Kitabı oku: «Побег», sayfa 7

ЧАСТЬ II

ГЛАВА 10

Влажная духота и запах сырой земли. Страшно хотелось пить. Он полз уже минут двадцать, а то и все тридцать. Значит, полпути уже пройдено. Подземный лаз, прорытый Бог знает когда десятками заключенных, тянулся внутри невысокой сопки, за которой вряд ли кто додумается искать второй выход. Лаз вел прямо, никуда не сворачивая, не петляя, только вперед, словно неизвестные землекопы в своем стремлении к свободе руководствовались четким архитектурным планом. Но никакого особого плана у них не было – кроме горячего азарта подложить свинью всему вертухайскому племени и главному вертухаю – подполковнику Беспалому. Зеки рыли этот тайный «метрополитен» на волю, даже не мечтая когда-нибудь им воспользоваться. Потому что прогрызть в плотном, глинистом, а порой каменистом грунте туннель сквозь горку от начала до конца за время своей отсидки не хватило бы сил никому из бритоголовых землекопов. Бригады строителей «метро» приходили и уходили, повинуясь прихотливой воле матушки-судьбы да неумолимому расписанию зековских этапов. Те же, кому посчастливилось вынимать последние пуды грунта и выползти наконец-то на белый свет в лесу, за сопкой, примерно в километре от внешнего ограждения зоны, лишь несколько минут вдыхали горько-пьянящий воздух воли и снова ныряли в черный провал длинного лаза, чтобы втихаря, через незаметную дверцу в котельной зековского клуба вернуться обратно…

Он включил черный миниатюрный китайский фонарик, изготовленный в виде авторучки, и осветил его тусклым лучом стены и потолок лаза. Этот фонарик дал ему напоследок Мулла, чтобы «не заснул». Ему надо было торопиться. Далеко за спиной затих гомон забузившей зоны, и скоро в его подземный склеп не долетал уже ни единый звук – воцарилась кромешная тишина.

Он вспомнил, что говорил ему на прощание Мулла. Старик здорово все продумал, все подготовил. Его, Варяга, одежду дали Сашке Клину – высокому белобрысому здоровяку, внешне очень похожему на него, а ему самому Мулла велел надеть какую-то застиранную поддевку, полотняные штаны и полотняную же куртку. Одежда была не лагерная, так что случайный встречный не смог бы догадаться, что за гость разгуливает по лесу спозаранку.

– Хоть и июнь на носу, – приговаривал старик, – в «метро» зябко будет, а ползти тебе под землей с километр придется – это выходит не меньше часа, а то и поболее. Так что насморк схватить можешь за милую душу…

– Так ты, Мулла, думаешь, что никто не заметит моего ухода? – спросил он еще раз.

– Да что ты, Владислав, кто же заметит, когда я тут такой маскарад нагородил. Сашка в твоей одежонке будет маячить у них перед глазами, он же вылитый ты, особенно сейчас, когда бритый. К тому же пойдешь в бега ночью – разве его разглядишь в темноте. К тому же о «метро» нашем знают-то всего человек десять.

– А стукач местный, прихвостень Беспалого… Щеголь… он не в курсе? – Мулла задумался.

– Если даже и в курсе – то что он может сделать? Сейчас, когда зона вся закипела, его и след простыл. По всему лагерю мои ребята его искали, с ног сбились – пропал, как сквозь землю провалился. Может, у Беспалого в кабинете отсиживается – тогда он нам не страшен.

Варяг должен был исчезнуть в самый разгар перестрелки, когда заваруха достигнет наивысшего накала и даже сторожевые псы в страхе забьются под заборы. План был следующий: Варягу предстояло незаметно добраться до входа в «метро» и сгинуть в темноте, словно булыжник в омуте. А там, пробравшись через подземный ход, лесом уйти как можно дальше от зоны на север. Когда же вертухаи опомнятся, его и след простынет…

…Варяг остановился передохнуть. Он лег плашмя и ткнулся лицом во влажную землю, вдыхая ее тяжелый аромат. Сколько он уже прополз? Варяг снова включил фонарик и осветил циферблат часов. Половина первого ночи… Американцы говорят: половина первого утра. Да, Америка…

Перед глазами замелькали отрывочные картины его американского житья-бытья. Кажется, так давно это было, сколько всего случилось с ним после, сколько пришлось пережить, перетерпеть. Куда-то на дальний план в памяти отошли все те счастливые солнечные дни, когда мчался он в своем серебристом «понтиаке» по выбеленному калифорнийским солнцем шоссе к своему уютному дому у моря.

