Kitabı oku: «Воля императора 2. Держава», sayfa 3

Глава 4. Разговор с великой княгиней

Такие разговоры обычно ведутся глубокой ночью, когда на столе стоит ополовиненная бутылка водки (еще одна, но пустая, валяется в углу), а из закуски осталось только пару обветренных кусков черного хлеба, склизкий кусочек сала да половинка луковицы.

Хотя… применительно к особам высшего света, это мог быть коньяк, бисквиты и успевшая высохнуть долька лимона. Читал где-то, что покойный император Николай Второй изобрел «гвардейский тычок» – «бутерброд», составленный из кусочка сыра с лимоном, которым следует закусывать коньяк. Врут наверное. Сколько я уже здесь живу, но про «гвардейский тычок» ни разу не слышал.

Впрочем, вести задушевные разговоры «под коньяк» считаю пошлым. Непременно нужна водка, хотя сам и не пью. Не пью, но посидеть в компании могу.

Но коли собеседниками являются мать и сын (по крайней мере, все так считают), то между нами стоит пузатый кофейник, две чашки и корзинка со сладостями. Но кофе уже благополучно остыл, да и до сладостей мы не дотрагивались.

По заверениям великой княгини, в этой комнате не должно быть прослушки. Кажется, ее когда-то заговорил великий старец. Хотел спросить – не Григорий ли Распутин, но не стал. Спрошу потом.

Как я и думал, разговор велся вокруг жизни и здоровья настоящего цесаревича (ну, теперь уже императора) Александра Борисовича. Я вкратце рассказал матери о том, что случилось с ее сыном, дополнил мнение врачей – а именно, абсолютно никакого мнения, даже предположений нет. Ольга Николаевна, слегка успокоившись после встречи с сыном в астрале, теперь гадала – как же ей быть дальше?

– Может, мне наняться в Кресты сестрой милосердия? – высказала великая княгиня с усмешкой. – Я когда-то заканчивала медицинские курсы. Отец считал, что каждый из членов царской семьи должен иметь какую-то специальность, чтобы в случае необходимости зарабатывать деньги на хлеб собственным трудом. Мало ли, революция, переворот…

Вот отчего наследник престола заканчивал курсы переплетчиков. Лучше бы курсы электромонтеров, больше пользы. Ха… Все забываю, что при здешней-то магии электромонтеры почти не нужны. Тогда курсы водителей. Я вон, до сих пор машину водить не умею. Все польза. Только, случись переворот, куда бы я делся? Если император Николай считал, что после революции или государственного переворота царскую семью оставят в живых или позволят жить на свободе – он очень наивный человек. Наверное, где-то в другой стране подобное и возможно, но не в России. Вспомнил бы судьбу семьи Иоанна Антоновича.

– А вы давно курсы заканчивали? – спросил я, а потом сам же и ответил. – Вроде, это было лет двадцать назад, если не больше? Я справлялся о работниках Крестов, о требованиях к их квалификации. Так вот – за это время срок действия вашего сертификата истек, а в медицинскую часть тюрьмы берут только мужчин, закончивших медицинские курсы. Разве что, санитаркой устроитесь. А как легализовать великую княжну, решившую мыть полы и выносить утки за больными арестантами? Возьмете чужую фамилию, так все равно – через месяц это станет известно журналистам. Начнут вопить, предположения строить – чего, мол, мать государя в кресты устроилась? А может, у нее там тайная любовь? А коли до Александра дознаются, так непременно напишут о вашем незаконно прижитом сыне.

При словах «незаконно прижитом сыне» Ольга Николаевна поморщилась, хотя с августейшими особами – хоть с мужчинами, а хоть и с женщинами, такое случалось. Неприятно, разумеется, но ничего страшного.

Ольга Николаевна покачала головой и вздохнула:

– Не хочу, чтобы мой ребенок находился в тюрьме. Может, мне взять Сашеньку с собой, в Японию? Вы разрешите?

