Kitabı oku: «Темная сторона Кая»

Yazı tipi:

Estelle Maskame

THE WRONG SIDE OF KAI

Глава 1

– Так какой он на самом деле, этот твой Харрисон?

Водка у меня во рту едва не улетает на пол. Удержав, проглатываю и поворачиваюсь к Чайне. Она сидит на краю столешницы, в окружении бутылок, болтает ногами и, стараясь не рассмеяться, вскидывает бровь. Только что мы гадали, где другие девчонки покупают такой клевый прикид, и вдруг этот поворот.

С равнодушным видом поднимаю бокал – немного содовой и много дешевой водки – и пожимаю плечами.

– Выше среднего. Определенно себе на уме. Точно знает, что делает.

Чайна отпускает наконец смешок.

– Я имела в виду, как личность.

– А, скучноват.

Бросаю быстрый взгляд в гостиную. Терпеть ее не могу, но, надо признать, Мэдисон Роуми всегда закатывает классные вечеринки, когда родители уезжают из города по делам. Сейчас они во Флориде, так что дом Роуми временно превратился в центр общественной жизни. Сегодня здесь весь наш класс – толпа народу, все снуют туда-сюда и кричат, не слыша друг друга. Музыка бьет по ушам, глухо ухают басы. Вместить такую вечеринку может только дом Мэдди Роуми. Такую – это где не кончается выпивка, куда не нагрянут без предупреждения родители, где все на все согласны и ко всему готовы. Поначалу бывало весело, но теперь как-то… предсказуемо. А предсказуемое скучно. Перевожу взгляд на Харрисона Бойда. Он подпирает дальнюю стену, потягивает пиво и перебрасывается шуточками с ребятами из футбольной команды. Трет висок. Как всегда. Вот поднимает голову, шарит глазами по толпе и замечает, что я наблюдаю за ним. Глуповато ухмыляется и многозначительно подмигивает. Мы с ним тусуемся последние два месяца, и мне не надо гадать, что означает это подмигивание. Оно тоже такое знакомое, такое привычное и расшифровывается просто: в какой-то момент пробираемся наверх. И там его губы найдут мои.

Расчетливо-жеманно я улыбаюсь в ответ, отбрасываю за плечо волосы и переключаюсь на Чайну. Харрисон не единственный, кто умеет флиртовать.

– Мне и дальше играть недотрогу?

– Можешь попробовать, – говорит Чайна, соскальзывая со столешницы, – но ты же все равно растаешь, как только он начнет нашептывать тебе на ушко милые нежности. – Она наклоняется ко мне и грубоватым голосом добавляет: – Эй, Ванесса. Это я, Харрисон. Как делишки, крошка?

Я отталкиваю ее и приглушенно хихикаю.

– Шшш! – Ребята на кухне посматривают на нас как-то странно. Какого-то особенного секрета из флирта с Харрисоном Бойдом я не делаю, но чтобы все были в курсе моих дел, мне тоже не надо. Допиваю свой коктейль и бросаю стаканчик в мусорную корзину.

– Пойду поговорю с ним. – Я ерошу волосы, встряхиваю резвыми кудряшками и достаю тюбик блеска для губ. Хочу предстать перед Харрисоном в наилучшем виде. Весь вечер мы старательно избегали друг друга, и, однако ж, мне снова приходится уступить и сделать первый шаг. Как было бы здорово, если бы он, пусть иногда, брал инициативу на себя, но Харрисон слишком самоуверен, чтобы бегать за кем-то.

– Иди, девочка, давай, – подбадривает меня Чайна. – Исайя обещал забрать нас потом, так что не пропадай, ладно? И… ох, будь осторожна.

– Как обычно. – Я выпячиваю губки и посылаю ей с ладони воздушный поцелуйчик. Она ловит его и делает вид, что прячет под платье, а потом посылает ответный. Мы всегда так делаем.

