Kitabı oku: «Зов из глубины веков», sayfa 15
– Вы удивляете меня все больше и больше.
– Не переживай мой хороший. Не переживай. Дух Святый и Сократу был. Но они ж эллины. Язычники. Все на свой лад. Что взять с них?
– Понятно. И где же вы видите меня батюшка?
– Как есть говорю. Очень она о тебе заботится.
– Это любопытно. Кто она?
– Как кто? Жена. Эх, дурной ты. Говорю же тебе.
– Значит, я буду женат?
– А то. Еще какой. Ишь ты. Плодить будешь ого-го. Будь здоров!
– Это очень радует.
– Уходи. Все. Устал я.
– Хорошо. Ладно.
– Погоди. Не уходи. И не дурной ты.
– Да. Просто парадокс какой-то…
– Ты не переживай мой хороший. Не верь всему явно. Потрудись во славу Божью. А потом уходи.
– Вы имеете ввиду уйти в мир?
– Уходи в мир. Уходи.
– Вы правы.
– Зачем пришел?
– Я хотел помочь вам.
– Дурной ты! Зачем в монастырь пожаловал? Ты белое прими в душу свою. Черное тебе почто духовенство? Скажи мне милый человек, зачем пришел?
– Батюшка, но если Бог направил меня сюда?
– Ты сам знаешь, почему здесь. Умен не по годам. Много страдал ты… А то. Не все еще выстрадал.
– Спасибо вам за понимание батюшка.
– Хороший ты. Хороший человек. Боголюбивый. Белое духовенство прими сначала. А то и в этом совсем негожий. Как есть говорю.
– О чем конкретно вы говорите батюшка?
– Не понимаешь. Я тебе скажу. Все скажу. Вот послушай. Ты очень говорливый. Дай и я тебе скажу. Особливо, когда светлый праздник какой, я хотел туда всегда. Полететь как птица хотел.
– Вы хотели уйти в мир?
– Уж сильно хотел я туда всегда. Но, как есть говорю. Ангелок меня мой привел сюда. Повелел тут жить. И все. Приютил меня. Не могу я ему перечить. Картинки, то одна, то другая все время мешали. Во снах и сейчас лезут и лезут они. Но месяц поживи с молитвой одной в помыслах. Тогда все стихает. Одна тогда картинка перед глазами и стоит.
– Батюшка ваш духовный подвиг поистине велик.
– Да тише ты! Хвастун я тот еще! Вон и бесы уж в окно смотрят, все услышали. Ты на них не гляди. Да не бойся ты. Ангелок мой никогда не подпускает их близко. Всегда со мной ангелок мой…
– Это очень радостно.
– Диавол слабое место испытывает твое. Здесь ты поэтому. Тише ты только.
– Ясно.
– Вот закончу эту мою чудесную икону, так и помру. Так и вижу.
– Батюшка Тимофей не говорите так о себе. Прошу вас.
– Ангелочек мой зовет меня уже.
– Как же это так?
– Не знаю мой хороший. Зовет все и зовет. Привел меня и вывести обратно хочет.
– Батюшка…
– Ждет меня сейчас. Все со мной говорит потихонечку, да помаленечку. Когда мы с ним одни. И ты иди. Иди мой хороший. Не мешай нам…
– Спасибо батюшка. Я был очень рад увидеть вас и поговорить.
Старец взял икону, завернул ее обратно в ткань и положил осторожно в коробку.
– Отнеси-ка назад.
– Ладно. Сейчас.
Подойдя к шкафу, я увидел снизу свободную полку. Наклонившись, я поставил коробку и задвинул ее к стенке. В одно мгновение меня пробила дрожь. Она лежала на средней полке на видном месте среди других вещей, потрепанная от времени, но аккуратно прибранная. Ярко-фиолетовая, цветастая, та самая косынка… Косынка девочки, дочери батюшки Тимофея. Вот тот ангелок, который привел его сюда.
На моих глазах навернулись слезы. Я оставался неподвижным около минуты.
– Ну ты чего там так долго? – спросил батюшка Тимофей утомленно.
Протерев глаза, я встал и повернулся к старцу.
– Батюшка Тимофей можно вас спросить?
– Чего?
– Я хотел узнать у вас кое-что об одной бабушке.
