Kitabı oku: «Раднесь», sayfa 3
Переход
«Пустота… Нет ничего. Ни тьмы, ни света, ни звука, ни запаха. Бывает, ночью просыпаешься, открываешь глаза – и никакой разницы. Но через некоторое время понимаешь, что лежишь, ощущаешь спиной простынь, а телом одеяло. Головой – подушку, нос чувствует запах дома. Он настолько привычен, что мозг исключает его из внимания, но, когда всё остальное исчезает, ты начинаешь чувствовать дыхание жилища.
А тут – вообще ничего нет, отсутствие пустоты, отрицание самого отрицания. Ощущение отсутствия всяких ощущений, и даже этого ощущения нет, потому что нечем ощущать. Нет органов чувств, рецепторов, способных воспринять что-либо и передать в мозг для анализа.
Паника… Охватывает в один миг то, чего нет. И в то же время она реально ощущается. Мне говорили об этом. Паника придёт, это неизбежно. Я, дурак, не верил в это. Смеялся, думал, что уж со мной-то такого не будет точно. Что уж я-то обязательно справлюсь с ситуацией.
Страшно! Я превратился в страх. Он стал материальным, если б было чем, я мог бы его потрогать, попробовать на вкус. Но нечем! И от этого ещё страшнее.
Стоп. Мне про это говорили, я смеялся. Про себя, конечно, виду не показывал. Таких людей надо воспринимать крайне почтительно и серьёзно, иначе размажет по стенке на атомы, соберёт в рулон, а потом расправит – и в рамку. Повиси-ка на стенке! Поэтому своё мнение лучше держать при себе. Подожди-ка, а что там говорили-то? Паника будет, а что потом? Или нет, говорили, что нужно сделать потом, как почувствуется ошеломляющий страх. Что ж там было?»
* * *
В комнате было уютно. Это, знаете, такое чувство, от которого хочется уткнуться в мягкий тёплый плед, развалиться, полулёжа в удобном кресле, предаться вялым размышлениям о том, как несовершенен мир и какой замечательный человек я сам. Всё в комнате было необычно и непривычно.
Артём только что мёрз на улице, пробираясь по протоптанным множеством ног грязно-серым тропинкам среди менее грязных снежных куч. А вот он уже в тепле и полумраке, окружённый приятными запахами и звуками камина, какой-то старинной мебелью, плотно задёрнутыми тяжёлыми шторами и вообще какой-то совершенно невероятной аурой хозяина помещения.
Вся обстановка резко отличалась от того, к чему привык Артём, и от всего остального мира. Здесь время и остановилось, и убежало куда-то немыслимо вдаль. Но при всей этой несуразице всё вокруг, включая удивительного хозяина – с виду старичка лет восьмидесяти, было абсолютно гармонично, как говорится, идеально вписывалось.
Артём неотрывно смотрел на огонь в камине, но при этом краем глаза следил за плавными перемещениями деда Васи – так он прозвал старичка-хозяина дома. Горящие угли с вырывающимися из их глубин язычками пламени завораживали парня, как, в общем-то, и монотонное бурчание старикана:
– И попрошу внимательнее отнестись к тому, что я сейчас скажу! После перехода ты столкнёшься с целой чередой крайне неприятных переживаний, а именно: потеря всех ощущений, какого-либо понимания пространства-времени. Это никак не передать, и ты не поймёшь, насколько это тяжко до тех пор, пока сам не окажешься там.
Артём лишь мысленно ухмыльнулся, но старый чёрт всё равно заметил. Он остановился, пристально посмотрел на Артёма.
– Я слушаю очень внимательно, дедушка, − встрепенулся Артём. − Что посоветуете делать-то, как мне быть?
– Ты балбес, Артём! Чертовски самоуверенный, бестолковый балбес! − старичок остановился и повернулся в сторону вмиг напрягшегося собеседника.