В девятом классе отец Чайны получил новую работу в Цинциннати, и в день отъезда мы обменялись такими же вот поцелуями, пообещав, что спрячем их и будем хранить вечно. Так вот и распрощались, но через три месяца ее папа бросил свою новую работу, и Тейты вернулись домой. С тех пор мы с Чайной так и продолжаем посылать друг дружке поцелуйчик.

Я выхожу из кухни и иду к Харрисону. Скоро полночь, и за нами заедет брат Чайны, так что времени у меня немного. Кто-то уже свалился на диван и борется со сном, но у большинства кайф еще не выветрился. Настроение у меня боевое, и момент сейчас вполне подходящий, чтобы заявить свои намерения. Мы с Харрисоном всегда изображаем из себя недотрог, флиртуем на расстоянии, делаем вид, будто ничего не происходит, но при этом оба знаем, что неизбежное скоро случится: я сорву одежду с него, и он сорвет одежду с меня.

Приближаюсь к Харрисону и его дружкам и, чтобы чем-то занять руки, трогаю волосы и поправляю юбку, подтягиваю ее чуть повыше, но…

О!

Налетаю на что-то, содержимое стакана выплескивается на меня, а сам стакан падает на пол между мной и препятствием. Поле зрения резко расширяется, Харрисон отступает на задний план, и я нацеливаю взгляд на того, кто стоит передо мной.

Узнаю его не сразу, что необычно, потому что в старшем классе новичков нет. Он делает шаг в сторону и смотрит вниз, на растекающееся по джинсам темное пятно.

– Ванесса. – Голос строгий, как у приходящей няни, отчитывающей едва начавшего ходить малыша. Чайна подходит ко мне сзади, берет за локоть, тянет назад и еще извиняется за меня, но уже другим, застенчиво-мягким тоном: – Не обижайся, она немного неловкая. – И, наклонившись, шепчет мне на ухо: – Смотри, куда идешь, подруга.

Парень поднимает голову, смотрит на меня, и, хотя его лицо прямо передо мной, я все равно его не узнаю. У него ясные голубые глаза, теплая, с бронзовым оттенком кожа и вьющиеся волосы, короткие по бокам, гуще и подлиннее сверху. В Уэстервилль-Норт он определенно не учится – в противном случае я бы точно его запомнила.

– Да, Ванесса, – насмешливо говорит незнакомец с ударением на мое имя, и в его голосе не раздражение, а интерес и любопытство. Он сводит брови, и я замечаю на одной из них выбритую вертикальную полоску. – Осторожнее! – Губы ломаются в усмешке; он проходит мимо и смешивается с толпой на кухне.

Я принюхиваюсь, втягиваю оставшийся запах одеколона, пока он не испарился, моргаю и поворачиваюсь к Чайне.

– Это еще кто?

– Какая разница? – Она кивает в сторону гостиной, куда я вроде бы держала путь. – Ты идешь к Харрисону или нет?

Да, точно. Харрисон.

Секундная пауза – успокоиться и собраться с духом, – и я беру прежний курс. Харрисон с приятелями все так же перебрасываются шуточками. Я проталкиваюсь между Ноа Диасом и Энтони Винсентом, и Харрисон тут же встречает меня взглядом.

– Эй, Харрисон, тут за тобой пришли. – Энтони толкает приятеля в плечо. Ноа молчит, но опускает глаза и потягивает пиво. Не так уж давно я крутила с ним. Но это уже неважно. Парни знают правила. Знают, что это только флирт, а флирт со мной всегда имеет срок действия.

– Не будь таким ревнивым, Энт, – усмехаюсь я и, положив руку ему на плечо, чмокаю в щеку.

– Эй! – подает голос Харрисон и с притворным недовольством поджимает губы, но я вижу, как они разъезжаются в стороны. Что самое лучшее во флирте? В нем нет ревности. Контролировать чье-то поведение бессмысленно. Мы ничего друг другу не должны.

Я смотрю на него, чуть склонив голову набок, и стараюсь удержать нейтральное выражение. Он смотрит на меня.

