Kitabı oku: «На берегах Босфора. Стамбул в рецептах, историях и криках чаек»

Посвящается двум очаровательным девочкам, которые неустанно следовали за мной по бесконечным улицам шумного города и успокаивали каждый раз, когда я жаловалась на дурное настроение;

студенту Шади, открывшему тайну своей семьи и, за упоминание его имени в этом посвящении:

понимающему Дипу, который поддерживал меня в непростой период злополучного карантина, ежедневно приводил в чувство турецким кофе и научился засыпать под стук клавиш моего ноутбука:

и, конечно, невероятному Стамбулу, подарившему новую жизнь…

Gürültülü bir şehrin bitmek bilmeyen sokaklarında beni yorulmadan izleyen, şikayet ettiğim her an yanımda olan iki muhteşem kıza, hitapta adını geçirmem için bana aile sırrını ifşa eden öğrenci Shadi'ye. talihsiz karantina sürecinde benden desteğini esirgemeyen, her gün Türk kahuesi ile beni hayata döndüren ve laptopumun klavye sesi ile uyumayı öğrenen Dip e. ve tabii ki bana yeni hayat bahşeden İstanbul'a…

Посвящение на турецком языке.

© Э.Исмаилова, текст, фото, 2020

© ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Пролог

Еще в детстве я часто видела сны об опустевших городах, в которых одинокий ветер насвистывал тоскливую мелодию скрипучими ставнями да перекати-поле бессмысленно кружили по заброшенным улицам. «Это всего лишь сон…» – успокаивала я себя по утрам и мгновенно забывала апокалиптические видения.

Последний год я провела в очаровательном Стамбуле, раскинувшемся пологими холмами на двух континентах, разрезанных причудливой лентой быстроводного Босфора. Стамбул никогда не спал, чем очень походил на меня, вечно мучимую бессонницей: он будил на рассвете протяжными гудками проходящих пароходов; позже его будоражили переливы печального азана; все утро он звенел голосами уличных продавцов симитами и сырной ачмы, а ближе к полудню город наполнялся шумными толпами неугомонных туристов, чьи голоса сливались в единый пронзительный гул, от которого даже голуби в испуге взлетали над площадью Султанахмет. После обеда Стамбул начинал готовиться к традиционному ужину: из распахнутых окон доносился перезвон медных сотейников, в которых тихо ворковало топленое масло с нежной мякотью свежих артишоков. Торговцы из рыбной лавки зазывали спешащих прохожих за остатками потрошеной рыбешки хамси. «Üç günlük dünya!»¹ – кричали они и тут же захлопывали вековые ставни крохотных магазинчиков, чтобы успеть домой к ужину, приготовленному заботливыми мамами – «анне». Постепенно вечерний Стамбул медленно погружался в прохладные сапфировые ночи: он то и дело хлопал дверями нескончаемых ресторанов и забегаловок, дымил папиросками в тонких пальцах богемных красавиц, одурманенных сладковатыми парами анисовой настойки. Даже далеко за полночь этот город продолжал праздновать и балагурить: сытые и оттого счастливые кошки заводили протяжные песни под окнами моего дома. Напевшись вдоволь, они уступали сцену беспечным чайкам, которые до самого рассвета бесцеремонно кричали на крышах: птицы немыслимым образом подражали человеческим интонациям, чем вынуждали сонных стамбульцев то и дело выглядывать на крохотные терраски уютных османских квартир.

Я наслаждалась оживленной стамбульской жизнью, но внезапно все изменилось. Город, не знавший тишины, в один мартовский день попросту замолчал – так нелепо и неестественно. Новость о карантине моментально разлетелась по многочисленным районам мегаполиса. Я просидела две недели дома, после чего отправилась на разведку: ну как поверить в то, что Стамбул может так просто уснуть? Но город действительно спал. Когда-то оживленные проспекты теперь походили на тоскливые картинки из моих кошмаров. Исчезли пробки из нескончаемых верениц автомобилей, и миллионы людей на улицах бесследно растворились… Я не верила глазам и, спрятавшись под стерильной маской, мелкими перебежками добралась до набережной Ортакёй. Мечеть Меджидие все так же парила над шумными водами Босфора. Напуганные тишиной голуби скромно жались к гигантскому платану, не находя добросердечной старушки с семечками на ее привычном месте. Ресторанчики, из которых еще недавно на всю округу разносился пряный запах запеченного кумпира, одиноко стояли, обклеенные лентами ядовитого желтого цвета: ЗАКРЫТО.

