Kitabı oku: «Огненные реки», sayfa 4

Глава 10. Черчилль в Москве

Пожелание Уинстона Черчилля осуществилось 12 августа, когда американский стратегический четырехмоторный бомбардировщик, получивший в Англии название «Либерейтор», приземлился на центральном аэродроме Москвы, расположенном на Ходынском поле. Пилоты личного самолета премьер-министра, носившего название «Коммандо», остановили «летающую крепость» точно напротив выстроившегося почетного караула и небольшой группы встречающих во главе с Молотовым.

Кто-то из представительства Великобритании в Москве, держа в руке дрель, подбежал к хвостовой части воздушного корабля. Вставив ее в малозаметное отверстие, покрутил дрель, створка входного люка медленно открылась и в проеме появилась толстая фигура премьер-министра.

Его нога в армейском ботинке на толстой подошве сделала первый шаг на землю чуждой ему по своему политическому строю страны. И прежде чем полностью ступить на советскую землю, Уинстон вспомнил и то, что когда-то сказал про эту страну: «Это угрюмое большевистское государство я настойчиво пытался задушить при его рождении».

Но когда он полностью, обеими ногами, встал на московскую землю, Черчилль решил про себя: «Раз сейчас волей судеб, а точнее, Гитлера, мы стали невольными союзникам, надо все сделать все, чтобы со Сталиным находиться по одну сторону окопов. И убедить московского лидера в правильности совместных решений с Рузвельтом, и никоим образом не дать повода для разочарования в наших тройственных совместных действиях против Германии».

Дружески поздоровавшись с Молотовым, как со старым знакомым, и пройдя вдоль почетного караула, вглядываясь в глаза солдат, отдавая им честь, заморский гость, выполнив ритуал встречи, вместе с наркомом отправился к поджидавшим его автомобилям. И поехал в посольство Великобритании отдохнуть после длительного, в несколько часов, перелета в гудящем и вибрирующем салоне фюзеляжа бомбардировщика.

Отдохнувший и принявший ванну Черчилль приехал в Кремль, где его в своем кабинете ждал Сталин в присутствии Молотова. Вождь, когда Черчилль вошел, направился к нему с еле заметной улыбкой. Два лидера обменялись крепкими рукопожатиями, и Сталин пригласил Черчилля к столу для заседаний.

С хмурым видом и довольно резко, со злостью, Вождь обратился к гостю, с вопросом, который его волновал больше всего:

– Мне непонятно, почему, согласно договоренности, вы господин премьер-министр, не хотите открыть второй фронт во Франции в нынешнем году? Если бы англо-американские войска высадились на Нормандском побережье, то с советского фронта фашистам, – на последнем слове Сталин сделал с ударение, – пришлось бы снять несколько десятков дивизий. Что, безусловно, облегчило бы положение Красной Армии. Вы что напуганы немцами? – гневно спросил Сталин и замолчал. Затем продолжил: – Не надо их бояться. – Вождь замолчал, вопросительно из-под бровей смотря в глаза своему визави и ожидая ответа.

Черчилль, нахмурился, пожевал губами, словно перекатывая сигару во рту, и миролюбиво посмотрев на вождя начал не спеша говорить:

– Господин премьер-министр. Не надо таким тоном вести переговоры, мы все-таки союзники, а не враги. Великобритания, конечно, не боится Германии. Наша страна первой приняла удар Гитлера, и все это время наш народ героически противостоит нацистам.

Тут вождь перебил Черчилля:

– А не надо было потакать Гитлеру и отдавать тому Чехословакию, с чего у него и начался военный угар и амбиции по захвату стран и превращению Европы практически в единое государство со столицей в Берлине под руководством нацистов.

В ответ Черчилль возразил Сталину:

– Господин премьер-министр, во-первых, тогда не я был во главе правительства его высочества, а пустозвон Чемберлен. Во-вторых, я единственный поддержал идею ввода советских войск на территорию Чехословакии для противодействия Гитлеру. – Сделав паузу, пока перевели сказанное Сталину, продолжил: – Открыть второй фронт во Франции мы не можем из-за недостатка десантных кораблей для доставки войск через Ла-Манш, да и накопленных американских войск в моей стране сейчас мало. Потерпеть фиаско, как это случилось у нас под Дюнкерком, означало бы загубить все дело борьбы против Гитлера, нацистов.

