Kitabı oku: «Челноки»
Пролог
Аналитическая записка 5-ого управления КГБ СССР в ЦК КПСС товарищу *****.
Совершенно секретно.
С началом перестройки и усилением гласности религиозные секты значительно оживили свою деятельность, укрепили кадры и, гибко приспосабливаясь к современным условиям, усиленно распространяют религиозную идеологию среди отсталых слоев населения. Церковники и сектанты изыскивают различные приемы для отравления сознания людей религиозным дурманом, обращая особое внимание на молодежь.
Так в ряде случаев зафиксированы слухи о скором появлении мессии, который «восстанет из мертвых и, презрев смерть, вернет падшее в грехе человечество к духовному свету». Через агентов в околоцерковной среде удалось выйти на источники слухов. Как оказалось, их распространяли маргинальные, зачастую психически нездоровые люди – «блаженно юродивые», как верующие их называют.
Одной из причин всплеска необычной активности стали действия Совета по делам религий при Совете Министров СССР, возглавляемых товарищем *****. Как-то: регистрация почти двух тысяч религиозных организаций, передача им культовых зданий и имущества, упорядочивание нормативной основы, отмена устаревших циркуляров, открытие монастырей и молитвенных домов.
Настораживает одновременное и, видимо, скоординированное появление слухов в крупных городах, что говорит о возможном влиянии и руководстве разведок западных стран, призванном ослабить или обратить прогресс перестройки.
Используемая для этих целей легенда говорит о появлении мессии или даже лже-мессии. Оценки его будущей деятельности самими «блаженными» противоречивы и зачастую полярны. Одни утверждают, что в результате «сатана станет сильнее, а мир захлебнется в крови», другие же говорят о богоугодности насилия с целью «очищения духа от скверны», подобно «освобождению от опухоли в больном организме». Сценарий участи большинства населения при этом предсказывается, как негативный.
В ходе соответствующих мероприятий все маргинальные элементы задержаны и помещены в психоневрологические диспансеры для профилактической и оперативной работы. Как выяснилось, источником подобных «озарений», как правило, являются «вещие сны», галлюцинации в «белой горячке» и психические заболевания разного рода.
В свете вышеизложенного рекомендуем: *****
1
«Скажи, я красивая?»
Толкнув гриф вверх, я чуть прогнулся и приподнял поясницу, увеличивая градус наклона. Под углом нижняя часть груди включалась сильнее. Строго говоря, прием спорный, но раз ноги не оторвались от пола, нарушения нет. Знаю, что смотрит ползала. С замками все сто двадцать пять килограмм.
«Скажи, я красивая?»
На руках, как гора. Давит в скамейку. Обычно мой первый подход – сто десять раз на десять-двенадцать. Все же свои, перед кем рисоваться? Нахрен взял такой вес?
Грудь упруго отпружинила штангу.
Раз…
«Скажи я красивая?»
Вновь опускаю и на верхней точке отскока толкаю гриф от себя. Глупость и гордость – страховать никого не просил.
Два…
«Митенька, смотри выше. В глаза мне гляди! Что ты видишь?»
Еще на раз хватит, но хотел бы четыре. Потолок сто пятьдесят пять сделал вчера, но там на драйве, другое настроение было, а сейчас депресняк.
Три…
«Митенька, мы разные! Где деньги, Митя? Машина, шуба, квартира? Я девочка, мне кружевных трусиков мало, а ты нищий как церковная мышь!»
Не подниму, уже знаю. Бесполезно. Не вытяну. Раздавит грудак и буду шипеть, пока не помогут. Ну как дурак же. Так он ведь и есть. И Юлька по-женски безошибочно поняла это сразу. Тогда дала-то зачем? Из-за сапог?
«Короче, Митя! Не приходи больше, пока не увижу «девятку»! Новую, цвет «майя», как у Лешки. Вот, под этим окном! Услышал меня?!»
Четы-ыре…
Гриф поднялся сантиметров на пять и на секунду завис в этой точке. На испачканных мелом ладонях, будто стена. Шипя, яростно в нее упираюсь, но тщетно. Этот пресс раздавит меня, как клопа.
– Чо не позвал-то? Мить, ты дебил?
Гриф с двух сторон подхватили, и блины тяжело загремели на стойке. Шварц с плаката смотрел с укоризной. Не тому, не тому он учил!