Огромный город, будто разоренное гнездо, зиял темными окнами пустых отелей, задраенными дверями ресторанов; он пугал пустыми дорогами, по которым лишь изредка пробегали своры одичавших собак. Отвыкшие от людей, кошки, завидев меня, высовывали из укрытий грустные морды и долго провожали тоскливыми взглядами.

Вскоре все усложнилось комендантским часом: выходить на улицу было запрещено под любым предлогом, и вот тогда я решила во что бы то ни стало воскресить в своей памяти прекрасный город, подаривший мне двенадцать долгих месяцев, научивший любить и ценить жизнь при любых обстоятельствах. Я смахнула пыль с розовой крышки ноутбука и унеслась в будоражащие воспоминания. Терпкие нотки турецкого кофе по утрам подогревали предвкушение новой встречи с любимым городом, разлуку с которым выносить было все труднее и труднее. Я с нетерпением ждала тот день, когда прекрасный Стамбул вновь умоется прохладным утренним дождем и после, свежий, распахнет свои объятия в тени разросшихся акаций и платанов.

Стоило подойти к рабочему столу, как гигантские чайки тут же слетались на парапет у окна и терпеливо следили за каждым моим движением. Иногда они напоминали о забытых эпизодах нежным гортанным воркованием – кому как не им, вечным преследователям блуждающих, знать всю правду?.. Я внимательно слушала и записывала все точь-в-точь, как надиктовывали эти белокрылые создания. А Стамбул, словно погруженный в летаргический сон, готовился к внезапному пробуждению – по крайней мере, я в это верила всем сердцем…

Дружеское рукопожатие (вместо предисловия)

8 февраля, 2019. Стамбул

Горячие каштаны под февральским снегом. – Неожиданная встреча с НИМ. – Безупречный костюм сафари и песни цикад. – Кризис среднего возраста. – Неожиданное знакомство во дворике мечети Шишли.

Этот удивительный город, полный роскоши и достопримечательностей, которых хватило бы на семь сказочных королевств, встретил меня запорошенными улицами и озябшими прохожими. А говорят, в Стамбуле не бывает снега… По старой детской привычке я сделала несколько шагов и обернулась, чтобы посмотреть на собственные следы, но кто-то высокий в сером пальто успел пройти по ним. Кругом были люди: спешащие по делам, курящие у подъездов домов, продающие горячие каштаны…

Я быстро протянула десять лир громкоголосому торговцу – и вот заветный кулек из коричневой бумаги у меня. «Носом нюхай». – Показывает худощавый продавец Ахмет (конечно, его имя я узнаю гораздо позже), манерно закатывает глаза и так типично для южанина цокает языком и прищелкивает пальцами. Опускаю нос в бумажный пакетик – и тут же оказываюсь на вершине маленького, но все-таки блаженства: как тепло! А аромат!

Запах каштанов в этом городе прижился так же хорошо, как запах тушеной капусты в детском саду или сосисок с овсянкой в школьной столовой. Каждый дом пахнет тем, чем больше всего любят лакомиться его обитатели. И чем дольше они в нем живут, тем прочнее этот запах оседает на выцветших флизелиновых обоях, густой драпировке тяжелых портьер и винтажных дивандеках, призванных сохранять свежесть обивки кресел, которую никто никогда не видел и вряд ли помнит, какого она цвета.

Я шла и с трудом счищала закоченевшими пальцами горячие угольки, приправленные свежими снежинками, только что упавшими с неба. Впереди показался Марриотт, чья верхушка терялась в снежном молочном вихре. Мне – туда.