Черчилль вновь подождал переводчика, а затем с ободряющей улыбкой обратился к Сталину:

– Но мы, совместно с Президентом, решили провести операцию в Тунисе, под условным названием «Факел». Сейчас в Ливии находятся немецко-итальянские войска. Армия «Африка» под командованием Роммеля насчитывает более двухсот тысяч человек. Для проведения этой операции у нас есть транспорты для переброски наших войск на театр военных действий. Если все пойдет по плану и мы начнем там наступление на нацистов, то немцам в любом случае придется снять большое количество дивизий с ваших фронтов!

Сталин, как только Черчилль замолчал, вновь со злостью воскликнул:

– Нет, нам необходим второй фронт только во Франции и в нынешнем году, как мы условились! Вы не до конца понимаете, чем все может закончиться для нас и Англии, если, не дай Бог, Красная Армия не выдержит натиска немцев на юге, – вождь замолчал, что-то обдумывая, и продолжил: – Поймите, что вам придется возглавить правительство в изгнании где-нибудь в Канаде, а нам, к примеру, – в Индии. О Лондоне можно забыть, его оккупирует Гитлер после того как Советский Союз не выдержит. Да там и так много правительств в изгнании, и вообще, ваша столица, господин премьер-министр, не понравилась мне. Бывал я в ней, когда товарищи послали меня делегатом пятого лондонского съезда РСДРП. Туманный город и столица, – двусмысленно произнес под конец вождь.

Сталин вновь долго и в резкой форме стал высказывать гостю то, что у него наболело за время весенних и летних поражений Красной Армии, виня во всем союзников, не желающих ни посылать конвои с так необходимыми военными грузами, ни открыть второй фронт в Европе в нынешнем году.

Вождь вновь замолчал, а затем продолжил:

– Мы сейчас для удобства руководства боевыми действиями вместо одного Сталинградского фронта образовали два. Один – под командованием генерал-лейтенанта Гордова оставил прежне название. Второй – новый, Юго-Восточный, его возглавил генерал-полковник Еременко. Ну а их штабы я приказал разместить в самом Сталинграде, упорнее драться будут. Все это принесло успех, – продолжил вождь, – немцам не удался, как говорится, с ходу танковый прорыв к городу и они завязли в боях на подступах.

Черчилль внимательно слушал своего собеседника и под конец, когда вождь сбавил тон, непроизвольно вновь пожевал губами.

Сталин заметил это и уже более миролюбиво предложил:

– Закуривайте, господин Черчилль.

Тот достал сигару и раскурил ее, а Сталин, в свою очередь, – трубку, и кабинет наполнился ароматным дымом.

Вождь, выпустив клуб дыма сквозь усы, с усмешкой произнес:

– При случае передайте господину президенту Рузвельту, что после жарких дебатов мы с вами раскурили трубку мира, как принято у американских индейцев.

Черчилль заулыбался и быстро ответил:

– Хорошо, что мы с вами не достали топор войны, я тоже об этом расскажу Президенту.

Сталин встал и, широким жестом руки приглашая гостя пройти, произнес:

– А не отправиться ли нам ко мне в квартиру? Там выпьем по бокалу хорошего вина, всласть покурим в удобных креслах. – И подмигнул Молотову, тот сразу встал и быстро вышел.

Кода вождь с Черчиллем прошли в комнату, в которой жил Сталин, там уже были и Молотов, и, как говорится, полный стол со всевозможными закусками: черной, красной и паюсной икрой, зажаренным поросенком, всевозможными колбасами и, конечно, фруктами. Отдельно красовалась батарея бутылок всевозможных вин и коньяков с водками.

Сталин стал открывать бутылки и наливать в бокалы красное вино, а Молотов, подняв бокал и посмотрев и на Сталина, и на Черчилля, немного заикаясь, произнес:

– Предлагаю первый тост за пример-министра правительства его величества, господина Черчилля.

