Kitabı oku: «Русские отцы Америки», sayfa 5
Дальновидение и смерть инженера Розинга
Необходимое дополнение к рассказу о первооткрывателях эры телевидения
Кто же всё-таки изобрёл телевизор? Теперь никто, конечно, не станет тут долго думать. Конечно же, Владимир Зворыкин – гениальный американский изобретатель с русскими корнями. Он и в самом деле обозначен в американском Зале национальной славы «отцом телевидения». Пусть так и будет.
Но я уже говорил о том, с каким почтительным удивлением читал я в автобиографических заметках самого Зворыкина признание, которое не только делает ему, Зворыкину, честь, но и такое, которое требует действий от тебя самого. Хочется немедленно отправиться в поиск. Оно, это признание, опубликовано ещё в 1947 году в книге Оррина Данлопа «Будущее телевидения»: «Когда я был студентом (в 1907–1912 гг.), я учился у профессора физики Розинга, который, как известно, первым применил электронно-лучевую трубку для приёма телевизионных изображений…». Ну и так далее.
Тут мне захотелось, конечно, прочитать всё, что написал ещё Зворыкин о Розинге. Это возможно теперь. Многие материалы стали доступнее. Вот, например, редкое издание «Автобиографии» Зворыкина: «…Профессор Б. Л. Розинг <…> заметил мой искренний интерес к предмету <…> и спросил, не хочу ли я помочь ему в его собственных экспериментах? Розинг пользовался у студентов непререкаемым авторитетом, и я, не раздумывая, согласился. В ближайшую же субботу я явился в его частную лабораторию, располагавшуюся через дорогу от института в здании Главной палаты мер и весов. (Помимо преподавания в Технологическом институте профессор Розинг также являлся штатным сотрудником Главной палаты). Там Борис Львович и рассказал мне, что работает над проблемой передачи изображения на расстояние, то есть над “телевидением”. Термина этого, конечно, тогда ещё не существовало, но так я впервые познакомился с понятием, которое с той поры навсегда вошло в мою жизнь… Наши отношения вскоре переросли в дружбу. Он был не просто выдающийся ученый, но глубоко и разносторонне образованный человек, видевший во мне не только ассистента, но и коллегу… Розинг значительно опередил своё время. Его система требовала составных частей, которые ещё не были созданы. Например, никто толком не знал, как получать фотоэлементы, необходимые для преобразования света в электрическую энергию. Калиевые фотоэлементы были описаны в литературе, но технику их получения приходилось разрабатывать самим. Вакуум тоже создавали допотопными методами – с помощью ручных вакуумных насосов или (что чаще) подолгу поднимая и опуская тяжёлые бутыли со ртутью, что отнимало огромное количество времени и сил. Электровакуумный триод был изобретён американцем Ли де Форестом менее года назад и выписать его из Америки не представлялось возможным. <…> Даже стекло обычных колб оказалось слишком хрупким и пришлось самим осваивать стеклодувное ремесло. Но всё-таки к концу нашей работы профессор Розинг получил действующую систему, состоящую из вращающихся зеркал и фотоэлемента в передающем приборе на одном конце верстака и частично вакуумной электронно-лучевой трубки – на другом. Приборы были соединены проводом, и изображение, воспроизводимое трубкой, было крайне нечётким, но оно доказывало реальность электронного метода, что само по себе было большим достижением. Принципиально мы решили задачу – оставалось только усовершенствовать компоненты».
И вот ещё какое удивительное дело, я, усердный читатель научно-популярных книг и фантастики, если бы внимательным был, давно бы уже отметил фамилию Розинга. Более того, она, эта фамилия, должна бы была стать в сознании моём волнующим знаком, поскольку фамилия эта дышала тайной (которая и есть предчувствие открытий) и романтикой необычайного и захватывающего поиска. Ну, а если знать и прибавить сюда ещё ту великую драму, которой кончилась его жизнь, то вполне она, эта жизнь, укладывалась в те рамки, которые требовали для создания своих образов Стефан Цвейг, например, Андре Моруа или наш фантаст Александр Беляев. Впрочем, к Беляеву по ходу этого рассказа мы ещё вернёмся.