Конечно, я разрешу. Вопрос только в соблюдении секретности. Чисто технически это возможно. Тайно перевести юношу из Крестов на вокзал, устроить его в специальном вагоне. Через пару недель будет Владивосток, а там, пароходом, до Японии. Но все равно, очень громоздко. Да и есть ли смысл?

– Вы собираетесь возвращаться к вашему мужу, в Японию?

Послушал бы кто со стороны, как сын, разговаривая с матерью, именует отца «ваш муж», сказал бы – вот она, наша элита, разговаривающая друг с другом каким-то «нечеловеческим» языком.

– Борис Владимирович занимает в посольстве не самую большую должность, – усмехнулась княгиня, – а на месте ли супруга у помощника военного атташе, никто и не вспомнит. Мы там и пробыли-то всего ничего, но за это время даже посол России не поинтересовался ни о моем здоровье, ни о моем настроении. Правда, когда узнал, что государь умер, а мой сын становиться императором, засуетился и забегал.

Да уж… Честь и хвала государю-императору, что он прекратил пагубную практику финансирования членов Дома Романовых их государственной казны и заставил их жить по средствам, с жалования да на доходы с имений. Но у многих, у кого не хватило ума поставить толкового управляющего, уже и имений нет. Либо проданы более «продвинутому» землевладельцу – даже из числа крестьян, либо заложены в банке. В моей истории Борис Владимирович наверняка был генералом, а здесь дослужился лишь до подполковника и отправлен в Японию на одну из очень скромных должностей. Но это и хорошо. Хотя… После указов, направленных на ограничение аппетитов знати, доброжелателей у государя императора стало гораздо меньше, чем могло бы быть.

– Стоит повысить в должности Бориса Владимировича? – озабоченно поинтересовался я.

И впрямь, отец правящего императора в чине подполковника и в должности помощника атташе – несолидно. Генерал – слишком жирно, но можно полковника присвоить в честь своего вступления на престол. Полковник и звучит гораздо солиднее, да и народ поймет.

– Наверняка его имя уже есть в списке на повышение, – улыбнулась великая княгиня. – Министр иностранных дел своих подчиненных не забывает. А Борис Владимирович мечтает выйти в отставку в чине полковника, жить на пенсию где-нибудь на Валдае или в Костроме. Купить там домик и рыбачить по утренней зорьке.

Напрашивается штамп из фильма «Белое солнце» пустыни. Хороший дом, любимая жена… А что еще надо, чтобы встретить старость?

– Стало быть, пусть отец императора идет в отставку, – решил я.

Собирается или нет великая княгиня жить с мужем, можно не прашивать. И так ясно, что нет.

– Если великий князь Борис Владимирович уйдет в отставку, так и везти Александра в Японию смысла нет.

– Но все-таки, нужно его перевести из Крестов.

Опять… И чего великой княгине тюрьма не нравится? Место надежное, уход хороший. И мне спокойнее… А ему какая разница, где лежать?

– Давайте не станем спешить, – попросил я. – Чуть-чуть подождем, пусть все успокоится после похорон, а потом можно снять какой-нибудь домик на окраине, приставить к Александру сиделку, а вы сможете навещать ребенка в любое время. А там уж как Бог даст…

– Скажите, ваше величество… А если мой сын придет в себя, встанет на ноги? – нерешительно спросила великая княгиня.

– Вы интересуетесь, не узурпирую ли я трон? – усмехнулся я.

– Вы – человек порядочный и честный, это я вижу. Но власть может изменить любого.

Вот здесь я согласен. Даже маленькая власть или подобие власти может безобразно развратить любого человека, а абсолютная власть, способна развратить абсолютно… Но дело-то в том, что императором я быть не хочу. Будь у меня возможность – прямо сейчас поставил бы на ноги своего двойника, а сам, захватил бы Маринку, и уехал куда-нибудь. Туда же, на Валдай, или в Кострому, а еще лучше – куда-нибудь в Вологодскую губернию, в Великий Устюг или в Белозерск. Устроюсь в тамошнюю земскую школу или гимназию учителем истории и стану сеять доброе, разумное и вечное. Или светлое? В общем, что-то сеять.

