Kitabı oku: «Преодоление», sayfa 2
– Так нечестно, – закипятился гуцул. Он натурально обиделся и разозлился за этот непредвиденный и удивительный для него проигрыш, ведь в прошлом он одержал множество сокрушительных побед.
– Дуэль прошла согласно всем договорённостям, – совершенно спокойно парировал Степан Владимирович, и почти все присутствовавшие его полностью поддержали, утверждая:
– Уговор дороже денег!
Некоторые наблюдатели финального поединка от души смеялись, а были и те, кто ржали как лошади. Многие хихикали, заулыбался в конце концов и закарпатец.
Глубоко вздохнув широкой грудью, Степан Владимирович тихо, с полной откровенной серьёзностью произнёс:
– Эх, ребята, на фронте и похлеще случалось.
* * *
В райбольнице главным хирургом работал тоже бывший участник войны, служивший в прифронтовом госпитале. Не то чтобы у него охота была любимым хобби, но в разрешённый период он отмечался в лесу со своей старой тульской двустволочкой, доставшейся в наследство от отца.
По осени в выходной день – день открытия охоты – он со своим мечтательным приятелем Василием отправился на «жигулях» в знакомый лес, дабы набрать ся впечатлений. С синего безоблачного небосвода с утра ярко светило солнце, ветерок чуть шелестел на верхушках деревьев. Охотники разошлись в разные стороны, чтобы встретиться в условленном месте на старой вырубке. Через полчаса гуляния по хорошо знакомому лесу хирург заметил некое движение в кронах деревьев. Он не понял, тетерев это или глухарь, но ближе подойти не решился из-за боязни спугнуть желанную добычу. Прицелившись сквозь многочисленные ветви, он нажал на спусковой крючок. После выстрела в ответ он услышал стон и отборную ругань, произносимую знакомым голосом. Он подбежал к дереву, на котором, как он полагал, копошилась крупная птица, и увидел, что внизу, на сучке, висят двустволка Василия и патронташ. Дерево оказалось многолетним кедром.
– Что же ты наделал, скальпелево отродье? – сверху с болезненным стоном спросил подраненный Василий. – Что такое творится в твоей продырявленной медицинской бестолковке?
– Извини, друг, но издали мне показалось, что я видел глухаря. На кой ты полез на верхотуру?
– Так здесь же полно кедровых шишек, я уже скинул десятка полтора.
– Я и думал, что там птица шумит.
– Ты, чёртов охотник, не по птице, а по мне палил.
– Прости грешного, Вася, не доразобрался. Ты слезай побыстрей.
– Хорошо сказать, ведь любое движение причиняет боль.
– Собери, Вася, все силы в кулак и слезай – не жить же тебе там, на вершине, вечно.
– Попробую.
– Другого пути нет, – констатировал авторитетно хирург.
Со стонами, руганью и причитаниями Василий начал болезненный спуск с раскидистой вершины могучего кедра. До земли подраненный охотник добрался минут через пятнадцать, поскольку временами пережидал, пока уляжется боль от очередного движения. Когда Василий спустился на мох, хирург подхватил его на спину и понёс из леса к машине. У машины он разложил спинку переднего сидения, положил Василия на живот и на малой скорости, чтобы поменьше трясти раненого товарища, объезжая рытвины, ямы и ухабы, поехал в посёлок. У одного из первых домов он остановился, зашёл к знакомому и попросил позвонить в больницу, чтобы срочно готовили операционную и немедленно вызвали на работу в выходной день двух медицинских хирургических сестричек.