В полумраке комнаты не видно было, куда направлен взор старика, но Артём точно знал, он прямо чувствовал, как тот его сверлит глазищами. Вообще-то, он не помнил даже, какого цвета эти глаза, старик всегда старался повернуться так к собеседнику, чтобы их не было видно.
– Ты даже себе представить не можешь, как тебе повезло, что вожусь тут с тобой. Детский сад, честное слово! Со мной никого не было рядом, когда меня перекидывали. Просто инициатор с расстояния закинул меня чёрт-те куда, даже не предупредив! Ну, просто он решил, что пора, а заморачиваться объяснять мне, что да как, времени не было!
Артём не знал, куда деться от стыда, проклинал себя за секундную слабость. Он и впрямь не мог себе представить всю серьёзность предстоящего положения и позволил себе расслабиться, хотя прекрасно знал, чем чреваты такие шутки со стариком. Казалось, как будто старик Василий заполнил собой всё пространство вокруг Артёма, навис над ним, как неотвратимое нечто, грозно и безысходно. Уж чего-чего, а ужасу нагнать старикан умел, этого не отнять.
– Я даже не могу тебе описать, чтоб ты представил это состояние, потому что это представить невозможно! Нет ничего! И самого отрицания того, что нет, тоже нет! Это будет твоя первая мысль после перехода. Сознание в чистом виде! Не за что зацепиться или оттолкнуться, нет начала и конца, нет ни света, ни мрака. И вот когда осознание этого факта придёт, тобой овладеет паника, ужас, которого ты никогда не чувствовал и никогда не почувствуешь, если бы не предстоящий переход. Что ты тогда будешь делать, скажи мне, умник?!
Молодой человек предпочитал молчать, прекрасно понимая, что это скорее риторический вопрос, чем на самом деле старику интересно знать, что он собирается предпринять в этой ситуации. Он испуганно смотрел в то место, где должны были быть глаза старика, но их не было видно из-за тени, которой тот всегда пользовался.
Дед сжалился в очередной раз над юношей, разжал мысленный кулак на горле и подумал: «Когда-нибудь моя жалость сыграет злую шутку с этим парнем. Всё-таки я какой-то мягкотелый инициатор, ничего не могу с собой поделать». Потом ухмыльнулся и отвернулся от Артёма.
Тот немного перевёл дух и стал намного более внимательно прислушиваться к вернувшейся к обычной интонации речи деда Васи.
* * *
«Итак, паника. Она есть, значит, есть точка отсчёта. От неё надо оттолкнуться, чтобы нащупать мысленное равновесие. Ну вот, уже не так страшно, – значит, я на правильном пути!
Дальше что? Чтобы двигаться вперёд, надо понять, что было позади. Что было до паники? Ощущение отсутствия ощущений. Неужели это Начало? Нет, что-то было ещё. Надо напрячься. Страх отступает под напором мыслительной деятельности, а результат её становится ощущением. Значит надо сделать следующий шаг – ощущение мысли, материализация мысли. Появляется ощущение Я – это то, что порождает мысль. Значит вне Меня – Не Я. Остаётся постигнуть Не Я – и страх уйдёт или… будет ещё только хуже?
Итак, уже есть два ощущения: паника – точка отсчета и окружающее Не Я. Сейчас возникнет Потребность. Вот оно! Любопытство. Лишь только страх сдал на чуть-чуть свои позиции, появляется оно – желание исследовать, изучать, познавать. Это фундаментальное свойство сознания, то есть Я. Зацепимся за эту мысль, надо отвоевать у паники ещё немного пространства.
Так, вот оно: время! Между паникой и любопытством есть разница, и паника первична, любопытство вторично. Значит, паника была, любопытство есть. У меня появилось прошлое и настоящее, я двигаюсь. Куда? Опять страх заставляет оцепенеть и ощутить себя. Возвращаемся к тому, с чего начинали. Паника – точка отсчета, дальше становится необходимым понять, что есть ещё. Я. Не Я.