Еще пару месяцев назад я сидела в любимом кафе в Ташкенте, потягивала шпинатно-яблочный смузи (идея сбросить лишние пять килограммов никогда не оставляла меня) и щурилась под мягкими лучами осеннего солнца. Было по-настоящему хорошо в том далеком уголке Центральной Азии, куда меня однажды забросила судьба, даже не поинтересовавшись о моем желании. А случилось все так…

История, которую, наверное, уже можно назвать историей моей жизни, началась с мимолетного взгляда на НЕГО на одном из дипломатических приемов в небольшом, но очень милом городе Минске. ОН, в свою очередь, задержал на мне взгляд на неприлично долгие три минуты, что в итоге и привело нас к алтарю (так обычно пишут в романах, мы же, конечно, отправились в районное отделение загса), где успешно скрепили обоюдное согласие не расставаться ни при каких обстоятельствах изящными росчерками под звуки Мендельсона в соседнем зале.

– Хорошо, что не заказали торжественную часть, – сказал ОН на выходе. – Все равно музыка была слышна…

В тот момент хотелось верить, что эта нарочитая практичность приведет нашу семью к устойчивому будущему, и так я считаю до сих пор.

ОН оказался дипломатом в хорошо известной международной организации, забрасывающей своих сотрудников в самые невероятные уголки мира, чтобы те решали проблемы голода и малярии на местах. Тогда эта благородная миссия казалась безумно романтичной.

Я представляла себя в безупречно сидящем костюме сафари в далекой экзотической стране, где непременно жаркое солнце, лазурное небо и добродушные местные жители, которым мы помогаем выживать под песни цикад и шум океанического прибоя.

Возможно, на мои мечты с явным колониальным привкусом повлиял популярный в то время фильм Норы Эфрон «Джули и Джулия: Готовим счастье по рецепту» – сейчас уже сложно сказать. Главное, я дала согласие международному дипломату (которого мои подружки нежно окрестили Дипом) следовать за ним по пятам, куда бы нас ни забросила его карьера.

Последние пять лет мы провели в самом сердце Центральной Азии. Это были пять долгих лет, подаривших море незабываемых впечатлений. Первый год я училась дышать в узбекскую чиллю, когда столбик термометра приближался к отметке 50 градусов по Цельсию; затем я погрузилась в глубины узбекской кухни, скрупулезно изучив все этапы приготовления плова, мантов, ачик-чучука и чак-чака; потом я вернулась к писательству и наконец закончила когда-то начатые рукописи. И только после всего этого меня накрыла настоящая депрессия, о которой прежде я читала только в книгах.

– Кризис среднего возраста. Бальзак. – Со знанием дела заявил Дип, за что был лишен домашних ужинов на целую неделю. А я продолжала глубже и глубже постигать все тонкости эмоционального расстройства, которое меня скоро привело к хронической бессоннице и взявшейся невесть откуда аэрофобии.

Каждое утро, замешивая омлет с сыром, я удрученно думала о том, как смешны теперь мои красные дипломы о высшем образовании (а было их целых три!), и даже несколько раз порывалась их сжечь, но никогда не находила спичек, хотя они всегда лежали в правом дальнем углу верхнего ящика комода. Теперь мне кажется, что та депрессия была сродни спектаклю, в котором я отвела себе главную трагическую роль, славно срежиссированную мной же. И пока все домашние старательно пытались понять мое состояние, нам пришло очередное письмо о новом месте службы.

* * *

Стамбул… Тогда я вряд ли понимала, что несет с собой эта долгосрочная командировка. Я просто погрузилась в рутинные сборы багажа и томные вечера трогательных прощаний с самым уютным садиком на планете, который мне удалось разбить в условиях субтропического климата солнечного Ташкента.

За годы скитаний мы обросли двумя дочерьми, антикварным пианино Petrof, ста пятьюдесятью коробками личных вещей и несметным количеством чемоданов, с трудом поместившихся в микроавтобус, встречавший нас в аэропорту Ататюрка.

