвященство, недовольно шевельнул усиками, от чего послышалось легкое дзычание, а говорящий, тем временем, завершил свой монолог и поклонился жуку. Он поклонился жуку!

 Клирик подумал, а не позвать ли слугу и выпроводить восвояси этого посетителя, что-то ему становится страшно, какие-то нехорошие мысли полезли в голову и что это насекомое намеревается делать? Клещи у него внушительные, еще вцепится ненароком в нежное тело и откусит кусочек. От подобной мысли, епископа передернуло, словно по телу прошел разряд молнии. Нет уж! Пора на выход!

– Гильтон! – позвал его преосвященство, и позвонил в колокольчик, что свисал неподалеку, прикрепленный шелковой нитью, золотистого цвета. – Гильтон, выпроводи гостя! Немедленно!

Но за дверью было по-прежнему тихо, вдруг незваный визитер рассмеялся и его жуткий смех явно пришелся епископу не по душе, подобное даже раздражало.

– Смертный, ты испугался и призываешь своего слугу, вот только могу тебя расстроить – твой раб мертв, он не хотел меня впускать.

– Что!? Вы убили Гильтона? Вы угрожаете мне?! – кажется, в последнем вопросе послышалось отчаянье.

– Не угрожаю, предупреждаю. Хотя твоя особь ничтожна, она избрана служить высшим целям, но сам, ты, уже не жилец.

Скарабей угрожающе шевельнул усиками, распахнул крылья и прыгнул, приземлившись прямо у носа епископа. Тот соскочил с кресла в ужасе, пытаясь избавиться от противной нависшей на нем букашки. Но жук намертво вцепился в щеку.

– А-а-а!!! Отпусти меня! Что вы делаете!? – в отчаянии вскричал важный господин.

А в ответ услышал лишь смех, теперь посетитель больше не таился под тенью балахона, капюшон слетел и на человека воззрился мертвец, отчасти перебинтованный, он состоял из костей, сухожилий и тряпок, вместо обычных глаз, зеницы не обрамленные веком, нос и губы истлели, вместо этого ему зубоскалил череп. И было в этом мертвеце столько песка, что тот сыпался на полированный стол, да и тропка в кабинет была усыпана сыпучими крупинками.

Человек боролся с насекомым, пытаясь его отодрать, а скарабей тем временем легко распорол ноздрю, от чего хлынула красивая алая струйка крови и начал влезать внутрь головы, и ему это удавалось. Епископ в ужасе кричал, его вопль эхом бороздил коридорами, но никто не приходил на помощь. А странный мертвец продолжал хохотать. Когда скарабей полностью взобрался в ноздрю, человек упал, пару раз выгнулся в конвульсиях и притих, распластавшись на полу…

***

Тем же вечером, Фрай сидел в кругу друзей и родных, в обители горделивого виконта Беррингтона. Фортрайд обрадовался такому пополнению его кружка собеседников. Хотя Эдвард умел парировать все дружественные выпады вельможи, по разумным речам преподобного пресвитера Уэнсли тот уже соскучился. А ничего так не способствует выздоровлению, как возвращение к привычному для всех занятию.

– Смею заверить, судьба твоего дяди меня порой волнует больше, чем ноющий зуб. Челюсть сводит от боли, а я все о нем пекусь, как поживает наш новоиспеченный политический деятель, какие успехи в его поприще?

– Сдается мне, вы каждый день в поисках меня проводите, встречаемся ежедневно, все события у вас на слуху, даже с кем я обедаю и сколько раз.

– Вот видишь Фрай, я о нем забочусь, будто о родном брате, а этот нахал еще и жалуется.

– Еще чего, братьев у меня предостаточно, только вот я с ними не в ладах, прикажешь и с тобой поссориться?

