Kitabı oku: «Ничей. Криминальная повесть»
© Евгений Кремнёв, 2024
ISBN 978-5-4474-8551-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Где-то звонит колокол, еле слышный в подземном переходе, где стоит женщина: ей под сорок, её зовут Люба. Она в монашеском одеянии и поет псалом. – …Господи, Боже наш! Как величественно имя твое по всей земле! Слава твоя простирается превыше небес! Из уст младенцев и грудных детей ты устроил хвалу… – голос у неё чистый, красивый. Несколько зевак стоят поодаль, внимая пению монашки; ей подают, не скупятся.
Мимо торопливо проходит подросток по кличке Карлсон – ему лет пятнадцать-шестнадцать. Люба косит на него глазом, продолжая петь, – …ради врагов твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя…
Не глядя в сторону Любы, Карлсон выстреливает молодым баском. – Уходи! Полицейский идет!
Одухотворенность мгновенно слетает с лица женщины: Люба обрывает пение, кидает в сумку, стоящую в ногах, банку для пожертвований, картонную бирку с текстом «Подайте на строительство храма» и убегает.
В переходе появляется веснушчатый полицейский. – Эй, гражданка в чёрном! Пожалуйста, остановитесь!.. – приказывает он.
…Люба бежит по битому кирпичу вдоль заброшенного жилого здания, на ветру развевается платок-апостольник, за ней – полицейский. От его вежливости не осталось и следа. – Стой, сучка! Догоню – урою!.. – кричит он. Люба забегает за угол, за ней – полицейский.
…На земле лежит полицейский, на лбу из раны сочится кровь. Запыхавшаяся Люба и Карлсон стоят поодаль. – Ты его не убил? – говорит Люба.
– Нет, – отвечает Карлсон. – У ментов лбы крепкие. Проверено.
Они подходят к полицейскому. – Жалко: молодой такой, – говорит Люба и придурковато хихикает. – Хорошенький!
– Ага! А если бы он тебя сдал за работу на чужой территории! – выговаривает ей подросток. – Ты, Люба, думай, кого жалеть! Мент это продажный!
Люба вздыхает. – Все мы люди, все мы – человеки.
Карлсон наклоняется, подбирает огромную гайку, лежащую рядом с полицейским, и кладёт в карман. – Пошли отсюда.
Они торопливо идут вдоль заброшенного здания. Люба на ходу снимает с головы чёрный платок-апостольник и кладёт в сумку.
– Тут тебе нельзя работать, – говорит юноша.
– Да. Нужно искать другой переход.
– Я завтра на Румянцевский рынок ухожу.
– Что так?! – удивляется Люба.
– На Крестьянском я уже примелькался. Менты в интернат могут сдать.
– И иди в интернат. Заживёшь как человек. Имя тебе дадут. Документы получишь.
– Чего! Офигела что ли! Слышал я, как в детдомах живут! Я пацан свободный и живу сам по себе!..
– Разве это жизнь – прятаться да убегать?
– А чё. Мне – в прикол…
Люба вздыхает, глядя на Карлсона.
1
По дачному поселку едет джип. Салон у него из белой кожи, дорогой и чистый. Под лобовым стеклом на шнурке болтается символ языческого солнца, похожий на диск от циркулярной пилы. За рулём – человек по кличке Бритва; ему слегка за тридцать, он сухощавый, в костюме с иголочки, и в затенённых очках в модной оправе. Рядом – Шрэк, по виду – его ровесник, с ковшеобразной челюстью и в спортивном костюме.
– …Корней – урка старого закала и мы для него – никто, – говорит Бритва. – Пыль. Потому он у нашего пушера дурь забрал. Мол, толкал товар на его территории.
– Почему его?! – упрямится Шрэк. – Это наша территория!
– У него другой взгляд на эту тему.
– И чё нам теперь? Лапки кверху и всё отдать?!
У Бритвы звонит мобильник. Он достаёт телефон, мельком глядит на дисплей и отключает его. – Алиса утомила… Опять бухает, сучка…
Его товарищ грызёт ноготь.
– Шрэк, ты что-то в последнее время дёрганый стал, – говорит Бритва, искоса поглядывая на него.
– Почему это?