«Жигули» подъехали к крыльцу больницы, а у входа уже ожидали медработники. Аккуратно переложив Василия на носилки, его быстро доставили на операционный стол. Пока хирург снимал охотничье снаряжение и надевал белый халат и перчатки, а также дезинфицировал руки, прибежали хирургические сёстры и тоже стали готовиться к операции, которая продлилась более трёх часов. Из тела Василия достали много дробинок, так как заряд пошёл кучно. Операция прошла успешно. Года два Василий не разговаривал с хирургом вообще, тот после этого случая повесил двустволку на стену и больше никогда не снимал – окончательно завязал с этим увлечением. В посёлке и окрестностях после этой неприятной истории заботливые женщины отправляли мужей на охоту в период созревания кедровых орехов со словами:
– Не стреляй вверх, вдруг попадёшь в кого-нибудь.
* * *
В райцентре, недалеко от конторы совхоза «Приуральский» – совхоза-«миллионера» – в небольшом недавно построенном деревянном одноэтажном здании располагалась государственная ветеринарная лечебница. Руководил ею тридцатилетний красноречивый молодой человек крепкого спортивного телосложения и с короткой стрижкой. Даже в коровник он ходил элегантно одетым. Однажды он, проверяя свои рыболовные сети, обнаружил запутавшуюся в них ондатру. Та не подавала ни малейших признаков жизни, и районный ветеринарный врач попытался освободить её из сетей. Внезапно она показала, что жива-живёхонька, и укусила ветврача за руку. Тот капнул йодом на ранки, залепил их пластырем; он мало обратил внимание на укус и продолжил рыболовные мероприятия. Когда на следующее утро он проснулся от боли в руке, то спохватился: ранки переросли в большой волдырь, и опухоль разрасталась. Известные ему медикаменты должной помощи не оказали. По посёлку пошёл даже слух, что речь идёт о заражении крови и придётся в лучшем случае ампутировать кисть руки ветеринара. К счастью, местный знахарь с помощью каких-то сборов и отваров возвратил руку ветврача в нормальное состояние, а его самого к трудовой деятельности на общее благо. Местные рыбаки ондатр из сетей не выпутывали просто так, поскольку знали от предков, что на зубах ондатры имеются какие-то ядовитые то ли вещества, то ли микробы.
* * *
Достопримечательностью посёлка являлся дед Ильюха с практическим складом ума. Он по стажу и по годам вышел на пенсию, которую оставлял в основном в районной аптеке. Но тратил оную не на лекарства, а на одеколон. Однажды летним погожим утром он встретил человека, который купил автобусный билет до Ухты. Но до отхода автобуса имелось ещё три часа с лишним, и неуверенный в себе встречный не знал, чем заняться в свободное время. Дед Ильюха спросил:
– Много ли мелочи осталось?
Встречный вынул горсть мелочи из кармана серого плаща.
– Нам хватит, – посчитал дед Ильюха. – Подожди меня здесь.
Дед вернулся довольный и сообщил:
– Купил два пузырька.
– Где?
– В аптеке.
– Это безопасно?
– Естественно.
– А где употребим?
– Так на берегу Диньёльки – это маленькая речушка, почти ручей – впадает в Печору.
– Ну пошли, коли так.
На берегу речки дед Ильюха достал два флакона одеколона. Только тут проезжий мужчина начал понимать, во что вляпался, но всё-таки спросил:
– И чем будем закусывать?
– Рыбкой аркой.
– А что это такое?
– Увидишь.
Дед Ильюха подобрал на берегу ручья старую дырявую кастрюлю, выкинутую из обихода несколько лет назад. Он кинул в неё горсть земли и поставил в воду рядом с берегом. Через полминуты он вынул кастрюлю из ручья, слил воду, а на дне остались трепыхаться маленькие рыбёшки сантиметров шесть длинной.
– Вот это и есть арка.
– Красивая рыбка.
– Сейчас поймалось шесть штук – три тебе и три мне.
– И как мы будем закусывать?
– Некоторые едят с головой, но у меня годы уже не те, поэтому я голову откусываю, выплёвываю, а закусываю только самой рыбой.
Приезжий сказал:
– Что-то мне это не совсем нравится.
– Попробуешь – поймёшь вкус жизни.