Я поблагодарил ребят взглядом. Конечно, дебил. Был бы умным, с Юлькой бы не связался. Кинула кость, и как на крючке. Где, блин, взять мне «девятку»?! Рожу, что ль, ее?
Два года армии, второй курс, съемная квартира. На столовку хватает с трудом, на протеин денег нет, а калории очень нужны. Приходится топить котлеты в борще, благо кассирша с жалостью смотрит, зная, сколько я ем. Юный организм жрет, как не в себя. Ему и два «вторых» мало, поэтому беру всегда три.
Если повезет, копаю могилы, ношу мебель, но заказы подкидывают очень нечасто. По выходным дают на дискотеке профкомовской постоять на дверях, если не занят. Для антуража, боец так себе, но для укрощения перепивших юнцов внушительного вида обычно хватало.
Вот там Юлька и сняла меня прямо с поста. Пришлось проводить, чтобы от нее все отстали. Сам не решился бы к ней подойти. Яркая, не по Сеньке та шапка. Я унизительно беден, а она модна, улыбчива и весела. Залитый лаком начес, леопардовые лосины и орнамент с оленями на кофте турецкой. Глазищи под лиловыми тенями сияют как звезды. И фигурка такая, что вся улица смотрит.
В общем, выглядела она сногсшибательно. Можно представить, какой труд за этим стоит. Даже с лучшими природными данными так получалось далеко не у всех.
Думаю, купилась на бицепс. В майке без рукавов мой выглядит на все «пятьдесят». Холодный-то сорок четыре, но перед дежурством я заскакивал в зал и разогревал «суперсетом» до сорок восьми – надувался как шарик. Хватало примерно на полчаса. Как раз пока народ запускаем. Потом весь вечер стоять на дверях, отвлекаясь лишь проблемных клиентов. Юлька была одной из таких, но не сама по себе, а как повод для драки.
Почему я решил, что мы можем быть вместе? Видно же всем, что птица другого полета. Чтобы ее удержать, «девятки» не хватит, надо еще много всего.
Тяжело вздохнув, я махнул всем рукой и пошел в раздевалку. Так-то выходной был сегодня, мышцы должны отдохнуть. От досады зашел, думал, хоть здесь успокоюсь. Но в голове продолжал звенеть Юлькин голос рефреном. Достало уже.
Югославских сапог ей, видимо, мало. Рисанулся, а ведь мог бы продать. Староста принес один талон на всю группу. Мне не досталось, но уговорил Ваньку его уступить. Он вошел в положение, видел же Юльку. До стипендии придется теперь занимать. Работать больше, а жрать меньше. Но главное – нормальные вроде сапожки. А то в прошлом месяце мужские итальянские туфли давали. Гробовые, как оказалось. В таких хоронили, ходить в них нельзя, там подошва картонная и отлетала практически сразу.
Глупо лыбясь и не чувствуя ног, к Юльке я летел как на крыльях. Торжественно преподнес сапоги – «тридцать шестой»! Ножка точно у Золушки, зато бюст третий, не меньше. Подношение принято, это был лучший вечер.
Восемь раз! Я в себя прямо поверил. Поклялся, что сделаю всё, чтобы у нее точно так же сияли глаза. И что бы так же восхищенно щупала бицепс и трицепс, широчайшие, трапецию, кубики пресса. Она любила смотреть, как я картинно повторяю позы Арнольда, ритмично дергаю мышцы груди. Я же любил в ней уже всё-всё-всё. Идиот.
Сапоги еще ладно, как-нибудь перебьюсь. Но «девятка»? Почему же не яхта или там не дворец? В их фантастичной доступности нет большой разницы. Предел моих мечтаний несколько ниже. Видеосалон в общаге – вот уже сказка. И деньги хорошие, и фильмы со Шварцем, ну разве не рай? Много не надо, я свой уровень знал.
Но Юлька так не считала. Она смотрела дальше и выше. Мотивацию подготовили с типично женским коварством. Мне выдан аванс, который уже не забуду. От мыслей о нем восставало всё естество, тестостерон и гормоны. Мечты, видения, грёзы лишали здорового сна и ясности мысли. И что хуже всего – негативно влияли на набор мышцы. А это ж святое, мое тело – алтарь.