– Клятвы давать не стану, но можете поверить мне на слово. Как только ваш сын сможет выполнять обязанности императора, я тотчас же уступлю ему власть, – твердо пообещал я. Душой я в этот момент не кривил.

– Как вас на самом деле зовут? – спросила вдруг Ольга Николаевна.

Я призадумался, а потом честно сказал:

– Не знаю, какое имя вам и назвать. Но если скажу, что меня можно называть Александром – вы поверите?

– Поверю, – кивнула «матушка». Пристально посмотрев на меня, великая княгиня сказала: – Когда я впервые увидела вас, то почему-то увидела огонь, сквозь который вы идете. Правда, ваше лицо было совсем другим. Странно?

Я только пожал плечами. Как объяснить, да и нужно ли объяснять, что в том огне нет ничего странного? Что мое настоящее тело, оставшееся где-то там, непонятно где – не то во времени, не то в пространстве, и на самом деле сожрал огонь после взрыва? Но сказал – точнее, спросил, совсем другое:

– Ольга Николаевна, а у вас, случайно, нет ли отцовского дара?

– У меня, ваше величество, есть нечто невнятное, – усмехнулась дочь покойного императора. – Я бы и даром это не назвала. Иной раз мерещится нечто сумбурное, даже страшное.

– Например? – заинтересовался я.

– Как-то раз привиделась огромная комната, с низким потолком, без окон – не то подвал, не то подземелье, где мы сидим рядышком, всей семьей, а впереди нас стоят какие-то люди в военной форме, но без погон, с оружием в руках, а потом меня пронзила страшная боль. А потом привиделось, что мы лежим на мокром полу, в лужах крови, а сверху стоит бородатый человек со страшным лицом, что бьет меня штыком в живот. И снова страшная боль. Наверное, Кассандре виделось что-то подобное. Или нет?

Выходит, Ольге Николаевна привиделось то, что произошло с царской семьей в моей истории. Подвал в Ипатьевском доме, расстрел всех членов царской семьи, вместе со слугами и придворными. Действительно, странный дар предвидеть события, случившееся в другом пространстве. Такое никакой Кассандре не снилось. Несчастной пророчице из Трои виделись будущие события из ее реальности, а то, что девушке никто не верил, это уже другой вопрос.

– Нет, я не хочу таких видений, – помотала головой великая княгиня. – Каждый раз одно и тоже – боль и страх. Слава Богу, что такое случилось всего один раз.

– А вы у отца не интересовались? – осторожно спросил я. – Покойный государь-император считался пророком, возможно, он бы сумел вам что-то сказать или подсказать?

– А что он скажет? Вернее, – поправилась Ольга Николаевна, – уже и не скажет. А так, скорее всего, погладил бы меня по головке, да произнес – терпи, Олюшка, если тебе такое привиделось, значит это необходимо. Видения бывают и такие, которые не исполнились, но могли бы исполниться. У моего покойного батюшки только одно на уме было – государство, держава, да жизнь народа. А все мы, да и он сам, где-то потом, после надобностей военных да чиновников. Держава. Необходимость. О-сто-чер-те-ло! – проговорила по слогам великая княгиня, глядя куда-то вдаль.

Похоже, Ольге Николаевна давно хотелось выговориться. Не исключено, что она это делает первый раз в жизни. Обычные люди рассказывают о себе случайным знакомым, вываливая все подробности личной жизни на голову спутника где-нибудь в купе поезда. Я сам не раз слышал откровенные признания мужчин – дескать, жена изменяет, а что делать, не знаю? Мол, люблю ее, заразу такую! Или от женщин – муж негодяй, а деваться некуда. Оттого и делятся сокровенным с незнакомцами, что и рассказать хочется, а друзьям-приятелям о том не расскажешь. Но великой княгине такое счастье не светит. Ей сложно оставаться одной, сложно отыскать для исповеди человека, с которым больше никогда не увидишься. Не жизнь, а сплошной регламент. Есть ещё священник, но что может сказать батюшка, если ему на исповеди духовная дочь сообщит о своей моральной усталости? Не знаю. Да и все ли можно рассказывать батюшке? Тайна исповеди, конечно тайна, но в истории всякое бывало. Вплоть до слухов о вербовке тех самых батюшек спецслужбами.

