Kitabı oku: «Хранитель старого моста», sayfa 2
Пес.
Красота помогает жить. Красивому всегда проще найти общий язык с другими, устроится в жизни, найти спутника. Его с бОльшим удовольствием принимают в компанию. Да, конечно, я не буду утверждать, что это аксиома, зависит от многих факторов, но по большому счету чаще так и происходит. И спорить с тем, что внешне красивому человеку проще живется, думаю, никто не будет.
В животном мире, возможно, это не играет такой уж большой роли. Тут альбиносы часто являются изгоями. Просто они другие, а не некрасивые. А вот внешность с точки зрения красоты не играет такой большой роли.
Этому псу досталось от жизни. Он был страшен. Длинные лапы, тощее тело, большая морда и грязная лохматая шерсть, забитая репейником и блохами, которых он просто уже не мог выкусать. У него никогда не было своего дома, а правая задняя лапа была короче левой. Будучи щенком, он попал под поезд. Хвост сломан, и его половина изгибалась под почти прямым углом в сторону. Ну и как полагается, до полного уничтожения его самоуверенности судьба не решалась осчастливить его хозяином.
Может быть, когда-то он об этом мечтал, надеялся, что сможет иметь свою будку, что иногда его будут чесать за ухом, а, может быть, даже будет ходить с хозяином в лес, но этого так и не случилось. Зимой и летом он был один. За свои три года, а он еще был полон сил, его только унижали. Принимая отношение, с которым люди обращались к нему, пес должен был озлобиться, возненавидеть всех. Но нет, какая-то жалкая искра надежды порхала в его душе. Слабая надежда, что когда-нибудь, кто-нибудь возьмет, и полюбит его.
Пес не понимал этого слова. Он считал, что если ему скажут ласковые слова и погладят по голове, то его жизнь будет полна счастья. Но пока такого не случилась, взрослые только кричали на него, когда тот проходил мимо, а вот дети… Эти паскудники были еще теми скотами. Хвост поломали именно они.
Как-то подозвали его, а пес был рад, что нашел друзей и даже когда один схватил его за хвост, пес только повернулся посмотреть. Он не хотел кусать, даже не возникло такой мысли, а после кто-то со всей силы палкой ударил по натянутому хвосту. Как же это было больно, хотя больше обиды. Он плакал, слезы текли из глаз.
Хвост зажил и болел всего пару дней, не зря говорят: «Заживет, как на собаке». А вот обида осталось. Пес не раз видел этих детей и даже простил их. Возможно, если они снова поманят его, то он снова пойдет. Но такого больше не повторялось. Им было просто весело кидать в него камни. Пес даже не мог сосчитать сколько раз камни оставляли синяки на его худом теле.
Однажды он лег поспать около тротуара в солнечную погоду. Даже не на тротуаре, а в траве рядом. И на него наехали велосипедом. Возможно, случайно. Но они так смеялись, что пес своим нехитрым умом понял, что сделано это умышленно. Тогда он нашел себе тихое место под старым домом. Он жил там и зимой и летом под крыльцом. Какая-то старая куртка согревала его в мороз. Выходил пес только для того, чтобы раздобыть еду. Иногда сердобольные бабушки подкармливали, но это случалось нечасто. Пес жил и своим собачьим умом понимал, что лучше бы он умер, замерз холодной зимой, может быть, лучше бы его сбила машина. Но, вот тут судьба не была с ним так бесцеремонна. Пес жил, мучился от злобы людей, и все же в душе он был добрым, и надеялся, что когда-нибудь, всё-таки, кто-нибудь погладит его, и почешет за ухом.
Встреча с прошлым.
Я шел по улице. Часы показывали 19:40. Пришла мысль, что в руках нет пакета с едой, которую я купил в магазине. Не забыл ли я его в милиции? Возвращаться уже далеко, но поесть бы не помешало. Попытался вспомнить. Я оставил его рядом с крыльцом дома, когда искал вход.
Я шел не спеша, и воспоминания понемногу окутывали меня. Я узнавал изменившийся город. Дома, вдоль которых я когда-то бегал, повороты улиц, даже деревья, которые с тех пор так же росли на своих местах. Но что-то поменялось. Новые, яркие вывески. Я уезжал отсюда еще при Советском Союзе, а сейчас уже другая страна. Изменилось многое, но детство, как оно было, осталось неизменным. Осталось только всё вспомнить. Я шел, осматриваясь по сторонам, и вдруг остановился.