Я сразу понял, что разговор бесполезен. Уперлась, зараза. Как Вакула за красными черевичками теперь должен уехать. Но там помощник хоть был, а наши-то бесы все у бандитов. У них ведь сытнее. Туда как-то звали, только я не пошел. На кой это мне? Живут красиво, задорно, но очень недолго. Дядя Шварц учит совершенно другому.
Досадливо крякнув, я уселся на лавку. В голове Юлькин голос стал тише. Ну вот что в ней такого? Дивные прелести? В институтской качалке тоже бывают. И тем страннее, что мне нужны именно те. В чем их секрет? В форме, весе, объеме? Но таких ведь полно.
Девчонок в пропахшем потом и мускусом зале занималось немного, да и то не всерьез. Скорее показать, а не улучшить фигуру. Дать время как следует ее рассмотреть. Как правило, качались амбициозные парни со здоровым образом жизни и перспективой. По уму, здесь хорошая возможность их подцепить. В ресторанах, понятно, водится рыбка крупнее, но там конкуренция хищниц и потенциальные риски разного рода. А тут все свои, другой контингент, другая среда.
Юлька в ней, как красивая тропическая рыбка в мутном пруду. Ставки задрала, хочет всё сразу и прямо сейчас. Но можно ли ее за это винить? Проблема ж во мне. Не потяну.
– Партеечку? – погремел шахматной доской Анатолий Иваныч. – Что-то ты скис.
– Да можно… – вяло кивнул ему я.
Черноволосый и кучерявый, похожий на античного бога физрук был духом-хранителем нашей качалки. Казалось, он возник вместе с ней, причем сразу таким. Высокий, всегда на улыбке, с предплечьями, как у Папая в диснеевских мультиках, которые я обожал. Ржал на них так, что от хохота давились там уже все. Тупее «Том и Джерри» нет ничего, но как же смешно! Видимо, дно.
Официально Иваныч вел курс тяжелой атлетики, а на деле основал и курировал в институте культ дяди Шварца. Одним из приближенных к Олимпу адептов являлся и я. Знаком особого положения служил ключ от спортзала, который был у меня и еще у троих. Это градус избранности немного снижало, но я всё равно заслуженно горд. Жаль, что получил такой статус не за самый большой бицепс в качалке, а скорее за то, что торчал в ней весь день.
Иваныч напирал, энергично двигал фигуры и на какое-то время отодвинул печаль. Мозг, наконец, вышел из медитации на Юльке в нижнем белье и занялся делом. Черный ферзь грозил вилкой через два хода. Видеть чуть дальше, к сожаленью, не мог.
– Попался, который кусался! – воскликнул, радостно потирая ладони, физрук. Когда с ним здороваешься, рука в них тонула. Он легко мог раздавить ее косточки в кашу, и никакой бицепс бы уже не помог.
– Пропёрло вам, Анатолий Иваныч, – хмыкнул я, укладывая спать короля.
– Согласен! – кивнул он. – Так что с тобой, Мить?
– Деньги и женщины, всё как обычно, – мрачно похвастался я.
– А что ты хотел? В любви бесплатна только луна. Червонец занять?
– Он не спасет. Нужен хороший и перманентный доход. Не криминал.
– Зачем? Никак дочку ректора снял? – подмигнул он, и твердый, как гвоздь, палец больно ткнул в бок.
– Если бы снял, то зачем мне доход? – скривился я.
– И то верно. Пристрой к залу пять лет выбиваю. И тренажеры уже второй год. А знаешь что?
– Что?
– На кафедре слышал, стройотряд в Болгарию едет. Дуй к нашим комсомольцам в профком. Ты ж лось здоровый, точно возьмут! – покровительственно похлопал Иваныч меня по плечу.
– К ним на сраной козе не подъехать. Да и не знаю там никого, – вяло отмахнулся я.
– Как не знаешь? Ты ж на дверях в клубе стоишь?
– Ну…
– Гну! Поднимай зад, шевелись! Кто до денег охоч, тот не спит и всю ночь!
Укоризненно посмотрев на меня, физрук отошел. Толпа первокурсов ввалилась на пару, шум и гвалт.