И вот теперь я внимательно перечитываю нашумевший когда-то роман американского писателя Митчела Уилсона, исключительно популярного в дни моей давней юности, «Брат мой, враг мой». Герои этого романа, два учёные брата по фамилии Мэллори – изобретатели, пионеры телевидения, демонстрируют где-то фантастическое своё изобретение. Оно по виду несложное – «двенадцатидюймовая стеклянная трубка конической формы». Но суть его далеко не проста, и это братья поясняют так: «Плоский конец представляет собой экран, на котором появляется изображение. Вряд ли во всём мире найдется тридцать таких ламп. В лабораториях эту лампу применяют для различных целей, но, насколько нам известно, никто ещё не додумался использовать её так, как мы. Примерно в 1909 году у одного русского по фамилии Розинг возникла верная идея… Мы первые наткнулись на описание работы Розинга в журнале “Попьюлер мекэникс” лет шесть тому назад. И с тех пор мы над этим работаем».
И вот что ещё тут любопытно. Роман свой этот Митчел Уилсон написал в 1952-ом году, когда телевизионная эра была в полном разгаре и телевизоры Зворыкина в мире перестали быть экзотической невидалью. К тому же писатель Митчел Уилсон был лично знаком с изобретателем Зворыкиным. Может, и роман свой писал он с оглядкой на мнение и советы американского отца телевидения. Тем не менее, явное первенство Розинга в романе отмечено как факт, не требующий доказательств. Это, пожалуй, тоже свидетельствует о предельной честности Зворыкина. Ему и в голову не приходило унизить устоявшийся в мире авторитет Розинга, как первооткрывателя современного электронного телевидения. Да это тогда уже и невозможно было. В романе почти точно была названа дата, когда мир, во всяком случае, мир технический впервые узнал об изобретении Розинга – 25 июля 1907 года. В этот день он подал заявку на изобретение способа электрической передачи изображений на расстояние сразу в нескольких странах. Сам он называл это пока «дальновидением». Интересно ещё, конечно, и то, что патент в Англии он получил 25 июня 1908 года, в Германии – 24 апреля 1909-го, а в России – только 30 октября 1910 года.
А вот и вовсе особая дата. Именно Борис Розинг 9 мая 1911 года получил вполне чёткое изображение, переданное на экран сконструированного им простейшего электронного телевизора. Оно, изображение это, состояло из четырёх белых полос на чёрном фоне. Видные физики Петербурга, присутствовавшие при этом, через короткое время (уже в 1912 году) единым духом присудили Розингу Золотую медаль Русского технического общества.