– Тебе что-то надо?

Харрисон наконец-то ухмыляется, хватает меня за запястье и тянет к себе. Я прижимаюсь к его груди. Наши глаза – две пары зеркал, его губы в нескольких дюймах от моих. Он кладет мою руку себе на шею, и я ощущаю теплую энергию его кожи.

– Ты что, избегала меня? – мурлычет Харрисон мне на ухо. Из-за музыки его почти не слышно.

– Могу задать тот же вопрос. – Я легко касаюсь губами его губ, дразню и для пущего соблазна чуть выразительнее, чем обычно, хлопаю ресницами. Ноа и Энтони сдвигаются в сторонку, чтобы не мешать, хотя народу вокруг и без них хватает. Впрочем, никому до нас дела нет. Вечеринки ведь для того и устраиваются. Могу поклясться, Марк Петерсон и Элли Форд всего секунду назад тискались на диване.

– О’кей, – говорит вдруг Харрисон и, взяв меня за подбородок, поглаживает большим пальцем по щеке. – Хватит ерундой заниматься. – От него несет пивом, и я чуточку отстраняюсь. Он щурится и лениво, самодовольно улыбается. – Я первый наверх, или ты дорогу покажешь?

Повторять не надо. Проскучав весь вечер, хочется чего-то поострее. Я поворачиваюсь и, не выпуская руки Харрисона, тащу его за собой через гостиную. Вторую руку он сунул за пояс моей юбки, и его ладонь обжигает кожу. Замечаю, что Ноа наблюдает за нами от дальней стены. Да и другие тоже.

– Какого черта им надо? – взрывается вдруг Харрисон и, отпустив мою руку, обгоняет меня и топает дальше.

Я смотрю ему вслед – что ж такое отвлекло его от меня? – и замечаю, что на кухне назревает заварушка. К месту происшествия уже устремилась живая волна, но кое-что разглядеть удается. Судя по всему, на огонек пожаловали парни из соперничающей футбольной команды. Понятно, что никто их не приглашал, и здесь им не рады.

Соперничество между «южными», «северными» и «центровыми» в Уэстервилле словами не ограничивается. Особенно между «северными» – это мы – и «центровыми». В прошлый уик-энд мы играли против «центровых». Вообще-то я к футболу равнодушна, но на ту игру пошла, потому что потом собиралась встретиться с Харрисоном. Разумеется, мы им влетели – команда у нас дохлая, – но украшением матча стала стычка на поле в третьей четверти.

Похоже, до конца отношения так и не выяснили.

Я проталкиваюсь сквозь толпу к Харрисону, но рядом тут же возникает Чайна. Она так трясет головой, что ее косички хлещут меня по лицу.

– Никогда, наверно, не пойму, почему парни ведут себя так, словно они уже в НФЛ¹. – Я слушаю ее вполуха и, привстав на цыпочки, пытаюсь понять, далеко ли зашло дело. – Это же не всерьез, но для ущемленного самолюбия стоящее развлечение.

– Там «центровые», правильно?

– Ну да. И если мне только будет позволено, замечу, что их команда круче нашей. – Она картинно обмахивается ладошкой. – Рассел Фредерик, это же… Ух! Ну как можно отказать этому рыженькому.

Как раз сейчас Рассел Фредерик принял боевую стойку и наступает на Ноа Диаса. Футбола в средней школе не бывает без того, чтобы квотербеки соперничающих команд не сцепились друг с другом. Уверена на все сто, есть где-то такие правила, выбитые на мраморной плите. За спиной Рассела поддержка – с полдюжины «центровых». За Ноа – наши ребята. Харрисон.

– Приложили вас… жестко, – говорит Рассел. Этот парень, он просто вытесан из камня, честное слово. Плечи широкие, как мост. Смотрит с издевкой на Ноа. – Я бы тоже плакал.

– Хочешь, чтобы я тебе нос подровнял? – парирует Ноа и сжимает кулаки; готов ответить, если допекут, не только словами. Продолжение следует – кто-то сопит, кто-то бурчит. Противники обмениваются оскорбительными и язвительными репликами.