Проводив тренера взглядом, я подумал: почему бы и нет? Побазарю с Лешкой, он там всех знает. С моими руками, да после армейки… Сколько можно на жопе сидеть? На «девятку», понятно, рассчитывать глупо, но хоть с чего-то начать.
Арнольд, Сталлоне и Ван Дамм, казалось, одобрительно кивнули с плакатов. Местные божества благословили меня. «Равняйтесь на передовиков!» – гласил старый, огненно-красный баннер над ними. И ниже: «В работе лучших тайны нет! Но в каждом деле свой секрет!». В огромных зеркалах отражались наши потеющие тела, красные от напряжения лица и мерно поднимаемое в воздух железо. И там же четко виден фокус всех мужских взглядов. Как известно, смотреть вечно можно на огонь, волны, и то, как обтянутая лосинами дева прокачивает заднюю поверхность бедра.
Этот станок, разумеется, всегда стоит в центре. Причем так, чтобы его было хорошо видно из всех точек зала. Любой другой угол грозил бы травмами и косоглазием. Засмотревшись, легко могли железный блин уронить. Эта протертая лавочка всегда будто под светом софитов. «Юноши бледные со взором горящим» буквально прожгли на ней дермантин. Мотивацию лучше трудно найти. Природа цинична, а стимул доходчив и предельно нагляден – вот для кого (или чего) все мы здесь. Сильному самцу достанется красивая самка, а тело раскачать легче, чем мозг.
Последняя мысль растаяла в неожиданно навалившейся дрёме. Гул голосов, громкая музыка и звон железа в такт тяжелым басам из колонок не помешали мне закрыть глаза и уснуть на скамейке. Снился Арнольд с сигарой в зубах и бревном на плече. «Качай, брат железо!» – рассмеялся он, и глаза ослепило солнечным светом.
А открыв их, я увидел изумрудного цвета залив, с глубиной приобретавший темно-синий оттенок. Неторопливые волны шуршат пестрой галькой, теплый ветер качает пальмы, воздух пахнет йодом, морем и легким безумием. Или даже не легким, ибо помню, что всё еще в зале, а в нем моря нет.
Мы не всегда понимаем, что спим. Но хорошо знаем, когда это не сон. Вот как сейчас. Но ведь сейчас четко помню, где и когда я заснул. А вот дальше что-то случилось. Ощущения моих органов чувств явно диссонировали с рассудком и жизненным опытом. Хотя такого у меня еще не было точно. Если только его не забыл.
Может быть, это смерть? Сердце не выдержало сумасшедших нагрузок, и вот я в раю. Для меня, где море и тропики, там точно рай. С детства мечтал о путешествиях в южные страны. Мечта сбылась, но не так, как хотел. Кого попросить вернуть всё обратно?
Да ну нет, это ж бред. Сдало не сердце, а только мозги. Докачался до глюков, скоро отпустит, и всё пройдет. Если я осознал это, то уже не безумец. Меня вообще после армии удивить чем-то трудно. Изумление – да, но паники нет. Глупо бояться того, чего быть не может. Мираж поразит, но вряд ли убьет. Несуществующее не способно навредить моему настоящему телу, а это им точно быть не могло.
Во-первых, потому, что нет былой мышечной массы. Зря, что ли, качался? Как на галерах это время провел. Усохнуть так быстро я бы не смог. Во-вторых, татуировки и шрамы. Этому человеку тут, видимо, крепко досталось. Что даже неплохо. Значит, не мой персональный мирок, а есть кто-то еще. Безумие редко бывает заразным, появятся братья по разуму и всё объяснят.
Я наклонился и взял горсть песка. Попробовал на вкус и выплюнул. Чистый, белый, горячий, сыпучий – с физикой здесь всё в полном порядке. Ветерок морской и свежий, волны бликуют, слепят глаза.
Отряхнув ладони, я в замешательстве встал. Так рай или глюк? Для начала найти бы другую одежду, кусок льняной ткани на чреслах защитить от солнца не мог. Белый и мелкий, как мука, песок обжигал ступни, и я поторопился зайти в приятно прохладную воду. Как оказалось, страдание есть даже в раю.
В колени мягко зашлепали волны. На дне сеть из солнечных бликов, над ней колышется стайка полосатых рыбок, привлеченная облачком мути от моих ног. Бирюзовая гладь воды плавно переходила в глубокую синеву вдалеке, где виделся небольшой островок, окруженный пенными барашками волн. Его силуэт, окутанный дымкой, был, скорее всего, миражом. Как и всё здесь, что может исчезнуть, стоит к нему повернуться спиной.