И вот теперь я брела по незнакомым улицам совершенно чужого города, не понимая ни слова из задорных выкриков уличных торговцев. «Неужели это судьба, которую нужно принять?» – думала я, не находя в себе ни сил, ни желания на очередное погружение в дикий мегаполис, соединивший в себе десятки культур, прошедший путь великих цивилизаций, не покорившийся или не покоренный – мне совершенно не хотелось это знать.

Среди вихрей усилившегося снега жалобно застонала чайка, затерявшаяся в непогоде. И, будто вторя ей, затянул свою протяжную песню минарет центральной мечети на площади Шишли. Я заглянула в ее уютный дворик, сплошь занесенный снегом и оттого выглядевший невероятно сказочно. Именно так в детстве мне представлялся дворец Снежной королевы в книгах, иллюстрированных Архиповой. Я присела на многоугольный шадирван, где летом верующие совершают ритуальные омовения, и прищурилась, чтобы получше рассмотреть тонкую арабскую вязь над входом. Рой снежинок закружился в танце прямо передо мной. А все-таки Стамбул в снегу прекрасен…

– Здравствуй, Стамбул, – прошептала я, и только сейчас заметила, что рядом расположилась огромная собака с пластмассовым чипом в ухе. Я много слышала про эту старинную породу – хранителей города. Пес внимательно посмотрел мне в глаза и едва слышно что-то прорычал. Я протянула окоченевшую ладонь с очищенным каштаном. Он охотно слизнул его, и руке стало приятно: то ли от прикосновения шершавого языка, то ли от теплого дыхания.

– Что ж… Может, ты еще и лапу мне дашь?

И каково было мое удивление, когда этот невероятных размеров взлохмаченный пес действительно протянул тяжелую мягкую лапу и нежно заурчал.

– Приятно познакомиться, Стамбул! – Я спешно зашагала в отель, решив, что нужно просто хорошенько выспаться.

Notre Dame de Lourdes с видом на черепичные крыши

16 февраля

Скрипучие дверцы шкафа. – Окровавленные головы за завтраками. – Мехмет-бей и его менемен. – Очаровательная Ешим-ханым и ее неуемный темперамент. – Новое слово «кейф япмаг». – Квартира миссис Мейзел в Верхнем Вест-Сайде. – Мокрые угги и жемчужное колье. – Потайная библиотека монахов под домом. – Романтичное слово «Бомонти».

Первые две недели в Стамбуле захлестнули меня бытовыми проблемами. Нужно было найти школу детям и определиться с жильем. И если первый вопрос был решен быстро, то со вторым пришлось поломать голову, изучая карту почти двадцатимиллионного города со всеми его запутанными магистралями и мостами-трассами.

Дип все дни пропадал на работе. Он научился неслышно принимать душ, бесшумно одеваться (и это при скрипучих дверцах шкафа), так что я даже не замечала, как и когда он исчезал из номера по утрам. Возможно, я просто крепко спала… Мои героические дети, привыкшие к самостоятельности, тоже не дергали и так же незаметно, как и их отец, растворялись еще до восхода солнца и ближе к вечеру появлялись в номере грустные и уставшие: новые школа и сад им пришлись не по вкусу. Благо в отеле на завтраке было вдоволь хлопьев с молоком – о большем в те смутные времена они и не мечтали!

Все еще мучимая бессонницей по ночам, я едва расклеивала глаза к девяти. Серое небо тяжело дышало в стеклянные стены небольшой комнаты на 31-м этаже. И только краснохвостые самолеты, будто гигантские чайки, каждую минуту пролетали прямо у окна.

Потерянная и разбитая, я спустилась на завтрак. Половина столов были заняты мужчинами арабской наружности с окровавленными головами. Мой недоуменный взгляд встретил рыжеволосый немец, который, понимающе закатив глаза, попытался привлечь внимание. Я села за соседний с ним столик в ожидании омлета из белков (все та же попытка сбросить пять лишних килограммов).

– Это, видимо, что-то связано с их религией… Я видел такое в интернете, – попытался завязать разговор немец.