Масштабы Не Я неизвестны, даже как их измерить, не понятно. Стоп, нельзя возвращаться к страху! Ну сколько можно? Никто не заставляет осознать всё сразу. Прошло лишь мгновение, поэтому торопиться не надо, времени достаточно, чтобы всё понять. Надо познавать постепенно, пошагово. Первый шаг сделан, теперь идём далее. Впереди неизвестность, и поэтому страх.
Как познавать Не Я? Надо вернуться назад во времени. Может быть, там я найду ответы? До ощущения отсутствия ощущений что-то было? Должно было быть! Ведь понимание, что ощущения должны быть, есть!»
В следующий миг произошло нечто невообразимое, как будто хлынул яркий поток света. Этот поток лился отовсюду и устремлялся в одну лишь точку – Я. Точка поделилась пополам, их стало две, потом каждая из двух раздвоилась, и так дальше, дальше, дальше… Как бы по кирпичикам Я стало строиться в огромную махину, которая стала требовать системы. И появилась Система. Появились понятия причины и следствия, пространства-времени, целого и его частей.
* * *
А до перехода была комната с плотно задернутыми шторами, треск камина и удобное кресло. Артём осознал всё: кто он, что с ним было, причину происшедшего. Дед Василий расщепил его энергетическое тело, перепрограммировал для него пространство-время и отправил туда, где оно сформировалось само по себе.
Где и когда это происходило, не знал даже он – инициатор, обладающий властью над тонкими материями. Старик «отпустил» сущность Артёма, и она уже самостоятельно нашла точку «появления». Теперь Артёму предстояло выяснить, как и когда, при каких обстоятельствах появилось его энергетическое Я. Это и есть инициация. Познав все процессы рождения, тонкоматериальная сущность Артёма получит возможность ощущать и понимать физику тонкого мира. А когда Артём познает законы тонкого мира, он сможет их осознанно применять, а то и манипулировать ими, как это умеет делать Василий.
Дед Василий родился в тысяча девятьсот двадцатом году в маленьком российском городке, название которого настолько незначительно в рамках мировой и, в частности, российской истории, что и не представляется необходимым вспоминать. Его способность воспринимать тонкий мир была совершенно случайно замечена проезжавшим мимо двора, где играл с другими детишками десятилетний Вася, инициатором, который даже не придал особого значения этому факту. Но, один раз соприкоснувшись, его сущность навсегда оставила связь с сущностью Васи, и когда пришло время для инициации, о нём вспомнили и почти бессознательно осуществили переход.
Кто это сделал, что при этом он ощущал, дед Василий не знал, да и знать особо не желал. Никаких чувств по этому поводу он не испытывал, после инициации всякая связь с инициатором пропала, возможно человек этот умер вовсе.
Но закинули его в высшей степени интересное место и время. Это неимоверно отдаленное будущее человечества, но, правда, на Земле, никаких воспетых фантастами и вожделенных футурологами других миров Василию ощутить не удалось. А то, что он осознал и понял, похоронено так глубоко и так накрепко в памяти у деда Васи, что никому из живущих в прошлом и поныне не известно. Сам он ничего не рассказывал, да и вообще старался об этом не думать. Но все поступки, отношение к окружающему продиктованы знанием о грядущем. Сам того не осознавая, он действует под влиянием путешествия в будущее, что для современников всегда выглядело и выглядит, мягко говоря, странно.
Из-за этого Василий часто встречался с непониманием современников, что, в свою очередь, привело к некоторой отстраненности от окружающего настоящего мира, и даже иногда Артём чувствовал в нем какую-то ужасную всепоглощающую тоску. Как будто старик лишился чего-то навсегда, о чём продолжает думать и мечтать. Весь его быт и вообще окружение – какое-то особенное, как будто продумано на два-три шага вперёд, одновременно удобное и ненавязчивое.
Артём лишь мог догадываться о том, с чем столкнулся деда Вася в переходе, но то, что он пережил сильнейшее потрясение, он был уверен на все сто. А тот никогда не отвечал на вопросы, касающиеся тех событий. Уводил в сторону разговор, если был в хорошем настроении, или резко обрывал его, если был не в духе.