И потому я медленно побрел вдоль кромки воды, наслаждаясь контрастом между прохладой набегающих волн и жаром песка под ногами. Залив изгибался полумесяцем, открывая взору чудо за чудом: коралловые рифы, просвечивающие сквозь кристально чистую воду; огромные валуны, отполированные морем до блеска; заросли мангровых деревьев, чьи корни, как щупальца кракена уходили в прилив. Над головой кружили белоснежные чайки, чьи крики словно жутковатый дьявольский хохот, а солнце клонилось к закату, окрасив в оттенки ванили море и горизонт.
Я остановился, понимая, что глюк не мог длиться вечно. Мой заточенный в черепе разум потерял связь с органами чувств и заткнул непривычную дырку приятной картинкой. Грезит в себе, рисуя что хочет. Но тогда где холодное пиво, белоснежная яхта и девчонки в бикини? Разве трудно вообразить себе еще их?
А если умер, то где нимб, крылья и привратник, который всё объяснит? По его внешнему виду бы стало понятно, куда я попал. Но нет ни ангелов, ни дивных гурий, ни сонмов чертей. Открывать врата в ад или к свету что-то никто не спешил.
Есть еще одна версия: я попаданец, как бы ни банально звучит. Мистика, обмен разумов, параллельная жизнь в другом мире, – словом всё, что уже бесконечно обсосано в книгах, которые у нас трудно достать. Там избранный, который спасет всё и всех. Еще будет дракон, дева в беде и меч-кладенец. Возможно, я персонаж, которого строчка за строчкой пишет начинающий автор. Будь то матерый, давно б завязал с экспозицией и наметил конфликт.
Эй, наверху! Не надо придумывать мне испытаний! Хочу хеппи-энд, воплощение богом и ванильный закат в страстных объятиях прекрасных богинь. И приключений полегче, не то солью твой финал!
А вот это уже было похоже на жалобный вопль. Нервы сдают. Так и правда с ума можно сойти. К примеру, решить, что это и есть настоящая жизнь, а та была сном, игрой, видением и миражом. А память отшибло от теплового удара, поэтому помню теперь только их. Должно быть, вернется, если остыну в тени.
А вдруг это розыгрыш? Меня усыпили, вывезли в тропики и снимают скрытую камеру, хихикая где-то в кустах. Хлопотно, дорого, но всё же реально. Только с моей каменной мимикой едва ли отобью им бюджет. Еще, как вариант, – инопланетный зверинец. Собирают с каждой планеты по твари разумной в такой вот вольер или Ноев ковчег.
Возможно, я придумал бы что-то еще, но в мой камерный мир стали пробиваться знакомые звуки: басы из колонок, лязг железа и гул голосов.
Вместо облегчения – разочарование и даже обида. С тяжелым вздохом открываю глаза и еще чувствую между пальцами тот мелкий и белый песок.
2
Клуб оказался заперт, но тачка Лешки у входа. Хотя «клуб» – слишком уж громко. Подвальное помещение учебного корпуса со светомузыкой и крохотным баром. Видак, небольшой телевизор на стойке. «Пина колада» и химические, ядовитого цвета, ликеры разбавлялись спиртом прямо под ней. Водки не было, ее отпускали лишь по талонам.
В дверь пришлось долго стучать, Лешка показался не сразу. Внутрь не пустил, вышел сам, меня выслушал молча. Со значением засветил пачку «Pall Mall». Закурив, задумчиво выдул кольцо дыма. Этим умением он гордился всегда.
Парень красивый и хитрый, как лис. Характерно подленький прищур, насмешливый взгляд, но вот нельзя сказать, что сильно удачлив. Если что-то и выкружит, то тут же просрет. Деньги к нему почему-то не липли.
– Короче! Есть типа чувак, который должен бабла, – изрек Лешка, выдохнув еще пару дымных колец.
– А от меня-то чо надо? – в тон сказал я, не желая вписываться в его мутные схемы.
– Ну, постоишь, бицухой посветишь, пока побазарю. Одному чот сыкотно очень. Скользкий он чел.