Я, к сожалению, сколько ни читал о тонкостях электронного чуда, которое демонстрировал тогда Розинг своим коллегам, не знаю способа передать его суть своими словами. Но этого и не надо. Борис Розинг имел замечательную привычку вести научный дневник. Близкие его передают, что он не выбирал времени для своих записей. Мог делать их в особой книжице даже и во время обеда, во время прогулок, во время напряжённых размышлений в лаборатории. Книжек таких, которые хранятся теперь у внучки великого учёного Инны Нельсон, накопилось целых сорок штук. Издать бы их теперь, чтобы ясен стал до мелочей путь великой технической мысли – от зарождения и до полной материализации её в осязаемый результат, в факт реальной жизни, часто меняющий эту жизнь коренным образом. Вот из такой книжки я и приведу одну важнейшую, как потом окажется, запись. Она отмечает вехи исторического пути и его громадное напряжение, подводит нас, наконец, к тому моменту, который и надо считать судьбоносным для всего человечества: «Опыты развиваются всё дальше, одна оптическая система сменяется другой, динамо-машины у зеркал заменяются проволочными сопротивлениями, эти последние – вращающимся конденсатором, катодная трубка получает всё новый вид, покрывается обмотками проволок, экран и пятно делаются всё меньше, наконец, применяется микроскоп для наблюдения за флуоресцирующим пятном. Прибор со всех сторон обставляется батареями, реостатами, выключателями, измерительными приборами; опыты как бы переносятся в подземелье, в комнату, закрытую от дневного света, где по целым часам гудят быстро вращающиеся зеркала, полосы яркого электрического света мелькают кругом, а перед глазами на тёмном поле зрения микроскопа флуоресцирующая точка непрерывно бежит по бесконечной зигзагообразной линии как бы со скоростью почтового поезда. Необходимость регулирования нескольких реостатов и батарей, отсчёты измерительных приборов, замыкание и размыкание десяти выключателей держат нервы в напряжённом состоянии. А между тем опыты дают всё ещё неопределённые результаты. Наконец в моей записной книжке появляется запись: “9 мая 1911 г. в первый раз было видно отчётливое изображение четырёх параллельных светлых линий”. Книжку свою я откладываю в этот день вместе с остатками старого прибора, хранящего надпись: опыты начаты в 1897-ом году».
Так описан Борисом Розингом знаменательнейший день в истории телевидения. Описано всё буднично, без подъёмов, без восклицательных знаков. Создаётся впечатление, что и сам Розинг не до конца понимал значение момента. А между тем тогда состоялась первая в мире телевизионная передача, сделан был первый шаг по пути практического применения электронного телевидения. Электронного, значит, принципиально нового. Этот момент, конечно, должен быть отмечен в истории науки. Он ознаменован её важнейшим достижением. Это и надо бы считать днём, с которого начинается всемирная эра телевидения.
И весь научный мир сразу же оценил и отметил это начало. Известный немецкий физик, специалист в области фототелеграфии и радио Э. Румер в статье «Замечательный успех в решении проблемы телевидения (телевизор Розинга)», опубликованной в том же 1911-м году журналом «Die Umschau» («Обозрение») писал: «Недавно в газетах появились краткие сообщения об электрическом телескопе профессора Розинга из Петербургского технологического института. Сегодня мы в состоянии дать подробное описание этого нового телевизионного устройства, которое представляет собой действительно огромный успех и, несомненно, приближает окончательное практическое решение проблемы телевидения».
А вот слова американского инженера Р. Гримшау, которого, возможно, и читали литературные братья, описанные Митчелом Уилсоном. Он привёл описание «электрического телескопа» Б. Л. Розинга в журнале Scientific American опять же в 1911-м году и пояснил: «Как показали эксперименты профессора Розинга и как можно было ожидать на основании всего, что известно о катодных лучах, эта форма электрической телескопии дала результаты, которых нельзя получить ни с какой другой аппаратурой с использованием механического движения в приёмной станции. Описанный в статье электрический телескоп, конечно, нельзя рассматривать как окончательное решение проблемы. Изобретатель уже счёл необходимым внести некоторые улучшения в конструкцию, и впереди ещё встретятся определённые препятствия. Тем не менее, можно не сомневаться в том, что решение задачи близко».
Мировая слава изобретения Б. Розинга росла вместе с тем, как он, добиваясь максимально возможного для своего времени совершенства, шаг за шагом упорно дорабатывал его.
Один из крупнейших знатоков описываемых дел французский учёный Фурнье, оценивая влияние Б.JI. Розинга на развитие мирового телевидения, писал, теперь уже в 1926-м году: «Систему русского профессора Бориса Розинга можно рассматривать как прототип современных приборов телевидения. Некоторые иностранные исследователи не сочли нужным последовать по тому пути, который он указал, но французские учёные были вдохновлены именно его методом. Будущее покажет, кто прав!».