Фортрайд хихикнул, он достоверно знал, что без некоторых его рекомендаций, мистеру Уэнсли не светила бы такая стремительная карьера, о нем бы до сих пор не заговаривали серьезно, особенно в обществе политических мужей. На этом он не раз концентрировал внимание друга, но ради того, чтобы потешить свое самолюбие. Да и к тому же, это был повод, чтобы почаще встречаться. Пастор молчал, посмеиваясь над этой парочкой, им явно не хватало общества друг друга в прошлом, теперь они компенсируют упущенные возможности.

– Мистер Уэнсли, – заговорил Эндрю. – Мы рады, что вы поправились. Отец грозился устроить бал в вашу честь, смею утверждать, этого охотно ожидает вся округа.

– Ну, мисс Уорвик так точно, – ловко подметил Джордж, улыбаясь в унисон с Марией. Что скрывать, столь неунывающая девица, как Кэтрин, смогла окончательно вскружить голову младшему сыну Батлера. Теперь братья спокойно отправлялись в гости к своим будущим невестам, встречались на площади и разгуливали улочками Дарквудса, уже вчетвером. Им даже не требовалась Фрейлин, в качестве провожатой, да и дама была всегда занята уходом за больным, ей вовсе было не до прогулок.

– Нет уж! – воспротивился священник. – Чего, чего, а празднеств в свою честь я пока не хочу, надоело постоянно быть в центре внимания, я ведь так могу переутомиться и снова слечь.

Родные сразу обеспокоились речами пастора, виконту пришлось отложить все свои намерения на неопределенный строк. Да и главная зачинщица этой идеи – Кэтрин Уорвик – сегодня не присутствовала, поскольку их семейство пригласили на крестины, но в любой другой день, она бы сидела в обществе, как полноправная гостья. Леди Камалия нашла в угодливой мисс Уорвик приятную собеседницу и дополнение к своему кружку вышивальщиц, которыми теперь заведовала каждый вторник в главной ратуше. Это женское сообщество занялось благотворительностью. Особенно дамы собирали средства на приобретение учебников и канцелярии для новой благотворительной школы, для сирот, которую виконт решил построить по желанию пресвитера Уэнсли и его дяди. Сэра Фортрайда девица тоже покорила, поскольку могла без стеснения спорить с ним относительно улучшения поместья, что раззадоривало энергичного виконта. Как-то ненавязчиво она покорила это семейство, чему, безусловно, радовалась ее матушка, предвидя для дочери отличную партию. Но Мария тоже была на особом счету, никто не мог вычеркнуть достоинств этой маленькой девушки, которая не приезжала так часто, только из-за постоянного ухаживания за братом в помощь Фрейлин. Все благосклонно посматривали на будущую виконтессу, но пока она была любимой невесточкой (как любила поговаривать леди Камалия), тем ангелочком, что творил добро и стеснялся.

И самое главное, все заговорили о скорой официальной помолвке влюбленной парочки, а может даже нескольких, все дожидались выздоровления пастора, ведь он должен был венчать предстоящих молодоженов.

Фрай улыбнулся, взглянув на счастливое выражение лица своей вертушки Марии, сестра будто подросла, стала настоящей леди, или он до сего времени не слишком то и уделял ей внимание, всегда обеспокоенный своими проблемами. Теперь он покоен за округу и действительно, пора уже заняться благоустройством судьбы любимой родственницы, раз препятствий больше нет.

Пастор подозвал виконта на приватный разговор, пришлось брать на себя обязанность старшего родственника, за неимением отца, да и от последнего не ждали вообще ничего, даже приданного, что в общем-то, поначалу, расстроило и брата и сестру, но сэр Фортрайд лишь посмеялся над этими опасениями, пусть мистер Джон Уэнсли оставит те крохи себе, об обеспеченности молодой четы побеспокоится родовитый вельможа. Фрейлин довольно взяла руку подруги и пожала ее, свадьба всегда являлась главным праздником, а в жизни каждой девушки она оставляла неизгладимое впечатление, но самое главное – Мария ведь соединит свою судьбу с Джорджем, теперь они будут вместе и в горе, и в радости. Двое голубком были преисполнены всяческих надежд, все так отлично складывалось, даже здоровье брата не вызывало опасений, ну кроме его предыдущих слов, которые, к слову, направлены, чтобы поумерить пыл энергичного виконта, которому не терпелось устраивать приемы по любому поводу. Хотя вельможа все же мечтал пригласить лондонское общество в свой особняк, и познакомить местных жителей с изысканностью столицы.