Я равнодушно качнула головой, дескать, он прав. Хотя прекрасно знала, что всем этим потоком «красавцев» мы обязаны клинике по пересадке волос, которая находилась в одном здании с отелем. И никакая кровавая традиция шиитского праздника Ашура, связанная с самобичеванием верующих в знак раскаяния и искупления некой вины, тут ни при чем.

Немец ел живо и с аппетитом, так что веснушки то и дело смешно подпрыгивали на его лице. Бледно-желтый менемен, весьма далекий от того, каким должен быть в идеале, тоскливо расползся по белой тарелке. И все-таки в сетевых отелях никогда не умели хорошо готовить.

Я вспомнила наш первый визит в Стамбул. Мы с мужем сновали, как заведенные, по тихим улочкам малоизвестных районов. На одной из них в квартале Кадыкёй мы и набрели на местечко, полностью поменявшее мое представление о яичнице, омлете и любом другом блюде из яиц. Хозяин заведения, невысокий полнотелый Мехмет-бей, больше смахивавший на сицилийского итальянца, готовил прямо у стойки заказов, так что мне не составляло никакого труда наблюдать за процессом приготовления этого самого менемена. Мехмет-бею повышенный интерес со стороны молодой девушки явно льстил, и он старался как мог: эффектно жонглировал всем, что попадало ему под руку, так что простая на первый взгляд готовка превратилась в изысканное представление от артистичного шефа.

Рецепт

Менемен, или Идеальный стамбульский завтрак (порция на двоих)

• 4–5 яиц

• 2 мясистых помидора (желательно без кожуры)

• 1 чайная ложка топленого масла

• 1 столовая ложка оливкового масла

• 4 зубчика чеснока

• 1 столовая ложка сушеной мяты

• 0,5 чайной ложки куркумы

• 1 чайная ложка паприки

• Соль, сахар по вкусу

N. B. Подавать со свежей белой лепешкой, которую непременно обмакивать в нежный соус менемена.

Мехмет-бей крупно нашинковал помидоры, которые тут же пустились в пляс в медном сотейнике, щедро политом домашним оливковым маслом. Туда же он отправил ложку топленого и присыпал все жменей рубленого чеснока.

– Не готовь, дочка, на сливочном масле. Не поленись, перетопи его. Это так просто. Моя жена целый день стоит и только топит его. Для сына, для дочки, даже для соседей. Хочешь, тебе перетопит? – его слова лились как песня, аккомпанировала которой все та же медная сковорода. Имея отнюдь не большие познания в азербайджанском языке, понимание турецкого мне давалось с трудом, однако его эмоциональная речь проникала в самое сердце, как и невероятный аромат будущего менемена.

Помидоры выпустили сок. Очаровательный шеф приправил их солью и сахаром, бросил пару щепоток куркумы и хорошенько все присыпал сухой мятой.

– А это, чтобы болезни не цеплялись. Лучшее лекарство!

Во все это пунцовое великолепие добродушный повар вбил штук пять куриных яиц и ловко все вымешал деревянной лопаткой.

– Afiet olsun, kızım!²

Вот то был менемен! Однако рыжеволосый турист оказался неприхотливым и был весьма доволен своим завтраком в окружении кровоточащих голов, которые совсем скоро рассчитывали превратиться в пышные шевелюры. По крайней мере, они в это верили. Удивляло то, что все эти люди, рискнувшие на операцию ради нескольких редких пучков на темечке, не были ни актерами, ни моделями и даже совсем не походили на влогеров-блогеров, которым частенько приходится ставить подобные эксперименты. Кругленькие животики перебинтованных постояльцев мило подергивались во время завтрака. Они спешили закончить трапезу до того, как их многочисленные семейства, состоящие, как правило, из нескольких жен и оравы крикливых ребятишек, спустятся к завтраку. Как только те появлялись на горизонте, сытые отцы мгновенно исчезали, растворившись в тяжелых парах невкусного менемена, который то и дело выносили из чадящей кухни.