Зеваю. Я так погрязла в унылой рутине, что даже этот спектакль в декорациях вечеринки уже нисколько меня не трогает.

– Эй, Харрисон, хочешь словить еще? – кричит один из «центровых». Я отыскиваю источник звука и обнаруживаю того самого парня с бронзовой кожей и приятным запахом одеколона, на которого наткнулась пару минут назад. Вот, оказывается, почему я его не знаю, – он учится в Уэстервилль-Сентрал, а сюда заявился с остальными футболистами, заранее планируя устроить разборки. И вот теперь он задирает не кого-нибудь, а именно Харрисона.

Идея далеко не самая лучшая. Как обычно, когда его провоцируют, Харрисон подается вперед – вот уж у кого кулаки чешутся. В той стычке в прошлый уик-энд ему разбили губу – возможно, этот самый парень, который и сейчас выбрал его мишенью для своих выпадов. Ту разбитую губу я весь вечер лечила поцелуями. Может быть, сегодня придется повторить.

Харрисон бросается к противнику, и все остальные, будто только этого и ждали, приходят в движение. Я равнодушно наблюдаю за тем, как Ноа врезается в Рассела, как Энтони пронзает кулаком пустоту и как Харрисон хватает своего загадочного оппонента, который явно имеет к нему какие-то претензии. Мальчишки. Иногда я их просто терпеть не могу. Они так болезненно самолюбивы, так отчаянно рвутся показать себя.

Все кричат, толкаются, наших парней призывают вымести «центровых» вон и вообще всячески подталкивают к тому, чтобы перейти к более активным действиям. Лишь две девчонки просят ребят остановиться, подавляющее же большинство даже не пытаются вести себя как цивилизованные люди. Я не вмешиваюсь и довольствуюсь тем, что наблюдаю за Харрисоном. Ему удалось прижать противника к стойке и провести захват, но тот ловок и быстр. Вывернувшись, он выплескивает в грудь Харрисону содержимое попавшей под руки чашки.

В шум сражения врывается пронзительный голос Мэдди Роуми, которая вторгается в заполненную народом кухню.

– А ну-ка прекращайте! Да мои родители четвертуют меня, если вы разгромите дом! Хватит! – Она размахивает руками, но кто станет внимать ее мольбам? Неожиданно для меня драчуны опускают руки и замирают на месте. Раскрасневшийся от злости Харрисон смотрит на свою мокрую футболку. – Хочется продолжить, вываливайте на улицу! Здесь сегодня у «северных» вечеринка. Не у «южных» и уж точно не у «центровых». – Мэдди морщит нос и решительным жестом указывает на дверь. Ее твердость и самообладание производят сильное впечатление. – Кого не звали – уходите.

Незваные гости уходят, толкаясь и огрызаясь. Обидчик Харрисона с ухмылкой, приглаживая волосы, проходит мимо него. В какой-то момент он поднимает голову и смотрит на меня, откровенно и пристально, и от этого взгляда в животе у меня все переворачивается. Парень быстро отводит глаза. Жаль, не знаю, как его зовут, – если вдруг вспомню, то лишь как красавчика, у которого я выбила стакан из рук.

Они уходят, как стая волков, недовольно рыкая. Дверь закрывается за последним, и все выглядит так, словно их и не было. Снова гремит музыка, толпа на кухне понемногу рассеивается, слышен смех.

– Пойду Харрисона утешать. Поглажу его растрепанное эго, – шепчу я Чайне. Подруга смеется и, поигрывая идеально нарисованными бровями, подталкивает меня в его направлении. Только это лишнее – я и без нее знаю, что делаю.

– Кай Вашингтон, – бормочет Харрисон, когда я подхожу ближе. Разглаживает мокрую, облепившую рельефный торс футболку. – Представляешь, начал меня толкать…

Вот, значит, как его зовут, думаю я. Кай Вашингтон.