ГЛАВА 3. Предсвадебная суета и ожидание благословения.

И хотя первоначально мисс Уэнсли планировала сочетаться браком в один день с братом, впоследствии ей пришлось сменить решение – Фрай сказал, что обвенчает их, а уж потом и о своей свадьбе подумает. Причиной тому было обустройство пастората, к чему томить ожиданиями влюбленную парочку, если Фрейлин сама предложила подождать с венчанием, хотя от официальной помолвки не отказалась (как сказала вездесущая мисс Уорвик – Ну наконец-то эти двое прекратят водить округу за нос).

Это решение устроило многих, официально помолвка состоялась у Джорджа с Марией, хотя тут же Эндрю завел подобный разговор с отцом, что не прочь назвать Кэтрин своей невестой. Между мужчинами семейства Батлеров состоялся очень важный разговор. Во-первых – виконт поставил условием младшему сыну все же окончить университет, предполагалось, что Эндрю прослушает курс юридического права и впоследствии сможет занимать должности от адвоката до судьи. Во-вторых – стал вопрос о наследстве, поскольку Джордж наследовал имение Беррингтон-холла. Правда,  сэру Фортрайду от родителей досталось небольшое имение в Суссексе, которое до того времени приносило небольшой доход, но именитый вельможа мог отписать его младшему сыну. В общей сложности, если вплотную заняться делами Хэмперта, то тогда доход сына составит две тысячи в год, с учетом доходов вельможи от лесопилок, которые теперь окупались. Когда все денежные вопросы были решены, растроганный сэр Фортрайд и леди Камалия объявили о помолвке сразу двух своих сыновей. Хотя тут же встал вопрос о проживании молодоженов после свадьбы. Мария не помышляла уезжать из Дарквудса насовсем, так что ее вполне устроил Хиллидж-форд, а вот Кэтрин была в восторге поселиться на время в Лондонском особняке, пока виконт не приведет дела в Хэмперте в порядок, да и небольшое переустройство старого дома вполне уместно. Пока что, имение сдавалось в аренду, но сэр Фортрайд обещался уладить все дела. Незамужние подруги мисс Уорвик с нескрываемой завистью посмотрели на удачливую подругу, у которой из приданого было десять фунтов годовых. Но она состоялась, как протеже виконтессы и могла позволить себе полностью обновить гардероб.

После таких заявлений, новостей и занятий в округе прибавилось, потому что впереди были две столь роскошные свадьбы, молва о которых будоражила дарквудцев. Виконт добровольно взялся организовывать свадебное торжество, даже церковь принарядили в честь такого события. Леди Камалия принялась к подготовке невест к торжеству, наняв портних из столицы. А Фрай Уэнсли потихоньку возвращался к обыденной жизни. В воскресенье он провел службу, потом посетил нескольких прихожан: исповедал умирающего старца, назначил крестины младенцу. Он ходил в своем неброском, сером костюме, в шляпе с тростью. По обычаю того края, он всех приветствовал, разговаривал, интересовался. Никакой другой священник так бы не полюбился пастве, как пресвитер Уэнсли, с его способностью очаровывать публику.

Июль мягко уступил место августу, летнее солнце, прогнав тучи, засияло на чистом небосклоне. Роскошно стояли пшеничные поля, трава поднялась с человеческий рост, благоухали спелые груши, вокруг которых жужжали пчелы.  Рябина деловито окрасилась в ярко-оранжевый цвет, поспела голубика. Пастор был счастлив, заимев обычную жизнь, наполненную лишь житейскими заботами, он обрел долгожданный покой. Теперь его размышления сводились к тому, что было бы, если б незадачливый дух графа Мальборо смог поговорить со своей супругой, но Фрейлин никогда о том не заговаривала.