Ещё один французский специалист по телевидению А. Довийе, сравнивая способ электронной передачи изображения Б.JI. Розинга с другими, так называемыми «механическими системами», распространёнными тогда в мире, сделал такое заключение: «Это изобретение можно рассматривать как наиболее замечательное по его принципам среди всех других предложений и как наиболее привлекательное с технической точки зрения».
На этом остановим пока пересказ осмотрительных восторгов и будоражащих предчувствий, которыми полны оценки мировых последователей Розинга. Отметим только, что и до сих пор все крутейшие в мире телевизоры работают по принципам, им открытым и воплощённым.
Исторический итог того технического взрыва таков, что целых «трое выходцев из России – Б. Л. Розинг, В. К. Зворыкин и С. И. Катаев», – считаются основоположниками электронного телевидения, но первым среди них был Б. Л. Розинг.
Если присовокупить к написанному сугубо учёной братией ещё и сочинённый Александром Беляевым роман «Чудесный глаз», фантастическая основа которого заимствована из невероятной реальности Розинга, то библиография о нём, Розинге, становится внушительнее, чем даже у Зворыкина.
Первое сообщение в России об изобретении Розинга появилось в 1910-ом году в столичных «Биржевых ведомостях». Можно представить, как мальчишки, уличные разносчики печатных сенсаций, кричали тогда на каждом питерском углу: «Электрический глаз!.. Три копейки, барин!.. Грандиозное открытие профессора Резинга!.. Тайны затонувших кораблей раскрыты!..».
Именно об этом говорила и сама заметка:
«Открыт новый способ передачи при помощи электрического тока видов, изображений, рисунков, картин и т. д. на значительные расстояния. Изобретателем этого способа является преподаватель петербургского технологического института Б. Л. Резинг.
– Значение электрической энергии весьма велико, – сообщил он сотрудникам “Биржевых Ведомостей”, – весьма велико… Такой глаз может сыграть большую роль в жизни фабрик и заводов. Владелец завода, находясь в своём кабинете, может, благодаря ему, видеть всё, что делается в той или иной мастерской. С его помощью можно будет разыскивать погибшие корабли».
Неизвестно, сильно ли досадовал Борис Розинг на опечатку в своей фамилии. Наверное, отнёсся к этому, как и профессор Персиков из известного романа Михаила Булгакова «Роковые яйца». Тот в адрес репортёрского верхоглядства только и говорил: «Ведь это чёрт знает что такое!»
Но позже Борис Розинг уточнил возможности своего необычайного детища именно так, что это сильно действовало, разумеется, на воображение:
«Конечно, осуществить эту идею в полной мере невозможно. Но если даже эта идея будет осуществлена в частичной форме, сферы нашей личной и общественной жизни, а также науки значительно расширятся. Нам откроются и тайны богатства большей части поверхности нашей планеты, которая до сих пор скрыта под покрывающей её водой. Опуская приёмные аппараты подобного прибора – телескопа в глубину океанов, можно будет видеть жизнь и сокровища, которые там таятся. Можно будет проникнуть таким же образом в расщелины гор и потухшие вулканы и заглянуть внутрь твёрдой оболочки Земли. Врач будет в состоянии пользоваться таким электрическим глазом при исследовании внутренностей больного, находясь далеко от него. Инженер, не выходя из своего кабинета, будет видеть всё, что делается в мастерских, в складах, на работах… Но такой прибор не только будет способствовать расширению нашего кругозора, но может заменить человека в разных обстоятельствах…».
Весь роман Александра Беляева стал литературной иллюстрацией к этому оптимистическому прозрению Бориса Розинга. Сюжет его в том, что некий испанский профессор Бласко Хургес открыл способ добыть из атома энергию и решил подарить эту тайну Советскому Союзу. Но по пути утонул. Вместе с бесценной рукописью. Тогда является на божий свет гениальный корабельный телеграфист Мотя, который повторяет изобретение Розинга и с помощью этого «чудесного глаза» начинает внимательно исследовать нутро морской пучины.