– О какой такой бабушке? – спросил батюшка Тимофей с удивлением, после чего перекрестился.
Подумав, я решил не начинать разговор про Варвару Петровну.
– Да так. Это пустяк. Не буду вас беспокоить.
– Иди с Богом. Иди мой хороший.
Я подошел к старцу и поклонился ему.
– Спасибо еще раз за все.
– Хорошо. Хорошо. Давай иди. Сделаешь поганое дело ты. Но не сомневайся в содеянном.
– Что? Вы о чем батюшка?
– Сам увидишь. Вернется оно, но не сомневайся ты ни в чем.
– Ладно… Всего вам самого наилучшего батюшка. Здоровья вам и благополучия.
– Давай мой хороший. Иди. Иди уже. Благословит тебя Господь и сохранит тебя. Да призрит на тебя Господь светлым лицом Своим и помилует тебя. Да обратит Господь лицо Свое на тебя и даст тебе мир.
Батюшка осенил меня крестным знамением и я снова поклонился ему в ответ. После этого я вышел из келлии.
Оказавшись во дворе, я увидел Захара. Он сидел на том же бревне и с озадаченностью смотрел в землю.
– Захар, что с тобой?
– Так он тебя прогнал?
– Да. Как ты и говорил.
– Это и неудивительно.
– А где батюшка Иосиф?
– Ему стало очень трудно ходить.
– Да. Я заметил, что он хромал. А что у него с ногами?
– Сосуды не в порядке.
– Понятно.
– Будь не ладна эта коза.
– Коза?
– Батюшка Иосиф держит коз в хлеву. Одна из них заболела. Мучается теперь.
– Вот как.
– Он говорит, что не может смотреть на нее. Грех не хочет брать на себя. Чтобы избавить животное от страданий.
– И что же вы решили?
– Он попросил меня об этом.
– Ты видел ее?
– Она уже едва дышит. Лежит на земле и кряхтит.
– Что же ты будешь делать?
– Я не могу сделать это.
– Понимаю.
– Альберт. Может, ты подумаешь об этом?
– Что ты имеешь ввиду?
– Ты сможешь сделать это?
– Я даже не знаю Захар.
– Неизвестно, сколько еще она там будет издыхать. И батюшка Иосиф мучается из-за этого сам.
– Животных убивают все время. Но я никогда не совершал подобного.
– Я тоже Альберт… Но она больная.
– Если она неизлечимо больна, то оставлять мучиться ее нехорошо.
– Так ты попробуешь?
Я задумался. Неужели батюшка Тимофей имел ввиду это поганое дело, которое я должен совершить? Они будто и ждали меня, чтобы покончить с больной козой.
Я медленно подошел к хлеву. Открыв скрипучую дверь, я увидел у входа старую козу, которая лежала на подстилке сена. Животное периодически вздрагивало в конвульсиях и хрипело. Зрелище было ужасное.
Я вернулся к Захару.
– Я ее видел.
– И как?
– Она сильно мучается.
– Да. Так ты…
С безмолвием я кивнул головой, дав согласие на убиение страдающей козы.
Захар тут же вскочил и забежал в избу к батюшке Иосифу.
Через пять минут, прихрамывая, на крыльцо вышел батюшка Иосиф. Держа в руке краюху хлеба и жуя, он подошел ко мне.
– Значит, ты хочешь помочь? – протянул батюшка Иосиф своим низким голосом.
– Да батюшка, – ответил я, кивая головой.
– Помоги родной козочке отправиться на покой. Не могу смотреть как мучается она.
– Я попробую…
– Проститься надо только. Пойду и попрощаюсь с родимой.
Батюшка Иосиф направился в хлев. Зайдя вовнутрь, он пал на колени перед несчастной скотиной. Он обнял козу и начал тяжело вздыхать. Мы с Захаром стояли позади, наблюдая за этим трогательным прощанием.
Наконец, батюшка Иосиф вышел.
– Ладно. Приступай.
– А как же мне сделать это?
Батюшка Иосиф подошел к сараю. Он достал оттуда большой нож с черной железной рукояткой, и своей дрожащей рукой протянул мне.
– Перережь горло и делу конец, – с хладнокровием произнес батюшка Иосиф.
– Я понял, – ответил я тихо.
