Kitabı oku: «Секс-кукла Маша», sayfa 2
13
Силиконовую необходимо также оберегать: от деформаций, от переохлаждений, от перегреваний и от излишней вспыльчивости самого пользователя.
Особенно – её, МАШУ.
В особенности – её, МАШУ.
Разумеется – от физических посягательств маньяка.
Несиликоновая сама себя – кроме известного предохранения – оберегает, а в случаях физической вспыльчивости клиента – сама проходит по месту своего жительства необходимое лечение.
Несиликоновая сама, по актуальным проектам времени, проходит скульптурные процедуры: солярий, фитрес-клуб, пластическая операция.
Эти предварительные процедуры клиент может заказать несиликоновой с предоплатой или просто вербально.
Силиконовой обеспечена безопасность – от краж, от ревности, от зависти, от сплетен, от наветов, от критики со стороны, от претензий других клиентов. – Чему несиликоновая подвержена неминуемо и постоянно.
Ревность:
Она же – зависть.
Куклу искусственную, при её не столь совершенном устройстве, но при выключенном состоянии, всё-таки требуется перемещать, двигать и попросту шевелить. – Тогда как натуральная маша и перемещается, двигается и шевелится сама, может даже предложить, по просьбе клиента или по своей инициативе, движения и позы по пунктам вне и сверх всяческих инструкций.
И кукле и несиликоновой маше можно задавать вопросы.
Силиконовая кукла на все и любые вопросы всегда ответит молчаливым – соответственно – согласием.
Ответы же несиликоновой маши, то есть – равно как и её молчание, могут вызвать у заказчика дополнительные и неуместные вопросы.
Просто презрение:
Заплаченные за силиконовую деньги нельзя возвратить – заплаченные несиликоновой деньги можно, по её использовании, попросту у неё же изъять, то есть – отобрать.
Несиликоновой – есть возможность приказать самой до начала сеанса умыться, а после использования её – самой подмыться.
Подробнее:
Силиконовая – в жилом посещении ничего не уронит, не сломает, не передвинет, не переложит; не похитит, не испачкает, не заразит.
Подробнее:
Силиконовая – не фыркнет, не захохочет, не намекнёт, не отведёт глаз, не махнёт рукой.
Не нанесёт удара своею отрытой ладонью по лицевой части головы клиента-заказчика-покупателя.
Не изменит.
Не изменится.
Не потребует назначения и осуществления ДНК-теста.
Не озадачит мыслью о назначении и осуществлении ДНК-теста.
Далее.
Креативный бренд в инструкции:
Он же – стёб.
Дальше яица, то есть – яички, мешают. – Как говорят между собой студенты, то есть – вне аудиторий, всех годов и стран.
Скобки тут открылись бы. Пардон. Скобки тут закрылись бы.
Силиконовую если заменить – может быть такое обременительно: надо её как-то вынести из жилого, также и всякого иного, помещения или, опять же, кого-то несиликонового нанимать, чтобы вынес. – Тогда прежде её необходимо, соответственно, каким-то образом и способом вывести из строя, а лучше всего – расчленить, чтобы тот выносящий не воспользовался, до утилизации, ею по её прямому назначению.
Силиконовую можно буквально уничтожить – но наказать её нельзя.
Отключая у силиконовой зарядку – пользователь отключает собственную разрядку.
Наконец, несиликоновой возможно и можно просто дать однозначное указание: уходи.
Драйв:
Пресыщение можно продемонстрировать ей, несиликоновой, любым нетерпеливым жестом и любой непроизвольной фразой – как то: пошла вон, пошла прочь, убирайся – и так далее и так далее: лишь бы она оказалась вне помещения или, по крайней мере, вне поля зрения клиента.
14
Самые ещё утренние были раздетые, как я ощутил, тела – значит, часа, наверно, четыре…
– Что ты рано?..
Она так – закрытыми мне глазами и ничуть не шевелясь.
– Я всегда. В это время.
Горячей пяткой своей она коснулась моей икры.
– Значит, ты ждёшь… сигналов от высших сфер…
Мне хотелось промолчать – но я проснулся в самом деле.
– Ну вот. Ты в курсе.
– В интернете…
– Жаль.
– Ко-го?..
– Интернет.
– Почему?..
– Я это знал и без него.
Она молчала долго.