Тем временем, неуемный виконт воскресным вечером, после дневных забот, созвал срочный совет, потому как всякая подготовка без препятствий, вернее, некоторой не очень удобной ситуации, не обходилась. Дело в том, что Мария написала своему отцу, прося у того благословения, но ответа не последовало и девушка очень переживала и печалилась от того, что родной человек затаил обиду. Фрай и Эдвард скептически хмыкнули – отец из принципа решил отстраниться от сына и дочери. Мистер Уэнсли того и предполагал, что это вполне логичный ответ от черствосердечного человека. Но эту маленькую курьезную ситуацию следовало решить, Мария обратилась к своим родичам в надежде, что они помогут.

– Если я поеду его уговаривать, – заявил Эдвард, – скорее всего, он тебе вообще откажет в благословении. Этот зануда и скряга является еще и закоренелым подлецом.

– Мои доводы его тоже не тронут, – задумчиво молвил Фрай. Он настолько потерял ту родственную связь с батюшкой, что порой считал того чужим человеком, хотя четыре-пять месяцев назад без позволения отца и шагу боялся ступить.

– Ну, и кому поехать? – спросился виконт и взгляды, обращенные на него, ему не очень понравились. – Неужели вы предлагаете мне поехать и уговаривать будущего свата? И что я ему скажу, мы ведь даже не знакомы.

– Вот именно! – поднял указательный палец Эдвард. – Напустишь лоску и суровости, расскажешь, что у тебя денег куры не клюют, авось этот пень клюнет и раздобрится. Смелее, ты же чистокровный аристократ с длинной родословной.

Фортрайд деловито приосанился, важно почесал подбородок и проговорил:

– В принципе, идея неплохая. Если для него важны деньги, то он не откажет. Ладно. Милая барышня, пишите адрес, постараюсь польстить его своим аристократическим происхождением, ох уж эти отцы и дети. Вот я своих сыновей полюбовно из гнездышка выдворяю, правда теперь нам – старикам – с леди Камалией, придется доживать век в одиночестве…

– Милорд, вы уж не утрируйте, – хмыкнул Эдвард. – Можно подумать, вы сложите руки и будете в замке отсиживаться, сдается мне, теперь вы будете испытывать свою деятельную натуру на остальных родственниках, а уж от меня и вовсе не отстанете.

Фортрайд довольно улыбнулся, что-что, а сидеть сложа руки он никогда не любил, да и общество пастора и его дяди, и взятых вместе оных  ему нравилось, он мог окружить себя многочисленными друзьями и об одиночестве не думать вовсе. Леди Камалия, однако, заверила, что будет ожидать возвращения Марии и Джорджа из свадебного путешествия, а пока что дама займется обустройством новой школы, которую вот-вот предполагают открыть для детей бедняков и обучать за благотворительные деньги.

Виконту ничего иного не оставалось, как собираться в дорогу. Эдвард подумывал о встрече в Престоне, где он твердо решил баллотироваться в меры. Собственно, Дарквудс подпадал под его поле деятельности. Мария немного успокоилась, положившись на сэра Фортрайда, и продолжила подготовку к свадьбе. Двумя дружками выбрала Шарлотту Весли и Хану Стоксон, хотя семья ее жениха не очень-то в последнее время общалась с мировым судьей, им вполне могли не послать приглашение на свадьбу. Но кроткая и добрая мисс Уэнсли простила все проступки мистера Стоксона и хотела таким образом примирить две семьи. Кэтрин избрала двух сестер Весли – для полноты комплекта  и чтобы ее торжество видели все предполагаемые кандидатки. Платья невест из нежно-голубого и белого шелка и органзы, поражали своей вычурностью и стилем. Будущая свекровь не жалела средств на подвенечные наряды, ее невестки будут очень достойными молодыми леди. И хотя двух наследников виконта ожидали партии повыгодней, но те пожелали жениться по любви, поскольку порой столичные дебютантки поражали своей холодностью и отстраненностью, и не годились в подметки кроткой Марии и живой Кэтрин.