– Потом снесите ее куда-нибудь. Тут в лесок где-нибудь. Хоронить не надо. А мясо не жалко. Все же столько времени она у меня была любимая козочка. Молоко давала. Ой, как тяжко…
– Мы все сделаем, – ответил с живостью Захар.
Батюшка Иосиф зашел в дом.
Я вернулся в хлев. Взгляд козы с полузакрытыми увлажненными глазами казался совершенно потерянным и беспомощным. Жалость к ней тяжким грузом повисла в моей душе. Но это нужно было сделать. У меня появились нехорошие предчувствия, но я решительно отбросил их, закрыл глаза и с силой резко перерезал шею.
Мы тащили козу в мешке. Хоронить ее было бессмысленно. Поэтому мы отнесли ее подальше в лес и оставили в овраге.
После всего случившегося мы с Захаром возвращались в монастырь.
– Печальная история вышла, – заговорил Захар с унынием.
– Да, это точно.
– Кажется, что злодеяние совершили страшное.
– Это же просто домашнее животное. Так было нужно сделать.
– Ты очень смелый человек Альберт. Мне это не свойственно.
Я с задумчивостью взглянул на Захара.
– А батюшка Тимофей, как на твой взгляд? – спросил я с заинтересованностью.
– Он хорошо себя чувствует. Здоровье самое главное. Они же очень старые.
– Да. Теперь я буду переживать за него. Дай Бог ему здоровья и сил закончить свой труд. Я и не знал какой он неординарный человек.
– Можно было ожидать, что он не примет тебя в помощники.
– Почему ты был уверен в этом?
– Мы слишком слабы для них. Они смотрят на нас как на несовершенных существ.
– Да. Ты прав. Я только сейчас понимаю, как такие схимники совершают свой великий духовный подвиг.
– Это точно…
Казалось, что наш поход имел очень важное глубокое значение, хотя и был для меня самого не слишком удачным. Одно было теперь очевидно. Старец Тимофей был во всех отношениях прав. Я должен остаться в монастыре на некоторое время, но потом, рано или поздно покинуть его.
Глава восьмая
Уже наступил июнь. Было еще не слишком жарко, но все вокруг исподволь задышало теплым летним воздухом.
Все это время неделя за неделей в монастыре я работал на кухне, где со старанием чистил и варил картофель. Этот незамысловатый монотонный труд казался для меня самым благоприятным в этих новых жизненных обстоятельствах.
Конечно, я часто вспоминал о том, как мы проводили время вместе с Инной. Вожделение снова и снова просыпалось во мне. Иногда я просто грезил об этой восхитительной женщине, не думая ни о каких запретах. Но я открыл для себя очень важную истину. Наше тело всегда живет своей жизнью. Однако о нем можно на время забывать, если переключать сознание на иную деятельность, направлять свои мысли на отвлеченные предметы и концентрироваться на них. Это приближало меня к мировидению, мироощущению монахов, которые стараются не контактировать с женщинами, чтобы не искушаться.
Я все время думал о том, что сказал мне батюшка Тимофей в ските. В глубине души я был полностью согласен с его интуитивным прозрением. Но главное было то, что сейчас я был на своем месте. Я мог быть здесь полезным и нужным для других. Хотя бы и на время.
Я не открывал больше никому своих переживаний и мыслей. Но знания, которыми делился со мной Герман придавали мне большей внутренней свободы, чем воздействие монастырских богослужений и проповедей. Никто здесь не хотел понимать религию так, как понимал ее он. При общении с отцом Димитрием отныне я даже не заикался о том, что мог позволить себе ранее. Все острые дилеммы, волнующие меня, сами собой отдалились на задний план. Но мои сомнения, конечно, всегда давали о себе знать.
Приближалось празднование Святой Троицы. Праздник, который знаменовал собой обновление Церкви. В монастыре все готовились к наплыву гостей и паломников, и в этой предпраздничной обстановке за два дня до праздника произошло одно странное событие.
Около девяти часов утра я шел в трапезный корпус на свою работу. В этот момент из пристройки у собора, где располагались хозяйственные помещения и ризница, засуетившись, выбежал послушник Захар. Быстрым шагом он направился в сторону братского корпуса и скрылся там. Тогда я не заметил ничего необычного, кроме того, что Захар куда-то сильно торопился. Вечером того же дня во время ужина отец Димитрий сообщил, что из ризницы пропали ценные вещи.