– Да нахрен мне ваши разборки! – попытался отмазаться я. – К бандитам иди, раз у вас так.
– Не друг что ль? – фыркнул обиженно Лешка. – С них хрен слезешь потом. Ну и потеря лица, вопросы там всякие. Скажут, что лох. Неохота палиться.
– Профком?
– Дык там и просили с ним побазарить. И не откажешь. Могут подвинуть, а клуб будет жалко. Хлебное ж место, едва там держусь.
– То есть, долг даже не твой? Тем более впрягаться не буду. А то как в тот раз… – буркнул я, демонстративно погладив затылок, где был свежий шрам. Лешка ж соскочит, а за понты достанется мне.
– Да не ссы, ничо там такого. Дел на минуту, отвезу-привезу. А в профкоме твой вопрос порешаем. Бросишь заяву, и будет тип-топ.
Я слегка погрустнел. Если «ничо такого», то зачем моя помощь? И кто там вообще, раз просит профком?
От предложения веяло нехорошим душком. Но что еще делать? Без поручительства в Болгарию поездка не светит, желающих там поди дофига. Можно и дальше тупо железо тягать, а на выходе что? Возня на подхвате и котлета в борще?
Ударили по рукам, договорились на вечер. Поначалу я хотел взять на стрелку кастет, но потом передумал. Под статью влететь проще простого. Если впрямь всё серьезно, не поможет он мне.
В назначенный час я обреченно сел в прокуренный салон почти новой «девятки». Металлик, цвет майя – все юльки хотят только такую. Жаль, не все митьки ее могут купить.
Из магнитолы плаксиво подвывало «Белыми розами». Встретив мой взгляд, Лешка хмыкнул, но вставил другую кассету. «BASF» – в бардачке целый бокс. Шикует, козел.
«Теплое место, но улицы ждут
Отпечатков наших ног.
Звездная пыль – на сапогах…»
Вот! Другое же дело. Теперь можно в путь.
Вечером город преображается, словно сбрасывая пыль и усталость рабочего дня. Ночная Пенза таинственна и волшебно красива. Лес, парки, свет фонарей отражается в темной глади реки, загадочно мерцая огнями. Еще немногочисленные витрины манят и сверкают, а на улицах появляются стайки похожих на экзотических бабочек девушек – в тайваньской косметике столь же броских и ярких. Как мотыльки, летящие на свет и музыку ночных кабаков.
Пока эта будоражащая чувства активность почему-то проходит мимо меня. Кооператоры, фарца, проститутки, власть и бандиты словно в параллельной вселенной. Будто бы рядом, но где-то вдали. Оттуда в нашу пропахшую потом качалку долетает лишь эхо – женский смех, золотистые блестки, брызги шампанского и выхлопной дым дорогущих машин. Тени, шорохи, запахи и звуки чужого, еще незнакомого мира, куда мне пока не дали билет.
Где не успел, протупил, облажался? В армии, школе или до того, как родился, выбрав не то и не тех? Под «Modern Talking» ушел на два года, а старшим сержантом вернулся в другую страну под «Ласковый май». За это время все как-то подстроились и подсуетились, а я неуместен, не нужен, чужой. Этот поезд уходит, я не успел вскочить на подножку, и юльки издевательски машут из окон гламурным платком. «Качай, брат, железо…» – так Шварц говорил?
Сейчас я пытаюсь запрыгнуть в последний вагон. «Девятка» несется в частный сектор из центра. Лешка в обычном для себя самоубийственном стиле подрезает, сигналит, топит педаль. Прохожие матерятся, разбегаясь, как куры. Нас пропускают – видно ж, что мчится дурак.
Вцепившись в подлокотник до побелевших костяшек, я молюсь про себя, чтобы всё обошлось. Скверное предчувствие, что развлекуха еще впереди. Скучно не будет, с Лешкой по-другому быть не могло. Нас мотает в стороны, на поворотах заносит, а он только ржет. В тему из колонок слышен глухой голос Цоя:
Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве.
Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!
И нам повезло – по дороге никого не убили. Машина с визгом тормозит у забора. За ним полумрак, дом с крыльцом и густая тревожность, которую можно резать ножом. Я не знаю, кто там живет и выхожу, чувствуя, как дрожат после гонки колени. Лешка пробирается к дощатой двери и громко стучит.