При инициации каждый человек получает особо чувствительную точку на теле, через которую он, так сказать, «смотрит» на тонкий мир. Некоторые это энергетическое око называют «третий глаз». У Василия таких точки две, и расположились они прямо там, где у него глаза, поэтому ощущение реального мира у него сливается с ощущением тонкого мира.
К такому положению дед Василий так и не привык, двойственное восприятие мира, причём одновременно (ведь глазами мы воспринимаем около семидесяти процентов информации), до сих пор даётся ему крайне тяжело. И особенно тяжко это переносить в общении с людьми, так как контакт на тонком уровне идёт через глаза собеседника, а такое соприкосновение далеко не всегда желаемо и, вообще-то, не очень приятно.
Чувствующему энергетические сущности или души собеседников вовсе не всегда это хочется чувствовать, и делает он это только в силу той или иной необходимости. Дед Василий никогда не смотрит собеседнику в глаза и не показывает их, для него это слишком тяжкое испытание. И просто так, бесцельно, влезать в тонкий мир собеседника старик не испытывает ни малейшего желания. Ведь в такие моменты открываются энергетические каналы, энергия может уйти к собеседнику или наоборот. Коммуникацию на тонком уровне трудно контролировать, поэтому Василий прячет глаза.
* * *
Артём, или то, во что он теперь превратился, судорожно искал способы познать окружающий мир. Само по себе сознание в чистом виде не предполагает наличия каких-либо рецепторов, способных передавать информацию извне. Но дед Василий говорил, что сознание будет неотделимо от тела какого-то реального человека, с которым и будет взаимодействовать Артём во время инициации.
Это должно занять некоторое время, в течение которого сознание Артёма будет помещено в другого человека. Этот кто-то, вообще-то, и есть виновник инициации тонкого энергетического тела Артёма. Фактически он должен присутствовать при «родах» самого себя только на энергетическом уровне, а это, в свою очередь, спровоцирует его способности к дальнейшему развитию и совершенствованию.
Артём мысленно пошевелился. Есть! Сознание получило электрический отклик нервной системы человека, в тело которого он попал. Теперь Артёму предстояло разобраться в клубке откликов, что из них что. Какой отвечает за органы чувств – это первоочередной вопрос.
Такие ощущения, наверно, возникают у любого человека при рождении. Но ведь никто из нас этого не помнит, следовательно, осознанного опыта у человека не остаётся. Но где-то глубоко в подсознании, в подкорке эта информация есть, надо только её достать. У Артёма дело осложнялось тем, что тело осталось совсем в другом месте и времени, и ему требовалось обратиться к подсознанию чужого разума.
Дед Василий инструктировал его по этому поводу так: надо представить, как будто ныряешь в воду, при этом глаза плотно закрыты. И когда достиг дна, надо больно-пребольно удариться об это дно, желательно головой. По сути, пока не почувствуешь «боль», человек не родился. А в случае Артёма «подключение» к нервной системе другого человека в чём-то поразительно схоже с рождением.
Боль вообще всегда есть признак какого-либо движения, изменения текущего спокойного состояния человека. И теперь Артёму должно стать больно. Новые неприятные ощущения стали раздражать сознание Артёма, но информация, потоком вливавшаяся в сознание, несла столько интересного, что боль ушла на второй план.
Наконец информативных сигналов стало так много, что Артёму потребовалось их упорядочить по характеру ощущений, которые они порождали в нём. В отличие от предыдущих состояний Артём стал воспринимать себя как многоклеточное существо, а не как простейшая амёба, что представлял он собой сразу после перехода.
Временами Артём путался и начинал сначала, пытаясь разобрать природу тех или иных сигналов нервной системы хозяйского тела, в котором оказался. Им даже овладевало чувство безысходности этой затеи, ибо крайне сложно или почти невозможно разобраться в информационных потоках, когда не с чем сравнивать. Нужен некий фундамент, точка опоры, основываясь на которой можно постигать и приобретать дальнейший опыт. Артём поменял тактику, стал анализировать не первый попавшийся пучок информации, а что попроще, что лежало на поверхности дна, в которое он упёрся при нырке в сознание человека-хозяина.