Эта новость всех застала врасплох. Никто и не думал, что в стенах монастыря может произойти подобное. Тогда я и вспомнил тот случай с Захаром, произошедший накануне. Он выбегал из ризницы, словно опасаясь чего-то или кого-то. Мне с трудом верилось, что он мог быть причастен к этому происшествию. Но это совпадение сильно смутило меня. После долгих размышлений я решил, что кража могла быть совершена каким-то трудником, которых тут было человек десять. Но никто из них ничего не говорил и не собирался признавать свою вину.
На следующий день отец Димитрий повелел, чтобы ризница была полностью закрыта для всех насельников монастыря. Поиск виновных не дал никаких результатов. И на время празднования Святой Троицы все решили оставить этот вопрос открытым.
В праздник в монастырь начали стекаться люди. С раннего утра проходили богослужения. Вся обитель пестрила разноцветьем полевых цветов и веток березы в руках женщин и детей. Так было традиционно заведено, что зелень и цветы должны были соответствовать этому празднику.
Закончив основную работу на кухне, которой было больше обычного в этот день, я вышел отдохнуть на свежий воздух. На кухне ножом я слегка порезал палец, который только перестал кровоточить. Поэтому мне хотелось переждать, когда пройдут неприятные ощущения от пореза, чтобы я смог вернуться на кухню.
Рассматривая людей, которые собрались у собора, к моему удивлению, среди небольшой группы женщин я увидел Инну. Она была в длинном белом платье и сиреневом платке.
Незамедлительно я направился к ней. Она была увлечена беседой с одной женщиной и не заметила меня.
– Добрый день Инна, – поприветствовал я ее, когда оказался напротив.
– Альберт! Вы здесь.
Мы с Инной отошли в сторону, чтобы поговорить. У меня возникло смутное чувство, что она меня стесняется.
– Я рад вас видеть.
– Я тоже. Честно говоря, я очень надеялась встретить вас тут.
– Что-то случилось? Вы как будто взволнованы.
– Да. Я хотела бы поговорить с вами.
– Хорошо. Я не против.
– А с вашей новой бородкой я вас сразу и не узнала.
– Пытаюсь быть похожим на других.
– Понимаю, – ответила Инна, пристально вглядываясь нежным взором в мои глаза. Было заметно, что она соскучилась по мне. В этом сиреневом платке она выглядела потрясающе красивой.
– Я работаю здесь. Помогаю в трапезной. И не жалею о том, что решил вернуться. И все благодаря вашему совету.
– Это хорошо. Очень хорошо.
– А вы решили посетить монастырь в праздник?
– Да. Я вот…
– Мама давай уже зайдем в храм, – произнесла с картавостью, подошедшая к нам молодая девушка в лиловом сарафане и розовом платке на голове.
– Хорошо Кира, сейчас, – со спокойствием ответила Инна девушке. Кира бросила на меня довольно холодный взгляд и отошла в сторону.
Кира была миловидной рыжеволосой девушкой, очень похожей на свою мать. Она была среднего роста и казалась очень юркой и резкой в своих движениях. На первый взгляд Кира была очень жизнерадостной. Трудно было представить, что она хотела покончить жизнь самоубийством. Увидеть ее здесь было неожиданно для меня.
– Альберт мы можем с вами поговорить через полчаса? – спросила Инна, проводив Киру взглядом.
– Да. Мы можем встретиться у ворот.
– Вот и замечательно. Нужно поговорить с глазу на глаз. До встречи.
Тут же Инна направились к собору, догоняя Киру.
Через полчаса я ждал Инну у ворот монастыря. Удивительно, какие разносторонние люди встречались здесь. Трудник Андрей, с которым я теперь работал на кухне был заядлым любителем автобусов и всего того, что связано с этими большими машинами. Он рассказывал мне, как с детства всегда мечтал водить, но не смог сдать на права из-за проблем со здоровьем. Он был очень увлечен автобусной тематикой и знал практически все о самых разнообразных марках пассажирских автобусов. Это странное хобби Андрея казалось мне непонятным и иногда вызывало ироничную насмешку.