До свадьбы оставалась неделя, хлопот не уменьшалось, да и волнений прибавилось. Молодые люди не прогуливались уже несколько дней, у каждого было полно занятий. А за неимением отца, молодым отпрыскам в срочном порядке пришлось договариваться о свадебных кортежах, заказать гостиничные номера, для скорейшего отбытия в свадебное путешествие. Девушки сбивались с ног в примерочных, но даже такая суета доставляла истинное удовольствие женскому обществу. Но у Марии нелегко было на сердце не от того, что Шарлотта казалась в своем платье смуглой, а чрезвычайно светлые цвета делали Хану Стоксон некрасивой, ее угнетало молчание отца. Дай Бог, чтобы виконту удалось уговорить его, и чтобы он лично поздравил дочь, об ином девушка не мечтала. Фрай успокаивал сестру, старик не может очень долго упорствовать, должен таки согласиться, в этом его поддерживал Эдвард. Он даже обещался помириться с Джоном, если ему станет ума не лишать родное дитя счастья.

Оставался всего один день до свадьбы, виконт уже должен был вернуться с новостями, волнение начинало накаляться:

– Сколько можно медлить! – не выдержал Эдвард, когда они вечером коротали время в гостиничных апартаментах – комнате дяди, как всегда, занимаясь полезным чтением новостей. Мария занималась шитьем, отделывала головные уборы для девочек-сирот, новых воспитанниц приходской благотворительной школы, но было заметно, насколько она сама не своя, бедная девушка несколько дней ходила, будто тень. Фрейлин утешала ее, была бы она совой, слетала бы в Ковен-Лейс и насильно приволокла всех заинтересованных лиц к ответственности. Фрай так же нервничал, видимо, отец упрямствует и не хочет ехать, это очень жестоко по отношению к дочери.

Эдвард рычал от злости – Фортрайд тоже хорош, мог бы уже весточку передать, как там переговоры обстоят, еще ж было время вмешаться мистеру Уэнсли. Вечер прошел не в ладах, семейный кружок отправился спать в смятении, завтрашний день покажет, будет ли дочь выходить замуж в присутствии отца, или нет.

Мария не выдержала, она уткнулась в подушку и расплакалась, ее сердечко больно сжималось от сознания отцовского порицания, она ведь всегда старалась угодить родным, но почему теперь ей не позволено немного счастья?

Наутро, когда слуги только-только принялись разжигать камины, греть воду и готовить завтрак, к гостинице подъехало целых два экипажа. Первый принадлежал безусловно виконту Беррингтону – четверка лошадей, просторная карета, обитая выделанной кожей, пажи в ливреях, солидный кучер и вычурные занавески с кисточками и золотой вышивкой. Вторая намного проще и меньше габаритами, судя по состоянию сбруи и колес – наемная.

Веселый Фортрайд вышел из своего экипажа, ему навстречу выбежали слуги и владелец гостиницы, он кое-что передал тому господину, снова сел обратно и приказал ехать в его родовое имение. Постояльцы еще отдыхали, их не будили до самого завтрака. Когда они собрались, чтобы откушать, было заметно, как плохо провели эту ночь дамы, Эдвард тоже сидел с недовольным лицом, Фрай тяжко вздыхал, от волнения он снова стал бледным. Но в самый разгар завтрака, когда унылая четверка ковыряла овсянку, подошел хозяин гостиницы и подал письмо. Эдвард взял послание (как старший в их компании) и начал его читать. Он несколько минут молчал, изучая скупые строчки, потом хлопнул себя по лбу и закатал глаза:

– Вот гад бессовестный, – не выдержав, обронил он.

– Что случилось? Отец отказался? – начал уточнять Фрай.