И это сразу же дало результат, потому что самый простой опыт – первые чувства человека после появления на свет. Появилось ощущение пространства и времени, потом ощущение Я и всего, что окружает, – Не Я. Потом как будто что-то щёлкнуло, и на Артёма полился поток информации, который он мог уже воспринимать осознанно и делить на разные чувства. Он стал ощущать окружающий мир органами чувств человека, в тело которого «поселилось» его сознание. Сначала этот поток лился непрерывно и было сложно выделить главное, существенное, что-то, что заслуживало пристального внимания в тот или иной момент времени. Артём попробовал анализировать отклик каждого органа чувств по очереди, по отдельности. Так, он понял, что из них что: зрение, вкус, осязание, слух, обоняние. После этого он научился пользоваться в моменте времени каким-то одним чувством, оставляя другие в «режиме ожидания». То есть, случись что, он бы сразу обратил внимание на важный сигнал, но до поры до времени ненужная информация не отвлекала бы его от точки сосредоточения внимания.
Постепенно Артём полностью овладел новым состоянием, ощутил себя в новом теле, подключился ко всем рецепторам. Ему осталось самое главное – головной мозг хозяина, то есть аналитический центр тела. Но прежде Артём решил осмотреться, понять, с кем он имеет дело и что вообще происходит вокруг.
Хоза Лей
Ярко светило солнце. Оно заполняло всё вокруг и, казалось, сверкало отовсюду, ослепляя Артёма, только что подключившего к своему сознанию зрение человека, в мозг которого он вселился. Несколько мгновений Артём привыкал к яркому свету, потом выделил то место, откуда, собственно, и лился свет. Там было солнце.
Артём попробовал пощупать сознанием, что находилось вокруг этого яркого ослепляющего шара. Кругом белым-бело. Снег! Всюду – ослепительно белый, чистейший снег. Потом появилось ощущение присутствия ещё чего-то, что отличалось по цвету и форме. Но тут у Артёма сработала реакция на слух, который до этого был в режиме ожидания.
– А-а-а-а-а!!!
Непрерывный крик оглушал. Казалось, он никогда не прекратится, но всё ж таки орущему человеку не хватило воздуха, и он на мгновение умолкнул, чтобы передохнуть. Артёму хватило этой передышки, чтобы разобраться в ситуации, а потом крик снова возобновился. Это орало, прямо-таки истошно вопило Тело, как уже успел окрестить Артём того, в кого он вселился.
Артём быстренько проанализировал состояние нервной системы, она оказалась в сильнейшем смятении. Страх парализовал Тело. Всякое могло происходить с человеком, в которого вселялся Артём. Может быть, его испугало что-то, может быть, грозит опасность? Артём попытался мысленно оглядеться, но это движение сознания создало ещё большую суматоху в мыслях Тела, и крик стал ещё громче, постепенно превращаясь в хрип. Значит, страх вызывал именно он, подключаясь к сознанию Тела.
Поразительно, ведь Тело не должно ощущать вселение Артёма! Так говорил дед Василий, хотя как-то не совсем уверенно. Да, он так и сказал, что, скорее всего, человек, в сознание которого на время поселится дух Артёма, ничего не заметит. Скорее всего! Вот здесь и кроется сомнение. Дед не был до конца уверен в том, что Тело не почувствует Артёма.
Артём постарался сформировать какой-нибудь дружественный образ и передал его в сознание Тела. Вопли прекратились – то ли от изнеможения, то ли в самом деле образ друга, который транслировал Артём, несколько успокоил взбудораженного человека. Артём мысленно вздохнул: «Похоже, надо устанавливать контакт с Телом. Деда Вася, получается, не полностью меня подготовил. Придётся адаптироваться и приспосабливаться, а может быть, даже импровизировать. Так, ну посмотрим, а что ты, Тело, моё дорогое, скажешь на это?» И Артём стал передавать Телу образ за образом, что, в общем-то, по сути, выглядело как следующий разговор.
