Kitabı oku: «Фаллический смутьян», sayfa 2
Тишина за Рогожской заставою
«Кредит на свадьбу в банке Омега – возьми счастье за рога», – гласила надпись на рекламном билборде около площади Рогожской заставы. Ваня стоял и ждал Лизу. Водка покинула его организм, и теперь он волновался – прошло много лет, о чем они будут говорить? «Было бы глупо себя обманывать – мои мысли были только о ней. Но точно о ней? Может не о ней вовсе, а о том, что было когда-то давно с ней. Теперь же все изменилось. Сколько лет… Зачем я вообще ее позвал, тупая ошибка. На что я надеюсь? И нужно ли надеяться?» Чем дольше он стоял, изнемогая от неизвестности, тем тревожнее электричество бегало между его нейронами. Но вот он увидел знакомый силуэт: черные волосы, прелестная талия. Нет, она совсем не изменилась, как будто прыгнула в криогенную камеру и вылезла только сейчас. В его голове почему-то возник образ известного терминатороборца Кайла Риза, яростно вопрошающего «какой год?!» у полицейского.
– Ну здравствуй, Иван! – слегка улыбаясь, сказала она.
Ваня расплылся в мудацкой улыбке и зачем-то подавился слюной.
– П, бх, ривет! – ответствовал он.
Он думал, обнять ее или не стоит – вроде сама она не тянулась к нему. Но что это? Ее скромное движение вперед – какой маленький шажок для Лизы и какой огромный шаг для измученной Ваниной души. Дружеское объятие. Он так много хотел ей сказать, но теперь все вылетело из головы. Однако, эрудиция оказала ему сомнительную помощь.
– Знаешь, почему эта площадь называется Рогожкой заставой? – внезапно изрек он.
Вопрос застал Лизу врасплох.
– Эээ, нет. А что?
– На месте современного Ногинска, ex. Богородска, когда-то было село Рогож. Оно стояло на дороге, которая шла к этой заставе.
Лиза скромно улыбнулась. Они пошли вперед в неловком молчании. «Выдай уже что-нибудь, только не тупую фигню», – думал он лихорадочно. На траверзе Андроникова монастыря Ваня собрал электрические разряды мозга в кулак: «Знаешь, есть версия, что хлебное вино, прообраз водки, придумали в одном из монастырей Москвы в 16-м веке. Кто знает, может именно тут монахи древней Москвы старались, чтобы спустя века твой дядя-алкоголик имел возможность пропить телевизор аж в Ебурге. Вот тебе и бабочка крыльями взмахнула».
Почти за семь веков твердыни Андроникова монастыря видели многое: жизнь и смерть Андрея Рублева, опричников Иван Грозного, завоз благородных трупов с Северной войны, поступь солдат Великой армии, самолеты с крестами над Москвой… Возможно, они могли бы сказать даже больше, чем ненавистный всем российским школьникам дуб-философ из «Войны и мира». Но далеко не факт, что они видели человека, выдавшего что-то столь же нелепое. Не считая, разумеется, людей, живших тут по служебным обязанностям. Но Лиза любила такой юмор. И хорошо она не подозревала о том, что это вовсе не задумывалось шуткой.
– Ну у тебя и память, все помнишь, – искренне смеясь, сказала она. – Довольно похвально. Но оно и понятно – попробуй не натренируйся, когда нужно все нюансы понятий в голове хранить. А то цена ошибки высока. Матерые волки понятий очки щелкают, как орехи. Сам, наверно, знаешь? – заключила Лиза.
– Ты тюрьмогомофобка, все с тобой понятно, – ответил Иван, сделав максимально серьезные глаза.
По мере их движения вдоль трамвайных путей, атмосфера старого и лампового сменяла неловкость новой встречи.
– Лиз, а сестра твоя что? Поступила в институт, наверно?
– Да, на третьем курсе сейчас. Прикладная этика – шутка ли.
– Этика – не подорожник, не совсем понятна польза от ее прикладывания. И куда они ее прикладывают аж пять лет? Что они там вообще делают?