– А замуж вы выходили не по любви? – спросил я, припоминая что в моей реальности, Ольга отказалась выходить замуж за «моего нынешнего отца».

– Да уж какая любовь? – поморщилась великая княгиня. – Надо было выходить за румынского принца, теперь бы была королевой, но из России уезжать не хотела, уперлась. А тут батюшка приказал – дескать, нам нужен наследник, Алешка болен, долго не проживет. Ты в семье старшая, станешь престол наследовать, но все равно, нужно продолжение. Вот, пришлось. И выбора-то особого не было… Но, хотя бы в монастырь не отправляют, как при Алексее Михайловиче, уже хорошо.

Похоже, с великим князем Борисом старшая дочь императора не очень счастлива. Не удивительно. Разница в возрасте приличная. Справочника под рукой нет, но вроде бы, мой «батюшка» старше моей «матушки» лет на двадцать, или около того. Ей сейчас сорок пять, а ему далеко за шестьдесят. Какое уж тут семейное счастье, если любви нет?

Не удержавшись, я процитировал:

 
– До чего же мы несчастные царевны,
Нам законом запрещается любить,
В царских семьях уж таков порядок древний —
По расчету надо замуж выходить.
 

Получилось не так красиво, как в старом-советском мультике, но великая княгиня заинтересовалась:

– Откуда это? Никогда ничего не слышала.

– Да так, навеяло, – смутился я. – Слышал как-то, запомнил. А откуда и что такое – не знаю.

– А ещё? – потребовала «матушка» и мне пришлось прочитать еще одно четверостишие, пропустив самое главное – то, что являлось припевом:

 
– Нам, царевнам, жить приходится в неволе,
Пропадают молодые годы зря.
Нам всё время надо думать о престоле,
Исполняя волю батюшки-царя.
 

У меня получилось не весело, а даже трагично. Стоит ли удивляться, что из глаз великой княгини потекли слезы? Вытащив носовой платок, Ольга Николаевна промокнула влагу и с грустью сказала:

– Вот так вот жизнь и прошла…

– Когда она у вас успела пройти? – полюбопытствовал я.

– А… – отмахнулась великая княгиня. – Думаю, может дальше-то жить и не стоит?

Ничего себе. Мы, вроде бы, договорились, а она тут… Возьмет, да и примет дозу снотворного. Впрочем, сам виноват. Расстроил женщину.

– Ольга Николаевна, вы очень обидитесь, если я вас выругаю? – поинтересовался я, а потом, не дожидаясь ответа, сказал. – Уважаемая матушка! Многоуважаемая великая княгиня! Рассуждаете вы сейчас, как крепостная девка!

– Что?! – обомлела Ольга Николаевна одарив меня таким взглядом, что у меня всё внутри похолодело.

Но я не поддался.

– Вы всё правильно услышали, – встал я со своего места, прошелся по комнате. Сделав два шага туда, два обратно, подошел к великой княгине и пристально посмотрел ей в глаза: – В сущности, вы не старая женщина, я бы даже сказал молодая. Вам и всего-то слегка за сорок, у вас есть сын. Да, понимаю, он тяжело болен, но, слава Богу, он жив. Вы мать императора. Да более того, вас саму готовили на роль императрицы. В мире едва ли наберется сотня человек с подобным образованием. С чего вы решили, что имеете право так просто умирать?

– Вы забываетесь… – возмутилась великая княгиня.

– Нет, милейшая матушка, – покачал я головой. – Не забываюсь. Вы можете переживать, раскаиваться, но делать глупости – нет. Вы нам нужны. А если в голову придет какая-нибудь глупость, то вспомните ваше видение. Тот подвал, где расстреляли всю вашу семью. Это вы еще мало видели. Как вырезали людей в их собственных имениях. Как землевладельцев лишали всего. Реки крови по улицам. А потом и война. Поверьте, у вас всё хорошо. По крайней мере, могло быть куда хуже.

