Kitabı oku: «Няня по контракту», sayfa 3
Глава 8
Дмитрий
Анька вскинулась, как фурия. Что я такого-то сказал-то? И только потом дошло. Ну, положа руку на сердце, я б её раздел, да. И не только. Нестерпимо хотелось проверить, так ли это прекрасно было, как я помню.
Мешали три нюанса: во-первых, я опаздывал, во-вторых, дети дома и не спят беспробудным сном, в-третьих, я понимал: Аня не такая, и после десяти лет разлуки вряд ли сразу в лапы мои дастся.
И почему-то я глухо затосковал: может, у неё есть кто? А я тут… почти губу раскатал? И сразу же в башке флажок всплыл пиратский – с черепом и костями наперевес: отобью, отвоюю, верну себе. По крайней мере, попытаюсь.
Столько воды утекло… Она, может, и не вспоминала обо мне. Сбежала же тогда? Были причины? Я не настолько хорош. Она… на что-то обиделась. Я упрямо не хотел думать, что у неё появился тогда другой. Не такая Анька. Не сбежала бы. Сказала правду. Значит… что-то было, чего я не знаю. И, наверное, сейчас я бы хотел знать. Или нет.
Может, не нужно ворошить прошлое? Я пока не определился.
– Переоденься, – кинул я ей свой халат, что держал в руке. – Сними всё, ты мокрая, не хватало, чтобы заболела.
Я помнил: она всегда мёрзла, и если заболевала, то круто. Валилась просто и всё. Я очень многое, оказывается, о ней помню.
– И лишнего не выдумывай, восьмая няня, – постарался как можно больше пренебрежения в голос добавить, ненавидя сам себя за это.
Она молча скрылась в той же ванной, откуда недавно выгребала воду. Вышла вся такая домашняя, с голыми ногами, поджимая пальчики. Кудряшки вились и падали ей на лоб. Рукава висели, как у грустного Пьеро. Неженка моя.
Я даже не понял, что любуюсь ею. Еле челюсть подобрал.
– Ты куда-то спешил? – приподняла Анька свою сногсшибательную бровь, выдёргивая меня из созерцания.
– Ах, да. Чёрт, – заторопился я, но прежде чем уйти, принёс ей почти в зубах тапочки. Свои. Большие. Но других пока в доме не водилось, пусть уж прощает. – Детей покормить, Ромку – спать, – напомнил я ей, прежде чем испариться. – Телефон! – потребовал почти на выходе. Аня молча протянула гаджет, куда я с наслаждением вбил свой номер. – Если что, звони! А со слесарем я разберусь, когда вернусь.
Для верности запер дверь на все три замка, чтобы точно не сбежала.
Передо мной маячила важная встреча, на которую я уже опаздывал. Да, нелёгкое это дело – быть отцом!
Анна
Он ушёл, а я осталась. В халате не по росту и в тапочках сорок пятого размера. Вдохнула, выдохнула, зажмурилась. Ещё раз подышала туда-сюда-обратно, затем завернула рукава, чтобы не мешали, и решительно направилась в детскую.
Слишком тихо. Подозрительно. Как бы юные Ивановы снова не готовили какую-нибудь пакость.
Я вошла без стука – было бы смешно стучаться – чай, не аристократы, а я не их подневольная.
Мальчишки сидели в кроватях, нахохлившись. Ромашка выглядел как привидение, закутанный в одеяло с головой. Медведь, уже переодетый, втыкал в телефон.
– Ну что, познакомимся поближе? – проблеяла я, пытаясь улыбнуться. Челюсти у меня сводило, улыбка, подозреваю, выходила кривой, как у паралитички, глаз непроизвольно дёргался. Я боялась детей до ужаса.
К слову, не могу сказать, что полностью избежала участи «подальше от малышей». У Ирки – двое. Она замужем, счастливая жена и мать. Так что, в общем целом, иногда мне приходилось изображать заботливую тётушку. Но мои функции сводились к «тётя пришла, тётя подарила подарки, посюсюкала и свалила». Никто и никогда ни возиться с племянниками, ни нянчить их не заставлял.
– Знакомились уже, – буркнул Мишка, не отрываясь от телефона.
– Мы кораблики запускали, – виновато посмотрел на меня Ромка. Глаза у него синие и несчастные, как не расплачется.