– Мне как-то расхотелось выпивать тройной одеколон с этакой живой закуской.
– Ты отказываешься со мной пить?
– Категорически.
– Да ты знаешь, кто со мной здесь, на этом самом месте, пил «тройной» и закусывал вкусной аркой?
– Кто же?
– Здесь, вот на этом самом неказистом бугорке, со мной пил и Герой Советского Союза, и враг народа.
– Я допускаю, героев у нас много.
– С настоящим Героем Социалистического труда! Так он за милую душу употреблял арку! И ещё причмокивал.
– Это понятно.
– Так в чем же дело? Прикладывайся к свежатине и вкуснятине. В каком ресторане найдёшь ещё такой сервис?
– Мне понятно, что вы здесь сидели с героем. А как получилось, что с врагом народа?
– Да точно так же: хлебнули по фунфырю тройного одеколона и закусили первоклассной аркой.
– Видишь ли, нас в школе учили, что со всеми врагами народа в нашей стране окончательно покончено в 1937 году. Откуда у тебя тут вот мог появиться враг народа?
– Так бродил здесь по селу.
– Не понимаю, как тебя с врагом-то угораздило выпить?
– Как обычно. Выпили мы с разговорчивым прилично одетым мужиком по фунфырю, закусили свеженькой аркой и только собрались расходиться по своим делам, как сюда, на берег Диньёльки, нагрянули чекисты и взяли того, с кем я только что пил тройной одеколон, под белые рученьки. Оказался тот бывшим власовцем – врагом народа.
– Это чекисты рассказали?
– Да. Говорят, он, сукин сын, во время войны в вазовской форме из чёрного немецкого автомата стрелял и по гражданским, и по бойцам нашим. Нашлись свидетели его злодеяний.
– И много здесь таких?
– Кто же их знает? Периодически у нас по району отлавливают нацистских пособников, которые сюда приехали прятаться и из Белоруссии, и из Украины, и из разных российских благословенных мест.
– Ты, дед, извини, но я всё равно не буду есть полуживую рыбу.
– Ну и напрасно, – ответил дед Ильюха. – Погоди, я своё выпью, закушу, тогда и пойдём вместе – провожу я тебя.
2. Лесозаготовительный посёлок
Отец и мать Петра Котенко – Михаил Богданович и Анна Кузьминична – приехали в посёлок из Псковской области, спасаясь от многолетней послевоенной голодухи и почти бесполезного изнурительного труда. Они завербовались, получили деньги за проезд до места жительства, получили подъёмные, ведомственное жильё от лесозаготовительного предприятия и, как многие другие приезжающие сюда, тоже первоначально предполагали, что заработают денег за несколько лет и уедут в иные, более цивилизованные и более тёплые места, но жизнь в местности, приравненной к районам Крайнего Севера, и их накрепко засосала.
В письмах знакомые скобари сетовали, что сами не знают и не понимают, как выживают.
Наверное, излагали они в письмах, Всевышний проверяет их на стойкость и не даёт умереть, а мучаются они за грехи свои и за грехи пращуров. Поэтому долго им придётся отмаливать и отрабатывать прегрешения свои и чужие.
Размышляя над полученными весточками, родители Петра сделали далеко идущие выводы о своём житье-бытье. Они осели здесь, в данном лесозаготовительном поселении, которое с 1956 года приобрело статус посёлка, и не стремились в ближайшей перспективе уезжать с насиженного места. В псковскую деревню, откуда они приехали завербованными на лесозаготовки, родители опасались возвращаться по той простой и многозначительной причине, что имелась очень большая вероятность, что местные власти запросто смогут отобрать у них полученные законным образом государственные паспорта и заставят трудиться в захудалом совхозе, который сам себя оказывался не в силах прокормить.