– Довольно интересный досуг. Пьют, курят, подозреваю, даже трахаются – золотое время. Ну попутно ходят на пары, слушают, что думали всякие мыслители с большими бородами. Ну в общем то, что обычно читают в интернете ради интереса, только они это делают сидя за столами в большой аудитории. Образование верно прогрессивным образовательным традициям – все прямо как сто лет назад. А статью из Википедии зачитывает им дядя-профессор, только не из Википедии, а из утвержденной РосГосОбрПрогрКнижПрофом методички. Зря, что ли, лучшие умы от прикладной этики ее составляли. В этой же методичке, подозреваю, находится ГОСТ чтения лекций: «Лекция должна зачитываться максимально уныло и безучастно. Рекомендуемая одежда для чтения лекций: серая». Некоторые особо рьяные преподы там даже свои этические теории развивают. Кто-то их оценивает, критикует, еще что-то делает. Правда, подозреваю, у оценивающих нет другого выбора – если они вдруг тоже захотят свою этическую теорию, ее же тоже кто-то будет должен оценивать, так? Ну и плюс социализация государственного типа, как я ее называю – где еще научат лизать человеку жопу, если он занимает более высокую позицию в локальной институтской иерархии. А уж если он еще и прожил больше… Уважать старость – что может быть более прикладным и более этичным? Навык уважать кого-то за год рождения на дороге не валяется, этому только там учат.
– А что представляют из себя этические теории? – вопрошал Ваня. – А то у меня последние годы только практика.
– Я не знаю. Тут без гуглежа не обойтись. Срочно вбивай «кровь, говно, бинарные опционы» – где-то там должно быть. Но без этических теорий в современном мире совсем никак. Сам подумай – вот идешь ты на типичную для нас интеллигентную тусу, а там как обычно? Водка, меф, диалектика Гегеля. И тут ты врываешься с новой этической теорией, как Красная армия в Берлин. Ладно, черт с ним. Мы не виделись давно, очень давно. Расскажи, что произошло, как ты после всего этого? Мне не все равно, что с тобой.
Последние слова Лизы обласкали Ванино сердце медовой брагой. Они звучали, как признание общности их душ. Ну по крайней мере Ване так показалось.
– Вестимо, ты и так знаешь в общих чертах. Дали десятку, шесть лет был на тюрьме, потом выпустили по УДО. Там не было ничего такого, что стоило бы внимания, правда. Я же не в Петропавловке был за покушение на царя. Задумчивых философских писем никому не писал, но и «Лесоповал» слушать не начал. Ничего не изменилось особо, только грустно стало все как-то. Знаешь, даже стыдно как-то, абсурдно все получилось. Лучше бы убил кого. Тем более кандидаты есть – на работу вот устроился. Там все зависит только от меня, – ответствовал Ваня. – А ты как? Замуж наверно вышла?
– Ахаха, ты ко мне подкатываешь? – засмеялась Лиза.
– Конечно, нет, – максимально уверенно постарался ответить Ваня.
– Ага, вышла. Кольцо специально перед встречей с тобой сняла. Подумала – ты же из тюрьмы вышел, наверняка сразу отвезешь меня в роскошный отель, мы там закажем ужин и дорогое вино, ну а потом пламенный секс при свечах. Вот и сняла, чтобы тебя не смущать, а то вдруг передумаешь. Только ты вышел, а я никуда я не вышла, сейчас не до этого, – загадочно закончила она.
Ваня не понял, как воспринимать ее ответ. «Да, тут бы не помешало знание этических теорий», – подумал он.
– Кто тебя сдал в итоге? Саша? – прервала она скоротечные Ванины размышления.
– Не знаю, никто не сказал. Думаю, нет. Зачем ему?
– Не знаю. Ну а кто еще мог?
– Да кто угодно. А кто, например, мог захотеть умышленно сделать свою женщину послушной протирательницей пыли путем повреждения мозга? А знаешь сколько народу своих жен в этих целях когда-то на живительную лоботомию записали? Мир – так себе место. Нам явно не хватает хороших этических теорий, – резюмировал он.
– Вышел из тюрьмы и ассоциируешь себя с женщинами – все с тобой понятно, – усмехнулась Лиза, на полную эксплуатируя анальный юмор. – А Саша тот женился – все по нашим классическим канонам. И два ребенка у них, и жену пиздит, и все у них хорошо.
– Прям пиздит? – зачем-то уточнил Ваня.
– Прям пиздит-пиздит, – конкретизировала Лиза, сделав нарочито страшные глаза.
– А откуда ты знаешь?
– Инфа проверенная. Ну и она, Валечка, счастливая мама двух зайчиков и лучшая жена, не отстает от семейных ценностей – ебется отчаянно, всю себя в пизду вкладывает, – уважительно завершила Лиза.
– Не с ним?
– Ну и с ним, наверно – этого уже не знаю.
– Пф, я думал ты светская львица, а ты так, темная девица.