– Знаю, – присела я осторожно на его кровать и ободряюще потрепала одеяло. К ребёнку притронуться побоялась. Мало ли.
– Я забыл, как тебя зовут, – охотно придвинулся ко мне мальчишка и снова заглянул в глаза.
– Аня, – вздохнула я. – Можно просто Аня.
Наверное, это неправильно. И нужно дистанцию держать. Но почему-то я решила: ну не хочу я для Ивановых быть Анной Валентиновной. Выговаривать сложно, общий язык как-то находить надо, а тётка Анна Валентиновна точно этому не поспособствует.
– А ты с нами долго будешь? – Ромка смешно пришепётывал. Зато все остальные звуки выговаривал хорошо.
– Пф! – фыркнул Михаил. – Папа её в два счёта выпрет, не парься!
– Мы хорошие, – продолжал гипнотизировать синими глазюками Иванов-младший, – просто гиперактивные.
О. Боже. Откуда ребёнок такие слова знает? Я даже поперхнулась.
– Сколько тебе лет? – задала я закономерный вопрос.
– Пять! – гордо ответил ребёнок и подвинулся ещё ближе. – А Мифке – восемь!
Из них двоих общий язык будет тяжело найти именно со старшим. И чуяло моё сердце – это он заводила во всех играх на нервах. А Ромашка – так, под влиянием старшего брата. А поэтому, конечно, мне бы со старшим как-то контакт налаживать, но он сидит, бука букой, а меньший – рядом, глазастый заяц, так и хочется его потискать или просто к груди прижать.
Я даже испугалась своих желаний. Но в себе я потом как-нибудь разберусь – будет ещё время. А пока…
– В следующий раз, как надумаете корабли пускать, лучше тёплую воду набирайте. И приятнее, и вдруг чего – не заболеете.
Знаю: это непедагогично, но с чего-то ж нужно начинать. К тому же, я ничего плохого в кораблях не видела.
– Так отключи-и-ли, – бесхитростно всплескивает руками Ромка. – А Мишка сказал: надо закаляться. Настоящий мужчина не должен бояться холода.
О, майн Готт… Настоящий мужчина Мишка продолжал тупить в телефон, но я видела: прислушивается к нашему разговору.
– Ладно, – хлопнула я себя по коленям. – Водные процедуры приняли, боевое крещение получили, пора и силы подкрепить. Где у вас кухня? – обратилась я к старшему.
– На кухне, – буркнул он и зыркнул на меня из-подо лба.
– Покажешь?
– Сама найдёшь, – сжал он губы в ниточку.
– Сама так сама, – согласилась я, вставая с Ромкиной кровати.
Подумаешь. Напугал. Квартира не лес, не заблужусь.
– Учти, – стрельнул Медведь мне в спину, – я вон ту гадость, что Дина приготовила, есть не буду!
Я обернулась и повела бровью.
– Ну и не надо, – одарила его весёлым взглядом. – Нам с Ромой больше достанется. Правда, Ром? – проникновенно посмотрела на младшего. Тот ещё больше сник и кинул быстрый взгляд на старшего брата.
Как я и думала. Медведь здесь рулит. Ну, ничего. Посмотрим, кто кого. Я девушка упрямая и целеустремлённая. А сложные задачи всегда меня на подвиги вдохновляли!
Глава 9
Анна
Главное в любой войне – умение отступать и не лезть с шашкой наголо туда, где высокие технологии рулят. Можно, конечно, совершить один-единственный подвиг и пасть смертью храбрых, а можно долго и нудно вести осадные или партизанские действия.
Я решила идти по второму пути.
Кухня у Иванова хорошая, просторная, уютная. Там можно смело жить. Тем более, что Дина Григорьевна отлично знала своё дело. Холодильник забит, еды – больше, чем нужно. Питание здоровое и разнообразное, без особых изысков, но даже на вид – всё очень аппетитное.
Я сглотнула слюну. Кажется, с вечера не ела. А утром – только чашка кофе. Волновалась перед собеседованием и решила не завтракать. А кофе и мороженое не в счёт. Это так, калории, а не питание.