– Нет, Фортрайд у нас любитель держать интригу до конца. Пишет, чтобы мы приехали сегодня к нему на обед, мол, есть важный разговор. Нет, вы только посмотрите, что за интриган, а еще другом назывался.

Мария очень разнервничалась, ее нервы вконец сдали, она успела прильнуть к плечу подруги и всегласно разрыдаться. На нее с опаской взглянули несколько постояльцев, родные принялись успокаивать девушку:

– Тише, тише, дитя, а то накличешь ненужные сплетни, – ласково молвил Эдвард.

Впрочем, Мария не относилась к слезливым барышням, к счастью для ее окружения, она успокоилась, когда с ней поговорили и здравый смысл поддался на убеждения. Фрай и Эдвард напирали на то, что свадьбу никто не отменял, можно венчать и без отца, правда это повлечет сплетни, но ее посаженными родственниками могут быть дядя и брат, а виконт уж устроит так, что кривотолки быстро иссякнут.

– Что скажете, господа? – спросилась Фрейлин, как только Мария перестала всхлипывать. – Хотя мы ничего не достигли, но все же, его светлость почему-то хочет нас видеть на званом обеде, может не так все плохо…

– Будет жаловаться на тяжкую долю переговорщика, как обычно. – недовольно ответил Эдвард. – Фортрайд тот еще жалобщик, он мог бы обстоятельно изложить свои соображения на бумаге, как все обстоит. Нет, надобно устроить из этого целый спектакль, загадочно поведав, как его за дверь выставили, порой он бывает несносен.

– Его светлость хотя бы постарался, – обреченно ответила Мария, – мы не имеем права его порицать, только за то, что мой отец не счел нужным присутствовать на свадьбе. Негоже пренебрегать приглашением, а еще это мой последний обед в качестве незамужней девицы, завтра я буду уже миссис Батлер и далеко от вас, жаль, что эти последние часы наполнены разочарованием, – она опустила голову, пытаясь снова не плакать.

– Ох, доберусь я однажды до Джона… – кровожадно молвил Эдвард, но осекся под пристальным взглядом Фрая и Марии.

Они были готовы к указанному часу, когда к постоялому двору подъехал экипаж его светлости, чтобы отвезти гостей в замок. Эдвард усадил дам, а потом пропустив вперед Фрая, сел сам. Они молчали дорогой, раздосадовано разглядывая рощи Дарквудского замка. Их приветствовал дворецкий, еще два лакея, прибывшие сюда по рекомендациям из столицы. Слуги приняли у гостей шляпы и трости, у дам легкие накидки и головные уборы. Виконт не встречал их лично, так же, как и его семейство. Прибывшие гости лишь пожали плечами, когда услужливый дворецкий подобострастно открыл перед ними дверь.

Прекрасная столовая времен Елизаветы, украшенная позолоченными арками, расписным потолком, вещающим о скорбном наказании грешников, стены из полированного белого мрамора. Видимо Фортрайда так впечатлило изображение источника, что он предпочел отказаться от современно обставленных комнат. Мужчины были различны к интерьерным изыскам, а Мария настолько поглощена собственными переживаниями, что ее ничего не впечатляло. Но в тот момент, когда они переступили порог столовой, все разом изменилось, потому как, собравшееся здесь общество радушно их приветствовало.

Виконт с виду напоминал довольного кота, узенько прищурив глаза, его жена благодушно улыбалась (изучая своих подопечных опытным взглядом, отметив, что дамы изысканно одеты), сыновья излучали галантность. Но самым довольным в этой компании, хотя искренность того оставляла желать лучшего (хотя для этого человека это оказалось едва посильным выражением лица, как бы скулы не свело от такой лучезарной улыбки), оказался Джон Уэнсли.

Неожиданно для всех, отец семейства встал лично и пошел приветствовать прибывших гостей, будто не было той размолвки три месяца назад, когда разгневанный мистер Уэнсли кричал какие-то ругательства, срочно покидая пасторат, гонимый озлобленностью и страхом. Сейчас на его лице было изображено угодливая лесть.