Не успели они еще осушить бокалы после первого тоста, как Молотов произнес следующий:

– Теперь предлагаю выпить за товарища Сталина!

Тот стал вновь наполнять бокалы, но уже из другой бутылки. Показывая рукой с полным бокалом на Молотова и обращаясь к Черчиллю, ухмыльнувшись, дружески произнес:

– Вы знаете, с ним нужно быть осторожным, умеет пить и произносить тосты. Но давайте, чтобы не обидеть Вячеслава, осушим бокалы за сказанное.

Потом выпили и за второй фронт, что точно, как сказал Черчилль, будет открыт в сорок третьем году. Затем осушили очередные бокалы за предстоящую в Африке операцию «Факел». Черчилль предложил тост за успешные бомбардировки немецких городов королевскими военно-воздушными силами, которые сотрут их с лица земли и немецкому народу мало не покажется.

Сталин, дослушав переводчика, ухмыльнулся и полушутливо сказал:

– Молотов на себе испытал ваши бомбы, когда в сороковом году был с визитом в Берлине, вы, господин премьер, тогда чуть его не угробили. Поведай нам, Вячеслав, как было дело.

Молотов с бокалом в руке, как бы дирижируя им самому себе, начал рассказывать.

– Дело было в кабинете Риббентропа. Он меня все убеждал в том – передаю дословно его слова, господин Черчилль, – «что Германия уверена в том, что никакая сила на земле не состоянии предотвратить падения Британской империи. Англия уже разбита». И в этот момент вбегает помощник министра и предлагает спуститься в бомбоубежище, так как начался налет англичан на Берлин. Уже там, на глубине нескольких десятков метров, Риббентроп под доносившиеся и под землю глухие взрывы бомб продолжил свою сказку: «Вопрос в том, когда она признает себя окончательно побежденной, если не в этом, то обязательно в следующем году. Так как ситуация в Англии ухудшается с каждым днем». На мой вопрос, а не странно ли, герр Риббентроп, о победе над Великобритании говорить под аккомпанемент ее бомб, он так толком и не ответил.

Сталин тут же предложил тост:

– Давайте выпьем за то, что вы, господин премьер, оставили в живых Молотова, я ведь без него, как без рук!

Затем было немало выпито и за победы Красной Армии над врагом. Все как-то расслабились, Сталин с Черчиллем безбожно курили, и в комнате, как говорится, дым стоял коромыслом.

В какой-то момент дверь открылась, вошла девочка подросток и вскрикнула:

– Ну, пап, как вы накурили, топор можно вешать. – И продолжила, обращаясь к Молотову: – Дядя Слава, откройте, пожалуйста, форточки, а то вы все скоро задохнетесь здесь.

– Это моя дочь, Светлана, я ее зову «хозяйка», вот она и командует, – с теплотой в голосе объяснил Черчиллю вождь.

А тот в ответ с грустью произнес:

– Такая же рыженькая, как моя дочь Дайана, как она там под немецкими бомбежками?

– А нас немцы тоже пытались бомбить, даже Кремль, да мы их почти всех посбивали. Правда, пара бомб упала на его территории, не принеся никого ущерба, – ответил вождь.

Застолье продолжилось почти до самого утра, когда подошло время вылета. Черчилль, пожимая руку Сталина, произнес:

– Я твердо обещаю вам, что следующий коновой PQ-18. с необходимыми для нашего общего дела грузами выйдет в Архангельск в первые дни сентября. Я полностью осознаю его необходимость и нужность для общего дела.

– А я, в свою очередь, – ответил Сталин, – осознал важность операции «Факел» и желаю вам в этом удачи!

На том два руководителя стран, объединенных борьбой против нацистов, расстались до следующей встречи в 1943 году.