В общем, настроение у меня поднялось. Готовить я умела, но по вдохновению. Жила я одна, поэтому вдохновение приходило редко. Но когда у тебя на руках много еды, настроение резко стремилась вверх, как указатель самого лёгкого пути на вершину неприступной горы.
Я решила взять быка за рога вкусными запахами и красотой. А что? Я креативна. К тому же, интернет мне в помощь. Там много всяких идей, как сделать еду красивой для детишек.
Короче, я старалась, как могла. Запахи разогретой еды стояли умопомрачительные, я нашла несколько крутых треков в телефоне, включила музыку погромче и даже напевать стала – так вошла во вкус невольного дизайнера-самоучки.
Квартира, правда, у Иванова огромная. Вряд ли запах еды разнёсся по всем углам, но моё веселье даром не прошло: через какое-то время две мордочки – любопытная и нахмуренная – показались в дверном проёме. Я делала вид, что ничего не замечаю.
– Ой, что это? – не выдержал Ромашка. У него так трогательно распахивались глаза. Веер длинных ресниц. Восторг. Любопытство. Предвкушение. Он не умел сдерживать чувства, прятаться, как ёжик-старший. Вот где характерец. В кого Мишка такой? Димка контактный, не сказать что весельчак, но букой его назвать сложно. Зато у Медведя вечно недовольное лицо, будто ему кто ногу отдавил.
– А это пиратский обед! – тряхнула я кудрями и оскалила хищно зубы. – Специально для капитана корабля, что не смог сегодня отплыть из гавани!
– Правда, что ли? – любопытный нос ткнулся в стол.
– Самая что ни на есть великая истина! – провозгласила я. – Вот смотри: это море, – налила я в тарелку суп. – Это острова, – щедро посыпала суп сухариками. – Будешь покорять новые земли? Они такие вкусные, хрустящие, новенькие! Но только пока капитан ест с удовольствием и аппетитом.
– А если нет? – прошептал заворожённо Ромашка, залезая на стул.
– Тогда острова станут невкусными и тяжёлыми, пойдут на дно и спрячутся. Будут искать своего смелого флибустьера, которому нипочём никакие моря и океаны!
Я несла чушь, но вдохновенно. Меня саму захватила эта игра. На Мишку я старалась не смотреть. Пусть дуется и хмурит брови. Не будет есть – ему же хуже.
– А ещё у нас котлеты из печени самой настоящей акулы, морской салат, укрепляющий здоровье, и якорь из настоящего огурца с острова Погибших кораблей, где много-много сокровищ!
– А это что? – ткнул ребёнок пальцем в горку риса. С ней я ещё не закончила.
– О-о-о! – протянула я, закатывая глаза. – А это верный друг попугай, который кричит: «Пиастры! Пиастры!» и предупреждает об опасности. Пока будешь спасать острова, я успею ему перья приделать, – сказала, показывая на разноцветный перец, что уже нарезала длинными тонкими ломтиками.
Мишка пренебрежительно фыркнул, а Ромка тем временем накинулся на суп.
– Вот! Сразу видно, из кого получится самый настоящий капитан, способный вести корабль к новым приключениям!
– Врёт она всё! – заявил Медведь и сложил руки на груди. С ним только блокбастеры снимать. И оружия не нужно: гордая поза говорит сама за себя. Если бы не одно маленькое «но»: ему хотелось есть, я видела по глазам и по тому, как он украдкой сглатывал слюну.
– Зато интересно! – возразил Ромка, хрустя уже немного подмочившими свою идеальную репутацию сухарями.
– Я суп не люблю! – заявило старшее чудовище и гордо село на стул. – И хвост твоего попугая есть не буду. Перец – фу-у-у.
– Ну, ничего не могу поделать, – развела я руками, – у нас обед для отважных капитанов. А настоящие мужчины едят перец, хрустят огурцами, сухариками и любят море.
– А я люблю бутерброды! – держит упрямо сложенные руки на груди Михаил Дмитриевич Иванов. – И сладкое кофе!
– Кофе – сладкий. Потому что мужской род, – рискнула я его поправить.
Мишка снова фыркнул и ещё больше насупился.
– Вот ещё. Умная выискалась. Колбасы хочу!
– Есть суп, рис, котлеты. Мясо, салат, экзотические фрукты с тропических стран.
– И мы туда поплывём? – старательно облизал ложку Ромашка.