Это был дом, где жил Сергей. Серый, из моей детской компании.
Зайти?
Сердце подсказывало, что надо.
Было несколько неловко. Мы не виделись около восемнадцати лет. Возможно, он переехал отсюда? Во дворе через забор виднелась старая «Волга». Ее состояние тонко намекало, что если она и заводилась, то сама уже не помнит этого. Ни одного места без глубокой коричневой ржавчины. Колёса спущены и поросли мхом.
Я подошел к забору. Никакого звонка или колокольчика. В горле встал ком. Я мечтал, чтобы Сергей оказался дома. Осмотрев двор в поисках собаки, поднял кольцо запирающее калитку. Она тихо скрипнула.
Скрип натолкнул на мысль. «В этом городе очень тихо, нет шума проезжающих автомобилей, трамваев».
Где-то вдалеке устало лаяла собака, чирикали воробьи. Очень непривычно для меня, человека, большую часть жизни прожившего в большом городе.
Сделал несколько шагов во двор, я остановился, в надежде, что меня кто-то заметит. Тщетно. Никто не обращал внимания, в окно никто не смотрел, в огороде никто не ковырялся. Огород порос зарослями сорняков. Я неторопливо прошёл к дверям. Они оказались заперты.
Я постучал и немного подождал, но не услышал никакого шума внутри дома. Постучал сильнее, снова подождал. Ничего. С крыльца можно было дотянуться до окна и я постучал в стекло. Шорох внутри обрадовал. Меня услышали. Через пару минут через грязное стекло выглянул старик и вопросительно посмотрел на меня. Я не смог вспомнить, как звали отца Сергея.
– Здравствуйте, не могли бы вы открыть. Я Миша – друг Сергея.
Старик немножко подумал и направился в сторону двери. Шаркание по деревянному полу, звон открывающегося железного крючка. Наконец, дверь немного приоткрылась и старик хриплым голосом спросил.
– Чего вам надо?
– Еще раз здравствуйте, меня зовут Михаил. Извините, пожалуйста, я не помню, как Вас зовут. Вы же отец Сергея?
– Сергея?
– Или я ошибаюсь?
– Да нет. Не ошибаешься. Заходи.
Он открыл дверь, пропуская меня вперёд. Я поднялся по лестнице и остановился. Я помнил этот дом и не раз был у Серого в гостях. Старик закрыл дверь на крючок и стал подниматься за мной.
– Заходи, не стесняйся.
В доме я осмотрелся. Старик убирался редко. На столе пустые бутылки, под столом тоже. На грязной сковороде высохшие макароны.
– Извини за беспорядок, присаживайся, если не брезгуешь. Рассказывай что хотел.
– Напомните, пожалуйста, как вас зовут.
– Коля.
Старик достал с полки сигареты, чиркнул спичкой и закурил.
–Куришь? – спросил он.
Я помотал головой.
– Дядя Коля, я могу с Сергеем встретиться? Где он сейчас.
Старик посмотрел на меня странным взглядом. То ли пренебрежительно, то ли с удивлением.
– Возможно сможешь, в зависимости от того есть ли на том свете жизнь.
–Когда-нибудь, – добавил он.
– В смысле? Что случилось?
– А ты, что не помнишь?
– Я ничего не помню, хотелось бы узнать, почему мы тогда уехали.
– Ничего-ничего?
– Сегодня немного вспомнил, когда спускался в каньон.
– Вот-вот! Ваш каньон и забрал его.
– А когда это было?
– Так восемнадцать лет назад уже.
Я замолчал, восемнадцать лет – это как раз то время, когда мы уехали. Может быть, это было связано?
Дядя Коля прошлепал к холодильнику и достал оттуда распечатанную бутылку водки.
– Давай по рюмочке? Расскажу всё, что знаю.
Было неудобно отказать, хотя пить не хотелось.
– Только немного.
–А тут много и нет.
Старик налил два стакана грамм по пятьдесят.
– Ну, давай, раз такая ситуация – не чокаясь. Вспомним… Вашего Серого.