– Я тебя сто лет знаю. Раз ногти грызёшь, значит – проблема есть.
Шрэк престаёт грызть ноготь. – Башмак новый взял, а он – давит. Вот и проблема: пальцы стёр.
– Так – купи другие.
– Жалко. Эти разношу, – он наклоняется и мнёт носок ботинка. – Значит чё, подписываться на ликвидацию?
– Самим? Нет. Нужен спец со стороны. А нам при ликвидации быть на виду. С железобетонным алиби.
Шрэк распрямляется. – И где мы возьмём спеца? Объяву дадим?
– Ага. В интернете… Самая хрень заключается в том, что если начнёшь искать киллера, обязательно шумок пойдёт.
– И обязательно его услышит какая-нибудь тварь, – поддакивает товарищ.
– И менты организуют тебе подставу.
Бритва внезапно выворачивает руль, автомобиль виляет. Шрэка бросает на товарища.
– Ты чё, Бритва!?
Тот оглядывается назад. – Бля, кажется, не достал! Прямо из-под колёса выскочил!
– Кто?
– Псина!.. С зоны их ненавижу!.. – он ухмыляется. – Они меня – тоже…
Они поворачивают на перекрёстке и останавливаются у металлической калитки загородного дома. Бритва глушит двигатель, выходит, открывает дверь джипа и берёт пакеты, лежащие на заднем сиденье. – Я – быстро…
Бритва уходит, телефон Шрэка бринькает. Он включает дисплей, на картинке молодая женщина стоит в позе собаки. Сзади к ней – известно с какой целью – пристроилась мультяшная кукла Шрэк…
Шрэк испуганно глядит в окно и прячет телефон.
Люба сидит на краю расстеленного дивана и застёгивает бюстгальтер.
– …Быстро мы это сделали. Люблю быстро, – говорит женщина. – Карлсон лежит рядом, под одеялом.
В помещении, похожем то ли на мансарду, то ли на чердак с маленьким грязным оконцем в косом потолке, стоят два старых дивана, стол с древним телевизором. С деревянной балки свешивается голая лампочка. В углу – кран с раковиной. На одной из стен – круглая мишень для дартсов.
– Люб, а если Трофим узнает, что ты и с ним, и со мной спишь? – говорит Карлсон.
– А, то он не знает, что я женщин добрая, – она глядит на Карлсона и придурковато смеётся. – О-очень добрая! – Женщина пробует щекотать подростка, тот – отбивается.
– Но про меня же он не знает?
– И не узнает, если не скажешь. Ты же не скажешь?
– Нет.
– Вода сегодня есть у вас?
– С утра была.
Люба встает с дивана. – Давай, я тебе голову помою. Где кипятильник?..
Бритва входит в калитку, в руках полиэтиленовые пакеты. На дорожке, уложенной цветной плиткой и обрамлённой розовыми кустами, стоит раздражённая красавица с оплывшей фигурой – жена Бритвы Алиса. Она только что встала из-за садового столика, на котором стоит полупустой бокал вина, лежат телефон и книга – биография Анджелины Джоли. Женщина зло говорит, глядя в сторону калитки, где чернеет джип. – Кто там? Придурок Шрэк?
– Возможно.
– Чё трубку не брал?
– Не слышал.
– Не слышал, ага! Морковки купил?
– На земле живёт, морковку вырастить не может, – бормочет сам себе Бритва.
– Сам в ней копайся! Так купил или нет?
Бритва подхватывает раздраженный тон. – Купил!
– А, человека-паука?
– Паука? Чёрт, забыл!
– Небось, опять смотаешься сейчас?
– Думаешь, мне лавэ само в карман сыпется?
– Знаю, какое там «лавэ» тебя по саунам ждёт.
– Смени музыку, Алиса… Или лучше на работу устройся. В больницах медсестёр не хватает…
– Щас!
Из дома выскакивает сын Бритвы – Денис: мальчик лет четырех – с игрушечным пистолетом и бежит к отцу. – Папка! Папка!
– Здорово, бандит!.. – Он подхватывает сына на руки.
– Точно, бандит растёт! – язвит Алиса.
– Ничего подобного! Наш бандит за границей учиться будет.
– Твоя сумасшедшая тётка звонила.
– Чего ей надо?