– Дети мои, – начал он так непривычно слащаво, от чего Фрай и Мария буквально остолбенели. – Я так счастлив с вами свидеться, – он пожал сыну руку и по-отцовски обнял дочь.

Эдвард еще немного и подавился бы невысказанными замечаниями, которые в нем накопились.  Джон и его поприветствовал, но сдержанней. Братья не могли враждовать в обществе, но и показывать свою «величайшую любовь» не решались, оставалось только сдерживаться. А вот старший племянник не был так категорично настроен (стоит упомянуть, что сюда съехались все родственники Уэнсли – кроме Джона был еще Роджер с супругой и Стивен), он пожал дяде руку.

– А ты вырос настоящим Уэнсли, – заметил Эдвард, от чего его старший племянник зарделся, посчитав это комплиментом. Роджер тоже поспешил поздороваться, младший брат удивил всех, он обнял прежнего отступника, хотя при Джоне неоднократно упрекал Эдварда.

– Ох, братец, – заметил белый колдун, избавляясь от его объятий. – Ты меня удивил.

– Знаешь, я за тобой соскучился, – Роди улыбнулся, но затем немного попустил пыл, заметив, с каким неприкрытым презрением на него смотрит Джон.

Зато Розерри и ее любимица могли преспокойно обниматься и делиться впечатлениями. Мария светилась от радости, украдкой взглянув на Джорджа, который полностью разделял ее чувства, это был тот краткий миг счастья, пришедший на смену бесконечным переживаниям и огорчениям – ее маленькая лодочка достигла спокойных вод, причалив у гавани. Тетя рассказала, что после отъезда Марии, в Ковен-Лейс начался такой беспорядок, что Джону пришлось нанять экономку, да еще кого (Розерри неодобрительно скривилась от выбора старшего родственника, будто вкусила кислых яблок в придачу с недозревшим лимоном) – миссис Ридс. Эта дамочка после возвращения и двух связных слов сказать не могла, поистине, бывают же недалекие женщины, но разумная невестка догадалась, что произошел скандал и сварливую экономку просто выпроводили прочь. Мария улыбнулась, вспоминая тот первый день ее настоящей свободы, и каким образом миссис Ридс уехала из пастората.

– Не представляю, что нашел в этой недалекой женщине твой отец, но теперь она держит всех рабочих в узде, да и самого хозяина тоже.

Мария подумала, что очень счастлива оказаться вне дома и скоро полноправно сможет назваться хозяйкой и уж экономку подберет справедливую и добрую, впрочем, у нее есть прекрасная свекровь, которая поможет в выборе правильной женщины. Джордж не будет таким деспотом, как ее собственный отец, потому что происходит из благородного и достопочтенного рода, его мягкая натура и пылкую сердце, разве сможет оно причинить боль своей любимой?

Когда, наконец, приветствия родственников завершились, когда два брата – Стивен и Фрай – пожали друг другу руки и расселись по местам, довольный виконт, что прежде спокойно наблюдал за встречей огромного семейства, скромно заметил:

– Я рад собрать вас всех вместе, дамы и господа. Поистине, у нас сегодня праздничный обед – праздник в честь помолвки двух голубков, а завтра два моих сына упорхнут из семейного гнезда, а ради улыбки мисс Уэнсли я готов буду перевернуть любые горы.

Тем временем, дворецкий доложил о прибытии семейства Уорвиков, которые тоже были приглашены на торжество. Мария имела несколько минут отсрочки, когда смогла покраснеть и замяться, она не была столь избалована, и любое проявление чувств к ней вызывало смущение и безграничную благодарность. Но Джордж Батлер, сидевший рядышком легко коснулся ее руки и подарил будущей жене  искреннюю улыбку, тем самым подтвердив слова отца.

– Вижу, ты постарался на славу, Фортрайд, – опустив все титулы и обращения, довольно произнес Эдвард, наблюдая за счастливой племянницей.