Скучный немец приступил к кофе, а я, так и не дождавшись своего «белого» омлета, побрела в лобби. Через тридцать минут нужно было ехать на встречу с очередным риелтором, который наверняка будет предлагать «некондицию», чтобы в конце концов «выстрелить» более или менее сносным вариантом, на который я должна буду клюнуть. Как бы не так! Для человека, меняющего страны проживания как перчатки, а съемные квартиры и того чаще, я была еще тем орешком. Так что риелторам Стамбула стоило серьезно обеспокоиться.

Утренний Стамбул радушно распахнул свои объятия, обдавая прохладным ветром, принесшим крохотные капли с Босфора. В какой части города я бы ни находилась в эти дни, всегда четко слышала шум его неспокойных вод, чувствовала сладковатый привкус моря и так свыклась с этими новыми ощущениями, что по ночам нередко скучала по ним, как по старым, добрым друзьям. В такие бессонные часы сложнее всего было то, что окна в отеле не открывались. Я видела бурлящий жизнью огромный город, вереницы красных огоньков машин, черные воды Босфора, который разрезали сияющие огнями корабли, но не могла вдохнуть все это в себя, чтобы повторить их четкий ритм, которого так не хватало в моей скучной провинциальной жизни.

Улыбнувшись приветливому швейцару, я прыгнула в такси. Мы проезжали серые улицы, запруженные автомобилями, толпами спешащих людей, торговцами, чей товар легко умещался на одной скрипучей телеге. Таксисты приветствовали друг друга протяжными гудками, от которых сводило челюсть. И тысячи мотоциклистов, напоминавших груженых горных мулов, проворно сновали среди застрявших в пробках машин. Что за сумасшествие?! И как я здесь сяду за руль?

Наконец мы прибыли. Я зашла в фойе новенькой высотки на знаменитой улице Nisbetiye. Худощавая девушка на ресепшене демонстративно зевнула и снова нырнула в экран компьютера – видимо, смотрит сериал. Я сбросила сообщение агенту, что уже на месте, и тут же получила ответ: «В дороге. Трафик. Скоро буду». Как будто я ехала не по дороге и меня этот трафик не коснулся… Ну что ж… Будем ждать.

Через полчаса в распахнутые двери ворвались двое: вихрь леденящего воздуха и моя риелтор. Это была женщина «хорошо за пятьдесят» с прекрасным английским и неуемным темпераментом. Она одновременно трясла мою руку, рассказывала девушке на ресепшене о жутких пробках (та недовольно морщилась, ведь ее оторвали от сериала), звонила хозяйке квартиры, у которой были ключи, и пыталась расчесать свои спутавшиеся от ветра кудри. Наконец она закончила все это и шумно приземлилась в кресло.

– Будем ждать! Хозяйка квартиры в трафике, – спокойно заявила она и уткнулась в экран смартфона.

– Постойте, а вы не сказали ей, во сколько мы встречаемся?

– Я же говорю вам, что на дорогах пробки, – ответила она, даже не удосужившись поднять на меня глаза.

– Но ведь я ехала по тем же дорогам. И приехала вовремя.

– Действительно, – задумалась она. – Возможно, вы были недалеко?..

– Нет, мой отель совсем в другой стороне… – Не знаю, зачем я пыталась докопаться до истины, но тогда мне этого очень хотелось.

Ешим-ханым (так звали эту холеричную особу) подпрыгнула пару раз в кресле и предложила рукой сесть на соседний диван. Она оглянулась по сторонам и заговорщицки зашептала, приблизившись так близко, что ее накладные ресницы легко могли задеть мой нос.

– Я не знаю, как вы, иностранцы, это делаете… Может быть, у вас есть какой-то секрет, не знаю… Но мы, стамбульцы, постоянно опаздываем, понимаете? И с этим ничего не поделаешь. – И она смешно шлепнула губами. Точь-в-точь как мой младший брат, когда съедал последнюю конфету в вазочке на столе. От этой аналогии меня передернуло.

– То есть вас не смущает, когда кто-то опаздывает? – не унималась я.

– Скажем, нас это не пугает так, как вас.

– Но у меня есть планы… Как быть с ними?