Но и в 1943 году также не был открыт второй фронт. Однако обещание по конвою PQ-18 Черчилль выполнил. 2 сентября он, в составе тридцати девяти грузовых транспортов с военной техникой и стратегическими материалами для военной промышленности, вышел из Англии. Через семнадцать дней пароходы пришли в порт Архангельска, доставив сто пятьдесят тысяч тон грузов, которые были крайне важны в Сталинградской битве. Конвой и на этот раз также понес потери: тринадцать транспортов были потоплены. Но и немцы недосчитались при борьбе против PQ-18 сорока четырех боевых самолетов, четырех подводных лодок. Соответственно, погибли и их экипажи – сто шестьдесят пилотов и штурманов и двести пятьдесят подводников оказались на дне Северного Ледовитого океана в своих железных могилах.

Глава 11. План Паулюса по уничтожению Сталинграда

В Полтаве, в «Пасторском особняке», где также размещался штаб 6-й армии, 19 августа Паулюс собрал командиров дивизий, а от люфтваффе присутствовал генерал-полковник барон фон Рихтгофен.

– Господа, мы должны, как можно быстрее выполнить приказ нашего фюрера и на первом этапе захватить Сталинград. Но войска противника, безусловно, уже создали вокруг него глубоко эшелонированною оборону и плацдармы для контратак, накопив для этого силы, в том числе и танковые бригады. Исходя из данной ситуации, надо быть готовыми к упорному сопротивлению врага и преодолеть его. Для этого мы двумя классическими обхватывающими ударами с севера и юга должны создать «котел» и запечатать город, отсекая красных от его защитников. После этого ворваться в него и там ликвидировать остатки войск врага! Мной получена телеграмма от начальника Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Гальдера с приказом о том, что после овладения Сталинградом все его мужское население предстоит уничтожить, а женщин вывезти на работы в Германию. Генерал, – обратился Паулюс к Густаву фон Виттерсгейму, командующему четырнадцатым танковым корпусом, – вашим людям придется напрячь все силы в боях в городских условиях. Предполагаю, что сражения будут вестись за каждый квартал и даже за отдельные дома. Исходя из этого, предполагаю, что основная нагрузка по овладению городом в основном должна лечь не на танки, а на пехотные механизированные дивизии и корпус штурмовых орудий. Генерал-полковник, – теперь Паулюс обратился к Рихтгофену, – прежде чем ворваться в Сталинград, его надо подвергнуть массированной бомбардировке, расчистить путь бравым солдатам генерала Виттерсгейма. Тем более что фюрер, приказал стереть его с лица земли.

– Наш штаб планирует,– начал Рихтгофен, – использовать все имеющиеся в нашем распоряжении бомбардировщики и штурмовики количеством шестьсот самолетов, причем экипажи в сутки выполнят по нескольку боевых вылетов, общее количество которых составит более двух тысяч за один день, то есть 23 августа, когда ваша армия перейдет в наступление. – генерал замолчал, достал из папки фотографии и передал их Паулюсу, а затем продолжил: – Все экипажи бомбардировщиков получили вот такие аэрофотоснимки, что я вам передал для ознакомления, тех объектов, которые они должны уничтожить. Основные цели – это заводы, нефтехранилища, вокзалы и подъездные пути к ним, пристани. Пикировщики будут работать конкретно по боевым порядкам русских на передовой, расчищая дорогу нашим бравым солдатам.

Воскресным утром 23 августа 14-й корпус, пробив в обороне сталинградской армии узкий коридор шириной всего восемь километров, вышел к Волге практически рядом с тракторным заводом с целью захватить его, так как, несмотря на то, что линия фронта проходила практически рядом с цехами, в них продолжали выпускать тридцатьчетверки, которые здесь же комплектовались экипажами, боеприпасами и вступали в бой.

Этот прорыв фон Виттерсгейму обошелся потерей несколько тысяч солдат и тридцати танков. Их уничтожили точными выстрелами бойцы 1077-го зенитного артиллерийского полка.

Контратаки Красной Армии по находившемуся в узком мешке 14-му корпусу постоянно продолжались. И он в ходе боев был отброшен несколько дальше от тракторного завода, да в целом в этот день продвижение 6-й армии к Волге замедлилось.