Водка, несмотря на то, что стояла в холодильнике, была отвратительная.
У меня она чуть не вышла назад, но я сдержался. Закуски не было, поэтому я занюхал рукавом. Старик даже не поморщился. Он присел на скрипучую табуретку.
– Я же не так много знаю, все больше от вас. От тебя и подруги твоей. Да и подзабыть мог за это время.
– От Марины?
– Что от Марины?
– Вы сказали от меня и от моей подруги. Ее Марина звали?
– Не помню я, как ее звали.
– А ты же Михаил?
– Да правильно.
– Я хорошо запомнил тебя, и в окно узнал, просто не ожидал увидеть.
– Вы тогда сразу ехали, я думал, что и дом продали.
– Нет, дом не продали, я приехал посмотреть, вспомнить.
– Так вот вы тогда прибежали, у тебя ещё руки в крови были. И кричали, пойдемте с нами, помогите. Его утащила собака. Вы были очень перепуганными. Вы сказали, что собака его в тоннель утащила. Я сначала вам не верил, но он больше не вернулся. Люди из милиции тогда спускались в этот тоннель, насколько было можно, но, ни пятен крови, ни следов волочения не было. Милиция так ничего и не нашла. Хотя, не с девчонкой ты тогда был, а с кем-то из парней, когда ко мне прибежали.
– Не знал, дядь Коль, я этого. У меня будто память отшибло. И вот вы сейчас рассказываете, а я ничего не помню.
– Может вы наркотики, какие принимали?
– Не знаю. Не помню я ничего.
– А вы как-то через неделю сразу и уехали, родители у тебя тоже перепуганные были.
Дядя Коля налил ещё по пятьдесят грамм.
– Давай.
На этот раз мы чокнулись.
– У тебя дом то сейчас жилой вообще? А то можешь у меня остаться.
– Спасибо. Я сначала посмотрю можно ли там ночевать, если что, и вы не против, то я зайду.
– Иначе бы не предлагал.
– Я в любом случае зайду, если даже не сегодня.
– Хорошо, буду ждать.
На улицу я вышел с ужасным чувством… Нет не вины, а скорее невозможности что-то изменить. И что мы, возможно, невольно, оставили отца без сына.
Значит Сергей погиб тогда. Может быть, я был виноват? Родители меня спрятали, переехав в другой город.
Мама ничего не говорила, отец тоже.
Я медленно брел по городу домой. Пытался вспомнить что-нибудь связанное со смертью Сергея. Ничего. Как будто ничего не было. Почему мои руки были в крови? Почему собака утащила одного Сергея, а не меня вместе с ним? Может, просто, с двумя ей было не справиться? Надеюсь, я что-нибудь вспомню. За такими грустными размышлениями я подошёл к дому. На улице еще относительно светло, на часах почти 20:30.
Я прошёл по слегка протоптанной мною тропинке к двери дома. Пакет лежал на упавшей лестнице. Вернее то, что от него осталось. Видимо местные собаки сегодня отужинали. Ничего страшного, переживу. Остался вопрос о попадании меня в дом. До замка не дотянуться, задняя дверь крепко забита. Всё-таки я решил зайти к соседям. Я обернулся и увидел в окне женщину.
– Здравствуйте еще раз.
Она промолчала.
– Вызвали милицию вы?
Она кивнула.
– Извините, подумала воры.
– Ничего, правильно сделали, подскажите, у вас нет лестницы, мне бы добраться до замка.
Женщина указала рукой на ворота.
– Заходите, у меня открыто.
Она уже ждала меня на улице возле своих ворот.
– Вы меня ещё раз извините, я правда думала воры.
– Да ничего-ничего, – я усмехнулся, – Как вас зовут?
– Настя.
Женщина казалась несколько старше меня. По внешнему виду года на четыре, может пять.
– Скажите Настя, а вы здесь давно живете?
– Да, – ответила она, – с детства.
– А меня не помните?
Она присмотрелась, порылась в памяти.
– Честно, не очень.
– Я родился в этом доме, но потом уехали. Мне тогда двенадцать лет только исполнилось.
Настя еще раз внимательно посмотрела на меня. Раскопала еще несколько закоулков памяти..
– Михаил, если я не ошибаюсь?