Близко не подхожу, но встаю так, чтобы меня было видно. Мало ли какие там разговоры. Меньше знаешь, лучше спишь. Не хочу слышать, о чем там базар. Ну его нафиг, не отмыться потом. В Лешкином клубе странностей много. Порой глаза посетителей как-то не пьяно блестят. Не мое это дело, я ж на дверях просто стою.
Из двери вышел сутулый, опасного вида громила. «Рожа просит кирпича» – это вот про него. Кто даст ему денег по доброй воле и в здравом уме? Для этого экспертом физиогномики быть даже не нужно. Инстинкты подсказывали, что быковать не дадут. Такого хрен напугаешь, зря мы пришли.
Эта очевидная истина дошла и до Лешки. Жаль, что так поздно. Не знал к кому шел?
Он будто оправдывался, жестикулировал и отступал ближе ко мне. Я бы охотно пятился тоже, но стыдно же будет. Ведь здоровый бугай.
Выдвинув челюсть, громила презрительно сплюнул и замахнулся. Скорее дать затрещину, а не ударить, и горе-кредитор предпочел отступить.
Лешку надо спасать, раз уж приехал. Хотя разумнее было бы бесславно свалить. Здесь ничего нам не светит. Я не герой.
Плохо, что Лешка об этом не знал, поэтому юркнул за спину ко мне, как за щит. Неприятель уступал в габаритах, но кратно превосходил в объективной угрозе. На завтрак студентиков поди ест.
Оценив мимику и степень агрессии, я отчетливо понял, что разговора не будет. Чувак зол, опытен и точно боец. Шеи нет, нос кривой, уши сломаны, как у борцов, а рот хищно блестит златой фиксой в зубах. Не сомневаюсь, что костяшки кулаков в набитых мозолях. И хорошо, если без наколотых звезд на плечах.
Ну зачем это мне? Финку в сердце за Лешкины тёрки? О терках с братвой речи не шло. Меня пригласили «бицухой светить»!
Вот, посветил, теперь можно бежать? Я ж просто качок, а это киллер, не меньше. И наверняка бригада за ним.
– Чего ждешь?! – пискнул из-за плеча Лешка, толкая вперед.
Я что, ему пёс? Но выбора, собственно, уже как бы нет. От прямого в голову ушел быстрым уклоном и влепил в подреберье, кажущийся таким пустым и мелким, кулак. Кастет всё же нужен, сейчас бы помог.
Удар левой по печени – это очень серьезно, если попасть. А я хорошо так туда приложил. Другой бы свалился, а этот не крякнул, лишь зло засопел.
Мне попытались пройти в ноги, но я успел отскочить, ударив локтем. По ушам видно, что с ним бороться нельзя. Его бы держать на дистанции, чтобы в брюхо перо не поймать.
Встретил джебом, добавил еще. Размашисто бьет, но всё в пустоту. От бокового удара я ушел нырком вправо и выпрямился крюком снизу вверх через руку. Три года боксу отдал всё ж не зря.
Удар прошел, но, к сожаленью, не в челюсть. А на отходе получил уже я.
Бах!
В голове помутнело. Как он достал? Всё же мои мышцы не для динамичного боя. Сила есть, а резкости нет. На тренировках нагрузки не те.
Пошатнувшись, я схватив его за рубашку, потянул на себя. Зацепив ногой, сделал подсечку, пытаясь свалить. К несчастью, ткань треснула, и получил страшный удар головой.
Бах!
В мозгах будто взорвалась граната. Под адреналином боль не почувствовал, но сразу поплыл. Мир потерял ясность, и враг рванулся ко мне пытаясь добить.
Я подыграл, изобразив потрясение. На него сразу купились и получили сполна. Мой встречный удар справа прошел. Враг, как подкошенный, рухнул на землю. Заземлил!
– Добей! – взвизгнул Лешка, и уже сам попытался добавить ногой.
– Ты дурак? Валим быстрей! – остановил его я.
Это только нокдаун. Рвать надо когти, пока еще можно. Чувак-то не прост, с нас потом спросят, если будем жестить.
Тот уже пытался подняться, и понемногу в себя приходил. Теперь он потерял интерес к ближнему бою, но, злобно щерясь, полез рукой за спину. Там за ремнем у него что-то есть. И очень сомневаюсь, что документы. Перо или, не дай бог, ствол?