На стоянке у ворот стоял небольшой корейский автобус новой модели, который доставил людей из города. И для меня не было неожиданностью увидеть сейчас Андрея здесь. Он всеми возможными способами пытался исследовать и рассмотреть каждую деталь экстерьера автобуса, изучая его, как диковинное заморское создание. Эти причуды умиляли. Однако я немного насторожился, когда Андрей передал водителю небольшую дорожную сумку, которая лежала в траве рядом с автобусом. Я сразу подумал о том, что беспокоило всех насельников монастыря в последние дни. Или это были просто мои необоснованные подозрения? В любом случае, я был слегка озадачен. Так как в тихом омуте, действительно, иногда водятся черти. Андрей всегда оставался скрытным человеком.
Пока я наблюдал за происходящим рядом со мной быстрым шагом прошла Кира. Она сдернула с головы платок, подошла к запыленному универсалу Инны и села в него, захлопнув в сердцах дверь.
Инна вышла следом за ней и встала рядом со мной, издавая вздохи гнетущего томления. Я почувствовал, что у них с Кирой была некоторая напряженность в отношениях.
– Она чем-то недовольна? – спросил я Инну, которая внимательно глядела на свою машину.
– Да. Бедная девочка совсем запуталась, – ответила с грустью Инна. Она на некоторое время замолчала и зажала лицо руками.
– Она похожа на вас. Ее черты лица.
– Похожа. И также совершает глупые поступки.
– Что вы имеете ввиду?
– Давайте отойдем за ворота.
– Хорошо.
Мы зашли на территорию монастыря. Инна вплотную подошла ко мне и взяла за руку.
– Она забеременела и решила вернуться сюда. А теперь, пожив тут, решила сделать аборт.
– Что? Не может быть.
– Да. Я и не знаю, что делать с ней. Я отговариваю ее. Говорю о том, что даже церковь против этого. Ее не переубедить. Она же впитала в себя эту европейскую ментальность. Даже сейчас мы посетили монастырь, а она сказала, что ей все это противно и напоминает кладбищенскую атмосферу.
– С чего вы взяли, что в этой ситуации она будет уповать на мнение священнослужителей?
– Как-то же нужно пытаться ее образумить. Вы почти ее ровесник. Вы близки этому церковному мировидению. Может, вы сможете поговорить с ней? Сказать ей о том, что это противоречит церковным обычаям.
– Но вы же сами видите, что она не хочет об этом слышать. И с чего она прислушается ко мне?
– Она знает, что вы с Германом были близки. А Германа она всегда любила. Любила, как дедушку…
– Вот как. Это странно. Я даже не знаю Инна. Ваша просьба не совсем понятна мне.
– Она не слушает меня. Не слушает вообще. Для нее авторитетом всегда был отец, а не я. Поэтому мне сложно переубедить ее. Она апеллирует к тому, что уже самостоятельно может принимать решение о том, как ей жить.
– В этом смысле она права. Я не знаю, что я могу сделать для вас. Сомневаюсь, что она будет слушать незнакомого человека.
– Просто поговорите с ней. Попробуйте. Если вы скажете, что вы друг Германа, то она прислушается к вам. Придите к нам в гости Альберт. Пожалуйста.
– Ладно. Я подумаю.
– Хорошо. Благодарю вас. Найдите время. И да. Она нашла какой-то блокнот. Блокнот Германа. Наверное, вам будет интересно взглянуть.
– Блокнот?
– Приходите к нам и увидите сами.
– Я вас понял. Я сообщю вам, как все решу.
– До свидания Альберт.
– До свидания.
Инна спешно вышла за ворота и села в свою машину.
Меня особенно удивило то, как Инна оказалась в этой ситуации на вторых ролях. Даже не верилось, что ее дочь могла так манипулировать ей. В каждой семье есть свои секреты. А эта семья во всех отношениях оставалась для меня полной загадок.
Так как я не знал Киру хорошо, то и не мог представить, как с ней говорить о таких интимных вещах. Тем более я не считал себя вправе советовать ей что-нибудь.
Как бы то ни было мне нужно было возвращаться к работе. Я вернулся в трапезный корпус. Помимо отца Григория сейчас там работало два трудника. Андрей был уже здесь. Он находился в кладовой и раскладывал кухонную утварь по полкам. Несколько секунд я смотрел на него через щель в двери. Мои подозрения на счет воровства не давали мне покоя. Конечно, это были только догадки. Спрашивать его лично об этом я не решался.