– Ребёнка под опеку взять хочет.
– Никаких опек! Я разрешения не дам… Сначала опека, потом усыновление, а потом придётся её хату не на две, а на три части делить. Да, Дениска?
Денис стучит отца пистолетом по голове. – Уя, папка пиехал!..
– …Сироты пусть по детдомам живут… – продолжает тему Бритва. Он ставит сына на дорожку.
– Уже смываешься? – злится Алиса. – Иди, хоть, с мамой поздоровайся!..
Карлсон склонился над раковиной. Люба, в юбке и бюстгальтере, c полотенцем на плече, смывает пену с его головы. – …Мамочка ему голову помыла. …Может, кто и считает, что я шлюха, но ты скажи: кто тебя, дурака, научил с женщиной обращаться? А?
– Ты.
– Это – мне в плюс или в минус?
– В плюс.
Карлсон распрямляется, Люба подаёт ему полотенце. – А, вообще, – понижает женщина голос, – хочешь, тайну тебе открою?
– Давай, – отвечает Карлсон, вытирая голову. Люба оглядывается по сторонам. – Мужчина для меня – лекарство, – шепчет она заговорщицки. – Парацетамол.
– В каком смысле?
– В прямом. Мне мужчина каждый день нужен. Если у меня нет мужика хоть день, у меня голова болит. Прямо раскалывается. Понял теперь? – Карлсон протягивает полотенце Любе. – А если два дня нет мужика?
– Два? – Люба озадачена. – Не пробовала. Наверное, голова совсем расколется. – Карлсон закатывается смехом. – Ты, Люба, и гонщица!
– Вот никто мне не верит! – искренне расстраивается Люба. Подросток смеется ещё громче. – А, ты, чё, всем про это рассказываешь?!
– Конечно. Я же не хочу, чтобы меня шлюхой считали.
Продолжая смеяться, Карлсон поднимает с пола джинсы. Из кармана выпадает гайка и катится по полу.
– Ты хоть кровь с неё смой, – говорит Люба. Карлсон подбирает гайку, вертит её в руке. – Точняк. Кровь ментовская осталась.
– Ой, научил Трофим метать тебя все, что ни попадя. Не кончится это добром.
Карлсон идет к раковине и отмывает гайку под струей воды. – Не надо ля-ля про Трофима! Может, я вырасту и буду как он когда-то – ножи в цирке метать.
– Не верю я, что он в цирке работал.
– Почему?
– В цирке клоуны, они – добрые.
– И чё?
– А, у Трофима взгляд, как у змея.
– Фигня какая-то. Он же не клоун.
Люба подбирает с пола блузку.
– Если б не Трофимова школа, – продолжает подросток, – я бы тебя сегодня не выручил. Скажешь, нет? – Женщина одевает блузку. – Выручил, кто же спорит. Выручил. – Люба подходит к сумке, стоящей на столе, роется в ней. – Тут сникерс где-то был. Специально тебе купила… – Женщина замечает упаковку презерватива, валяющуюся на полу. – Ой! Так и спалиться недолго! – Она подбирает упаковку и кладёт её в сумку.
Оперативники Сергеев и Нечай едут по дачному посёлку, там, где только что проехали бандиты. Сергееву – за сорок, Нечаю нет и тридцати, но на голове у него маленький островок седины, похожий на птичье перо.
… – Вот тогда-то я и попалился! – говорит Сергеев. – Хотя это и был пьяный трах и ничего более, она мне этого не простила. А ты знаешь, как обиженная баба достать может.
– Глядя на тебя – знаю.
– Не женись, Никита, – вздыхает Сергеев. – Попадётся как моя – всю печень проест…
– Когда развод?
– В следующую среду, всё – свободен: служба, дача, рыбалка.
– И никаких баб?
– Ну… это вопрос открытый. Без них сложно, при нашей-то нервной работе.
– А, я в убойный отдел перехожу. Уже документы отправил.
– И молчал, партизан?
– Чего говорить. Ты всё равно через полгода на пенсию. По любому расстанемся. Слушай, и что, дома сидеть будешь в сорок пять лет?
– Я слесарить люблю. Может, в какой авторемонт подамся.
– Видел, джип впереди вильнул?