– Да-да, я вас понимаю, у меня тоже масса планов, миллион встреч… Но это стамбульский трафик.

Я не стала посвящать свою новую знакомую в то, что вчера утром в приложении я проложила маршрут до этой самой улицы Нисбетие и прикинула время в дороге с учетом пробок в утренние часы. И вот – вуаля! – я прибыла на встречу вовремя. Хотя, пожалуй, лучше рассказать ей про мое ноу-хау… но именно в этот момент у нее зазвонил телефон, и ее голос снова зазвенел неприятными визгливыми нотками. При этом она одновременно смахивала с меня соринки и копошилась в безразмерной сумке в поиске, видимо, все той же расчески. Удивительная женщина!

Хозяйка квартиры задерживалась еще на час, и растерянная Ешим-ханым, понимая, что такая вольная трактовка времени выглядит невежливо даже в рамках стамбульского этикета, пригласила меня на чай.

Буквально в трех минутах от высотки с предполагаемой квартирой располагалась целая цепочка кафе и ресторанов. Их запорошенные скупым снегом пороги казались грязными и разбитыми. Я поежилась в тонком кашемировом пальто (в моем ташкентском гардеробе это оказалось самой теплой вещью, а покупать что-то новое не было настроения).

Некоторые смельчаки пили чай прямо на улице, подпирая плечами холодные влажные стены заведений. Атланты ХХI века…

После каждого глотка терпкого напитка они глубоко затягивались сигаретой и философским взглядом провожали прохожих. Вся эта межсезонная игра света, капель и теней напомнила мне полотна Коровина, сюжеты которых оживали на глазах.

Ешим-ханым резко подняла голову. На вывеске красовался черный петух. Убедившись, что надпись обозначала именно то, что надо, она широким жестом распахнула дверь. Меня тут же обдало мягким домашним теплом и невероятно бархатным запахом кофе. Мы разместились на велюровом диване у окна, так что можно было легко наблюдать за происходившим на тротуарах.

Моя спутница зацепила дамочек за соседним столиком рассказом о том, какой на улице дождь. Неужели она думает, что они не знают?! Однако, к моему удивлению, те в недоумении подняли брови и минут пять обсуждали нехарактерную для этого сезона непогоду. По крайней мере, мне показалось, что говорили они именно об этом.

Я же наслаждалась глоток за глотком приятно обжигающим ince belli cayı³ с легким привкусом бергамота и чабреца. Невероятное тепло разливалось по телу, мешая сосредоточиться на огромном количестве дел, запланированных на день. Резким движением я достала ежедневник, чем тут же спугнула сладостное ощущение неги, которое витало над каждым столиком.

– Нет-нет, вначале чай, потом дела, – затараторила риелтор.

В это время официант поставил прямо перед моим носом две тарелки. Даже при тщательном изучении содержимого я вряд ли могла бы сказать, что это. Обрадовавшись моему смятению, Ешим-ханым тут же принялась меня кормить, став невероятно похожей на тех чудаковатых бабушек, которые считают своих внуков вечно голодными.

– Это обязательное блюдо на завтрак – bal kaymağı⁴.

На большой тарелке лежала густая шапка сливок, жирность которых явно превышала 45 процентов, и в ней утопали ложки три янтарного меда. Такой каймак я нередко покупала в Ташкенте, а после разводила молоком, чтобы получить стандартный вариант в 33 процента.

Аппетитно пережевывая, моя милая собеседница щебетала по поводу пользы такого завтрака. Она отломила кусок хрустящего симита⁵, сплошь усыпанного ароматным кунжутом, намазала на него каймак, сверху мед – и тут же отправила эту пирамиду в сладострастно открытый рот.

– Это очень вкусно! И так поднимает настроение! Обязательно попробуй, иначе я не отстану.

Конечно, она не отстанет. Я с горечью подумала все о тех же пяти килограммах и надкусила еще теплый симит со сливочно-медовым топингом, заботливо протянутый новой знакомой.

Есть много легенд и песен о романтическом завтраке с круассаном, о бриошах и датских улитках. Все это я пробовала сотни раз и признаю их великую роль в истории кулинарии, но этот симит заставил остановиться время.