Мы какое-то время сидели молча. Потом, великая княгиня спросила:

– Тот подвал… То что вы сказали, это ведь не для красного словца? И это как-то связано с вами и с тем пламенем, что я видела?

– Связано, – кивнул я. – Всех подробностей я вам не смогу рассказать, да и сам их не понимаю, но если бы вы не вышли замуж за князя, не родили сына, то этот подвал мог бы случиться здесь, у вас. И вы бы не страдали сейчас, а умерли бы в двадцать два года. Только не говорите – дескать, так было бы лучше. Нет, лучше бы не было.

Великая княгиня встала, подошла к шкафчику, открыла дверцу. Вытащила оттуда бутылку коньяка и принялась скручивать пробку. Ишь ты, а нее есть «заначка». Пришлось прийти на помощь.

Ольга Николаевна вытащила из шкафчика две маленькие рюмки и жестом предложила наполнить их. И что тут делать? На поминках я ограничился минеральной водой, а тут разлил на двоих.

– Тогда, Александр, за знакомство! – провозгласила тост великая княгиня. – За наше знакомство и за нашу дружбу! Поверьте – если я говорю о дружбе, то это навсегда.

Верю. Из той истории знаю, что Ольга Николаевна славилась твердостью характера, честностью и умением дружить. И как тут не выпить?

В этот момент, краем глаза я заметил какое-то движение.

Я лишь слегка сместил взгляд и увидел, закутанную в чёрное, фигуру. Я хотел было предупредить княгиню об опасности, но, одетый в чёрное, мужчина, стоял неподвижно. Лишь когда убедился что я его вижу, слегка склонил голову, обозначая поклон.

В его руке сверкнуло что-то металлическое, но тут же исчезло, а потом исчез и он сам.

Как мне когда-то говорил Николай Александрович, он сам мог видеть этого человека лишь тогда, когда тот сам хотел.

И что это было? Демонстрация силы, или вернее сказать контроля? Это что же получается, если бы княгиня Ольга захотела заявить всеуслышание о подлоге, то была бы попросту убита? Либо это был этакий отчёт, мол: всё под контролем, граница на замке.

Стараясь не показывать своего беспокойства я выдохнул, а затем осушил рюмку.

Глава 5. Договор

В моём времени были чудаки, считающие, что быть императором – это балы, красавицы, доступные фрейлины и всё такое прочее.

Но как показывает практика, весь быт императора заключается в том, чтобы быть затворником в своём кабинете и никуда из него не выходить. Осталось выстроить для себя башню, и завести дракона, ну или хотя бы комодского варана.

Вот так жизнь императора и проходит. Сидит только, просматривает бумаги, что-то подписывает и отвлекается лишь на не таких уж редких гостей, от которых лучше не становится. Ведь гости приносят лишь новые и новые пакеты документов, договоров, ведомостей наград, премий, разводов и всего такого прочего.

Тут впору забаррикадироваться в кабинете и вовсе никого не впускать. А ещё лучше сбежать куда-нибудь в лес – просто погулять. Или в горы. А лучше всего на море. Как же мне не хватает моря!

Интересно… у императоров, бывают отпуска. Могу ли я хотя бы раз в жизни позволить себе просто прогуляться по пляжу, при этом не видя всех этих документов, стопок договоров, бумаг и всего подобного.

Сегодня хоть какое-то разнообразие. Ко мне целых два человека придут – живых, настоящих – причём на разговоры и дипломатические беседы. Как же я по этому соскучился!

Первым ко мне постучался министр иностранных дел, Аристарх Валерьевич Пылаев.

Последний раз мы виделись на последнем докладе Николаю Александровичу.

Аристарх долго хвалил меня, мою находчивость и все мои качества, которые я ещё никак не смог проявить. Хотелось ответить этому лизоблюду грубо, но я помнил совет, который дала мне Екатерина в том самом сне, поэтому просто кивал, улыбался и благодарил.