Из райцентра попадали в лесозаготовительный посёлок исключительно по грунтовой дороге, причём по пути следовало преодолеть реку Мылву по двадцатиметровому деревянному мосту, который находился в трёх километрах от райцентра. Грузовые автомобили, лесовозы и тракторы преодолевали реку только в зимнее время по ледяной и специально заливаемой переправе рядом с мостом. Легковые автомобили и автобусы по мосту ехали только поодиночке, а в весеннюю распутицу из-за льда, сносимого паводком, и из-за плывущих отдельных полузатопленных брёвен водители автобусов обязывались высаживать пассажиров, чтобы те для безопасности пешком переходили старенький проблемный деревянный мост, после чего терпеливо продолжали поездку в автобусе.
Даже в первые послевоенные годы по реке Мылве, как и по Печоре, сплавляли лес в период весеннего паводка и молем, и небольшими плотами, которые могли разрушить опоры моста. Поэтому мост построили только после прекращения сплава древесины, хотя отдельные утерянные брёвна всё-таки доставляли мосту неприятности. Районная дорожная служба регулярно, особенно в период паводка, оценивала состояние моста и иногда укрепляла сваи и подновляла настил. Её сотрудники баграми или вытаскивали брёвна на сушу, или проталкивали между сваями моста, чтобы они, не повредив его, плыли дальше вниз по течению, где порой их при возможности и необходимости перехватывало местное население для собственных насущных нужд: например, когда имелась необходимость подновить нижний венец сруба избы или построить баньку. Да и дрова играли немаловажную роль в жизни и приезжих, и коренных жителей региона. Дрова согревали в длительную холодную пору и помогали в приготовлении пищи.
Рейсовый автобус ходил из автотранспортного предприятия райцентра в посёлок два раза в сутки – утром и после обеда. Первоначально имелся и третий вечерний рейс, но после двух аварий, когда однажды полетело сцепление, а в другой раз отказали тормоза, посылать автобус вечером больше не решались – как бы чего не вышло с пассажирами. В зимнее время, сразу после прочистки грейдерами дороги, автобусники устанавливали рекорды – на рейс уходило даже чуть меньше сорока минут. Самый долгий путь проходил в распутицу и занимал час и более.
Жилая часть посёлка в основном представляла собой единственную улицу, на которой по обе стороны располагались одноэтажные типовые деревянные четырёхквартирные щитовые дома. Каждая квартира имела две комнаты, кухню и свой отдельный вход. Если семья оказывалась многодетной или большой по иным причинам, ей выделяли две смежные квартиры. Проблемы с жильём внутри посёлка в основном отсутствовали, потому что при необходимости типовой щитовой дом могли возвести достаточно быстро, что иногда проделывали в летний период.
У каждой семьи имелся маленький огородик между калиткой и крыльцом на пару грядок, на коем пытались выращивать насущную зелень: лук, чеснок, укроп, петрушку, сельдерей или что-либо подобное. Здесь же пробовали сажать морковку и свёклу. С картошкой проблемы почти отсутствовали, особенно осенью, когда на ближайших совхозных полях убирали урожай с помощью картофелекопалки, школьников да сотрудников различных предприятий райцентра. Кое-кто из старожилов-садоводов высаживал у забора выкопанные в лесу кусты дикой красной смородины и дикой малины, ягодами которых часто питались местные птицы. Огородники и садоводы завсегда делились друг с другом семенами и сведениями о лучших днях посадки огородных культур по приметам или по лунному календарю. На перекрёстке домовладений на летнее время устанавливали совместное надёжное пугало для спасения плодов огородных трудов от пернатых товарищей.
В данном посёлке проживали исключительно люди, что работали в лесопункте по заготовке древесины, или люди, занятые обслуживанием лесозаготовителей. Поэтому лесопункт вполне заслуженно можно назвать «посёлкообразующим предприятием».