– Обязательно. Когда горячую воду дадут.
– Значит скоро! – «обрадовал» меня младший отпрыск. – По часам дают, – поведал он мне наивно.
– Да, но на сегодня порт закрыт, – развела я руками, с облегчением вспомнив, что кран так никто и не починил. – Авария. Крупная. Трогать нельзя, иначе море снова выйдет из берегов и затопит наш город, а заодно и жителей подземелья, что живут этажами ниже. И начнётся война. Жители внизу, знаете ли, такие вздорные и скандальные. Им не нравится, когда их холодным душем поливают. Им нравится жить в тепле и сухости. А сырость губительна для их суставов. Они потом болеют, плачут, а ещё становятся злыми. Вот кому понравится, если вдруг потолок превратится в грязный и пятнистый?
– У нас не превратится, – бычится старшенький. – У нас последний этаж!
– Так и не о нас речь, плохой капитан-девчонка! Мы ж – Верхний город. Самый сильный. А, как известно, сильный обижать слабого не может. Он должен защищать всех, кто слабее. Ведь они от нас зависят.
– Я не девчонка! – взвился Мишка. Правильно. Он всё правильно услышал. А я уже взмокла, как лошадь, что проскакала семь миль без остановок и вот-вот сдохнет, если ей не дадут подышать.
– Ну-у-у… – вздохнула я несчастно и почувствовала, как меж лопатками пот потёк. Жуть какая. Работа на износ. А Иванов о премии так и не заикнулся, прикинулся валенком сибирским. Надо ставить вопрос ребром, а то останусь ни с чем в итоге. – Тут понимаешь, какое дело, Миш… Только девчонки капризничают, то им не так, это не эдак, есть не хотят. Настоящие мужчины не выделываются. Им всё хорошо: и суп, и котлеты, и каша. Даже если не нравится. А то какие ж у тебя будут мышцы, если ты задохлик? На бутербродах далеко не уедешь, понимаешь? Только желудок испортишь. Особенно, если их со сладким кофе употреблять. Не, иногда можно, конечно, но не тогда, когда тебя ждёт самый настоящий пиратский обед!
– Ладно, – сдался хмурый Мишка после долгих и мучительных колебаний, с ненавистью наблюдая, как я колдую над «попугаем» из риса и овощей. – Давай уже свой суп. Но сухариков побольше!
– Вот это другой разговор! – в душе я выдохнула так, что моему стону позавидовал бы самый талантливый порноактёр.
Мне хотелось заискивающе вилять хвостом, но я мужественно сдержалась.
– Мя-а-а-ау! – взвыл истошно ещё один кошмарик, и я подпрыгнула на месте, отчего Ромашка звонко рассмеялся, а Мишка удовлетворённо растянул губы в злорадной ухмылке. Ему бы глаз чёрной лентой закрыть – настоящий пират, злобный, и способный нянь жарить на медленном костре, чтобы не выделывались.
– Это Фиксик, – радостно пояснил меньший, – не бойся!
– Ещё один член команды? – посмотрела я на кота, прищурившись. – Это хорошо. Нам нужны очень смелые коты!
У Фиксика была своя личная кормушка, и я рискнула дать ему котлету. Кот накинулся на неё с урчанием и радостью.
– А папа не разрешает его кормить человеческой едой! – обрадовал меня Медведь. – У кота своя еда есть! Вот тебе влетит!
– Но котам тоже иногда котлеток хочется, – попыталась выкрутиться я. – К тому же, мы папе ничего не скажем, правда? Ябедничать нехорошо!
В общем, кажется, я ввела Мишку в ступор. Он не знал, как лучше поступить. Ему накапать на меня хотелось, а выглядеть ябедой-корябедой – нет. Не сомневаюсь, что он найдёт выход и повернёт ситуацию в свою сторону.
– Ладно, – заявил он, доедая суп, – мы папе-то ничего не скажем, а вот посмотрим, как ты на нас жаловаться не будешь!
В глазах юного монстра светилось торжество. Упс. Поймал, мелкий коварный шантажист. Ну, ладно. Лиха беда начало. Как-нибудь и я выкручусь.