Встреча заняла больше получаса, большее время, которой можно было просто убрать, оставив в сухом остатке пару минут, в них и заключалась суть беседы. Остальное же было пустым лизоблюдством, никому не нужным.

С первым вопросом Аристарх просил отправить кого-то (в том числе, возможно, даже и его) на встречу с Османской империей с целью провентилировать вопрос о том, какие у них дальнейшие планы. Потому что ситуация в Европе неспокойна и это вполне может оказаться звоночком для каких-то международных договоренностей или ещё чего-то в этом роде.

Здесь я не возражал, спросив ещё попутно, что он думает по поводу Китая, Монголии и Японии, которые тоже являются нашими соседями, не сказать, что добрыми, особенно если вспоминать историю моего мира в этот период времени.

А второй же вопрос мне отчего-то очень не понравился. Ну, как сказать отчего-то… Тут всё было довольно очевидно. Учитывая тот факт, что Франция агрессор, и вообще, как водится, кто первый напал – тот и агрессор, Аристарх предложил поддержать Германию, как наших давних партнёров. Упомянул и о том что я и многие мои предки тесно связаны родственными узами с уважаемым партнёром. И учитывая всё вышеизложенное, он предлагал отправить Германии танки, оружие, военные самолёты и другую технику, чтобы поддержать их в трудную минуту и дать им возможность выстоять под натиском опасного и жестокого врага.

Плавали уже, знаем… Я ни на секунду не забываю, чем это может обернуться. Мы им танки и самолёты дадим, а потом они с этим вооружением на нас и нападут. Нет уж! Нет у меня доверия вообще к европейской части нашего континента, ни к одному из них. Как показывает история, стоит только нам влезть, и мгновенно объединяются, лишь бы Россию куда подальше выдавить. Нечего нам там делать. И нашей технике военной тоже там нечего делать. И солдатам нашим там тоже нечего делать. Вот когда они на нас пойдут – тогда мы им и дадим. И оружие, и технику, и боеприпасы. Вернее не дадим, а применим по назначению.

Стоило мне дать жёсткий и бескомпромиссный отказ, как льстивая улыбка стёрлась с лица Аристарха. Он попытался было что-то мне возразить, но я уже порядком подустал и сделал такое лицо, что было очевидно: если он сейчас не отстанет, я просто вытолкаю его из кабинета или попрошу охрану вышвырнуть его, и не посмотрю, что он министр.

«Ага», – думал я, когда Аристарх покинул кабинет. – «Даже если у нас есть такие средства, мы уж точно не можем себе позволить кормить европейских коллег. Они и так последние три столетия за наш счёт существуют, ещё и понукают какие мы нехорошие. Ну их!»

Надо бы Аристарха отправить на переговоры, по этому вопросу, к военному министру. Каждый военный министр хуже прапорщика. Я уже честь познакомиться со Сбруевым Виктором Давыдовичем. Он быстро найдёт тысячу причин, почему нельзя отдавать, или помогать коллегам. Более того, предложит множество аргументов, как оттяпать под шумок какой-нибудь кусок территории или техники у европейцев, пока они между собой грызутся.

Я даже усмехнулся, вспоминая, как Аристарх убеждал меня, приводя как аргумент то, что он дипломат со стажем, и точно может заверить – такой шаг принесёт нашей стране выгоду и пользу. А я, как историк из двадцать первого века, знающий как нам Европа обычно «платит», скажу просто: «Шиш им!».

Следующим гостем, посетившим меня, был некто Владислав Старновский. Я попытался собрать побольше информации перед встречей, потому как, никакой чин этот мужчина не занимал. Как я понял, он был кем-то вроде магната или олигарха, если называть его терминологией из двадцать первого века.

Ко мне в кабинет ввалился, будто медведь, огромный широкоплечий детина с не менее широкой улыбкой во все тридцать два зуба. Он будто нарочно пытался продемонстрировать весь свой зубной состав.