Я улыбнулся.
– Я тебя хорошо помню. Это же ты спас тогда моего брата?
– А кто ваш брат?
– Его звали Дима.
– Почему звали? – с опаской спросил я, – это как-то связано со старым мостом.
– Нет, он умер пару лет назад, вернее погиб. Несчастный случай на стройке, но когда вы его спасли… Вот это спасение связано с мостом и оврагом.
Я внимательно смотрел на неё, пытаясь вспомнить, как она выглядела в детстве, и в это мгновение в памяти всплыла встреча с ее братом Димой.
Новый друг.
Большинство мальчишек в детстве делали домики, землянки, иногда дома на деревьях. Так называемые «штабы». Был такой и у нас. Сделали мы его недалеко от дома Сергея в небольшом леске. Находился он на небольшом возвышении. Мама называла его курганом. Возможно, это было старое захоронение, а возможно просто игра воображения природы. Идея построить дом пришла мне. Когда я описал ее друзьям, все с оживлением откликнулись. Мы взяли несколько досок из своих домов, кто, сколько смог. Я попросил у отца старую ножовку и молоток, Коля принёс гвозди и кусок пленки, как потом оказалось ее не хватило, и в первый же дождь наш дом и все, что мы туда уже притащили, пуфы от старого дивана, покрывала, залило потоками воды.
Чтобы решить проблему с крышей, мы попросили у родителей купить нам кусок пленки побольше, и они нам помогли. «Штаб» получился небольшой и треугольный. Три ели, росшие на вершине холма, стали основой. Доски сколоченные в форме треугольника, кое-как накиданная крыша. Мы сделали свой первый штаб. Дверь делать не стали, кто-то принес старую ковровую дорожку, которой просто завесили ход.
У нас было место для встреч. Все лето мы проводили там. Иногда выбирались на реку купаться или помогать родителям. Ощущение самостоятельности и «взрослости» наполняло нас.
Однажды мы пришли и увидели, что наш дом разрушен. До основания. Все доски оторваны, сломаны и раскиданы вокруг. Сказать, что мы расстроились? Еще как! Коля обещал порвать на куски того, кто был к этому причастен, но мы так и не узнали, кто сотворил это.
Но, что не делается, делается к лучшему. Это подтолкнуло нас на мысль, что новый «штаб» должен стать более крепким, и спрятан в более надежном месте. Следующий мы построили уже в каньоне, туда редко кто ходил.
На его постройку мы затратили две недели. Размеры удивили даже нас самих. В нем спокойно размещались мы впятером, и еще оставалось места для столика и небольшой тумбочки, принесённых со свалки. На тумбочку мы ставили свечу в жестяной банке, так как окон в доме не было. В самой тумбочке хранили карту, которую рисовали сами. Это была карта нашего городка с нашими секретами, тайными местами. И еще одну вещь мы там хранили.
Я улыбнулся, вспоминая этот момент.
Однажды Сергей пришел ко мне домой, постучал в окно и, когда я выглянул, сказал.
– Мих, выходи быстрее, есть дело.
Я вышел.
– Ты чем занимаешься?
– Да читал просто.
Он отошёл немного в сторону и сказал.
– Смотри, что у меня есть.
Я, заинтересованный его таинственностью и блеском в глазах, подошёл. Серый, стараясь быть незамеченным другими, достал колоду карт.
– Смотри какие.
Я взял в руки колоду, и стал рассматривать.
– Прикрой руками, не пались, – осматриваясь, шепотом сказал мне Сергей.
Я присмотрелся. Эротические карты с обнаженными девушками. Они были неровные, с очень плохим качеством, видимо множество раз переснятые и перепечатанные, но это не мешало им быть самым ценным кладом в тот момент.
– Где ты взял? – не отрывая глаз, произнес я.
– Выменял у старшеклассников.
– На что? Они же стоят ого-го.
– Отдал старый велосипед, все равно никто не ездит, колёса проколоты.
– Отец ругаться не будет?
– Он давно забыл про него. Пошли в штаб поиграем.
Играть у нас не получилось. Такого мы еще не видели, и до позднего вечера рассматривали прелестниц. Да уж. Тогда не было интернета и доступ к такому контенту в нашем возрасте был невероятно ограничен.