Глава 12. Обер-фельдфебель Шнайдер

Во второй половине дня 23 августа в безоблачном небе появились эскадрильи люфтваффе. Вначале на город были сброшены осколочные бомбы для поражения живой силы, затем настала очередь зажигалок. В Сталинграде один за одним стали возникать пожары, и вскоре город превратился в один пылающий огромный факел, горела даже Волга от разлитого после взрыва на нефтебазе топлива. Следом в пылающий город полетели тонные фугасы, превращавшие здания в груды щебня.

Волнами, одна за другой, заходили бомбардировщики на город, сбрасывая свой смертоносный груз. Немецкие экипажи выполняли по несколько вылетов в этот день. Бомбардировщики приземлялись и тут же вновь заправлялись бензином, к ним подвешивались бомбы, а экипажи получали новые цели в городе.

– Шнайдер, теперь задание для вашего экипажа. На этот раз вы бомбите химзавод, расположенный в так называемой «теннисной ракетке», – передавая тому полетный лист боевого задания, приказал майор Эрнст Кюхл, командир 2-й группы 55-й бомбардировочной эскадры под названием «Гриф», пилоту «Хейнкеля 111». – Твой штурман, обер-фельдфебель Кляйн, получил все расчетные данные и фото цели. Летите в составе звена, то есть тройкой. Шнайдер, ты ведущий и взлетаешь сразу за мной, держишь минимальное расстояние между нашими самолетами. Внимание, – майор обратился ко всем экипажам, – как и в предыдущие вылеты, полная осмотрительность, чтобы исключить столкновение бортов в воздухе. Так как одновременно над Сталинградом и на подходе к нему с разных направлений в воздухе будет находиться более сотни самолетов не только нашей 55-й эскадры, но и других соединений 8-й воздушной армии. Все экипажи будут работать строго по своим целям. Поэтому четко выдерживать высоту эшелонов, в ваших полетных заданиях она указана. Советских истребителей и на этот раз, видимо, не будет. Работает по нам только зенитная артиллерия, да и то, по данным штаба, 6-й армии большая ее часть направлена на передовую для борьбы с танками генерала Виттерсгейма, – подытожил Кюхл. В эскадре, ввиду его возраста, а ему было уже за полсотни лет с гаком, его уважительно называли «дедушка Эрнст – пятьдесят пять из пятьдесят пятой».

– Фридрих, – обратился Шнайдер к своему штурману, – что за необычное такое обозначение цели?

– Сталинградская внутренняя железная дорога окружает этот завод наподобие теннисной ракетки, вот от этого и такое название нашего объекта, – ответил тот. – Да ты сам, Курт, посмотри на аэрофотоснимке, что нам выдали.

– На самом деле, этой железнодорожной веткой хоть в теннис играй, так что нам особенно не придется напрягаться в поиске этой цели, – подытожил Шнайдер, – пошли к самолету, остальной экипаж уже возле него.

– Герр обер-фельдфебель, «птичка» готова к полету, заправка полная, как говорится, по горлышко. Бомбы подвешены, – доложил старший техник. – Это ваш уже четвертый боевой вылет за сегодняшний день, «птичке» пора и отдохнуть, да и вам тоже, но все же удачи! – пожелал он.

– По правде говоря – подержал разговор Шнайдер,– конечно, устали, но хорошо, что русских истребителей не видно и лишь изредка работают их зенитки. Мы за сегодняшний день практически полностью разбомбили весь Сталинград. Этим вылетом, можно сказать, поставим точку в виде большой вороники на месте завода. Русские надолго запомнят 23 августа – практически вся, бомбардировочная авиация рейха участвует в этой масштабной операции по уничтожению упорно не сдающегося города. Экипаж, по местам, – приказал Шнайдер и, отдав честь технику, первым из экипажа через нижний люк полез в фюзеляж и прошел в кабину. Сел в кресло, натянул на себя подвесную систему парашюта. Защелкнул и зафиксировал металлические концы лямок в его замке, а затем проделал такую же операцию с привязными ремнями.