Население составляли взрослые работники и дети детсадовского или школьного возраста. Молодёжь постарше обычно уезжала учиться в техникумы. Мало кто имел желание возвращаться после учёбы в лесозаготовительный посёлок, каковой представлялся им уже Тмутараканью. Ребята, ушедшие на срочную службу в армию, чтобы отдать свой священный долг, часто там находили для себя более комфортные и респектабельные места для продолжения жизни, тем более семейной.
Так старший брат Петра – Олег – обладал даром красного словца, рос парнем нехилым. Отец смастерил ему у крыльца дома настоящий турник, на котором тот любил отжиматься и вертеться; даже зимой по утрам – перед отправкой в школу – подтягивался раз по двадцать. Можно даже сказать, что он был атлетом местного значения. Олег, отслужив срочную в Тамбовской области, остался на сверхсрочной службе сержантом, в том числе потому, что встретил и полюбил свою единственную и ненаглядную девушку-прапорщика, которая за месяц до окончания его срочной службы родила ему прекрасного сына. Руководство воинской части возложило на Олега интендантские обязанности прапорщика на период её декретного отпуска. Позже у молодых появились ещё две девочки-двойняшки, а семья стала многодетной. Олег также через какое-то время стал прапорщиком. Молодая счастливая пара, одетая, обутая и накормленная за казённый счёт, все свободное время уделяла своим счастливым детям.
Молодёжь появлялась в лесозаготовительном посёлке в основном со стороны приезжих, завербованных и ссыльных; из тех, кто хотел подзаработать, или из тех, кто хотел уйти от того общества и уклада жизни, где данный человек трудился дотоле.
Пенсионеров в таёжном посёлке не наблюдалось, поскольку не все доживали до пенсионного возраста из-за сурового климата, недостаточного снабжения продуктами питания и недостаточной медицинской помощи; ведь даже если доктор прописал какое-либо снадобье или таблетки, то необходимое далеко не всегда отыскивали в аптеке райцентра или в райбольнице. А те, кто доживал до предпенсионного возраста, старались уехать в центральную полосу страны, например, в Рязанскую область или в Поволжье.
При этом не только в данном далёком лесозаготовительном посёлке, но и в других подобных местах ходило устойчивое поверье, что случалось как-то прежде, что пенсионеры из наших мест приобретали жильё недалеко от черноморского побережья или на Кавказе, например, в Пятигорске, но смогли там прожить лишь около года, а потом умирали чаше всего от кардиологических проблем – от инфаркта или от инсульта. Возможно, действовала резкая смена географической широты, климата или обилие солнечного света, или переизбыток в свежих продуктах питания витаминов, или избыток комфорта, или ещё какие-то факторы, но таким плачевным примерам имелись многие истинные подтверждения.
Для привлечения на работу людей государством здесь установлен надбавочный коэффициент на получаемую зарплату – 30 %. Кроме того, в течение пяти лет работы ежегодно добавлялся коэффициент 10 %. В итоге через пять лет работы человек в дальнейшем получал 80 % надбавки к своей заработной плате. Имелись многочисленные случаи, когда люди собирались проработать здесь всего лишь года три, но надбавочный коэффициент засасывал их, и они оставались трудиться надолго. Правда, частично коэффициент гасился более высокими ценами на продукты питания и товары широкого потребления, а также на различные услуги. Так как объектов траты денег особо не наблюдалось, спускать честно заработанное оказывалось не на что. Почти все работники лесопункта примерно половину зарплаты по собственному заявлению переводили в сберегательную кассу автоматически из бухгалтерии лесозаготовительного предприятия.
Месяц март являлся и является ударным временем для лесозаготовителей – зимние наезженные дороги еще прочны, а морозы лютуют лишь ночами. И с бензопилой по насту до ствола дерева добираться гораздо удобнее, чем по пояс в рыхлом снегу.
В тот год лесозаготовители решили продлить ударный месяц тем, что вывозить древесину с нижнего склада принялись ночами по твёрдым подмороженным дорогам, не разбивая их и не устраивая глубокую колею.