Отец Григорий с суровым выражением лица встретил меня на кухне. В этот день он был взвинчен как никогда. Может, из-за праздничной суеты или из-за чего-то другого, но он разгорячился и вспылил на меня.
– Почему так долго? – раздраженно спросил келарь, брякнув половником по раковине.
– Отец Григорий я извиняюсь за опоздание, – начал оправдываться я. – Меня отвлекла одна знакомая.
– Давайте уже работать, как положено, – поправив фартук, заворчал отец Григорий. – Сегодня ответственный день!
– Хорошо. Я готов приступить, – промолвил я и взялся за любимый картофель.
В этот момент на кухню зашел Андрей. Случайно он уронил на пол большой нож со стола.
– Что же это за безобразие такое происходит сегодня, – продолжил возмущаться келарь, переключив внимание на нерасторопного Андрея.
– Отец Григорий сейчас уберу. Не беспокойтесь так, – засуетился Андрей. Он поднял нож и не выпускал его из рук.
– Вот я не пойму, что ты делаешь? Знаю, что грешно, но хочу упрекнуть тебя Андрей. Сколько тут грязи у тебя. Посмотри под столиком.
– Так это понятное дело. Все время тут мусор скапливается. Не успеваю убирать.
– Все у тебя всегда падает. Я и так делаю всем поблажки, но тут праздник такой. Все должно быть чисто и аккуратно. Дисциплина должна быть во всем.
– Ясное дело. Сейчас уберусь.
– Уберись Андрей. Уберись. Вечно с тобой одни неприятности происходят. Что и ждать от тебя непонятно.
Мы переглянулись с Андреем и виновато оба принялись за свою работу.
Глава девятая
Спустя несколько дней после праздника в монастыре произошло еще более экстраординарное событие. Без вести пропал послушник Захар. Никто не знал, куда он исчез. Его личные вещи оставались в келье. Но самым невероятным было то, что там же нашли некоторые украденные из ризницы вещи, напрестольный крест и потир. Трудно было поверить в то, что Захар был замешан в этом деле. И совершенно непонятно было то, почему он пропал.
Я был в смятении. Отец Димитрий также был сильно расстроен. Я начал беспокоиться за него, зная о его проблемах с сердцем. Его положение наместника монастыря оказалось под угрозой из-за этого вопиющего случая.
На следующий день игумен повелел всем трудникам осмотреть окрестности монастыря и отправил в скит двоих послушников. Он предположил, что Захар мог отправиться к старцам.
Я осматривал близлежащую территорию монастыря вместе с Андреем. Он был сильно напряжен из-за того, что мы были вынуждены бродить по округе в поисках Захара. Впрочем, он и до этого всегда был немного нервный, но теперь в нем проявилась какая-то спесивость и злорадство. Он ходил за мной по пятам и все время возмущался.
– Теперь вот и ищи его, – проговорил Андрей с презрением. – Он уже наверняка убежал. А вещи специально оставил.
– Ты серьезно думаешь, что это Захар вынес вещи из ризницы? – в недоумении спросил я.
– Думаю, что так и было. Никому верить нельзя. Даже здесь. А Захар этот всегда казался мне слишком навязчивым.
– Андрей он послушник. Он практически монах. Ты считаешь, что он пошел бы на это, потратив несколько лет жизни, живя здесь? Этого не может быть.
– Все указывает на это. Вещи же нашли в его келье.
– Я не знаю, как это могло случиться. Но наверняка этому есть рациональное объяснение.
– Ты вот всегда такой. Во всем сомневаешься. Я вот не монах, но перед Богом как на ладони. Моя совесть чиста. Ты же знаешь меня. Я здесь потому, что больше нечем мне заняться. Мне сорок лет, а я только и делаю, что побираюсь. Квартиру потерял. Но на воровство я никогда не пойду.
С задумчивостью я посмотрел на Андрея. Казалось, он говорил правду. Но я решил, что сейчас же обязательно подброшу козырную карту, которая все прояснит.
– Все же я не могу поверить, что Захар к этому причастен, – продолжил я, вздыхая.
– А я могу поверить. Я же говорю.
– Если так, то лучше скажи мне вот что. В день, когда был праздник Святой Троицы ты передал водителю сумку. Что ты ему отдал?