Потом чуть глубже вздохнула.
– Подожди… немножко… Я ещё сплю…
15
Наклонилась она – наклонилась она тогда ко мне, подавая мне чашку чаю… наклонилась она немного вперёд и вниз, где я сидел в низком кресле… наклонилась она близко надо мной – чтоб увидел я ту щёлку!.. чтоб увидел я за её свободной майкой ту щёлку – между её грудей!.. наклонилась она, глядя мне в глаза, – так, чтобы понятно в один миг было нам обоим одно и то же: я видела, что ты видел, я поняла, что ты понял, – и после этого мгновения ты можешь, если захочешь, – взять! а я вот сейчас тебе, сама захотев, – подала!..
И другая пара рядом, вполне, может быть, этого не поняв, почувствовала, что между ею и мною в это мгновение случилось нечто… и они, наши друзья, мимолётно затихли и замерли…
Я тогда не смутился – я попросту не был готов к таким неожиданностям.
Будто с меня вдруг сняли некий колпак из стен-потолков…
А я в тот миг – как бы впервые в жизни ощутил, что я – живу! что я – живой!
Так что же пронеслось в то мгновение…
Требование решения!
Требование решения…
А и вся-то жизнь есть требование решения.
Вот я, Жизнь, – так ты хочешь меня или не хочешь?..
…Самая-то ведь радость – прямой эфир и онлайн!
Притом бы – как снег на голову.
16
Даже – после ночи, которая – наша…
Даже после всего, всего – она подолгу стоит перед чем-то в прихожей…
А! – перед зеркалом…
В домашнем ли халате, в костюме ли уже в рабочем.
Стоит перед ним – как будто перед некой дверью… строгой! заветной!.. словно бы готовясь войти к какому-то что называется высокому лицу.
Сцепив пальцы на груди или прижимая пальцы к подбородку, подставляя двери-зеркалу то одну, то другую щеку…
По вечерам-то – мы ту прихожую просто пролетаем!
Я со стороны даже любовался этим её, в ответственности к самой себе, упражнением.
Потом – через несколько наших тут у неё свиданий – её осанка и мимика слегка оживились: будто бы она уже стояла лицом к лицу с тем, перед кем и следует быть в искреннем уважении.
Мне становилась теперь даже немного забавна её такая гимнастика.
И всё-таки…
Ничего не думается и не желается!
Она – она…
…Как забавно!
Она – повсюду, здесь у неё, куда ни шагну, ходит за мной… на кухню, в ванную…
Как, право, это умилительно и радостно!
17
– Как настроение?
– Пересаживал цветы.
– Завидую.
– Не всем же думать о курсе валюты.
– И твой курс…
– На новый роман.
– Да-а?!.. Э-э-э…
– С прозой.
– А-а… Завидую! Вернее… догадываюсь… что следует завидовать.
– Я тоже.
– Что?
– Догадываюсь.
– Разумеется! Разумеется! Как всегда, после семи.
– После.
– Зато сразу после!
…Ей прямо-таки лестно, что я – именно так называемый пишущий.
Так что я – даже, о самолюбии пишущего, и не проговорился.
18
…Тогда – за чаем – я был, так, у друзей.
Можно сказать, случайно, можно сказать, оказался.
А она…
Её тогда, в тот день, в тот час, пригласили, что ли, в гости?..
Нарочно?..
Они ли, друзья, так предрешили?..
Или она сама напросилась?..
Пусть – как угодно!
Пусть как угодно.
Чашку же ту она – сама, сама подстроила мне подать.
И – и что?..
Такие, сказочные, отношения у нас– пока?..
«Пока»…
Далее – что? – обычное… будничное вопиющее… «как дела?»?..
19
А мне и всегда-то было трудно… кто бы знал!.. сходиться с женщинами…
Мне бы всё – безусловно красивую!
И ещё – с какой-то необычностью, странностью…
Чтоб, прежде всего, в первый же миг первой же встречи… сердце вдруг почему-то затрепетало.
Почему-то! – да и всё тут.
Чтобы потом – ох уж это самое «потом»! – через час или через день… хотя бы не было стыдно перед самим собой.
Тем более, незадолго перед тем, за чаем, знакомством… я был – я был словно бы обокраденный… словно бы раздетый посреди целой площади… и у меня, как раз перед этим, пропали последние надежды…
Так. Некоторые.