– Я – друг, а ты кто?
– А-а-а! Шайтан! Прочь! Уходи!
– Да успокойся ты! Я не шайтан, не демон, не бес. Я человек. Просто моё сознание на время будет соседом твоему.
– Я тебя боюсь…
– Не бойся, я просто побуду в тебе, а потом уйду. Навсегда. Я не причиню тебе никакого вреда.
Хозяин Тела замолк.
Артём понял, что Тело ему не верит и продолжает бояться. Ещё, не ровен час, начнёт причинять вред себе: биться головой обо что-нибудь, резать или колоть себя. Самое безобидное, если ущипнёт себя или на глаза надавит. Надо как-то отвлечь Тело от рассуждений о том, что кто-то ворочается в голове.
По всем ощущениям Тело – мужчина, и довольно молодой…
У Артёма промелькнула идея, как отвлечь Тело от этих переживаний. В следующее мгновение он послал Телу образ самой сногсшибательной обнажённой девушки, на который только была способна фантазия Артёма.
На секунду Тело замерло, а потом выдохнуло:
– О-о-ох!!!
Похоже, действовало. И Артём стал закреплять эффект.
В следующую секунду он заставил образ девушки улыбнуться, мягко и ласково сказать:
– Привет! Ну скажи мне, как тебя зовут?
Телу нравилось. Тело, конечно, шокировано увиденным образом, наверняка такого хозяин тела ещё никогда не видел – Артём постарался на славу. Тело стало посылать образ за образом уже вовсе другого, безмятежного вида.
Артём сначала распознал образ чего-то длинного, потом почему-то появилось ощущение хвоста. Хм, что это должно значить? А! Длинный хвост! Длинный хвост? Артём был в замешательстве… Уж не переборщил ли он? А что если «длинный хвост» у этого человека – это интерпретированный образ-реакция на половое возбуждение, вызванное чрезмерно сексуальным образом девушки?
Артём, с одной стороны, немного устрашился произведённым эффектом, а с другой стороны – даже почувствовал гордость за себя, что он оказался способным на такое. Надо как-то выкручиваться из создавшейся несколько щекотливой ситуации, но и воспользоваться моментом было бы неплохо. Наладить контакт с Телом не мешало бы, хоть и таким несколько экстравагантным способом. Под руководством Артёма образ девушки в голове у Тела ласково улыбнулся:
– Непонятно… При чём тут «длинный хвост»?
– Волк, – проплыл в сознании Артёма образ хищного животного и окончательно сбил с толку.
– Меня зовут Хоза Лей, – уже голосом сказало Тело, и голос уже не дрожал и не срывался на визг, а был хоть и слегка удивлённым, но вполне уверенным.
И снова в сознании Артёма стали появляться образы длинного хвоста, потом волка, потом человека. И тут до Артёма дошло: у Тела есть имя – Хоза Лей, но это не просто имя, это, скорее, прозвище или кличка.
Дело в том, что до того, как Тело произнесло своё имя, Артём, подключившись к слуху Тела, прекрасно понимал, что оно говорило, а вот имя – нет. Поэтому сознание перешло на образное восприятие. Тело говорило по-русски! От этого Артём мог спокойно понимать слова, произносимые Телом. А вот имя – не русское, более того, оно кое-что обозначало на родном для Тела языке. И обозначало оно, если дословно – «длинный хвост», ну а всё вместе, как словосочетание, несло в себе образ животного – волка!
– Ты – волк? – уже сам Артём задал вопрос, сбросив пелену наваждения и тем самым вернув Тело обратно из мечтаний на землю.
– Да не-е… Меня так прозвали – Хоза Лей. Это на нашем, на вогульском, обозначает «волк». А так-то, на самом деле я – Иван.