Пока он с ними возился, на свое место, расположенное немного впереди и справа от командирского кресла, протиснулся штурман, который быстро надел парашют и, повернувшись к Шнайдеру, подмигнув тому, весело сказал:

– Герр обер-фельдфебель, разрешите не пристегиваться к креслу. Уже вечер, воздух спокойный, болтанки не будет, да и, к тому же, через сорок минут надо будет ложиться на пол кабины к бомбоприцелу.

Шнайдер в знак согласия кивнул головой и весело добавил:

– Разрешаю, герр фельдфебель.

Затем надел шлемофон, подключил его разъем к бортовой сети и, связавшись поочередно с остальными членами экипажа – бортмехаником и двумя стрелками, верхним и нижним, убедился в их готовности к вылету.

Обер-фельдфебель вначале запустил левый мотор, а потом, когда тот устойчиво заработал, занялся правым. Прогрев их до нужной температуры, показал механикам на земле, рукой чтобы те убрали стояночные тормозные колодки из-под колес. Получив в ответ сигнал, что их уже нет, порулил на взлетную полосу и пристроился в хвост к готовившемуся взлететь «бомберу» штабной эскадрильи, который пилотировал Кюхл. И когда майор пошел на взлет, обер-фельдфебель подождал, чтобы пыль хоть немного осела, двинул сектора газа вперед, двигатели вышли на взлетный режим, и Шнайдер прокричал:

– Абфарен!²

Несмотря на то, что моторы ревели на максимальных оборотах, «сто одиннадцатый» вяло набирал скорость. Что, впрочем, было и неудивительно. Шнайдер в этот полет приказал подвесить две бомбы по тонне и еще две по двести пятьдесят килограммов, плюс полная заправка составляла предельную нагрузку, которую мог поднять «Хейнкель 111».

И все же земля с каждым мгновением все быстрее и быстрее убегала под самолет, амортизационные стойки шасси перестали стучать, когда колеса попадали на неровности летного поля.

– Курт, – прокричал штурман, – скорость отрыва сто семьдесят!

– Фридрих, мы перегружены, поэтому подниму от земли птичку на большей скорости.

– Сто девяносто, – вновь прокричал штурман.

Шнайдер кивнул головой, слегка потянул штурвал на себя, и «Хейнкель» медленно, нехотя оторвался от земли и перешел в плавный набор высоты.

То заглядывая в лист боевого задания, то осматривая через остекления кабины воздушное пространство вокруг самолета, штурман стал выдавать команды пилоту.

– Курт, сбор всей эскадры над Морозовской, то есть над нашей базой. На построение всего «крыла» уйдет минут тридцать, как раз к этому времени займем высоту полета пять тысяч метров. И затем плотным строем летим на Сталинград, над ним рассредоточимся и каждая группа будет работать по своим целям.

– Понял, – ответил Шнайдер.

– Штурман, уже четыре тысячи, когда ложимся на маршрут?

– Не волнуйся, командир, по моим расчетам, сейчас майор возьмет направление на Сталинград, и, конечно, мы. За нами наше звено, соответственно все эскадры лягут на нужный курс. Да, как я и говорил, Курт, «дедушка Эрнст» взял направление на Сталинград. Загорелась сигнальная лампа на курсовом автомате компаса как подтверждение, что мы летим строго к цели. – И продолжил: – Впечатляющее зрелище – полсотни бомбардировщиков в плотном строю!

– Да, если русские истребители сунутся к нам, представляю, каким огневым шквалом встретят их наши бортстрелки. Безнадежное занятие атаковать такую армаду, – поддержал штурмана Шнайдер. А затем продолжил: – Фридрих, да их за целый сегодняшний день никто из нашей эскадры их не видел. Но смотри, на горизонте появился весь в дыму Сталинград. Давай, штурман, ложись на нижнюю бронеплиту и настраивай автомат бомбового прицела.

– Есть, герр обер-фельдфебель, – весело отозвался тот, устроившись лежа поудобнее в передней части кабины, прильнул к бомбовому автоматическому прицелу и стал колдовать с ним вводя все нужные параметры полета для точного сброса бомб.