Был я растерянности…
Нет, будто атрофированный.
Как в лифте: просто стоишь… просто моргаешь…
20
Тем более, так, незадолго перед этим знакомством… у меня пропали последние надежды на мой некий проект.
Моё буквально – подлинное бы начинание…
И я смотрел на мир, на жизнь – а именно на людей вообще, на людей как таковых – холодно, равнодушно, уныло.
Признаться, так.
И общался со всеми – что называется: рубль слово.
А вот что.
Я начал было предлагать всем и каждому, прежде всего друзьям, знакомым, – написать о них! написать о них, о них! с их же слов! настоящий рассказ!
Чем, кстати, не бренд?
Как вон делают фото, портреты, картины на заказ.
А тут – самый бы настоящий рассказ!
При желании того – с его подлинным именем.
Интересный случай, историю из его жизни. – Ведь всё же это когда-нибудь канет в лету…
А тут бы про него – рассказ. Да хоть роман!
Для будущей книги! Для всех библиотек! Для его, как теперь, страниц в интернете!
Для его же – характеристики благой и репутации избранного.
Для потомков! Для Вечности!
И эта моя задумка – была словно бы и не выдумка никакая. – А словно бы она лежала на самом виду. – Пишу же я рассказы и всё прочее – про себя, про себя!
И – оказалось…
Что – невероятнее: моё предложение или на него реакция?..
Все – стали отказываться…
Отказываться, отказываться, отказываться…
И все, ну кому ни предложу, – так всё и отказываются!
Да попросту чураются.
На меня это – с моей такой горячкой жажды осчастливить! – ушат холодной воды… ледяной воды…
Я какое-то время… стоял будто бы просто на месте… как бы оглядывался… что же я сотворил, соделал такого неуместного, непотребного?..
А потом…
21
…А потом, недавно, стал мечтать засесть за какой-нибудь новый роман.
Всё, однако, думаю.
О чём-то думаю.
А вот.
Если я предлагаю…
Если я предлагаю всем написать о них, о каждом, о любом, рассказ, предлагаю просто, запросто, даже с радостью, с восторгом подарка, и все, и каждый, отказываются, притом прямо-таки со страхом, – то ведь это значит, что я… какой-то, что ли, особенный… в самом деле особенный… по крайней мере – странный! странный!..
Чего-то я не понимаю…
Чего я не понимаю?..
А вот.
Что я живу на какой-то другой планете.
Что я – живу – на другой – планете.
Всё! Всё!
Теперь – всё.
Все на белом свете – оказывается – согласны с тем положением, чтобы все они сами по себе и всё о них и для них самое дорогое, редкое и характерное… раз и навсегда – кануло в бездну, пало прахом!
Все на этом свете живут в том, в таком состоянии – явного и ясного согласия с тем, что и они сами и все даже благие сведенья о них – падут в небытие! падут прахом!
Вот они – все – какие…
…Ну стал бы я вот сию минуту общаться с каким-нибудь самым-самым современным учёным.
И что бы мне он прежде всего сказал.
Что на планете Земля раньше всех прочих живых организмов появились бактерии и грибы.
Так. Знаю.
Сказал бы он, несомненно: пре всего на Земле появились бактерии и грибы.
Знаю. Знаю.
А я-то тут причём?!..
…Я даже заметил… а куда деваться!.. стал и общаться-то со всеми… какими-то обрывочными – испуганными! – краткими словами.
(И стал даже… как бы косноязычным… никто не замечает?.. вместо «да» говорю «так»…)
Хотя и всегда был, наверно, немногословен.
А тут – чересчур уж краток.
22
…Ладно-ладно!
Будет тебе отгонять от себя… эти мои… какие?.. как их вообще назвать?.. мысли…
…Лёг-легла-легли с нею – в тот же вечер!
И-и – совершенно-совершенно!
Нет… сначала не голые… не совсем голые…
И оба – сразу и по ходу – главное! главное! – такие уверенные!
Как же это так получилось?.. случилось?..
Разве та настоящая жизнь и есть – такая?..
И я из себя гоню… мысли, какие-то мысли…
Нет-нет-нет! – Почему же мне у меня не узнавать?!
И буду.
Буду!
Вот что было, собственно, у меня до этого дня?..