Не поверив своим ощущениям, я быстро намазала еще один кусок и поспешила запихнуть поскорее в рот, уверенная, что во второй раз я пойму, что заблуждалась. Но нет, опять восторг!

В это хмурое серое утро я не готова была ничем восхищаться. С меня вполне хватило импрессионистской улочки Нисбетие, манящей теплыми огнями крохотных ресторанчиков. В остальном же хотелось остаться в своей глубокой депрессивной печали, которая, как мне казалось, придавала едва уловимый шарм моему уездному образу. Но все пошло не по плану. В хитрых глазах Ешим засверкали искорки ликования и победы. Может, она думает, что так же легко я подпишу договор аренды? Она поднесла к ярко накрашенным губам уже пятый стаканчик чая и снова прошептала:

– Мы это называем «кейф япмаг». Это значит – наслаждаться пустяками. Такое маленькое счастье… Тебе нужно научиться, а то ты слишком напряженная.

У нее снова зазвенел телефон. Хозяйка с ключами была на месте. Я тут же подскочила, но моя гуру в области счастья шикнула на меня.

– Когда мы наслаждаемся, мы не торопимся. Один стакан чая еще никому беды не сделал.

Мне показалось, что я поняла, по вине какого трафика стамбульцы всегда опаздывают. Хотя идея загадочного кейфа меня серьезно заинтересовала. Я думала о ней весь день и даже ночь. И на следующее утро, сидя за завтраком в окружении забинтованных голов, я думала о том же.

Арендодатель новой высотки встретила нас у лифта и любезно проводила на этаж со свободными квартирами. Это были роскошные апартаменты в стиле нью-йоркских резиденций пятидесятых. Именно в таком доме в Верхнем Вест-Сайде на Манхэттене проживала удивительная миссис Мейзел из сериала Эми Шерман-Палладино. Стены холлов украшали гигантские обложки журналов «Vogue», полы – мягкие ковролины, дабы обслуживающий персонал не мешал отдыхающим жильцам шарканьем ног. А главное, у лифтов размещались комнаты категории «пять звезд» для гостей апартаментов.

Пока я рассматривала одну из них, мне позвонил Дип. Я тут же поведала ему об удивительном бонусе в виде гостиничных номеров на одном этаже с квартирой. Дип был в восторге – он настоятельно рекомендовал скорее закрывать сделку и обещал, что теперь никогда не будет противиться тому, чтобы к нам приезжала погостить моя мама. Я представила, как наша милая бабушка, чмокнув перед сном внучек в их пухлые щечки, направится вон из квартиры в эти казенные апартаменты, и сразу же начала искать минусы в этом вполне очаровательном доме.

Вскоре мы оказались на десятом этаже, где располагался офис арендодателя. Кабинет выглядел так же элегантно, как и его обворожительная хозяйка. По виду ей было прекрасных семьдесят лет, хотя не исключаю, что и больше, но о таком ведь не спросишь. Она держалась строго и грациозно, высоко приподнимая подбородок и вытягивая длинную шею, украшенную ниткой гигантского жемчуга. Она небрежно бросила сумку «Шанель» на бархатную оттоманку у письменного стола и, сев напротив меня, вонзилась невероятно прозорливыми глазами в мое лицо. Может, я не так выгляжу? И я поспешила запихнуть свой старый потертый рюкзак белорусского дизайнера Панаскина за спину. Ноги в растянутых уггах прятать было негде. Промоченные во время прогулки под дождем, они походили на двух дохлых крыс, никак не иначе. Да что же это за день такой?!

– Чай будете? – наконец спросила леди, ужасно похожая на саму Коко Шанель.

Я отрицательно замотала головой, бормоча, что мы только что пили, но Ешим-ханым бросила на меня взгляд пантеры и мягко закивала головой. Я в недоумении посмотрела на нее, она же беззвучно произнесла всего одно слово. Я поняла, что это было: тот самый кейф, смысл которого до сих пор не был ясен.