– Александр Борисович, – протянул он разведя руки в стороны, будто пытаясь меня обнять. – Примите мои глубочайшие соболезнования, – сказал он, хотя его широкая улыбка говорила, что он совершенно ни о чём не сожалеет и не соболезнует. – А также примите мои поздравления с назначением на такой важный для нашей страны пост! Мы с вами ещё не знакомы, но я уверен, что станем хорошими друзьями, точно так же, как и с вашим дедушкой.

– Э-э-э, простите… Мне тоже с вами очень приятно познакомиться. Но я так и не понял сути вашего визита. Мне много кто рекомендовал с вами встретиться, но я так и не понял для чего и с какой целью. Было что-то про договор, но самого договора я так и не увидел.

– О! Так договор я с собой принёс. Вот же он! Мы с вашим дедушкой его всё согласовывали, согласовывали… И вот как раз дошли мы до какой-то ключевой точки, а император-батюшка заболел страшной болезнью… Мы с ним ещё виделись несколько раз, а вот до конца дело не довели. Осталось лишь только подпись поставить.

– Прямо-таки подпись? – удивился я.

– Да, только подпись, – расплылся в улыбке Старновский.

– И что же, Николай Александрович за полтора года своей болезни никак не мог подпись поставить? – слегка приподнял я брови.

– Не мог, – обречённо покачал головой магнат. – Руки отказали, как он меня заверял. Ну, я же всё понимаю, да и вообще понимающий.

– Так и что же вы от меня хотите? – поспешил я перейти к делу. От чего-то этот здоровяк успел меня утомить, хотя вошёл в кабинет едва ли пару минут назад.

– Ну, как это чего… Вот, поставить вашу подпись и заверить через канцелярию, чтобы всё как нужно.

– И прямо вот так подписать, даже не читая? – усмехнулся я.

– Ну что ж… Почитайте, конечно, – протянул Старновский.

– Ну, тогда оставьте договор. Я с ним ознакомлюсь, а потом уже скажу – буду подписывать или не буду. Да и более того, что значит подписывать? Нужно согласовать, посоветоваться с министрами. Вдруг в этом договоре что-то такое, что может навредить нашей стране?

– Да что вы… Как же можно! – сделал удивлённое лицо Старновский.

Хотя глаза его выдавали мысль, как будто именно стране то навредить он и хочет, а я его должен в этом плане понимать и поддерживать. Очень странная ситуация, на мой взгляд.

Горестно вздохнув и воздев очи к потолку, он перевёл взгляд на меня, а потом достал из папки пачку бумаги, на которой вполне уместились бы два тома «Войны и Мира».

– Что это за роман? – спросил я.

– Это никакой не роман. Это договор, который прошу вас подписать.

– Изучить, – поправил я его.

– Да, изучить… – вымученно улыбнулся здоровяк.

– Спасибо, я с ним ознакомлюсь. А вы что-то ещё хотели? – спросил я его, заметив, что он так и стоит рядом, никуда не уходя.

– Нет-нет-нет, это всё, что я хотел с вами обсудить.

– Ну, спасибо. Тогда, быть может, дадите мне время поработать?

– Да, конечно, конечно… – произнёс мужчина, и с грацией балерины, так не вязавшейся с его массивным телом, отступил за дверь.

Я с горестью посмотрел на толстенную кипу бумаг. Кстати, Аристарх был одним из тех, кто настоятельно рекомендовал мне подружиться со Старновским, и пойти на все его условия. Потому что пользы от этого человека можно получить неимоверное количество, как для царской семьи, так и для страны в целом. Человек он богатый, кредитующий целые государства, как какой-нибудь Ротшильд или ещё кто-то похожий на него. И вообще удивительно, что такие люди в России появились. Хотя чего тут удивляться. Всех богатеев в моём времени во время революции либо раскулачили, лишив абсолютно всего, в том числе и жизни, либо они, пользуясь информацией, предчувствием, да и чем только они там не пользовались, просто сбежали в другие страны, прихватив с собой колоссальные богатства. В принципе, всё логично. Не было революции, вот и богачи в России остались.