И вот уже близился конец апреля, а лесовозы, пыхтя и урча, всё ещё бороздили фарами ночное пространство тайги.
Стояла весна. Радостное солнце уже вторую неделю отжигало с безоблачного лазурного небосвода. Пожухлый снег ещё лежал на полях осевшим слоем, но дневные ручьи пели оптимистические песни, несмотря на то, что ночами ручейки промерзали.
Абсолютно все ждали: вот-вот начнут вскрываться реки, прилетят стаи перелётных гусей, уток и других птиц и принесут с собой надёжную весточку о долгожданном и искренне желаемом тёплом лете.
Располагался в посёлке и машинный парк, где ночью спали лесовозы с полуприцепами с крестовыми сцепками, а также оборудованные будками-кунгами грузовики, в которых перевозили лесозаготовителей на делянку на верхний склад – заготовительную разрабатываемую делянку, и на нижний склад – на разделочную площадку и место хранения заготовленной древесины. Надо отметить, что поутру на работу вначале везли мужчин-вальщиков, а на следующем фургоне женщин-сучкорубов, часто исполнявших для поднятия духа различные известные песни: «Катюшу», «Летят перелётные птицы», «Вот кто-то с горочки спустился» и другие подобные ретрохиты, которые часто передавало или ретранслировало местное радио или которые слышали в художественных кинофильмах.
Здесь же, в машинном парке, проживали два бульдозера, используемых главным образом в зимнее время для очистки дорог ото льда и снега. Имелась и ремонтная мастерская со старенькими токарным и сверлильным станками, а также трансформатором для электросварки. Склад запасных частей почти всегда пустовал, и зачастую слесарям-ремонтникам приходилось брать запчасти со старой неисправной актированной техники, которая имела свой угол в машинном парке, или обращаться за помощью в близлежащие организации, у которых с запчастями имелись подобные проблемы. И из-за отсутствия запасных частей техника могла простаивать в процессе ремонта слишком долго.
* * *
У края машинного парка лесопункта стоял балок в виде бочки, в котором проживал сторож по фамилии Баханов, – любитель оригинально порассуждать. В его непосредственные обязанности входило следить за оставленной на ночное хранение техникой, чтобы никто её не повредил, даже случайно или преднамеренно не разукомплектовал. Зимой Баханов ходил в ватнике, ватных штанах, в высоких валенках и в выкрашенной в коричневый цвет заячьей шапке-ушанке. Жарким летом его гардероб пополнялся зелёным, несколько выцветшим хлопчатобумажным фирменным костюмом – спецодеждой лесозаготовителя, но ватник он далеко не прятал, а надевал его в ветреную или холодную погоду. От дождя у него имелся много раз продырявленный, чиненый-перечиненый зонтик. В райцентр по собственной инициативе он не ездил. Появлялся там лишь после длительных уговоров добрых знакомых, которым составлял компанию. Всё, что ему нужно, приварили знакомые механизаторы.
В балке имелась самодельная печка-буржуйка, которая кипятила чай механизаторам в холодное время года.
Однажды субботним тёмным вечером все рабочие ушли в посёлок по своим домам, а у сторожа в балке остался переночевать оператор челюстного погрузчика – рубаха-парень Микола. Это был приземистый крепкий парень с крупной головой и светло-русой шевелюрой, который за словом в карман никогда не лез. Он всегда ходил в спецодежде, выдаваемой лесозаготовителям согласно технике безопасности. Считалось, что он проживал в общежитии, но ночевал он зачастую где придётся.
Спозаранку тракторист, как спал – в рабочей спецовке, так и вышел на крыльцо балка справить нужду. Алая заря поднималась над востоком, обнажая синее небо, скрытое до того ночной темнотой. В то время отдельные островки снега уже не белого, а большей частью сизого ещё томились в лесной чащобе. Природа жадно дышала весной. На зелёном мху, освобождённом от снега, появлялись первые светло-коричневатые сморчки, из которых с пряностями, картошкой, перловкой или вермишелью получался отменный супчик, уносивший в иное измерение даже без ложки белоснежной, пахнущей силосом сметаны. Микола долго наслаждался природой.