– Видел. Может, на дороге что-то валяется? Сейчас же знаешь, какие люди – меня пронесло и – ладно, а что там с другими будет – по барабану.
Сергеев останавливает автомобиль, и они выходят. Слышно собачье поскуливание. Они идут к обочине. В кустах сидит пёс. На боку – кровь.
– Сбили тебя что ли, бедняга? – обращается Сергеев к псу.
– Они специально это сделали.
– Почему?
– Пёс лежит на правой обочине, и джип вильнул вправо. Значит, они не уходили от столкновения, а его пытались зацепить.
– Может ты и прав. Вот уроды!.. Ну и что нам, барбос, с тобой делать? А-а?
Пёс понимающе смотрит на оперативников и тихо скулит.
– Ошейника у него нет. Значит, бродяга местный, – говорит Никита.
– Может, на заднее сиденье его? Сейчас бросим на дачу удобрения, мангал. Потом сдадим нашим кинологам, пусть ветеринар посмотрит. А потом я его на дачу отцу отвезу. Собака как раз нужна.
– Тебе виднее, Петрович. Ты же у нас дачник-собачник, не я.
Сергеев наклоняется и осторожно берёт собаку на руки. Пёс скулит. – Тяжелый, блин!..
– Не тяпнет?
– Не-е. Меня собаки не кусают.
Сергеев кладёт собаку на заднее сиденье. Мимо проносится джип Бритвы, из кабины слышны глухие басы и ор шансона. Сергееву кажется, что он ловит презрительную усмешку водителя. – Сука! – ярится. – Так бы догнал и ствол в рот запихал!.. Ничего, номерок я запомнил!..
Карлсон по водосточной трубе лезет на второй этаж. Его цель – окно, откуда доносится приглушенная фортепианная музыка и слышен женский голос. – …А теперь «плие»…
Он осторожно заглядывает в окно. В балетном классе у станка полуприседают девушки. Одна из них – Саша, в трико и короткой юбочке – сидит на лавке и растирает правую ногу.
Из мобильника Репы – долговязого восемнадцатилетнего шкета в бейсболке козырьком набок – орёт тюремный шансон, на земле у церковной ограды лежит одноногий калека Трофим, рядом валяется костыль. Его пинают три подростка. Репа в экзекуции не участвует. – …Ещё раз опоздаешь, – говорит он калеке, – вообще убьём!
– Пацаны, ну, вы чё! – скулит Трофим. – У меня печёнка с утра болела!..
– «Кнос» жрать не надо! – говорит Репа. – Ты с восьми утра должен стоять у входа и просить милостыню!
– Завтра так и будет. Только не бейте!
Подъезжает джип Бритвы, подростки прекращают экзекуцию. Трофим тянется за костылём и пытается встать. Стекло со стороны пассажирского места опускается, появляется ухмыляющаяся морда Шрэка. – Чё, воспитываем нерадивых работников?!
– Ага! – бодро рапортует Репа. – Опаздывает, козёл!
– Правильно, – говорит Шрэк. – И ногой и рублём накажем. Трудовую дисциплину надо соблюдать. Бабки собрал?
– Собрал и разменял, – Репа достаёт из сумки полиэтиленовый пакет и передаёт Шрэку. Тот достаёт купюры, пересчитывает. – План не натянули, – говорит он Бритве, скрытому сумраком салона. – Слабовато, Репа, работаешь, – говорит бандит. – Премиальных не будет. – Он протягивает Репе несколько купюр. Пакет передаёт Бритве. – Работайте.
Трофим к этому времени поднялся и стоит, пошатываясь у ограды. – Калеку не убейте, – говорит Шрэк, – а то другого надо будет искать. – Стекло опускается и джип уезжает. Репа пересчитывает бумажки и с неодобрением глядит в сторону уехавших шефов; поворачивается в сторону Трофима. – Чё уставился, козёл! Иди отсюда, пока жив! Или щас вторую ногу выдернем!..