– Ну там прям классика брака, короче говоря, – резюмировала Лиза.
– И неужто из-за таких прецедентов ты не хочешь замуж? – спросил Иван.
– Кто тебе сказал, что не хочу? Я скорее еще не решила. Да и такие прецеденты – это крайности, пусть и довольно распространенные, но все же крайности. Я просто не совсем понимаю зачем. Знаешь, вот ты смотришь на тех, которые организовали «все как у людей». И я не понимаю зачем. Видно, что они уже давно не любят друг друга. Если вообще когда-то любили, а не родители им сказали на какой-нибудь классной семейной посиделке с водкой под сенью настенного ковра: «Ужо пора жениться – подошел возраст. Все мы так делали, и вам ужо пора. А там и детишки забегають, и чинно душа в душу заживете». Ну а они что? Они послушно взяли ручку и поставили на бумажке с гербовой печатью свои подписи. Как будто эта бумага имеет хоть какое-то, хоть самое крохотное отношение к любви. Любви покорны все возрасты, и вообще практически все, но не формальности и бумаги с гербовой печатью. Любовь блюет тугой струей при одном только слове «брачующиеся». Но брачующиеся сделали первый шаг, теперь нужно делать и следующий, ведь НА НИХ ЖЕ РОДНЫЕ СМОТРЯТ. И дальше все идет зловещим комом, катящимся исключительно по пизде. И хорошо, если он прикатится к меньшему из зол – к разводу. Это просто пропавшее время, хоть и некоторый опыт. Но многие, хоть и не большинство, начинают тянуть это по инерции. Увы, все имеет срок годности, и в какой-то момент их жизнь превращается в просроченный зловонный пиздец. Рутинный, скучный, мертвый, в котором нет места огню любви. Там есть место протокольному походу в ресторан чинно попить вина с общими друзьями. Да я вижу их лица каждый день – они идут в ближайший от их квартиры ресторан через дорогу, садятся, цедят эту слабоалкогольную жижу, а на мордах их читается разочарование во всем. Но они все зачем-то изображают благополучие. Зачем? Вот чего я не понимаю. И они растекаются этой коричневой лужей по обхарканному асфальту жизни, чтобы в один прекрасный день бесследно и навсегда стечь в говносток. Впрочем, возможно, они к этому и стремятся – в говностоке же следующая, лучшая жизнь.
Ваня получал удовольствие от ее речи. Он ловил истинное наслаждение от той грубости, что выдавал ее негромкий нежный голос, и он был согласен с ней.
– В этом нет огня, понимаешь? – закончила Лиза.
– Наверно, да, – уклончиво откликнулся изувеченной судьбой Ваня.
– А что тебя так волнует вопрос о моей свадьбе?
Ваня почувствовал в этой фразе расположенность и даже игривость, как ему показалось. И только он собрался воссиять от этого чувства, как Лиза расчехлила свой ментальный бомбардировщик Ту-95, немедленно сбросивший на Ванины надежды бесконечные мегатонны разочарования.
– Знаешь, если ты правда строишь какие-то планы, то я сразу предупрежу: ничего не будет. Ни-че-го. Я помню, что было. Да, было неплохо, но эти воды река давно унесла, – категорично отсекла она и зачем-то махнула головой в сторону Яузы.
Ваня не понимал. «Если было хорошо, то почему бы и нет попробовать вновь? Это же просто и логично. Да, действительно странные у нее принципы. Даже ебанутые, наверно», – философски рассуждал Иван про себя. Он почему-то вспомнил стихи:
Злую, ветреную, колючую,
Хоть ненадолго, да мою!
Ту, что нас на земле помучила
И не даст нам скучать в раю.
– И знаешь, на фоне всего того бесконечного мрака, что творится в мире и у нас, есть дела и поважнее, – внезапно продолжила Лиза. – Хуй, – тихо, но решительно произнесла она.
Ваня не понимал, что происходит, но столь внезапный перепад выглядел странно и внушал тревогу.
– Хуй, – повторила она громче и увереннее.
– Тише, услышит же кто, – неуверенно произнес он.
– ХУЙ! – практически крикнула она в ответ.
– Мне завтра на работу, стоматология сама себе клиентов не приведет, – ответствовал Ваня и поспешно растворился во мраке Лефортова.
От звонка до звонка
– Ты, блядь, не слышишь клиента! Ты что, в своей испражнительной колонии слух потерял? – триумфально звучал элегантный мастер-класс по продаже стоматологических услуг от Кирилла.