Так как играть в эротические карты было просто невозможно, то мы принесли и обычные и также хранили их в тумбочке.
В тот самый день мы играли «на воду». Проигравший всего-навсего выпивал стакан воды. Ели в не пробовали, то возможно вам покажется, что так себе наказание за проигрыш, но на самом деле не так-то просто выпить десять стаканов. В тот день не везло Николаю, он проигрывал. Вода просто уже не влезала в организм, но уговор есть уговор. На улице еще не стемнело, но играть мы любили при свече. Веселое это было время.
– Может быть, мы всё-таки сделаем окно? – предложил Николай. Ему нужно было перевести разговор в русло, далекое от игры.
– Можно подумать над этим вопросом, где возьмем? – спросил Серый.
– Спросим у родителей, может, у кого что-то лежит ненужное.
– Окно?
– Ну, мы же сейчас про него?
Все согласились.
– Тихо, – марина прислушалась, – кажется, я слышала плеск воды.
Все прислушались.
– Да нет.
– По-моему кто-то плачет.
Стараясь не выдавать себя, мы вышли из своего тайного убежища. Росшие вокруг деревья хорошо скрывали «штаб», от посторонних глаз, но также мешали осмотреться.
– Да точно, там кто-то плачет или задыхается, – сказал Николай и указал в сторону реки.
Мы стали спускаться на звук. Мальчик, немного младше меня, лежал на спине по пояс в воде, рядом лежал велосипед. Он сюда спустился с велосипедом? Зачем? Он задыхался.
Я узнал своего соседа Диму. Мы подбежали к нему.
– Что случилось, мы тебе можем помочь?
Он глубоко дышал. Лицо неестественно бледное.
– Да. У меня уплыли таблетки, которые я должен принимать каждые четыре часа, – с трудом произнес он, – Дойти до дома я не смогу, а дома есть еще таблетки.
– Я сбегаю, я знаю, где он живет, – вызвался я, и начал подниматься по склону.
– А дома есть кто-нибудь? – спросила Марина мальчика.
– Мама, дома.
–Постой, слушай, возьми велосипед, ты быстрее доедешь.
– Да долго поднимать его буду в гору, как ты сюда вообще с ним спустился?
– Мне помогли, – он снова начал задыхаться.
Я решил всё-таки взять велосипед и, схватив его, начал тащить в гору.
– Миша может быть проще там на нашем обычном спуске? – предложил Коля.
– Да ладно я уже здесь попробую.
– Я помогу, – сказал Сергей, и стал толкать велосипед.
Подъем с велосипедом дался нам очень тяжело, но в итоге, задыхаясь от нехватки воздуха, мы забрались. Немного отдышавшись, понимая, что время может идти на минуты, я помчался.
– Давай пулей, – сказал в след Серега и пошел обратно.
Велосипед был в прекрасном состоянии, и я домчался в считанные минуты. На мой отчаянный и агрессивный стук в дверь вышла Настя – сестра Димы.
– Здравствуйте, там вашему брату плохо. Нужны какие-то таблетки.
– Мама, мама иди быстрее сюда, – закричала она.
На крик выбежала мама.
– Что случилось?
– Там Диме плохо, ему нужны таблетки.
Мама сразу поняла, о чем я говорю, и скрылась в доме, откуда появилась минуту спустя с упаковкой таблеток.
– Где он? Куда мне идти.
– Мы в каньоне нашли его.
– Это его велосипед? – спросила она.
– Да, он дал, чтобы я быстрее доехал. Я поеду быстро, а вы, если хотите, приходите. Напротив зелёного дома можно спуститься.
Менее чем через десять минут я был уже у реки. Велосипед оставил наверху у дерева, чтобы мать Димы могла узнать место для спуска.
Дима проглотил сразу три таблетки.
Мы все внимательно смотрели на него, а он смотрел на ручей, его дыхание успокаивалось.
– Тебе лучше? – спросила Настя.
– Вроде всё, прошло, спасибо вам? А что вы сами здесь делали?
Мы переглянулись. Говорить ли ему о нашем штабе?
– Просто гуляли вдоль реки, – сказал Сергей.
– Место для гулянья странное уж очень, лучше не могли найти?