Или – во всём моём прошлом… был как бы уже заложен, задуман этот самый день?!..
И как теперь этот самый день… будет вкрапляться в мою будущую всю жизнь?..
Ну и ну!
Нет-нет-нет…
Буду! Буду!
А как вот я… если совершенно откровенно… думаю о ней?..
Э, я даже не помню… не знаю… сколько ей лет…
Стыдно – наоборот… что я сам себя об этом спрашиваю!
Она – просто старше.
«Постарше» – так тоже нельзя почему-то сказать.
Просто старше. Старше и старше.
Точнее – я и не думаю об этом.
Лучше помнится… как расстёгивал на ней… этот самый…
Ну – на несколько, пусть, лет…
Лучше помнится… что трусы мои я нашёл утром на полу… вывернутыми наизнанку…
И-и… почему я так и не позвонил ни разу своим тем друзьям?..
Почему – они мне так и не звонят?!..
Или… она с ними, они с нею… перезваниваются?!..
Боже…
Ты ломаешься, как… как мальчик!
Нет. Я не ломаюсь. – Потому хотя бы… что ни о чём случившемся не жалею.
А я – думаю.
Я просто думаю.
Или у других всё не так?..
Ишь ты… Когда же ты хотя бы поглядывал на других-то…
…Вон ведь.
Я, за первым моим романом, не платил за жильё месяцев несколько – и оказалось, что за всё это время с меня начисляется и продолжает начисляться «по среднему»…
«По среднему»…
Мне сделалось тогда неуютно… да попросту – страшно!
…Вот и теперь.
Я просто – как я считаю – по-обычному и по-нормальному думаю.
Думаю, как… как живой о живом.
И почему я должен думать «по среднему»?!
…Может быть, в этом и вся моя так называемая суть.
23
Позавчера или поза-позавчера…
На днях – как нарочно! как, правда, нарочно! – встретился мне мой однокашник университетский – и, после неизбежных спонтанных объятий-реплик, сходу спросил меня… женился ли я.
Отнюдь – не о том, здоров ли, прежде всего, я и насколько я, по крайней мере, верен нашим вузовским историческим приоритетам!..
И на мой ответ – улыбнулся изумлённо и покрутил головой сокрушённо.
Мне стало – сделалось жутко, жутко…
Выходит… ладно уж о семейном моём положении… он даже и не знает… о моём – изданном! – романе…
А! Он как раз из тех – кто не согласился бы на мой проект: рассказ со слов.
Тем более – не знает о моём нынешнем текущем, романтическом, романе.
Хотя вот – и перебегает своими глазами по моим глазам… как бы разглядывая каждый мой глаз в отдельности…
Сверстники мои, кому около тридцати, кажутся мне – излишне навязчивыми, излишне любопытными – излишне, в итоге, понятными!
Да что там…
И зачем в жизни эти самые всякие «как нарочно» встречи?
Ведь мы целых пять лет сидели за одной партой – чего бы ещё!
Он сам, конечно, женат… жена его, конечно, блондинка… из двоих его детей старшая дочка… нет, старший у него сын…
Впрочем – ни о чём таком я (после его улыбки) не стал даже вовсе спрашивать.
24
Звоню, бывает, и я ей – если в особенно нетерпеливом ощущении: на её, получается по времени, работу:
– Привет.
– Ой, только набирала тебе звонить!
…Боже мой, как мир тесен и сжат… что на лице у меня даже вот краска!
А вот когда она звонит в самый момент, когда я ищу её номер… то я почему-то стыжусь ей, как вот она мне, об этом сказать.
– И что.
– Всё то же.
– Зам.
– Зам!
– Директора.
– Директора!
– Боюсь спросить. Да ничего не боюсь. Оговорился. Не видя. Визуально. Тебя.
– Да ты, ты директор!
– Ты смела. Или неосторожна.
– Да пусть потом слушает. Он, шеф, мужик нормальный! Мы друзья.
Любить – значит длящуюся встречу не просто ценить, не то слово, а – переоценивать.
Любить – значит будущей встречи не просто желать, а ждать! ждать! ждать!
Впрочем…
Хотя это вовсе и не впрочем.
Я иногда – помедлив – говорю ей поспешно:
– А ты включи музыку.