По улице идёт Саша с собранными на затылке волосами. На голове у нее наушники, девушка уставилась в свой телефон. Хоть она и прихрамывает на правую ногу, но по осанке и походке безошибочно узнаёшь танцовщицу. По другой стороне улицы крадется Карлсон. Его глаза горят, он завороженно следит за девушкой…
Нечай со скучающим видом листает журнал, с полуобнаженной девушкой на обложке, ожидая пока медсестра сделает укол веснушчатому полицейскому с перебинтованной головой. Наконец, девушка выходит. Оперативник кидает журнал на тумбочку и берет с неё папку. – …И что, ты совсем не понял, кто и чем тебя вырубил? – говорит он пострадавшему постовому.
– Нет. Забегаю за угол и почти сразу – удар.
– Почти? Значит, был момент до удара. Что-то ты должен был увидеть.
– Женщина-монашка была точно, – веснушчатый кидает невольный взгляд на журнальную девушку. – И как будто ещё кто-то. Но кто, не успел заметить.
– А, чего ты гнался за ней, как маньяк за нимфеткой? Четыре квартала? Она что, урка в федеральном розыске?
– Да, нет… Но порядок есть порядок… На подведомственной территории занималась незаконной деятельностью.
– Что-то не наблюдал я у пэпээсников такого рвения. Ты чего-то не договариваешь, сержант?
– Всё я договариваю, товарищ капитан! – стоит на своем полицейский. Его лицо становится пунцовым. Нечай сверлит его взглядом. – Небось, на чужую территорию залезла монашка. Вот ты и восстанавливал справедливость, так сказать?
– Ничего я не восстанавливал, товарищ капитан! – упорствует веснушчатый. – Долг служебный исполнял! – Нечай достаёт из папки лист бумаги и ручку. – На вот, начерти подробно, где тебя вырубили…
…Бритва и Шрэк стоят около автомобиля на территории автомастерской. Бритва протирает фланелькой очки. Мастер захлопывает капот, – …Всё, Шрэк, можешь забирать точилу. Движка пашет как часы.
– Ща проверим!
Шрэк садится на водительское место. Бритва не спеша одевает очки, кладёт фланельку в кофрик, засовывает его в карман пиджака и только затем садится на пассажирское кресло. – Ты знаешь, Шрэк, про кого я вспомнил? – говорит Бритва. Шрэк включает зажигание. – Нет. – Двигатель заводится, утробно урчит. – Про Лёшу-пасечника. Он нам ещё много должен? – Шрэк прислушивается к работе двигателя. – Пять тонн баксов ещё висит… А, движка ничего шуршит…
– Если мёдом и дичью расплачиваться, то он нам до покоса висеть будет.
– А чё, мёд у него классный. Натуральный продукт. И фазаны – зашибись. Не чета магазинным курицам. – Шрэк включает скорость и автомобиль трогается.
– Но ведь Лёша у нас охотник!
– Охотник. И чё?
– А, у нас дичь есть.
Шрэк втапливает педаль в пол, с пробуксовкой стартует и несётся по двору автомастерской; дёргает ручной тормоз и лихо входит в полицейский разворот. Автомобиль замирает на месте.
– Кажется, догоняю, – говорит Шрэк, подгазовывая. – Дичь – это Корней?
– Корней.
– Точняк! Лёша стрелять умеет. Сам видел, как он фазанов щёлкал. И в армейке он в разведке служил.
– Он не только стреляет, он ещё и на охоту ходит.
Шрэк давит на газ и автомобиль с пробуксовкой срывается с места. – И чё?
– Охотник может пойти на охоту и не вернуться.
– Точняк! – Шрэк жмёт на тормоз, автомобиль с визгом останавливается около ворот бокса, где стоит мастер.
– Лёша исполнит Корнея, пригласим его на охоту… – говорит Бритва – …уйдём втроём, вернёмся вдвоём, – дополняет Шрэк. Друзья выходят из автомобиля.
– Ну что? Порядок? – спрашивает мастер.
– Да, ништяк всё. Тачка из-под жопы выпрыгивает, – говорит Шрэк. Он хлопает автомобиль по крыше. – Ещё багажник установлю.
– Зачем? – удивляется Бритва.
– Велосипед возить.
– А, велосипед зачем?
– В лесопарк буду ездить. К Лёше-пасечнику – по лесу гонять. Ты про гиподинамию слышал?
– Слышал.
– Там, короче, при сидячем образе жизни…
– Ладно, Шрэк, кому-нибудь другому втирай про гиподинамию. Я – пошёл.