Мальчишки бодро стучали ложками. Старший даже перья «попугаю» общипал, доказывая, что, как настоящий мужчина, умеет мужественно перец-фу употреблять, а я тем временем тоже не отставала: мозг требовал еды и перезагрузки. Я понимала: всё только начинается, и не считала, что выиграла битву. Получила передышку путём приложения титанических усилий, придумывая, как уломать двух пацанов.
Я верила в себя и свою звезду. Иванов прав: призрачный шанс получить желаемую должность грел сердце. Однако, я сомневалась, что смогу выдержать марафон. Это я с виду казалась умной и уверенной в себе. На самом деле, чувствовала себя, как слон, что случайно попал в одну клетку с хищными зверями. Съедят они меня или я, неловко повернувшись, их раздавлю? Вот в чём вопрос. И Гамлету до моей философии – как юному новобранцу до седого генерала…
Глава 10
Дмитрий
Какие переговоры, когда ты поступил, кажется, опрометчиво: бросил одну очень неопытную особу с двумя детьми? Я всё делал автоматически. Не знаю, как это выглядело со стороны, потому что и спросить не у кого: Васнецова, это вселенское недоразумение, на роль помощницы не годилась совершенно. Так, побегушка по мелким поручениям. Моя же некстати свалилась с простудой, поэтому пришлось отдуваться в одиночку.
Для себя я решил всё же Васнецовой попозже выписать премию. Иначе – как знать? – Аньку я мог вообще никогда не увидеть. Прошла бы она собеседование или не прошла – вопрос. А если бы прошла, то мы, наверное, всё же столкнулись бы, но всё было бы намного сложнее. А так… я получил её пока что в безраздельное пользование. Пусть временно.
Это шанс продумать хоть несколько шагов, а потом уж будет видно. Лучше ничего не загадывать и не витать в фантазиях, но кто-то во мне, похожий на наивного восторженного юношу верил в Аньку. И в то, что у нас тогда всё было надолго и всерьёз. Просто какой-то болт ослаб и винт вылетел.
Это были самые экстремальные переговоры на моей памяти. И самые короткие. Я мчался домой, нарушая правила движения. Мне всё казалось: наводнение, цунами, дом от взрыва снесло на хрен. Ведь они могут Аньку обмануть и включить газ, например. Или короткое замыкание устроить – с них станется. И она ничего сделать не может – девочка, у которой нет детей и которая понятия не имеет, как к ним подступиться.
Я дурак – ругал себя последними словами, а возле дома уже успокоился. Здание на месте, пожарные сирены не вспарывают воздух, «скорая» у подъезда не стоит. Что я, в самом деле, совсем с ума сошёл? Да и мальчики мои не такие уж бандиты. Это всё нервы расшатанные. Вечное беспокойство. Ощущение, что никто, кроме меня, не сможет с ними по-настоящему справиться.
В лифте ехал, устало прислонившись к стенке. Анька так и не позвонила. Справилась? Гордость не дала хотя бы поговорить со мной? Могла бы доложить, например, что у них всё хорошо. Надо будет в контракте прописать, чтобы каждый час отчитывалась. Или нет, каждые два-три часа. А то дни превратятся в кошмар от бесконечных звонков. А мне ещё работать нужно.
В квартиру я заходил как вор: очень тихо открывал замки и порог переступал буквально на цыпочках.
Тишина. Раньше я как-то её не боялся – воспринимал как благословение. А сейчас струхнул, аж руки затряслись неожиданно. Это всё Анька. А я моментально в параноика превратился. Откуда у неё это – если тишина, то жди беды? Ведь она говорила, что не умеет с детьми? Может, у женщин это на генетическом уровне записано? Какая-то внутренняя мудрость?
Сердце у меня из груди чуть не выскочило, пока я до детской дошёл. Ой, не к добру… всё как-то чересчур тихо-мирно, быть такого не может.
Я когда дверь открывал, глаза закрыл. Можно подумать, это бы меня спасло. А когда открыл… глазам своим не поверил.
Анька… спала. В обнимку с Ромкой. Лежали, как два голубка. Руки сына доверчиво на её шее сомкнулись, словно он боялся, что Анька куда-то денется. А куда ей деваться, если она дрыхнет без задних ног. Кудри сбились, халат мой на ней – как на чучеле огородном. Большой чересчур. Рукава подвёрнуты в три раза.