Варяг мотнул головой и вздохнул, отгоняя обманчивый морок. Нет, сейчас надо думать о другом. Надо ползти не останавливаясь. Позади осталась «сучья» зона, и похабные рожи лагерных сук, и хитрая гнида подполковник Беспалый, и вонючая лагерная баланда, и изнуряющие уколы в вену, после которых его охватывало мучительное, тяжкое забытье… Что за дрянь ему кололи? Пентотал? Или другую какую наркоту? И зачем? На что надеялся подполковник Беспалый, травя его жуткими препаратами? Зачем ему это нужно? Неужели начальник и впрямь рассчитывал, что он, Варяг, смотрящий по России, выболтает ему какую тайну? Может, хотели сломать и выведать, где хранятся деньги из общака. Но такого никогда не будет, чтобы поганый мент наложил свою грязную лапу на общие бабки правильных людей. Ясно одно: каким-то очень серьезным людям он нужен живым.

Его побег станет для них страшным ударом и создаст массу проблем. Но самой главной проблемой для них будет его появление на воле: всем гадам придется ответить по полной программе, он их всех раскопает и поставит раком, кровью будут харкать и за убитых его подельников, и за наставника его, Нестеренко Егора Сергеевича, и за смерть близких, и за его унижения. Варяг встряхнулся и, сжав зубы, снова минут десять полз не останавливаясь. С зоны он дернул как раз в тот самый момент, когда на баррикадах началась перестрелка. Задами административных построек, вдоль столовой он добежал до клуба, нашел железную дверь в котельную, отпер ее припасенным ключом и спустился в подвал. Там в темном коридоре он нащупал деревянную дверку с проржавевшим на вид замком, за которой и начинался длинный черный лаз «метрополитена»…

Варяг вспомнил, как в самую последнюю минуту, уже собравшись бежать к клубу, из своего укрытия он внимательно осмотрел сооруженную зеками баррикаду, где совсем еще недавно в лучах прожекторов маячил Сашка Клин в его, Варяга, тюремной робе. Что-то с ним случилось подумал тогда Варяг, куда это он вдруг задевался?

Варяг полз в кромешной темноте все дальше и дальше, упираясь коленями и локтями в твердую сырую землю. Куртка постепенно намокала, на локтях и коленях налипли влажные комья земли. Туннель был совсем узкий. Стоя на четвереньках, низко нагнув голову, он спиной ощущал твердый влажный «потолок». Лишь бы этот чертов туннель не сужался, а то придется ползти вообще на животе, как червяку… Страшно подумать, какого труда зекам стоило выносить отсюда землю – на себе ведь носили, в корзинах, ведрах, а то, поди, и прямо в телогрейках… Знали бы несчастные, ради кого они трудились. Вот ведь как оно вышло.

Ему вдруг вспомнился Егор Сергеевич. Как случайно из телевизионного репортажа он узнал о его нелепой гибели в авиационной катастрофе. Потом смерть Ангела, Вики, Графа. Теперь-то ему было ясно, кто стоял за всеми этими смертями. Теперь-то он знал, кто сдал его и погубил всех его самых верных, самых близких, самых любимых людей. И это тот человек, которого он, Варяг, поставил на Питер смотрящим. Как же они могли так ошибиться с Трубачом?! Шрам – не прост. И ведь Светлану с сыном этот гад похитил. Его дрожь пробрала от одной только мысли, что жена и сын, возможно, давно уже мертвы и закопаны где-нибудь в глухом лесу близ Финского залива или по известной привычке питерских беспредельщиков закатаны в асфальт где-то на территории новенького коттеджного поселка, выстроенного на бывшем картофельном поле вблизи северной столицы. Только бы вылезти отсюда, вырваться на свободу из этого гибельного черного лаза, только бы выжить. «Доберусь до Питера – а там уж Шрама из-под земли достану, голыми руками на куски рвать буду…»

Ему приходилось убивать в жизни – но никогда он, Варяг, никому не стрелял в спину, не бил лежачего, не совал перо исподтишка. Варяг не любил крови. Если ему и приходилось убивать, то только лишь защищаясь, спасая свою жизнь или жизнь своих товарищей. Но теперь, думая о Шраме, он ощутил, пожалуй, впервые в жизни страшную жажду мести и желание видеть мучительную смерть этого мерзкого ублюдка.