У роспуска лесовоза шевелилось нечто буроватое, и тракторист спросонья принял животное за барана.
– Здорово бы отведать свежего шашлыка, – размечтался он сразу, затем порассуждал: – А если отвести его в деревню за несколько вёрст, так хозяин непременно выставит магарыч.
Понимая, что баран никуда не денется, тракторист Микола взглянул влево. Взобравшееся на дальние кроны бледное солнце испускало тусклые лучи меж стволов ближайших вечнозелёных хвойных деревьев. С правой стороны из серого и салатного мха торчали свежие пеньки, а вдали виднелись клочья слабого лазурного тумана.
Баран что-то проурчал.
Микола тщательно протёр слипшиеся от крепкого ночного сна глаза и увидел в десятке метров от себя вместо каштанового безобидного барашка настоящего мохнатого хозяина тайги – медведя. Тракторист беззвучно, на цыпочках, едва дыша вернулся в балок. Стараясь не шуметь, достал из-под топчана старенькую двустволку с прикладом коньячного цвета, разломил ее пополам и вынул из сверкающих чистотой стволов латунные гильзы с мелкой дробью на рябчика.
– Чего тебе надо? – громко спросил проснувшийся сторож, потягиваясь на полосатом матрасе, что находился на правом топчане.
– Имеются у тебя патроны с пулями? – шёпотом спросил Микола.
– Спрашиваю, Микола, чего тебе надо? – вновь спросил хозяин балка ещё громче.
– Рядом с ближним роспуском лесовоза настоящий упитанный медведь крутится, – сверкая заведёнными глазами, потихонечку шептал Микола. – Говори, Бахан, потише, а то косолапый услышит.
– Ну и что с того? – ещё больше повысил голос Баханов, он приподнялся на матрасе и неодобрительно посмотрел на Миколу.
– Вот я и спрашиваю у тебя про пули.
– Пуль нет, есть два патрона с крупной картечью, слева в патронташе, – продолжал говорить громко и встревоженно сторож.
Лихорадочно Микола вставлял найденные патроны в ружейные стволы.
– Тебе всё одно – не убить хозяина тайги, а если вдруг подранишь, так он из тебя хороший фарш сделает, а заодно и из меня.
Снарядив ружье и взведя курки, Микола потихоньку принялся открывать дверь, осторожно вышел на крыльцо, но ни бурого барана, ни урчащего лохматого медведя нигде поблизости не оказалось. А где-то вдалеке, в парме, раздался звонкий хруст сломанной ветви, и тракторист догадался, что косолапый медведь убежал в тайгу на почтительное расстояние.
Хватило у оператора челюстного погрузчика Миколы ума, чтобы не гнаться по лесу с ветхой берданкой за любознательным, умным, сильным и грозным медведем. Он разочарованный вернулся к сторожу в балок:
– Бахан, почему у тебя нет патронов с пулями?
– Как-то поздней осенью летела высоко стая серых гусей и перекликалась. Я прицелился, пульнул, и один гусь как подпрыгнул в строю, затем вновь занял свое место в клине, а я все ждал, что он начнёт пикировать. Не дождался. Тогда, хотя и поздно, лупанул на авось, но вовсе промазал. Наверное, я попал первым выстрелом гусю в крыло или вообще по хвостовому оперению.
– Я знаю, по гусям очень тяжело стрелять – нужны точный расчёт и долгая тренировка. Когда же ты нальёшь пули?
– Привези сюда мне ненужные, отслужившие свой срок аккумуляторные батареи из какого-нибудь автомобильного гаража или от речников/катерников, каких много на Печоре.
– Замётано, обязательно достану тебе свинец.
– Однако будь ласков, Микола, не пали по медведям.