– Это и к тебе относится! – он пытается донести мысль уже в спину Бритвы.
– Отвали, говорю!
– А-а, о тебе же забочусь! – машет он рукой. Шрэк берётся за дверь, собираясь сесть в автомобиль. Бритва оборачивается и пристально смотрит на него.
– Ты чё, Бритва? – замирает Шрэк.
– Нога прошла?
– Какая нога? – недоумевает Шрэк. – А нога… Ну-у: в тачку сел и забыл про ногу…
Бритва загадочно улыбается и уходит.
Трофим и Карлсон в комнате на чердаке. Cнаружи, на верхотуре, дует ветер и где-то скрежещет лист жести – словно кто-то мучает диковинную зверушку. Мрачный калека лежит на диване, юноша стоит около стола и наливает в кружку чай.
– …Попомни, Трофим, – говорит подросток. – Я когда-нибудь урою или Бритву или кого-нибудь из его гопоты. Вот, зуб на мясо даю!
– Пустой номер будет, – говорит калека. – Тебя вычислят и башку оторвут. И кому от этого хорошо будет?
– Значит, надо сделать так, чтоб не нашли, – гнет свое Карлсон.
– Найдут! – не сдается Трофим, отпивая чай. – Ты скажи лучше, за какой девчонкой ты сегодня крался?
– Ты откуда знаешь?! – удивляется подросток.
– Видел. И тебя и девчонку. А ты меня – нет. – Калека усмехается. – Бритву он собрался урыть!
– Блин, ты партизан, Трофим, ещё тот! – Карлсон явно озадачен. – Люба не верит, что ты работал в цирке.
– Любка – сумасшедшая. Мало ли чего она несёт. Но ты с темы не съезжай. Что за девчонка?
Подросток вздыхает, чешет затылок. – Нравится она мне.
– Э-э, Карлсон, пустой номер всё это. Я тебе не раз говорил: это параллельный мир и тебе туда не попасть.
– Это мы ещё посмотрим.
– Слепой сказал – посмотрим. Сдавайся в детдом, получай документы, учись, вот тогда может чего и выйдет из твоей жизни. А с этого чердака путь для тебя – или на зону, или в настоящие бомжи. Чердак этот один хрен кто-нибудь найдёт, и дом этот рано или поздно под бульдозер пойдёт.
– Ни за что в детдом не пойду!
– Ну, и дурак!
Трофим, вдруг, вскрикивает, хватается за бок. – А-а, сука! Печёнку опять прихватило! Больно как! – Он скручивается на диване в клубок.
Сергеев и Нечай стоят у стены заброшенного дома.
– …М-да, больной райончик, – говорит Нечай, осматривая неприглядные блочные дома. – Чистый гарлем.
– Тут – все дома расселены. Нормальные люди здесь не шатаются.
– Бомж какой-нибудь голову нашему сержанту починил, – говорит Сергеев, носком поддевая обломок кирпича.
– Надо монашку устанавливать.
– Она такая же монашка, как я – папа римский.
– Ясен пень.
– Местный бомжатник трясти придётся. – Сергеев внезапно раздражается. – Я бы этого сержанта!.. Попёрся, твою мать!..
– Надо с участковым местным поговорить.
У Сергеева звонит телефон, он вынимает трубку. – Да! – слушает. – Чёрт!
– Что?
– Отец звонил. Он клетку забыл закрыть, кролики разбежались. Говорит, не может найти половину зверьков.
– И что?
– Что! Что! На дачу надо ехать!.. Батя!.. Сержант!.. Как мне все дороги!.. – злится Сергеев. – Слушай, Никита, может это… ты сам к участковому сгоняешь?..
Карлсон сидит на лавочке напротив подъезда жилого дома и жует сникерс. Дверь открывается и оттуда выбегает Саша с тросточкой, за ней – женщина, судя по всему ее мать. Женщина ловит Сашу за рукав, та пытается вырваться. – …Отстань от меня! Все равно уйду!
– Кончай спектакли устраивать! – шипит мать, озираясь на окна.
– Живи со своим Игорем! Я к отцу уйду!
– Нет у тебя отца, дурочка!
Девушка пробует вырываться. – Сама дура!
– Ты как с матерью разговариваешь!