– Откуда ты знаешь? – спросил Андрей взволнованно. – Ты следил за мной?
– Что ты передал Андрей? – настойчиво снова спросил я.
– Я не обязан перед тобой отчитываться.
– Значит, ты не скажешь?
– Не скажу. Можешь думать, что хочешь.
– Впредь давай будем идти поодаль друг от друга.
– Как скажешь.
Андрей гневно пнул ногой по трухлявому остову пня и отошел в сторону от меня.
Я прочесал окрестности монастыря по всему периметру, но ничего и никого не обнаружил.
Угнетенный я вернулся к себе в комнату. Эта неразбериха выбила меня из колеи. Я понял, что сейчас тот самый момент, когда можно проведать Инну.
Я достал свой телефон, который лежал у меня в кармашке рюкзака и позвонил ей.
Через полтора часа я был уже у дома на озере.
Инна с гостеприимством пригласила меня в дом. Я сразу заметил, что здесь поселился еще один человек. В прихожей на полу находилось по несколько пар женских сандалий и кроссовки. Приятные ароматы женской косметики и парфюма распространялись по всей гостиной. Кира, несомненно, была модницей.
Инна готовила на кухне обед. Я сидел за столом, вспоминая о нашем прошлом. Разумеется, сейчас мы не могли об этом говорить открыто. Да и это было ни к чему.
– Сейчас пообедаем, – с заботливостью проговорила Инна. – Я приготовила постный суп. Чтобы вам не отвыкать от монастырских трапез.
– Это очень предусмотрительно с вашей стороны.
– На сколько вы выбрались?
– До вечера нужно вернуться.
– Хорошо.
– Значит, Кира теперь живет с вами?
– Да. Уже около месяца. Вы поговорите с ней?
– Я попробую. Но не совсем понимаю, почему вы считаете, что я смогу помочь в этом вопросе?
– Она моложе вас, но не намного. Может, вы найдете общий язык. Она имела дело только с проходимцами. Понимаете? Теперь обижена на всех мужчин. А вы очень добрый Альберт.
– Спасибо Инна.
В этот момент мы услышали шум в прихожей. На кухню зашла Кира. Она была в оранжевой тунике и босиком. Ее волосы были влажными после мытья головы.
Инна сразу же приготовилась к тому, чтобы начать разговор.
– Кира это тот друг Германа, про которого я тебе говорила. Это Альберт, – сказала Инна, подойдя к дочери.
– Здравствуй Кира, – произнес я, кивнув вежливо головой.
– Добрый день, – ответила сухо она и села на стул. Возникла неловкая минута молчания.
Кира взяла со стола коробку сока и налила в стакан.
– Ну, так почему же вы молчите? – спросила она, глядя с безразличием в пол.
– Кира будь серьезнее, – ответила Инна, сложив руки на груди.
– Вы же хотели поговорить со мной. Давайте. Я жду. Я внимательно выслушаю очередную порцию нравоучений.
– Твоя мама меня попросила поговорить с тобой. Но я хочу сказать, что ты и сама уже взрослая девушка и сама можешь принимать важные решения, касаемые твоей судьбы. Но важно понимать в этой ситуации, что твоя мама беспокоится о тебе. Она переживала о тебе все время, пока ты была с отцом. Я это видел сам. Поэтому просто тебе важно помнить об этом. Мама тебя любит и хочет только добра.
Кира смотрела на меня с большой заинтересованностью и вниманием, словно она прониклась моей речью.
– Ничего себе, – выпалила она с удивлением. – Вы что психолог? Да. Я все понимаю. Но в любом случае переубеждать меня бесполезно.
– Кира, хотя бы выслушай Альберта, – сказала Инна с беспокойством. – Это хороший друг Германа.
– Мама я всегда вежлива с людьми. Но я знаю сама, как мне жить.
– Почему ты хочешь пойти на это? – строгим тоном спросила Инна.
– Потому что я не хочу ребенка, мама! Все современные люди делают аборты. Это не так страшно, как кажется. Даже моя подруга делала аборт. И я уверена, что после этого не буду гореть в Аду, потому что церковь это запрещает. Я сама знаю, что это плохо. Но я уверена, что не готова к этому. Я не хочу ребенка, которого не смогу любить… Ты понимаешь?