Пытаюсь не отвлекаться, сосредоточить внимание на Харрисоне, но до его футбольных страстей мне дела нет, и, прежде чем он успевает сказать что-то еще, быстро говорю:

– Да ладно, какая разница? В любом случае я эту футболку с тебя сниму.

Не давая опомниться, беру его на буксир и тащу за собой к лестнице. К черту эту выдохшуюся вечеринку – мне не терпится оказаться в его объятьях. После стычки в нас обоих бурлит энергия – в крови у Харрисона гуляет адреналин, а я словно зарядилась от того откровенного взгляда, который бросил на меня парень с бронзовой кожей. Кай Вашингтон. Стараюсь прогнать это странное, тревожное ощущение и полностью переключиться на Харрисона.

Торопясь, спотыкаясь, поднимаемся по ступенькам. Мы оба не вполне трезвы, но так нам даже больше нравится. Мэтт Петерсон и Элли Форд тоже переместились с дивана наверх и теперь обжимаются у стены. Нас с Харрисоном парочка не замечает, и мы проскальзываем мимо и вваливаемся в первую попавшуюся комнату.

Я не включаю свет и не думаю, куда мы попали. Тяну Харрисона к себе, мы сталкиваемся, и его губы находят мои. Теряя в темноте равновесие, натыкаемся на мебель, наступаем друг другу на ноги. За закрытыми дверями по дому разносится приглушенное эхо далекой музыки.

Харрисон вцепился зубами в мою нижнюю губу. Запускаю пальцы в его волосы. Он сжимает мою задницу – я в ответ целую его еще крепче. Мы снова теряем равновесие и падаем на кровать. Я – сверху. Обхватываю ногами его бедра, наклоняюсь вперед и прокладываю дорожку поцелуев от подбородка вниз по шее.

– Ванесса. – Харрисон мягко сжимает мое лицо ладонями и заставляет поднять голову. – Можно спросить кое-что?

Он ворочается подо мной, тянет руку к лампе, щелкает выключателем. Свет разливается по комнате, и я снова вижу его – вижу, как поднимается и опускается его грудь, слышу тяжелое дыхание. Футболка сбилась вверх, и я кладу ладони на его голую грудь и с любопытством смотрю на него. Интересно, к чему эта пауза?

Тон уже не игривый, и смотрит он на меня серьезно, что совсем не в его стиле.

– Прямо сейчас? – Я смеюсь и снова прижимаюсь губами к его губам – пусть лучше помолчит. Пытаюсь отвлечь от посторонних мыслей глубоким поцелуем, но на этот раз привычный способ не срабатывает. Харрисон отстраняет меня, подтягивается и приподнимается, опираясь на локти. Смотрит на меня так серьезно, что я начинаю думать, а может, он и не пьян вовсе.

– Послушай. – Он смахивает упавшую на глаза блондинистую прядь. – В следующем месяце мы с ребятами собираемся отчалить на пару дней на Мэд-ривер-маунтин. Отдохнуть. Покататься на лыжах. Некоторые планируют подружек захватить. Вот я и подумал, может, и ты согласишься поехать с нами.

Звучит здорово – я люблю лыжи. Но все равно паника сжимает, как тисками. Это что же получается? Харрисон просит меня поехать с ним? Серьезно? Он приглашает меня покататься на лыжах? Поехать на Мэд-ривер-маунтин с ним и его друзьями? Для меня это офигительно серьезно. Потому что означает только одно: Харрисон хочет продолжения. Хочет от меня большего. Хочет, чтобы мы проводили вместе больше времени. Как пара. Но в том-то и дело, что этого я дать ему не могу. Чувство такое, будто в животе делает последний оборот стиральная машина – все кувыркается на предельной скорости, и мне стоит немалых усилий побороть позыв к рвоте.

Ответ должен быть коротким – нет. Я не могу допустить кого-то в свою жизнь. Только не вот так. Не могу рисковать. И потому я кирпичик за кирпичиком выкладываю между собой и Харрисоном надежную защитную стену.