– Герр обер-фельдфебель! Центр завода в перекрестье прицела! Теперь, Курт, строго выдерживай скорость и высоту, и мы точно накроем завод. Все, – продолжил штурман, – загорелась лампа захвата цели, я установил последовательный автоматический сброс бомб с небольшим интервалом.

Через минуту «сто одиннадцатый» вздрогнул, от него одна за другой отделились бомбы и понеслись со свистом к земле.

– Курт, разворот влево на шестьдесят градусов, и бери курс на «Банхоф», то есть на «Вокзал», – так штурман принятым в люфтваффе кодом назвал аэродром своего базирования.

Он уже сидел на своем рабочем месте и настраивал радиополукомпас на Морозовскую. И когда на нем загорелась лампочка, подтверждающая, что самолет летит на аэродром, а не от него, довольным тоном произнес:

– Курт, все, держи стрелку строго по центру, и можно включить вновь автомат курса, – И, взглянув на указатель скорости и произведя вычисления на навигационной линейке наподобие логарифмической, продолжил: – Ветер попутный, так что путевая скорость больше, чем воздушная. Небо голубое, чистое, ни облачка, видимость, как говорится, от горизонта до горизонта, просто красота, как в мирном небе, Курт! Через сорок минут тридцать секунд покажется наш аэродром, и будем считать, что мы дома, – добавил штурман.

– Это хорошо, Фридрих, что ты сказал: «будем считать», – сказал Курт и затем спросил у воздушных стрелков: – Как обстановка?

Те поочередно ответили:

– Наша тройка, командир, отбомбилась вслед за нами и визуально было видно, что мы полностью разрушили объект! Другие эскадры также работали по Сталинграду, он весь в огне и дыму, там, внизу, видимо, настоящий ад, так как огонь с дымом поднимаются более чем на тысячу метров и даже выше.

– А русские истребители?

– Нет, командир, сейчас не видно. Правда, вначале несколько « Ифанов» пытались атаковать. Но бортстрелки всех самолетов встретили их дружным огнем, создав огненную завесу, и русские, увидев такой огненный шар трассирующих снарядов, отвернули, дали ходу и быстро скрылись из виду. Мы, герр обер-фельдфебель, тоже стреляли, хотя русские и были далеко от нашего самолета!

– Фридрих, – обратился Шнайдер к штурману, снимая шлемофон и наклоняясь к нему. Тот тоже его снял и вопросительно посмотрел на командира, а тот продолжил: – Мы устроили кромешный ад там, внизу, выполняя, как сказали в штабе, приказ фюрера стереть Сталинград с лица земли. Но там и штатские гибли под нашими бомбами.

– Да брось, Курт, не забивай голову такой ерундой, как жалость к врагу. Тем более у нас со страниц всех газет доктор Геббельс постоянно твердит, что русский – это недочеловек и их надо уничтожать.

– Фридрих, но ты вспомни, как в конце мая англичане налетели бомбардировщиками, а их было более чем тысяча, на старинный и прекрасный Кельн. Тогда, как говорят, было разрушено более двадцати тысяч зданий. Под их руинами погибло почти полтысячи человек. Наверное, английские пилоты, сбрасывающие бомбы на города Германии, также считают нас, немцев, неполноценными людьми, которых надо уничтожать.

– Курт, это все, как его называет наш фюрер, поджигатель войны Черчилль. Если бы он заключил мир с Германией, а не полез в драку с нами, то мы бы сообща давно бы покончили с коммунистической Россией.

– Хватит философствовать, Курт, впереди Морозовская, готовимся к посадке, как говорится, слава Всевышнему, что и на этот раз вернулись целыми и невредимыми. После приземления поедим – и в клуб, к барной стойке, а затем можно и развлечься с местными девочками, как тебе такая перспектива, Курт?

Тот убрал обороты двигателя, плавно взял штурвал на себя, и «Хейнкель 111» покатился по полосе, Шнайдер по окончании пробега зарулил на стоянку, выключил двигатели и, обернувшись к штурману, устало сказал:

– Все! Теперь, Фридрих, можно строить и планы на вечер, а вернее, на ночь.