Но главное-то в том, что первый шаг Бориса Розинга на пути к электронному телевидению, оказался настолько гениальным, что вскоре все мыслимые фантазии и прозрения самого Розинга и фантаста Беляева были переплюнуты дальнейшим размашистым развитием наступившей эры телевидения.
Но именно в этом месте вынужден я употребить всегда жуткое слово «увы». Увы, дальнейшая жизнь великого учёного Бориса Розинга сложилась так, что пожать лавры первооткрывателя этой эры ему было не суждено. Лавры эти достались его ученику Владимиру Зворыкину. Не без оснований, конечно.
Усовершенствованный иконоскоп, передающее телевизионное устройство, придуманное Розингом, он дополнил усовершенствованным же приёмным устройством (кинескопом). Завершив тем самым функциональную логику электронного телевидения. Кроме того, вероятно, сработал тогда в полную силу и упомянутый непробиваемый принцип потребительского общества, к которому сумел приспособиться талантливый ученик Розинга В. Зворыкин – доллар тому, кто придумал; десять – тому, кто произвёл и сто долларов тому, кто сумел продать…
А следы Розинга затерялись в опять наступивших сумерках русской истории. Он не почувствовал зловещей себе угрозы в том, что тень смертная подступила к нему вплотную. Зворыкин же почувствовал – и в этом было его спасение, и необычайный затем последовал оборот судьбы. Вот об этом из Булата Окуджавы: «Как хорошо, что Зворыкин уехал / И телевидение там изобрёл. / Если бы он из страны не уехал, / Он бы, как все, на Голгофу взошёл. / И не сидели бы мы у экранов, / И не пытались бы время понять, / И откровения прежних обманов / Были бы нам недоступны опять».
Теперь непросто в «откровениях прошлых обманов», дознаться, как доподлинно начинался гибельный поворот его, Бориса Розинга, судьбы.
Можно только определить роковую точку, когда он сам эту судьбу выбрал. Жизнь тогда ему предоставила тот же выбор, что и Зворыкину – уехать из страны или взойти на Голгофу. В том, что позже напишет его дочь, таится высокий повод для нашей скорби. Он сделал выбор, с точки зрения здравого смысла ненужный и губительный. Но он, выбор этот, чудесно дополняет жизнь цельного человека, делает эту жизнь геройской. Геройство такое теперь, особенно если оно сопряжено с патриотическим убеждением, становится понятием винтажным, не совсем соответствующим нашему времени и новым нашим ценностям. Но ведь как жаль, что это так. И какими прекрасными нам покажутся иногда те люди, которые в жестоких обстоятельствах умели проявить житейскую доблесть: «Как-то раз он пришёл домой очень оживлённый и сказал: “Хотите ехать в Америку?” Мы, конечно, в ответ закричали, что не хотим, нам и здесь хорошо. “Я так и думал и отказался, хотя одна фирма сделала мне очень лестное предложение, полное материальное обеспечение и всё, что мне нужно для работы. Но я свой мозг продавать американцам не собираюсь, я русский и буду работать для своей страны”. Это было в 1924 г., когда выехать за границу можно было свободно».
Нам надо только помнить этих людей и гордиться ими. Да, есть горькое величие в нашей истории, но величием своим она обязана именно таким людям.
Иначе рассудил ученик Розинга Владимир Зворыкин. И в этом было его спасение и великий шанс: «Становилось очевидным, что ожидать возвращения к нормальным условиям, в частности для исследовательской работы, в ближайшем будущем не приходилось… Более того, я мечтал работать в лаборатории, чтобы реализовать идеи, которые вынашивал. В конце концов, я пришёл к выводу, что для подобной работы нужно уезжать в другую страну, и такой страной мне представлялась Америка».
Эти два пути определили отныне движение русской интеллигенции во времени и пространстве. Так и до сей поры. Каждый выбирает свой путь. И каждому тут только Господь судия.
