Старый Свет. Книга 2. Специальный корреспондент

Он наступил на флаг Федерации и демонстративно вытер об него ноги. – Разбирайте оружие, друзья! Оно нам пригодится! В городе ещё много подонков, подобных этим! Мы прикончим всех, придём в каждый дом, где подняли флаг Федерации! Мне тут же стало мерзко. «Придём в каждый дом…» У нас среди имперских добровольцев были такие же энтузиасты. «Вырезать до седьмого колена», «круговая порука», «выжечь

Он присутствовал в их жизни постоянно, не как некий сверхъестественный судия или абстрактный творец, а в качестве живой, деятельной и небезразличной личности. «Я пас овец в предгорьях, и Бог подсказал мне осмотреть Жёлтый яр. Там я увидел стаю гиен, начал стрелять, и прикончил двоих, остальные скрылись» – высказывание вполне в духе тех, что звучали за столом.

– Что вы хотите этим сказать? Желаете мне доброго утра? Или утверждаете, что утро доброе, и неважно, что я о нём думаю? Или, может, вы хотите сказать, что испытали на себе доброту этого утра? Или вы считаете, что все должны быть добрыми в это утро?

– Пора, уже пора… Ночь кончается, маяк горит, рецепт записан… А война никогда не кончится, слышите вы? Нет больше границ! Война идёт в человеческих душах!

Основной темой, которую двигали революционные демократы, раз за разом пытаясь безуспешно расшатать старую империю, было неравенство. Социальные лифты в виде армии, образования, рыночной экономики и государственной службы они считали недостаточно эффективными и полными сословных и буржуазных рамок. Родовая аристократия, банкиры и промышленники имели куда больше шансов пристроить своих детей на тёплое место, чем крестьянин или конторский служащий.

Теперь у меня зуб на зуб не попадает, и ночь впереди длинная. Я понятия не имею, куда идти! Тесфайе по своей привычке принюхался, ноздри мавра раздувались. – Идти нужно туда, где пахнет костром и мясом, масса! Вот куда надо идти! – И он решительно зашагал в сторону маяка, по щиколотки босых ног утопая в песке.

* * * Что характерно, пока я постигал науку парусов и канатов, морская болезнь не смела приблизиться к такому занято́му человеку. Но стоило мне попытаться провести время в праздном безделии в мягком гамаке, как сразу мутилось в голове и желудок пытался избавиться от содержимого. Оставался единственный вариант чередовать периоды тяжкого труда палубного матроса с перманентным пьянством. Кажется, я начинал понимать образ жизни флибустьеров.

– Так говорите, где научились так стрелять? – В пехоте, – ответил я. – А камердинер ваш, вот это вот с топором… – А он абиссинец, великий воин. Убил тридцать человек. – Тридцать? – уточнил Ричардс. – Тридцать семь, масса. Но может, и больше – враги добивали своих раненых, их нельзя считать. Никак нельзя, масса. Ричард дёрнул головой, и очки подпрыгнули на переносице. – Кажется, вы страшные люди, – сказал он. – Но законом это не запрещено.

* * * Из-за острова на стрежень, на простор морской волны выплывали из бамбука каннибальские челны… Точнее – катамараны. И было их великое множество,