– А сам-то ты как здесь очутился? Гулял с велосипедом? – ухмыльнувшись, спросил Диму Коля.
– Помогли мне. Есть у меня пара дружков, которые постоянно меня, то побьют, то подставят как-то. У меня друзей немного, вернее вовсе нет, только сестры и их подруги.
– А ты в каком классе учишься? Что-то я тебя в школе не помню, – поинтересовался Сережа.
– Я на домашнем обучении, из-за болезни, уже два года.
– Понятно тогда.
Мы переглянулись. Видимо все думали об одном и том же. Все молча кивнули.
– Дим, если хочешь, то можешь вступить в нашу компанию. Мы не против твоей дружбы, – негромко произнесла Марина.
В глазах мальчика засветилась не то, чтобы радость, в них засияло огромное счастье.
– Да ребята, спасибо. Я очень рад, вступить в вашу команду.
– Дима! Дима, ты где? – сверху донесся голос мамы.
– Это мама за мной пришла. Я пойду, наверное.
– Я иду, – крикнул он.
– Мы не пойдём тебя провожать, велосипед прямо, как поднимешься, увидишь у дерева, – сказал я.
– Спасибо.
Он еще раз улыбнулся и покарабкался вверх по склону. Мы проводили его взглядом.
Он еще раз обернулся и спросил.
– А где мы встретимся?
Мы переглянулись.
– Я зайду завтра, за тобой, – сказал я.
Он, молча, кивнул.
Так в нашей компании появился шестой друг. Она стала полной.
Записка из прошлого.
Благодаря лестнице соседки, мне удалось попасть в дом. В дом, где не ступала моя нога более восемнадцати лет. Ощущение грусти переплелось с чувством радости осознания момента. На улице наступили сумерки и в сени, через пыльное окно практически не пробивался свет. Я на ощупь нашел ручку двери и открыл. Дверь туго распахнулась.
С замиранием сердца шагнул на кухню. Та самая. Воспоминания накрыли снова. По левую руку стояла огромная русская печка, а на ней, забытые на долгое время ожидали кастрюли и чугунки, покрытые толстым слоем пыли.
Я приподнял вверх металлический клапан рукомойника. Воды не было. Он негромко звякнул. Звук из детства. Он был металлический. Не современный пластиковый Китай, а старое советское железо.
Стол справа. Огромный. Непокрытый скатертью. Бурого от времени цвета, под толстым слоем пыли. Воспоминания сменялись, перебивая друг друга.
Я прошел дальше в комнату. Та самая печь, на которой в любой мороз казалось тепло, две кровати, сервант, в котором, правда, на полках были книги, вместо посуды.
Здесь всё напоминало мне о том времени, когда мои мысли не были забиты работой, достатком семьи. Здесь прошло моё детство, бОльшая его часть.
Последняя комната за печкой. Моя комната. Небольшая кровать, стол перед окном и шкаф. На столе старый настольный светильник, оклеенный наклейками. Поняв, что не вижу, что на них нарисовано, я понял, что все ещё не включил свет и хожу в практически полной темноте.
Оглядевшись в поисках автоматов, я обнаружил около входной двери под потолком счётчик электричества. Пробок не было. Выкручены. Вряд ли их убрали далеко. Но нигде на видном месте их не обнаружил. Я немного пожалел, что не подумал взять с собой фонарик. Справа от двери стоял шкаф для кухонной посуды. Открыв дверцу, я пробежал взглядом по полкам, пробок не было. На уровне пояса, шкаф имел два выдвижных ящика, в одном из которых пробки и оказались. Они даже не были автоматическими. Старые фарфоровые, одноразовые, как предохранители на автомобиле.
Наконец-то, мои труды увенчались успехом. Кухня осветилась желтым цветом. Запахло горелой пылью, которой, как и все вокруг, покрыта лампочка. Я вернулся в свою комнату. Справа от входа на уровне груди, (почему раньше так высоко их устанавливали?), располагался выключатель. Щелк. Над окном загорелся маленький красный огонёк. Лампа дневного света. Она понемногу начала разгораться. Всё ярче и ярче, и наконец, комнату залило пронзительным белым светом. Он придавал какой-то особый шарм комнате. Напоминал мне об ушедшем времени. Я вспомнил, как делал уроки при этом свете. Присел на кровать справа от стола. С противоположной стороны на меня смотрела полка с книгами.