А потом я понял, что не так. Нос красным пятачком. Брови уродливо широкие. Над верхней губой – усы с завитушками вверх нарисованы. Красавица моя. И сын – художник от слово «худо».
Мишка сидел у Ромки с Анькой в ногах и вдохновенно разрисовывал Анькины пятки. Розовые такие, красивенькие. Правда, уже наполовину синие.
В груди у меня похолодело. Маркеры. Жирные ядовитые маркеры. И я не знал, отмываются ли они. Пятки что… а вот пятак с усами да брови, как у великого лидера прошлого – это атас.
– Михаил! – получилось слишком громко, но зато так холодно, что меня самого передёрнуло.
Мишка замер. Глаза на пол-лица. В этот момент он очень на Ромку похож стал, хоть ничего общего у них во внешности не наблюдалось. Беззащитный испуганный взгляд. Он же понимает, что пакость делает.
– Это что такое? – громыхнул я, как ведро о железный лист.
Мишка готов был маркер себе в задницу затолкать, но прятаться поздно. Не отвертишься. И тогда он упрямо сжал губы.
Анька встрепенулась и подняла голову. С ужасом посмотрела на меня. Красный нос. «Лохматые» брови. И рот до ушей, как у клоуна в цирке. Тоже красный, широкий, нарисованный от души, но криво.
Титаническим усилием я заставил себя не ржать. Но грудь у меня ходила ходуном. Нет, правда, сдержаться сложно. А Аньку нужно видеть. Это действительно смешно. А она такая сонная, глазами хлопает.
Я перевёл взгляд на сына.
– А мы в пиратов играем! – выдал Мишка. – Аня, скажи ему!
Аня? Однако… что за ерунда… кто позволяет себя в здравом уме уменьшительным именем называть.
– Да, играем, – кивнула Анька. Локон упал ей на глаза, и она его сдула. Губы трубочкой сложила и «пф!» сделала.
– И боевая раскраска, значит, входит в правила игры, я так понимаю.
На Аньку я больше старался не смотреть. Сверлил дырку в обоях. Там кораблики плыли по синему морю. Морская тематика. В тон их непонятных игрищ.
– Анна Валентиновна, ты давно в зеркало смотрелась?
– Ну… в ванной, – осторожно поделилась сокровенным она.
– Самое время снова посетить сей выдающийся кабинет.
Анька больше ничего спрашивать не стала. Вылезла из постели и заботливо поправила на Ромке одеяло. Младший сын спал, как ангел. Рот приоткрыт, ручонка выглядывает.
От очень простого Анькиного жеста сжалось сердце. Вот как она так, а? Откуда это в ней? Ведь не передо мной красовалась. Не для меня её нежность – для почти незнакомого мальчика. Не показушно, а… будто по-другому и нельзя никак.
Анька выскочила в коридор, забыв надеть тапки. Я видел, как сверкает её синяя пятка. Из ванной раздался душераздирающий вопль. Нет, я не прав: раздался бы. А так он прозвучал придушенно, но вполне натуралистично: ведьма Варикова рычала от злости и бессилия.
А я тут же вспомнил, что воды в ванной нет – перекрыта её же лёгкой ручкой.
Анька тоже это вспомнила: потянулась кран открыть, но какой там. Глухарь – птица страшная, хоть и с виду красивая.
– Я же просила вызвать слесаря, – вроде спокойно, но как-то слишком остро полоснула она меня. Так жёны достают мужей, упрекая их в безалаберности. Я ей даже не возразил: губы у Аньки тряслись. Сейчас расплачется. За спиной у меня маячит Мишка. Наблюдает.
Анька тоже его заметила, и поэтому я увидел, как она берёт себя в руки. Ни слёз, ни истерик. Мой самый отважный в мире клоун. Только ещё один долгий взгляд на себя в зеркало. И рукой по волосам прошлась, продирая пальцами кудряшки.
– А мы… да. В пиратов играли. Это, видимо, Миша поблагодарил меня за обед. Достаточно было сказать «спасибо», – не сводит она с него глаз. – Но, видимо, спасибо – это слишком сложно и много. Поэтому получился незапланированный карнавал. У тебя водка есть, Дмитрий Александрович? – неожиданно спросила она.
Я невольно дёрнулся. Она что, собралась надраться на глазах у ребёнка?!