Для того, чтобы узнать, что же с Борисом Розингом произошло дальше, надо, опять же, много переворошить всякого рода источников, неожиданных, порой. Вот, например, статья в том же журнале Scientific American под заголовком «История телевидения». Автор, подводя итог жизни первопроходца телевизионной эры, сравнивает судьбу Розинга с судьбой великого французского химика Антуана Лавуазье: «Во время русской революции Розинг был арестован, сослан на Север, где и умер. Таким образом, мир потерял ещё одного великого учёного из-за политической смуты, подобно тому, как во время Французской революции А. Лавуазье, который открыл кислород и был одним из основателей современной химии, погиб под ножом гильотины из-за полученного им наследства». Смерть Розинга в статье датируется 1918-м годом.
Я не отношу себя к очень-то уж чувствительным людям. Но тот сюжет, который я пытаюсь освоить, наполняет меня грехом уныния и недоумением. Мне кажется, я начинаю окончательно понимать, почему мы долго ещё обречены будем отставать от размеренного хода цивилизации. Чем же объяснить всю неумолимую жестокость времени, отнявшего у моего Отечества лёгкую поступь к светлому и наполненному будущему? Почему даже великие открытия, сделанные русскими, часто очень не становятся достоянием России, дают силу другим народам, на которые мы смотрим потом с удивлением и завистью? На это и отвечает вполне доходчиво и с убийственной логикой дело и смерть великого изобретателя Бориса Розинга.
Теперь опять по порядку. Жизнь гения пошла под откос по совершенно незначительному поводу, идиотски раздутому усердными потрошителями судеб, подвизавшимися во всероссийской ЧК. Своему знакомому профессор Розинг одолжил денег. Обычное, казалось бы, дело. Проблема возникла тогда, когда чекисты выяснили, что этот знакомый в прошлом недавнем был белогвардейский офицер. Розинга арестовали за пособничество контрреволюционеру и иностранному шпиону.
Вряд ли он даже и заметил этот роковой свой жест. Сосредоточенная рассеянность его была знаменитая, совсем профессорская.
В записках его дочери есть такие свидетельства: «Раз с какого-то съезда он приехал в чужом пальто и выяснил это только потому, что в кармане обнаружил бублик, а у него бублика не было, это он знал твёрдо. Моя свекровь, со свойственным ей юмором, рассказывала: Встретила сегодня на улице твоего отца, он узнал меня, представь себе! Я воспользовалась случаем, чтобы выспросить его, что у вас делается. “Ну, как, Виктор приехал из командировки?” – “Как, Виктор уезжал?” – “А как Лида чувствует себя на новой службе?” – “Как, Лида на новой службе?” – “А как вы довольны новой домработницей?” – “Как, у нас новая домработница?”. Тут уж я прекратила все расспросы, чтобы его не смущать, и распростилась».
Сведения о трагедии последних лет и дней Бориса Розинга тоже отыскались в записках дочери великого учёного Лидии Твелькмейер, хранящихся теперь в том же семейном архиве внучки Бориса Розинга Инны Нельсон: «Причины его ареста выяснились при личном свидании с ним, уже в ссылке, до тех пор оставалось только гадать. Как он сам рассказывал, идя по вызову (к следователю ГПУ-ВЧК), он ломал себе голову, в чём же причина, может быть, переписка (исключительно научная) с заграничными учёными, публикация научных статей в заграничных журналах, но совершенно официальная. Он делал ряд работ для Военного министерства, совершенно секретных, может быть, это? А связь с царским Константиновским училищем, где он преподавал когда-то, ему и в голову не приходила, он и думать о нём забыл. Оно было расформировано после Октябрьской революции, и связи у него ни с кем из бывших офицеров не было, да и до революции никаких близких отношений с офицерской средой у него, как штатского преподавателя, не существовало. На следствии же выяснилось то, что он совсем забыл. Как-то в лаборатории к нему подошёл один из сослуживцев и сказал ему, что кто-то из бывших служащих Константиновского училища находится в очень бедственном положении, и попросил отца пожертвовать сколько-нибудь денег. Папа, который в помощи никогда никому не отказывал, деньги дал и расписался в подписном листе. Так он был обвинён в участии в нелегальной кассе помощи бывшим служащим училища».