По имени, звоня, мы друг друга – ни при каких эмоциях – не называем.
25
Она говорит, что ей нравится мой роман.
Мой тот первый роман.
Мне же от этого признания, от этого сообщения… становится неприятно…
Почему-то.
Как – ей может нравиться?!..
Мой тот текст.
Такой, такой вот текст.
Ей, по образованию – экономисту.
Вернее, точнее – не так… как-то не так…
Как может нравиться – именно ей?..
Вот ей – такой?..
Вообще – такой.
Да и… что я о ней знаю?..
…Что я говорю! Что я говорю!
Как я смею…
И – главное, главное – чего бы, казалось, мне ещё…
Или не это главное?..
И почему так кажется!..
Как я смею! Как я смею!
…Но – мне теперь, и правда, становится чуть досадно… когда она везде, по всей квартире, всегда следует за мной.
26
Услышал по теле что-то на фортепьяно…
Сел на пол перед самым экраном.
Стал слушать…
Вернее, точнее – стараться пребывать в тех звуках.
И что же.
Был напуган!
Не мог понять: такую музыку – как можно исполнять, и даже без партитуры… такую музыку исполнять как музыку… хотя бы – хотя бы как можно просто-напросто выучить, разучить, запомнить…
Сделалось мне – тяжело, трудно.
Не мог понять тем более: эту музыку такую – как вообще можно было написать! сочинить!..
Как?!..
Даже эти слова – «написать», «сочинить» – для такой музыки кажутся странными, неприменимыми, неприспособленными…
Мне почудилось – будто какая-то недосягаемая для меня целая жизнь – полная того фортепьяно! – протекла словно грёза, непонятная и невозвратная, под моим окном…
…Прошло, наверно, с месяц.
И вот совершилось со мною нечто.
Начал теперь писать новый роман – и вдруг ощутил, что… смог бы исполнять… сложнейшие пассажи-импровизации фортепьянные!..
Хотя никогда в жизни не касался клавиш.
27
– Как настроение?
– Всегдашнее.
– Да ладно! Сейчас не какие-нибудь нулевые.
– Мне все нулевые.
– Что так?
– Тысячные.
– Да-а?! Покажешь?
– Покажу.
– Когда?
– Всегда.
– Неужели?
– Каждый день это тысячные.
– Кому как…
– Мне.
– Всё равно покажи!
– Только те, что во мне.
– Разумеется!
…Угадал. Её, так сказать, направление.
Но и хорошо, что рада.
Чему бы угодно.
И направил. Её настроение.
А так и нужно.
И ей, и мне, и нам обоим.
28
Я в фейсбуке нажимать – «нравится» или как-то не понравилось – попросту ленюсь.
Но – после краха моего того, с рассказами, проекта – вдруг возмутился!
Все в фэбэ пишут – откровенно, смело… даже – искренно, даже отважно!..
Однако – о погоде, о политике, о кошке… о цветах, о бизнесменах, о собаках…
И всё это ещё и – с фото! с видео!
Но не пишут… о своём «семейном положении»… Разве что – редко: «в браке», «без пары»… Не пишут – о вере; разве что – «христианство», «гностик»…
О самом – казалось бы – важном! главном!
Да и – если что и пишут – правду ли…
Да и – если пишут – не с целью ли какой-то…
Не пишут же абсолютно: о своей судимости… о своей сексуальной ориентации… о своих родных и об отношениях со своими родными… о своей группе крови, о своём резус-факторе…
Как будто без указания на эти «мелочи» – их личное мнение… хоть чего-то стоит!.. и оно, мнение их, в самом деле – именно их личное!..
29
Редко – но бывает, да, и так.
Звонок.
Я вижу – она.
Отвечаю:
– Да.
– Привет!
Я молчу секунды три – делаю паузу.
Потом говорю – притом понимающе и наставительно:
– А ты включи музыку.
И она – перезванивает минут через пять-десять.
Или сам я ей.
30
…Я шёл по городу – просто шёл по каким-то делам или вообще без дел.
И вдруг – увидел…
Увидел!
Девушка.
И – шевельнулось что-то во мне…
Словно я вдруг спохватился: сплю или не сплю?..
Мановение её плеча… дрожание её ресницы…
Значение! содержание! – всё это в ней и у неё имеет какое-то.
И – важное, важное почему-то для меня!