– В машину! В машину! – крикнул я, толкая Лешку перед собой.
Уговаривать его уже не пришлось. Адреналин делает очень проворным, дав так нужную резвость ногам. Что там бандюга достал, я уже не увидел. Некогда было смотреть.
Дверцы хлопнули, Лешка ударил по газам и, взревев, «девятка» прыгнула с места. Ночная улица была совершенно пуста, иначе непременно бы кого-нибудь сбил. Поле боя осталось за врагом, что даже лучше. Пусть считает, что победил.
Наша возня и побег разбудили всех местных собак. Их оказалось неожиданно много, тявкали из каждой дыры. Откуда их столько? В окнах вокруг начал вспыхивать свет.
«Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой,
Но высокая в небе звезда зовет меня в путь…»
– Кто, блин, это был? – приглушил громкость я.
– Да это…
– Стоп! Не втягивай в это гавно. Мне как-то похер.
– В больничку? – спросил Лешка, втянув голову в плечи. – Не загоняйся, нормуль будет всё. Вопрос твой решим, а шмотки новые купим.
Я молча кивнул, поворачивая к себе зеркало заднего вида. От рубашки остались лохмотья, хоть приоденусь. А вот что там с лицом? Справа всё онемело и вообще как-то странно. Присмотревшись, увидел, что скулы нет совсем. Она провалилась, а правый глаз опустился. Но хорошо, что вообще еще есть.
Ночной город пролетели, как на ракете. У больницы заартачившийся было охранник поднял шлагбаум, как только я опустил боковое стекло. Лица-то на мне нет, урод там какой-то. Не то чтоб загнался, но Юлька… Почему я подумал о ней?
– Скула сломана. Операцию сделаем утром, – сухо объявил врач после осмотра.
Я с облегчением выдохнул. Похоже, травма обычна. Выглядит страшнее, чем она есть. Хорошо, что не выбили глаз. А скула… Интересно, как ее будут править? Разберут-соберут? Зальют в морду гипс?
– А без операции нельзя? – спросил я, представляя в деталях этот жуткий процесс.
– Мазями? Можно, – кивнул он. – Но в зеркало на себя лучше тогда не смотреть.
– А если потом как-нибудь?
– И потом тоже можно. Но операция тогда будет другая. Ломать же сложнее, так что решай.
Спалось плохо. После бессонной ночи сделали укол и повезли на мерзко дребезжащей каталке. В боксе резко пахнет лекарством. Склонившись надо мной, врачи обсуждали новую серию «Спрута»: итальяночки, мафия, Плачидо. Под животрепещущую, видимо, тему в мою лицевую кость вогнали крючок.
Я напрягся, приготовившись познать всю глубину адских мук, но ощутил лишь толчок. С громким и сухим щелчком скула встала на место.
И это вот всё?
Слегка разочарованный, я безмятежно уснул, уверенный, что в Болгарию теперь всё же поеду. Снилась Долина Роз, Шипка, Слынчев Бряг и памятник солдату Алёше, который протягивал ключи от «девятки». Возьму, раз дают.
Я потянулся, но пальцы схватили один только воздух – горячий и влажный, словно в парной.
И снова на пляже, но уже в тени пальмы. Солнце ползло по ясному небу, отвоевывая у нее сантиметры. Зрелище бескрайнего моря в обрамлении отвесных скал гипнотизировало и расслабляло. Ну красота, разве нет?
В прошлый раз я решил, что это мне снилось. Такой осознанный сон, где можно делать всё что угодно, до того, как перетечет в полудрему. Тогда это слегка испугало. Но раз проснулся, то уже всё в порядке. Тогда зачем спешить просыпаться? Здесь ни лёшек, ни юлек, ни свирепых громил с золотыми зубами. Тут хорошо, никакой суеты.
Вот бы безмятежно смотреть и забыться, растворившись в мерном ритме лениво шепчущих волн. Пропасть в пенящихся гребнях, стать самим океаном – без мыслей и грёз. Или обернуться этой раскидистой пальмой. Рассвет и закат, прилив и отлив, шторм и слепящее солнце – ей всё равно. Она бесстрастна и, значит, счастлива, не ведая наших проблем. Ни боли и мыслей. Растет здесь и всё.