Ваня сидел и молча вкушал говно, падающее на него мощным водопадом. Его мысли были о другом – мечты купить с премии удобную табуретку становились все призрачнее.
«Что это, если не глубинное единение со всем нашим многомиллионным народом», – оптимистически рассуждал Ваня, смакуя говнище. Он многократно приходил к мысли, что большая часть трудоспособного населения страны так и не стала космонавтами, предпочтя звон кассового аппарата бесконечному мраку межзвездных пространств. Было ли предпочтение добровольным, повинны ли в этом сами люди? Ваня склонялся, что да. Он считал, что высоты не берутся без боя, и презирал фатализм в стиле «ну что я могу поделать». Но он не склонен был к идеализации духа и включению режима мотивационного тренера в стиле «нет ничего невозможного». Наоборот, он понимал, что невозможным было практически все. И любая гнусная случайность, будь то воля мудрого государственного мужа или проблема со здоровьем, могла сузить и так не слишком широкое окно возможностей до маленького тюремного окошка, а то и вовсе до размеров пчелиной пизды.
Ване повезло… ну или, по крайней мере, везло до какого-то момента. Ему пришлось лишь сейчас и в бесконечно далеком студенчестве прыгнуть в омут типичной для Среднерусской возвышенности работы. И до сих пор ему не приходилось испытывать на себе гениальные изобретения руководителей больших компаний. Он не мог понять, почему продавцов-консультантов в магазинах огромных сетей с многомиллиардным доходом заставляли выкупать просрочку, почему их же заставляют, вопреки всем написанным на казенной бумаге законам, платить за украденный из магазина товар из своего кармана.
Он знал про бодрящие человеческое достоинство обыски на входе и выходе для сотрудников парфюмерных, спортивных и многих других магазинов, он знал про исполненный смыслом запрет садиться на стул в течении рабочего дня – за такие прогрессивные маркетинговые эксперименты сам доктор Менгеле возжелал бы пожать руководству холдинга руку.
Как-то незаметно такое бытие стало обыденностью для десятков миллионов людей от Калининграда до Владивостока. Ободряемые нежным ветерком Балтики или Тихого океана, рано-рано утром, не успев вкусить кожей солнечную радиацию, миллионные массы шли в свой последний, решительный и легальный бой за хлеб и воду. И весь мир дисциплинированно шел с ними в ногу.
«Ну есть в этом и положительные моменты – зачем нам были бы нужны 130 миллионов космонавтов», – пришла Ване в голову оптимистическая мысль.
– Ты, сейлз года, ты меня вообще, блядь, слушаешь? – прервал Ванины рассуждения Кирилл.
Ваня лишь промолчал, опустив голову. Он рассудил логически – ответ «да» спровоцировал бы вопросы-следствия в стиле «тогда почему ты все еще такой тупой», а ответ «нет» спровоцировал бы праведную волну командирского гнева. Молчание же оставляло неопределенность, в которой был хотя бы небольшой, но шанс на постепенное снижение накала мощной лекции по искусству продаж, в то время как ответы «да» или «нет» такого шанса не давали вовсе. Выбор был очевиден, но бутерброд опять упал на Ванино лицо стороной с говном.
– Нет, ты реально глухой, блядь. И ладно бы ты был глухой к моим словам, но ты глухой к клиенту! К клиенту! Как ты планируешь зарабатывать, если ты не хочешь, чтобы зарабатывала стоматология? Или ты думаешь, мы тут, блядь, меценаты?!» – оперировал Кирилл словом «мы» так, будто стоматология принадлежала ему.
Ваня не мог понять этого рвения, которое даже не оплачивалось, да и за хамство вроде как не премировали. В то же время советы Кирилла не несли никакого практического смысла, и для любого человека, iq которого был выше нуля, было очевидно, что они не работают, то есть не несут никакой экономической выгоды как для стоматологии, так и для самого Кирилла. Ваня недоумевал как возможно, что таких людей назначают на работу, отличную от шпионского внедрения в среду инфузорий-туфелек. Но факт упорно оставался фактом – именно Кирилл заставлял Ваню дегустировать кал, а не наоборот. Не сказать, что Ваня был спокоен, как удав, но он предпочитал стараться не замечать проблему, даже когда она наступала ему на ногу. Все равно поделать с ней он ничего не мог. Да и больше всего в тот день его заботило другое – что произошло с Лизой вчера вечером?