Я пошёл за этой девушкой следом.
Стыдясь и не стыдясь… самого себя…
Куда бы она ни шла и ни пошла.
Её спина… её шаг… её причёска…
Особенные, особенные какие-то…
Невыразимые, невнятные…
Но – несомненно важные чем-то для меня!
Она в автобус – и я за нею.
Её маршрут – странный, занимательный, увлекательный!
Она в магазин – и я за нею.
Её приобретения – неожиданные, чрезвычайные, чрезмерные!
Её покупки – подарки!
На выходе из магазина… будь что будет…
На выходе из магазина я – уже прямо ей: где-то я вас видел!.. ведь мы же знакомы!.. никак не иначе!.. бояться меня не нужно!.. ведь я писатель!.. вот кстати моя книга!.. пойдёмте-пойдёмте… я вас провожу!.. я вас буду провожать!.. всегда!.. повсюду!..
Я вдруг заговорил о самых тонких тонкостях моих писательских – и оказалось, что именно об этом-то сейчас и нужно было говорить!
Видимо, вибрация голоса моего сказалась чарующе…
И ещё, может быть, моя предельная откровенность… даже – поиск: что же за этим пределом?..
Так мы и ходим, и бродим.
Я её – просто рассматриваю – но всё о ней – то ли уже знаю, то ли каждую минуту только ещё узнаю.
Она ко мне – тоже совершенно доверительна и открыта. – Она знает, что я всё знаю о ней, а что и не знаю пока ещё, то – вот-вот узнаю…
И нам обоим – ново, забавно! весело, радостно!
…Где же тут так называемые «муки творчества»?!
Она – это идея. Идея.
Вот кто она такая – она.
Дева-Идея, Идея-Дева.
Идея – за которой никто ни в городе, ни в целом мире не идёт.
Потому что её, эту Идею – редкостную, драгоценную, никто не видит.
Мне-то что до этого…
Я весь в новой вещи.
31
– Начал новый роман.
– Да?!..
– Новый.
– Поздравляю!.. Поздравлять?..
– Новый.
– Поздравляю. Разумеется.
– Карты розданы.
– Ну!.. как, наверно, грубо…
– Карты теперь розданы.
– Жуть… Даже, наверно, страшно.
– Как любая игра.
– Игра?.. говоришь…
– Пока только говорю.
– Да рада, рада любой, любой твое игре.
–– Начал.
– Ну порадуйся.
– Начал.
– Надеюсь. Разумеется! Верю. Разумеется!
…Что такое, однако, игра.
По мне бы.
Игра это когда игра для игры. И – во имя игры.
Это весь спорт. Почти всегда деньги. Очень часто политика.
Это и всегда – искусство.
Настоящее. Истинное.
Так – по мне, по мне.
Иначе оно бы и не было искусством. Если б оно было с оглядкой. Хоть с какой.
Но. Однако.
Оно, Искусство, которое – с большой буквы, открыто для всех. Открыто. Для всех. Открыто! И доступно в принципе всем, всем и каждому. В принципе. В принципе!
Так что любой и каждый… войдя в Искусство… случайно увидев картину, случайно услышав мелодию… уже оказывается в поле зрения его, Искусства… волей-неволей… оказывается в поле вибрации его, Искусства… И – под его влиянием! Под его уже призывом и под его уже приказом. Хочет не хочет! Ведает не ведает! Под его уже инъекцией!
И тому случайному даже некуда уже деваться. Некуда деваться! Он уже понёс в своём организме препарат. Вещество. Вещество Искусства. Остаётся ему… Да ничего не остаётся! Раз такое случилось и состоялось.
Одного бы разве что пожелать. Притом – художнику. Дабы он, деятель Искусства, был попросту честен.
Честен.
А именно, творил, без оглядки играя. Играя – без оглядки. И чтоб плод его был, в таком разе, именно идеален. С большой буквы.
Идеален!
Во что бы то ни стало идеален.
Кстати. Само служение художника этой самой своей собственной честности… одной лишь осознанной и сознательной своей личной такой честности… разве это не деяние вселенское благое?!..
Гениально.
Всё бы и в жизни, по мне, – только бы так.
…Поздняя ночь.
– Ты сегодня ге-ни-а-лен!
– Ура.
– Да. Ура. Вот именно.