– Иван? Так ты вогул? Манси, что ли? – достал Артём из глубин памяти когда-то слышанные от деда познания о северном народе.
– Ну да, я вогул… Манси – это просто «народ» по-нашему. А русские нас вогулами называют. Я крещёный вогул, и при крещении нарекли меня Иваном.
Артём мысленно почесал затылок. Вот оказывается как – Иван, вогул, да ещё и крещёный! Это ж куда его, Артёма, занесло?
– А что ж ты сразу-то, Иван-вогул, мне Иваном не назвался, а? При чём тут волк, я не понял?
– Да я это так… Ну, прозвище у меня такое. А ты чего мне красавицей-то такой представился? Эй, ты, в голове у меня который! Ты-то кто такой? – сначала смущённо бормоча, а потом со всё нарастающей агрессией в голосе стал восклицать Иван.
И тут у Артёма всё встало на свои места. «Ах ты, шельмец вогульский! – мысленно заулыбался Артём. – Увидал бабищу, слюнки потекли, сразу все страхи позабывал, да ещё и выпендриваться стал – Волком представился, ишь ты! Секс-гигант…»
* * *
Забросило Артёма относительно недалеко, если сравнивать с дедом Васей, которого при инициации, судя по всему, перенесло во времени на многие тысячелетия в будущее. Парню относительно повезло, он хотя бы что-то знал о том времени и месте, куда он попал. Более того, как оказалось, это место и время ему довольно подробно описывал дед Игорь, когда рассказывал легенды и предания их рода. Судьба Артёма удивительным образом сплелась с жизнями его прародителей. Как впоследствии выяснилось при беседах с Иваном-волком, Хоза Лей – тот шаман, с которым крепко сдружился дед Архип, работая в тайге на пасеках.
Всю жизнь Ивана мучили какие-то непонятные видения и голоса в голове, в семье его считали странным, сторонились. В результате Иван вырос несколько угрюмым и даже иногда злобным человеком, за что и получил прозвище Хоза Лей – Длинный Хвост, что на языке манси означало «волк». К тридцати годам Иван окончательно бросил попытки как-то ассоциировать себя со своим родом-племенем, ушёл в тайгу, построил себе хижину, стал вести уединённый образ жизни.
Теперь он хотя бы не испытывал проблем с людьми, так как вокруг него на многие десятки километров попросту простиралась тайга со зверьём, птицами, в её реках и озёрах – рыбами, но не людьми. Но проблем, связанных с особенным, чутким восприятием мира, ему не удалось избежать. Напротив, в уединении его дар окреп, пришло понимание многих необычайных способностей, не связанных с реальным, физическим миром.
Так он стал шаманом. По крайней мере, так стали называть странного отшельника люди его племени, которые время от времени волею судеб так или иначе всё же пересекались с ним по жизни.
Всё время, которое у него оставалось свободным от борьбы за существование, он тратил, как сказал бы современный человек, на медитации. С виду это так и выглядело – тело недвижимо, не подаёт каких-либо признаков бодрствования, а сознание носится где-то свободным духом.
В конечном итоге Ивану это дало некоторые полезные умения. В те редкие моменты, когда он встречал людей, он был им воистину полезен – мог лечить духовные и телесные болезни, потому что с помощью тонких миров видел истинные причины людских недугов, мог общаться с душами людей.
Но он так и не научился жить в социуме, а после того как понял, что он может и умеет и сколько физических сил это отнимает, вообще стал избегать каких-либо контактов с людьми. Единственного человека, которого он хоть как-то мог вынести на некоторое время, Архипа, уже далеко не молодого старовера из-под Казани, Иван иногда навещал на пасеке, расположенной относительно близко от его уединённого жилища.
Ему нравился этот старец, потому что он был всегда в хорошем расположении духа, у него не было болезней ни физических, ни душевных. Да и мёд он делал отличный, и Ивану в его кисло-унылой жизни сладеньким медком полакомиться шибко хотелось. Дети Архипа уже давно встали на ноги, обзавелись детьми, жена умерла. В общем-то, он тоже был в какой-то степени отшельником в летний период, когда пчёлы собирали ему мёд. Зимой же он перебирался в скит, к детям, там нянчился с правнуками, чем мог помогал родственникам выжить в этом суровом таёжном крае.