– Ух ты. – Я выпрямляюсь, но оставляю ладонь на его груди и чувствую, как колотится под ней его сердце. В комнате становится тихо, как будто сама вечеринка со всем ее шумом внезапно канула в пустоту. – Так ты приглашаешь меня как свою девушку?

– Просто подумал, как было бы весело и…

– Никаких свиданий, Харрисон Бойд. – Я грожу ему пальчиком и с деланой скромностью улыбаюсь, маскируя стиснувший грудь приступ паники. Это правило мы установили еще летом, когда я в первый раз поцеловала его в машине. Он заехал за мной после того, как мы целый день флиртовали по переписке, а потом, не теряя времени, перешли к делу. Тогда же мы сразу договорились, что просто развлекаемся и что ничего другого за этим не последует. Дурачимся, и только. Ничего серьезного. – Никаких обязательств, не забыл?

Знает он или нет, но я только что решила: с этим пора кончать. Как только появляются признаки того, что парень хочет повести дело дальше, остается лишь одно: соскакивать. Харрисон мне вроде бы даже нравится. Он сексуальный, знает, как поработать руками, и вдобавок не такой зацикленный на себе качок, как остальные его приятели-футболисты. И все же он нравится мне не настолько. Не могу отделаться от мысли, что мы неизбежно теряем того, в кого влюбляемся.

Ничего не могу с собой поделать. Перед глазами – хотя и без приглашения – появляется отец. Причем не тот, прежний, а нынешний, человек, у которого пепел там, где было сердце, и пустота в глазах. Чего я никак не хочу, так это закончить подобно ему.

Харрисон тяжело вздыхает, напоминая о себе, и я гоню посторонние мысли.

– Иногда тебя так трудно понять.

– Вот это трудно понять? – спрашиваю я и, наклонившись, толкаю его в грудь и заставляю откинуться на спину. Сжимаю обеими руками лицо, впиваюсь ногтями в скулы и прижимаюсь губами к мягкой коже шеи. Прокладываю новую дорожку – к ключице, – оставляя такие засосы, которые еще долго будут напоминать ему обо мне, потому что больше я уже никогда его не поцелую.

– Ванесса, – бормочет Харрисон, и его голос напоминает приглушенный рокот. Он шумно выдыхает и расслабляется подо мной. Одна его ладонь лежит у меня на талии, другой он накручивает мои волосы себе на пальцы.

Приподнявшись, я стаскиваю с него влажную футболку, бросаю куда-то в сторону и принимаю прежнюю позу, соблазнительно улыбаясь ему сверху. Что в этом нравится мне больше всего? Дразнить. Сводить их с ума. Видеть разгорающееся в глазах желание. Мне нравится ощущать свой контроль над ними. Иногда кажется, что это – единственное в моей жизни, что я еще контролирую.

Но сейчас мое представление – это отвлекающий маневр для нас обоих. Я направляю всю свою энергию на Харрисона, стараясь угодить ему, чтобы усмирить разбушевавшиеся панические мысли.

Я двигаю бедрами, еложу взад-вперед, и он смотрит на меня снизу вверх, и деним его джинсов трется о мои бедра. Мне нравится считать, что у меня талант по части поддержания зрительного контакта. Играя с притворной невинностью с волосами, я прикусываю губу, делая вид, будто не понимаю, что делаю.

– Ты такая проказница, Ванесса, – бормочет Харрисон. – Я с тобой не справлюсь.

Он прав – ему со мной не совладать. Но, по крайней мере, он наконец-то получает удовольствие.

– Улыбнись, – говорит Харрисон и подмигивает, и лишь тогда я замечаю, что он достал камеру и держит ее над головой. – Как насчет небольшого шоу?

Что ж, я согласна.

Улыбаюсь в камеру и выдаю такое шоу, которое стоит того, чтобы вспомнить о нем завтра.

1.НФЛ (англ. NFL) – Национальная футбольная лига.