Кое-как разобравшись с запланированными на сегодня делами, я решил-таки полистать договор, принесённый мне Старновским. По сути, этот договор был передачей в управление двух огромных предприятий. Большая их часть принадлежала российскому государству. И вот, согласно договору, эти предприятия нужно было передать в управление немцам и англичанам.

Заводы занимались производством энергетических кристаллов. А, исходя из справки полученной мной ранее, следовало, что эти кристаллы были основной частью энергетической системы этого мира. Они являлись как генераторами электроэнергии, так и приёмниками, позволяющими питать электроприборы без помощи проводов. Помню, как я в первые дни ломал себе голову – как это здесь всё работает без проводов? А всё было просто – маленький кристалл, который принимал те самые волны Попова.

Вторая часть договора свидетельствовала о том, что предприятия по добыче и переработке алюминия тоже следовало передать в управление более технологически развитым немцам.

Во-первых, когда я читал договор, меня то и дело что-то кололо. Так бывает, когда меня кто-то обманывает. Но впервые ощущал я подобное, когда читал документы.

Во-вторых, был ещё один момент. Алюминий – это ведь один из самых важных ресурсов. По крайней мере, для России сорокового года в моём времени. Алюминий – это и авиация, и производство брони и оружия.

А энергетические кристаллы и более того. Это ведь как выходит, чистая окись алюминия плавится при высоких температурах и в воде не растворяется. А чтобы получить алюминий, её надо подвергнуть электролизу, а это у нас как раз делают кристаллы. И если что-то пойдёт не так, и пропадут вдруг резко кристаллы с рынка… А следом начнутся перебои в производстве, и не будет и алюминия. А значит встанет и авиация, и машиностроение, и ещё бог знает что.

Может я, конечно, утрирую, но договор надо бы проверить. Вот только сам я это точно не сделаю. Я хоть на юриста и учился в этом мире, но только два месяца. Память Павла Кутафьева в меня не попала, и что он там изучал на юридическом факультете – я даже и предположить не могу. Кому-то из министров поручать разобрать договор? Да я даже представить не могу, кому его поручить можно. Кутепов выше крыши загружен работой. Мезинцев тоже. Не Сангушко мне ведь его передавать, тому я ни на грош не верю.

Этот поляк и так под меня копает, так ещё и по поводу договора с ним советоваться. Разве что потом, когда я найду в чём заковыка, дать ему этот договор на оценку и посмотреть на его реакцию. Как раз можно будет понять – злодей он или всё-таки союзник?

Так я этим вопросом с договором загрузился, что даже сходил к Иванову Ивану Ивановичу, чтобы посоветоваться о том, как производят в этом мире алюминий и что там с кристаллами.

Как оказалось, алюминий и правда производят так же, как и в моём мире. Разве что электроток идёт не по кабелям, а через кристаллы. Второй же момент: кристаллы выращиваются в нескольких местах России под водой под высоким давлением. Основная масса производства происходит под толщей воды озера Байкал. К слову, там их и научились выращивать, а главную роль в разработке принимал академик Вернадский. На огромной глубине их там производят, а потом и настраивают рядом на заводе.

К слову, Российская Империя не монополист в производстве этих кристаллов, однако в мире не так много водоёмов с пресной водой, где есть достаточная глубина и давление воды. А в солёной воде такие кристаллы выращивать от чего-то не выходит.

Да уж. Не знаю, кто этот Старновский, но чувствую, что в список людей, за которыми нужно установить пристальную слежку, добавился ещё один кандидат. Ну ничего, уж лучше пускай они сами на меня выходят. Так проще, чем потом искать их повсюду. Сейчас соберу таких вот интересных образчиков, а потом, когда руки дойдут, всех разом в Сибирь отправлю.

Я устало потёр виски. Так недолго до тирании дойти.

Ладно, сейчас можно сколько угодно сотрясать воздух, махая кулаками, но дело это не решит. У меня по-прежнему слишком мало надёжных людей, и при этом ещё и свободных, способных выполнять указания чётко и скрупулёзно. Где же найти человека, который бы разобрал этот разговор на запчасти и сказал мне, в чём подвох, в чём его суть или в чём польза?