В окнах маячат любопытные жильцы. Саша вырывается и хромает прочь от женщины, по щекам девушки текут черные от косметики слёзы.
– Все равно вернёшься! – кричит женщина вслед. Видимо, соседи ей уже по барабану. – Никуда не денешься!
– Пошла ты!.. Ненавижу!..
Женщина возвращается к подъезду, но не заходит внутрь и смотрит вслед девушке.
Карлсон кладёт остатки сникерса в карман, идёт за Сашей. Девушка вытаскивает из кармана телефон, набирает номер. – Ира, я из дома ушла! – говорит девушка в трубку. – Мне переночевать негде!.. – она заворачивает в сквер и садится на лавочку. Карлсон садится по соседству и слышит продолжение разговора. – …Блин, и ты ещё подруга после этого! А как у меня от предков пряталась, забыла!..
Девушка выключает телефон. Трость падает и катится по асфальту. Саша утыкается в колени, скулит, вздрагивая плечами. – Никому я не нужна! – бормочет она сквозь слезы. – Никому!.. Подружка называется!.. – Карлсон подбирает трость и подходит к девушке. – Эй… слушай… – говорит подросток.
Саша поднимает голову с коленей. – Чего тебе?!
Карлсон протягивает ей трость. – На.
– Поставь. Спасибо!
Юноша прислоняет трость к лавочке. – Я помочь тебе могу.
Саша достает из кармана платочек. – Как?
– У меня переночевать есть где.
Саша промокает глаза. – Ты кто?
– Карлсон.
– Это кличка?
– И кличка и имя.
– Ты швед, что ли?
В сквер вбегает мать девушки. – Саша! – зовет она истерически. Девушка вскакивает с лавочки. – Бежим! – кричит она подростку. Саша хватает трость и срывается с места. Карлсон – за ней.
– Саша, ты куда?! Саша, стой! – кричит мать вслед.
– Куда бежим? – выдыхает Карлсон.
– К тебе!..
Нечай и участковый идут по улице. – …Нет, капитан, – говорит участковый, – поющая монашка слишком заметна. Если бы она вертелась на моей территории, я бы про неё знал. Это залётная какая-то…
Из-за угла, чуть не сбивая служителей закона, выскакивают хромая Саша и Карлсон и вихрем проносятся мимо. Они – смеются.
– Эй, сумасшедшие!.. – кричит им вслед участковый.
– Где мои пятнадцать лет!.. – мечтательно протягивает Нечай.
– Комиссия по делам несовершеннолетних по ним плачет, – неодобрительно вставляет участковый.
– Они молодые и им все по барабану, а ты – комиссия…
– Это у меня реакция на резкие движения, – оправдывает участковый.
– Когда-то и я был такой же беззаботный, – говорит Нечай, глядя вслед подросткам, и тут же переходит в деловое русло. – Слушай, но с монашкой же кто-то был?
– В том районе бомжи да гастеры обитают.
– Контакты у тебя там есть?
– Конечно.
– Если она с кем-то вась-вась, то её должен кто-то знать.
– Вводную понял. Сегодня перетру со своими барабанами, глядишь, что и появится.
– Тогда звякнешь мне…
Сергеев подходит к металлической ограде загородного дома Бритвы. На лужайке мать Алисы – Оксана Игоревна – сидит на качелях под тентом и пилкой обрабатывает ногти, рядом внук Денис играется с кроликом. Сергеев кашляет, женщина поднимает голову. – Уважаемая, можно вас на пару слов?
– Вы кто? – говорит женщина настороженно.
– Да вы не пугайтесь. Я сосед ваш, можно сказать. Через дачу наискосок. Я кролей своих ищу.
– Кролей? То есть кроликов?
– Да, кроликов. Они разбежались тут… Всех поймал, один остался.
Оксана Игоревна смотрит на кролика, с которым играется внук. – Ой, извините! А я думала, это зайчик заблудился: из леса прибежал. А это оказывается… Ей богу так неудобно получилось, – добавляет она с кокетливой улыбкой.
– Да что вы. Дело житейское.
– Дениска, зайчик-то дядин. Отдать зайчика надо.
Денис берёт кролика в охапку и букой смотрит на Сергеева.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.