В апреле 1931 года по решению выездной коллегии ОГПУ («дело академиков») Б. Л. Розинг был на три года сослан в Котлас, где работал на лесопильном заводе. Грустные эти события не выбили его из привычной творческой колеи. Здесь, в Котласе, он придумал и начал писать научную популярную книжку для детей «Приключения бревна». За него хлопотать, конечно, стали – и семья, и друзья, и учёные, так что в 1932-ом году Розинга перевели в Архангельск, без права работы, правда. Однако новые заступничества советской и зарубежной научной общественности, непосредственное участие в судьбе великого учёного доцента П. П. Покотило (заведующего кафедрой физики Архангельского лесотехнического института) позволило Розингу получить работу в физической лаборатории этого вуза. Но это были последние мелкие милости судьбы великому человеку.
Дальше оставалась только смерть. Жизнь Бориса Розинга в ссылке была ужасной. Учёный с мировым именем сначала жил за занавеской у первой хозяйки, потом у неё же на кухне. Работал он без права получать плату за свой труд, голодал.
В один из дней апреля 1933 года Розинг возвращался домой на трамвае. Вёз, кроме всего прочего, в судочках обед, который принёс новый его здешний научный руководитель и доброжелатель Пётр Покотило. На крутом повороте трамвай качнуло, и содержимое судочка выплеснулось на пальто сидящей рядом дамы. Она устроила скандал, убийственный для Розинга, а он только извинялся и пытался носовым платком почистить её пальто. Придя домой, Борис Львович лёг в постель, повернувшись к стене, и, сжимая голову, повторял только: «Господи, господи, за что?..». На следующий день он не встал и не пошёл на работу, ещё через день у него произошло кровоизлияние в мозг и его не стало.
Какая чудовищная несправедливость в том немыслимо извращённом уравнении, когда младший лейтенант госбезопасности, не имеющий грамоты заполнить примитивный формуляр, поставлен был выше и решал судьбу гения. Никакие покаяния и суды памяти не в состоянии объяснить и облегчить нам весь бессмысленный ужас, в который обернулось убийственное вдохновение мятежных порывов начала ушедшего века. Ведь инерция этой бессмысленности обрушилась позже на страну во всей своей губительной силе, которую мы не одолели и до сих пор. Включишь телевизор, беспощадное изобретение Бориса Розинга, попереключаешь каналы, послушаешь о чиновничьем беспределе, денежном половодье в офшоры, гибели деревень, общем оскудении жизни и диком на этом фоне бонусном дележе общего, как будто бы, нефтяного и прочего ископаемого достояния страны и не по себе станет. И вот думается мне, что всё это делают потомки тех, кто убил Розинга, кто заставил бежать из России Зворыкина, кто не оставил стране надежды на будущее. Грустно жить с таким наследием, господа.
Закончить этот невесёлый рассказ хотелось бы чем-то значительным. Тем, что показало бы всю глубину живого, целеустремлённого, с необоримой творческой силой человека, каким был Борис Львович Розинг. Вот несколько строк из его «Автобиографии», короткой не по его вине. Это в некотором смысле его завет всем последующим поколениям людей, связавших свою судьбу с наукой и техникой, умеющих видеть будущее и, несмотря ни какие личные невзгоды, приближать его: «Из личного опыта я убедился, что для успешной работы изобретатель должен обладать следующими главнейшими качествами: 1) хорошей подготовкой в области физико-математических наук; 2) большим воображением; 3) независимостью суждений и способностью не обескураживаться никакими неудачами и 4) склонностью к усиленной напряженной умственной работе».
Запомним это. Пункты эти годятся и теперь, чтобы поверять ими нашу жизнь, сделать её наполненной.