В сознании Вани вчерашняя внезапная метаморфоза Лизы не укладывалась ни в одну логическую концепцию. «Что она хотела мне сказать, что собиралась донести? И собиралась ли что? Может у нее просто поехала крыша от одиночества? Да она и раньше была немного поехавшая. Хорошо хоть, что не начала голову на 360 градусов поворачивать». – не мог найти ответов Ваня. Какая-то смутная искра проскальзывала в его голове, но Ваня никак не мог ухватить ее за хвост, если оный у искры и имелся.
Дело близилось к спасительному вечеру. Ваня, как всегда, записал в CRM-систему отчет о своих текущих рабочих показателях, финальный дневной отчет и отчет руководителю «не менее, чем из 400 символов», после чего немедленно приступил к моциону к дому. Всю дорогу мысли о Лизином поведении его не отпускали, а на траверзе магазина «Продукты» начали даже злить. «Как она могла позволить себе так безответственно себя вести? Этим она поставила под угрозу не только себя, но и нас обоих. А если кто-то записал бы это? Или просто услышал? Ей хорошо бунтарствовать, а с меня хватило. Хотя порядки в тюрьме были в целом такими же, только стимулы другими», – поймал себя Ваня на неожиданной мысли. «А вообще, хоть бы написала и объяснилась, тупая пизда, но нет – друг, оставь покурить, а в ответ – тишина», – позволил себе в мыслях сексистские нотки Ваня. Он уже начинал подумывать написать ей сам, хотя бы ради удовлетворения собственного любопытства, но остатки гордости были решительно против. Да и Ваня не был уверен в том, что Лиза не исполнит что-то типа вчерашнего, но в переписке, а это было уже даже страшновато.
В невероятных душевных терзаниях Ваня зашел в подъезд и увидел приветливо торчащую из почтового ящика бумажку – то затаился в коварной засаде счет за ЖКХ. Ваня взял нежелательное послание и поднялся в квартиру. К любопытству и злости добавилось чувство неопределенности – финансовые возможности Ивана не то, что были скромны – они практически отсутствовали, поэтому излишне большой счет на оплату не укладывался в его, как мудро изъяснился бы Кирилл, файненшл менеджмент. Несмотря на все сомнения, Ваня храбро открыл конверт и, как это часто бывает в нашей скоротечной жизни, худшие его опасения подтвердились. Счет не только превышал его финансовые возможности, но и физические – даже если бы он мыл у себя дома всех желающих во всем бескрайнем Выхино, такого количества воды вылить бы не получилось. «И вечный бой! Покой нам только снится». Завязав нервы в узел и взяв волю в кулак не менее решительно, чем член, он набрал в телефоне номер компании, коя метко называла себя эксплуатирующей. Но лишь слова надменного робота были ему ответом: «Пожалуйста, перезвоните в рабочее время». Ваня был в предвкушении завтрашнего дня, ибо рабочее время эксплуатирующей компании, как нетрудно догадаться, совпадало с его рабочим временем. Но у Вани уже созрел не шибко хитрый, но очень жертвенный план – заняться вопросом в обеденное время. Обладая природным оптимизмом, Ваня подумал, мол, заодно и денег на картошке сэкономлю. С этими мыслями он и отправился в сладкое царство Морфея, мечтая увидеть осознанные сновидения, в коих, возможно, окружающий его мир будет более приспособлен к приятному досугу.
Растворяясь в мыслях о действиях Лизы и сладком забытье, Ваня не мог знать, что мир настоящий в силах разрушить даже мир сновидений – важнейшим фактором, требованием, позволяющим достичь осознанного сновидения, является здоровый и полный сон. А мир настоящий не настолько щедр, чтобы предоставлять своим обитателям возможности для такового.
Ванин план дал сбой в первые 30 секунд следующего рабочего дня.
– Ты лишаешься обеденного перерыва за плохие показатели предыдущей недели, – ответствовал Кирилл только что вошедшему Ивану. – Нам нужно выполнять план, а не жрать целыми днями.
– Слушай, я все понимаю, но план изначально очень трудновыполним. Тем более он дается на месяц, а на той неделе был лишь небольшой недобор, – неуверенно пытался парировать Ваня.
– План будет таким, каким я захочу. Трудновыполним – это отмазка для, блядь, слабаков, которые не хотят зарабатывать деньги – нашей стоматологии такие не нужны. Не должно быть невыполнения плана даже по одному дню, – последовал решительный, как драка в казарме, ответ.