Кира казалась чересчур самоуверенной и настырной девицей. Меня удивила эта черта в ней. Я понял, что говорить с ней на эту тему будет бессмысленно.
Инна с жалостью взглянула на Киру. Наверное, она в глубине души сама понимала суть проблемы, и даже в чем-то была согласна с дочерью. Но до последнего Инна хотела лучшего исхода событий из-за своего материнского инстинкта.
– Кира я не буду внушать тебе что-то или запрещать, – заключил я, после ее красноречивых доводов. – Твое право жить так, как ты захочешь.
– Спасибо, что поняли меня. Вы это точно заметили. У Германа всегда были хорошие друзья.
– Альберт вы встаете на ее сторону? – добавила с негодованием Инна.
– Нет. Я просто пытаюсь мыслить разумно. И поэтому хочу сказать Кира, что тебе стоило бы относиться к маме с большим уважением. Ты слишком категорична. Но нужно решать сообща с матерью все эти назревшие проблемы. Потому что вы семья. Ты так же решила сама, что можешь взять и наглотаться снотворное. Ты сняла с себя ответственность за свою жизнь.
В глазах Киры засверкали молнии. Она резко вскочила со стула.
– Да как ты смеешь! Ты ничего не знаешь обо мне. Я так и знала, что вы начнете припоминать мне тот случай. Это просто мерзко!
– Кира, прошу извинить меня. Но покончить жить самоубийством это просто глупо.
– Ты снова провоцируешь меня? Это просто нонсенс! Ха. Да кто ты такой, чтобы так разговаривать со мной?
– Извини, если я задел твои чувства. Я всегда говорю то, о чем думаю.
– Извинения не приняты. У меня были большие сложности в жизни. Кто тебе дал право судить меня? Я больше не собираюсь выслушивать тебя. Мне плевать. Пока.
Кира быстро вышла из кухни.
Неужели я переборщил со своими сентенциями. Однако, никогда еще я не видел таких эмоциональных барышень.
– Инна я сделал все, что мог. Наверное, я пойду.
– Не уходите Альберт. Ее бесполезно переубеждать. Я понимаю.
– Мне очень жаль Инна. Но мне кажется, что вы сами понимаете причину ее действий. Она не будет любить ребенка…
Инна промолчала. Она отвела взгляд в сторону и глубоко вздохнула.
– Ладно. Давайте пообедаем. У меня уже все готово.
– Перекусить на дорожку можно. А потом нужно возвращаться.
После сытного обеда я собрался уходить, потому что длительное пребывание в этом доме заставило меня снова окунуться в ностальгические приятные воспоминания. Каким-то чудесным образом эта необычная семья стала мне практически родной. Но я не должен был привыкать к такому положению дел.
Мы с Инной стояли в прихожей. Она с грустью смотрела на меня.
– Я рада, что вы пришли. Увидели сами, какая Кира своенравная.
– Да. Я сделал, что мог.
– Я долго не могла забыть про наши отношения Альберт.
– Все в прошлом Инна. Но это было прекрасно. Я с вами согласен.
– Вы правы.
– Я лучше пойду. У нас случился переполох в монастыре. Пропал человек.
– Как это могло произойти?
– Не знаю. Сам не могу поверить в то, что это возможно.
– Значит, у вас и так проблем хватает. Извините меня.
– Все в порядке. До свидания.
– До свидания Альберт.
Попрощавшись, я вышел из дома.
Проходя мимо машины Инны, я заметил в ней Киру. Она сидела на переднем сидении и слушала какую-то музыку.
Увидев меня, она открыла дверцу и вышла. Кира подошла ко мне мальчишеской развязной походкой и взглянула с легкой насмешкой.
– А ты интересный такой. Монах…
– Кира я не монах. Я просто трудник. Рабочий в монастыре.
– Неважно. Не постеснялся сказать мне о том, что думаешь. Обычно парни всегда боятся меня.
– Боятся тебя? Но ты же девушка. Очень милая девушка.
– Ты серьезно?
– Конечно.
Кира усмехнулась и поправила свои рыжие волосы.
– Спасибо.
– Я хотел как лучше Кира.
– Но я решила уже все сама. На счет аборта.
– Как скажешь.
– Все вы парни одинаковые. Знаю я все про вас. Что поляки, что русские.