И на ней стоял маленький человечек из пластилина. Старичок в шляпе с полями, и кривой палкой в руке.
Интересно это я его сделал? Я не вспомнил.
Снова накатила грусть, что мы тогда уехали. Конечно, мы прожили новую жизнь, ее часть. И может быть, она была лучше, чем та, другая. Нечего уже об этом судить, но возможно, уехав отсюда, мы что-то потеряли. Я потерял. Говорят, что при расставании большую часть грусти забирает остающийся, но сейчас я ощущал, что по возвращению грусть, боль и обида скребет именно вернувшегося, именно меня. Я уже здесь и уже нельзя ничего сделать, вернуть прошлое. То прошлое, которое я начал вспоминать.
Я открыл верхний ящик стола. Цветные карандаши, ручки, линейки, какие-то камешки. Во втором тетради, книги. Самое интересное оказалось в нижнем. Несколько газет, с вырезками о пропавших детях, а под всей стопкой тетрадь с толстой обложкой, перемотанная верёвкой. Надпись сверху детским почерком «Не влезай, убьет». Вообще не помнил о ней. Аккуратно развязав верёвку, я открыл тетрадь.
Внутри отдельные листочки с рисунками и записями. Что-то похожее на личный дневник. Но не совсем мой. Тут были записки от Марины, она не признавалась мне в нем в любви, но по тексту я понял, что-то между нами было, какие-то чувства.
И мы тогда уехали?
И как я это всё мог забыть?
Нужно будет дойти до всех тех домов, где жили мои друзья. Двух уже нет. Сергей, как оказалось, пропал тогда восемнадцать лет назад, Дмитрий не так давно погиб на стройке. Скорее всего, это не связанные друг с другом события, но вдруг.
Я с трепетом и опаской, будто открываю ящик Пандоры, пересматривал листки. Какая-то схема. Нарисована, прямо сказать, по-детски непропорционально, но мы и были детьми. На ней узнавалась карта нашего городка.
Откуда я это знаю? Я не помнил этот город еще двадцать четыре часа назад. А сейчас узнал его очертания.
Мой дом был обозначен буквой «М», дом Сергея «С», по этой простой логике все остальные дома друзей названы соответствующими буквами. Рисунок выполнен карандашом, а надписи прописаны ручкой. В нескольких местах стояли крестики, обведенные в кружок и пронумерованные. Знак в виде домика стоял рядом с надписью «штаб». Прямо в нём расположился крестик с цифрой «1». Ещё один крестик с цифрой «2» находился на территории нашего участка около забора за домом. Я выглянул в окно. Темно, поэтому я решил оставить это на завтра. Они что-то означали, значит, нужно их найти, и узнать, что же там лежит?
Крестик с цифрой «3» обведенный красным, находился посреди поля за оврагом недалеко от моста через каньон. Я начал привыкать к этому слову.
Отложив схему, я принялся за записи. Как я уже сказал, это было похоже на дневник, но только что воспринимать за дневник? Некоторые записывают свои мысли, планы, идеи. Некоторые подробно описывает события прошедших дней. В моих записях было что-то среднее между ними.
,, Сегодня снова пропала девочка. Она училась во втором классе. Она ушла из школы и не вернулась домой. Ее подруги говорили, что ходили собирать землянику на склоне недалеко от входа в туннель. Подошел какой-то дед, даже не подошел, а подозвал. Он стоял на деревянном мосту, перекинутом через овраг. Они подошли, хотя по склону было очень неудобно спускаться. Потом почему-то все ушли, а она осталась. И больше ее никто не видел,,
Интересно, я посмотрел на пластилинового старика, может быть он связан как-то с этим и я его знал?
,, Сегодня Дима рассказал, что слышал какие-то крики у входа в тоннель. Он побоялся ходить смотреть, он остановился на велосипеде на тропинке сверху оврага, и прислушался. Он сказал, что слышал крики мальчика и рычание пса. Он испугался и уехал. Никому ничего не сказал, и только сегодня нам рассказал. А на следующий день, мы снова узнали, что пропал ребёнок, старшеклассник,,
Я снова задумался, отложил этот листок, взял вырезки из газет.