Когда Артём с изяществом слона в посудной лавке ворвался в сознание вогула, тот сидел в своей хижине, лениво пожёвывая опостылевшую строганину, которой он питался уже всю зиму, изредка позволяя себе разнообразие в виде запаренного овса. Иван обдумывал результаты ночного путешествия в тонкий мир, ощущая одновременно сильное любопытство и страх перед неизведанным.
Неожиданно он почувствовал, что в сознании буквально кто-то ворочается, как будто одна из тех неведомых теней из ночного транса очутилась прямо в голове. От ошеломляющего ужаса Ивана подбросило вверх так, что он пребольно ударился о низкий потолок своего скромного жилища. Вогул закричал изо всех сил, стал метаться из стороны в сторону, но ощущение присутствия потустороннего существа в нём не проходило.
С безумным воплем, дрожа всем телом, Иван выскочил из хижины в чём был на снег. Когда он немного поуспокоился, во многом благодаря хитроумной выдумке Артёма, его уже от мороза и испытанного потрясения просто колотило. На дворе шёл март месяц, зима лишь по календарю закончилась, а в тех суровых краях и намёка не было, что скоро весна, разве что дни стали равны ночи. В общем, надо было убираться с мороза в жилище, к очагу, греющему тело и душу безумно длинными зимними днями и ночами, которые крайне трудно отличить друг от друга на Северном Урале.
Сквозь малюсенькое оконце, которое вместо стекла представляло собой кварцевую пластину, вмурованную в стену, сложенную из каменных валунов, в уныло-убогую внутренность хижины задорно просачивался весенний солнечный луч. Немного придя в себя после перенесённого потрясения и холода, Иван постарался сосредоточиться на этом луче, ибо солнце всегда для него было символом надежды и уверенности.
– Длинный Хвост! – обратился Артём к Телу. – Ну, ты как, дружище?
– Уже лучше, – абсолютно спокойно ответил вогул.
– Ты не должен был заметить моё присутствие у тебя в сознании.
– Кто ты? И почему ты залез ко мне в голову? Это потому, что я вижу тени? Я навлёк на себя кару, потому что увидел недозволенное?!
– Узбагойзя, – Артём послал в сознание Тела образ лемура полуприкрытыми огромными глазами, являющегося в широких массах пользователей Интернета образом спокойствия и безмятежности.
Тело опять напряглось от увиденного, и Артём начал чувствовать накаты паники. Он понял, что немного поторопился со своими шуточками, и надо срочно исправлять ситуацию.
– Вогул, запомни раз и навсегда. Во-первых, я тебе не враг! Во-вторых, не думай, что ты какой-то особенный, я не специально именно тебя выбрал. Почему я здесь, надо разбираться ещё. Я в таком же недоумении, как и ты. И вообще, хуже, чем сейчас, тебе точно не будет, – Артём мысленно предложил вогулу оглядеться по сторонам.
Между тем окружающая обстановка жалкой лачуги производила крайне удручающее впечатление.
– Посмотри вокруг, Хвост! Ну как ты живёшь! Бабу тебе надо, бабу!
Иван ошалело повиновался призыву и посмотрел по сторонам. Потом до него дошёл смысл последних слов Артёма.
– Такую, как ты мне показывал?
– Какую? Чего я тебе показывал? А! Эту… Ах ты, шельмец! Раскатал губу! – посыпал на несчастного вогула Артём непонятными образами.
– Нет, дорогой мой, куда тебе… Любую, Ванечка, любую, которую ты сможешь найти в этом богом забытом крае, и которая хоть чуть-чуть тебе понравится, – мысленно улыбнулся Артём. – И вообще, о каких тенях ты мне толкуешь? Ты что, видишь что-то особенное, чего другие люди не видят?