Расписывая в CRM-системе план работ на день, Ваня лихорадочно думал, как же ему поступить. «Если выйти в туалет и позвонить там, то Кирилл обязательно услышит. Если выйти на улицу, то Кирилл обязательно проверит, что я делаю на улице», – рассуждал Ваня. Плюс ко всему очень некстати он захотел в туалет, не успевая дописать план работ на день до необходимого времени – даже собственная физиология предательски открыла фронт против Ивана!
Минуты работы тянулись мучительно, как в тюрьме, а все Ванины мысли крутились вокруг страха, что из-за несвоевременной оплаты счета может последовать жуткая государственная кара – проценты от невыплаченного счета. А ведь потом может быть уже поздно! Он, не имея опыта, терялся в догадках, не знал, какие могут быть последствия, и поэтому он был уверен – нужно позвонить и все узнать. Примерно на десятом безрезультатном звонке потенциальному клиенту в его голове созрел план: он позвонит в эксплуатирующую компанию, но сделает вид, будто разговаривает с клиентом. Осталось только собраться – Ваня смотрит на часы и назначает сам себе время звонка. Ход времени сразу же предательски ускоряется. Ну вот он берет в потные руки телефон и набирает телефон компании – обратного пути уже. Гудок. Еще один. Ваня бросает взор на Кирилла – тот занят своими делами. «Наверно в косынку играет», – ехидно подумал Иван. Внезапно в трубке прозвучал голос.
– Эксплуатирующая компания «Мастер Сервис Эксперт», Светлана, чем могу помочь?
– Светлана, добрый день! Это Иван Родимцев.
– Чем могу помочь? – с некоторым недоумением переспросил голос из трубки.
– Да, это я живу в квартире 31 на Ферганской 14 корпус 5. Если для вас это прям так важно.
Ваня невзначай посмотрел на Кирилла и встретился с его подозревающим взглядом.
– Я по поводу счета, – продолжал Иван осуществлять свой надежный план.
– Важно? О чем вы? И какого счета? Да, дом наш.
– Ну счета. Он один, который мой.
– Какая квартира?
– 31.
– Вы про последний счет за ЖКХ?
Ваня вновь мельком бросил взгляд на Кирилла – казалось, слово «счет» должно было ввести его в умиротворение, но не было учтено одно – слово «счет» хоть и являлось довольно коммерческим, но в звонках по продаже стоматологических услуг обычно не фигурировало. Но отступать было уже некуда.
– Да. Почему вам кажется, что счет очень большой?
– Что?
– Да, кажется, что счет очень большой, – уже с утвердительной интонацией повторил Иван.
– Сейчас, я посмотрю… Ууу, действительно немалый. Выглядит странно. Нам потребуется время, чтобы разобраться. Давайте мы вам перезвоним, хорошо? Продиктуйте ваш номер.
Иван выдохнул с некоторым облегчением и продиктовал свой номер, после чего решил поставить финальную точку.
– Когда я могу вам перезвонить, чтобы узнать ваше решение – сегодня или завтра?
От произнесенного словесного оборота Ивану показалось, что что-то подступило к его горлу. В противовес этому, лицо Кирилла приняло более одобрительный вид.
– Мы все узнаем и сами вам перезвоним.
– Хорошо, спасибо большое, удачного дня! – сказал Иван и завершил звонок.
Все прошло так, как он задумал. Оказывается, ходить по лезвию можно, а он не так уж и плох. Это вселило в него некоторую уверенность.
– А зачем, блядь, клиенту нужен был твой адрес? – спросил у Вани Кирилл.
– Там женщина очень мнительная, остерегается мошенников, у всех, кто ей звонит, всегда спрашивает адрес и полное имя.
– Ну ясно, блядь, – философски заключил Кирилл.
В этот вечер Ваня шел домой победителем. Он смог, он сделал, он справился вопреки всему. Он мог добиться всего. «Нет, жизнь, ты меня не выебешь», – победоносно размышлял он. Как беда не приходит одна, так и за победой следует победа. Телефон в кармане Ивана завибрировал. Он устремил взор на экран – там было сообщение от Лизы: «Так, понимаю, все это выглядело странно, у меня такое бывает. Но больше не будет) Если хочешь, встретимся, и я смогу объясниться».
Если бы Иван был персонажем нуарного фильма, то закадровый голос в этой сцене наверняка сказал что-то а-ля «от него пахло виски, а от нее – неприятностями». Иван почувствовал в этом вызов. «Да», – уверенно написал он в ответ.