С каждой из них на меня смотрел ребёнок, школьного возраста, самый младший мальчик учился максимум втором классе, а старший, скорее всего уже в десятом. В общей сложности я насчитал, пятнадцать человек. На одной вырезке сразу трое.
,, Никаноров Александр, Ефремов Андрей, Вещевой Николай,,
Я не вспомнил никого из них, хотя судя по датам газет, они учились в школе примерно в то время, что и я.
Что-то заблокировало мне память, и по какой-то пока непонятной мне причине я не хотел это вспоминать.
Записка от Марины.
,, Привет, Миша. Завтра мы договорились встретиться в домике в 11:00. Пойдём вдвоём пораньше, около 10:00 утра. Встретимся у спуска. Есть о чём поговорить,,
Интересно, что мы делали в то время, если встречались раньше?
Я улыбнулся. Я взял со стола пластилинового старичка. Если это я его сделал, то очень не плохо. Сантиметров восемь высотой, на деревянной подставке, которая представляла собой просто кусок доски, даже не шлифованный. В пластилиновой руке он держал кривую деревянную палку. Я не помню, чтобы любил лепить из пластилина, но даже глаза и рот были четко сделаны каким-то острым предметом. Я смотрел на него, и осознал, что я его видел, и поэтому слепил.
Где же я мог его видеть? Может там же у моста?
В этот момент в стекло на кухне громко постучали. Я вздрогнул. Встал с кровати и подошел к окну. Соседка. Я вышел в коридор и открыл дверь.
– Добрый вечер.
– Здравствуйте еще раз, я правильно поняла, что кушать вы ничего не взяли.
– Ну, почти правильно. Кушать-то я взял, но какая-то собака всё утащила. Я показал рукой на разорванный пакет, лежащий у старой, свалившийся лестницы.
– Имею чувство вины и рискну пригласить на ужин, может, конечно, поздний. Если вы не откажетесь. Так сказать принести извинения за инцидент с милицией.
Немного подумав, я решил, что в принципе, почему бы нет.
– С удовольствием. Одну минутку.
Я зашёл в дом выключил свет, накинул куртку и снова вышел.
– Вы, не будете возражать, если вашу лестницу я отдам завтра? Просто мне неудобно забираться без неё.
– Конечно.
Настя улыбнулась.
Она первой, я позади. Невольно я засмотрелся, на ее стройную фигуру, прямые волосы.
«Так Михаил, прекращай», – сказал я сам себе, немного смутившись своим мыслям.
Соседка оказалась общительной, даже несколько болтливой собеседницей. На столе нас ожидал ужин на двоих, словно она была уверена, что я соглашусь. С другой стороны, некрасиво отказать в этой ситуации, и предполагаю большинство согласилось бы. К тому же я был голоден.
Ужин оказался восхитительным, хотя такое описание больше подошло бы изысканной кухне, чем картофельному пюре с мясом и салатом из огурцов. Тут бы подошло слово «сытный», «язык проглотишь», «пальчики оближешь». В общем, было всё очень даже на уровне.
– Может вина? – спросила Анастасия.
– Знаете, – я замешкался от неожиданного предложения, – мне как-то несколько неудобно. Пришел на все готовое, да вроде не очень мы с вами еще знакомы.
– Ничего страшного. Познакомимся, тем более, когда-то давно мы были.
Она вздохнула с грустью. Это наводило на определенные мысли, но снова напомнил себе, что женат.
– Ну, хорошо, – согласился я, – Я ваш должник.
Настя достала пыльную бутылку без этикетки.
– Собственного производства? – спросил я.
– Да. Только не мое, – ответила соседка, протирая стекло салфеткой, – Есть у нас тут один умелец.
Она разлила красную жидкость по бокалам. И подвинула один ко мне.
– За знакомство.
Мы чокнулись. Вино мне понравилось, несмотря на то, что гурманом я себя в этом деле никогда не считал.
Мы пили вино, я, чтобы не встречаться с Настей часто глазами, осматривался по сторонам. Фотографий на стенах и полках не нашел, и не смог понять замужем ли она. Если соседка позвала меня в каких-то своих целях, а не просто на ужин, то мне, я пришел к мысли, это не нужно.