– Сукой буду, но ты у меня не проживешь и двух месяцев! – поклялся себе Варяг.

Эти страшные мысли придали ему сил. Он напряг мышцы и стал еще мощнее отталкиваться локтями и коленями от земли, подвигая вперед свое утомленное тело. Его организм еще не окреп после продолжительной тяжелой болезни, которую ему устроил Беспалый, посадив на уколы. Каждый следующий метр туннеля давался ему все с большим и большим трудом. Ему вспомнились слова Егора Сергеевича о смерти и об убийстве. Они как-то раз толковали с ним об этом для них обоих отнюдь не отвлеченном предмете.

Владислав хорошо запомнил, как они сидели на лавочке в Александровском саду около Кремля. У них зашел разговор об убийстве ростовского «папы», потрясшем тогда всю Россию. Хозяина крупнейшего бизнеса на юге России настигла пуля наемного убийцы, когда он выходил из центральной городской бани, где по пятницам любил попариться с друзьями. Варяг горячился и намеревался спланировать операцию по поимке и наказанию заказчика. Егор Сергеевич качал головой и пытался его отговорить.

– Понимаешь, Владислав, – объяснял старик ровным твердым голосом, – надо четко понять, кто заказал. Если его заказали свои – ростовские, или краснодарские, или даже московские, что маловероятно, – это одно. Но если его заказали люди из городской или областной администрации – тогда ты никогда не найдешь заказчика. Потому что это, скорее всего, самый высокий чин. Самый! Понимаешь?! А к нему ни одной ниточки не найдешь.

– И вы считаете, что его заказали власти города?

– Или области. Или, может быть, даже московские. Вы же прекрасно понимаешь, что у нас, в России, так было искони – есть две, а то и три России – и каждая из них подчиняется своим внутренним законам. Ты вот свои законы знаешь и им следуешь, и твои друзья тоже живут по понятиям. Но когда люди из одной России снюхиваются с людьми из другой России – тогда все законы летят к черту, и тут уж не разберешь, где правый, а где виноватый. Если бы ростовское убийство совершили люди из твоего круга – ты бы их вычислил в два счета. А если убийство совершили люди из государственной России – пускай даже руками какого-нибудь глупого блатаря, – то тут уж ищи ветра в поле. А блатаря, который стрелял, конечно, уже и в живых нет.

Доводы старого академика показались тогда Варягу недостаточно убедительными, но спорить он не стал. Сказал только:

– Если узнаю кто – сам убью.

Егор Сергеевич удивленно посмотрел на него:

– Ну и ну! Вот уж не ожидал от тебя, Владислав! Тебе даже думать об этом нельзя. Нельзя руки кровью марать – неужели ты этого до сих пор не понял?

– Почему же?

– Да потому что ты уже существуешь в другом измерении. Ты хоть к себе прислушайся – у тебя даже и речь теперь другая стала, не то что года три назад. И одеваешься ты по-другому. Но не это главное. Главное то, что ты сейчас за многое в ответе. От тебя много что зависит. И ты не имеешь права рисковать собой. Пойми – ИМ, – при этом Егор Сергеевич забавно мотнул головой в сторону кремлевской стены, – нельзя давать ни малейшего повода для подножки. Ты должен, ты обязан жить, свято чтя ИХ законы! Не убивать, не грабить, платить налоги. Если выезжаешь за границу – изволь иметь в кармане настоящий, а не поддельный паспорт. Чтобы ОНИ не смогли схватить тебя за руку… А убивать вообще грех, – добавил старик задумчиво.

– Даже в наказание?

– Даже в отмщение!

…Вспомнив теперь тот давний разговор, Варяг подумал о своем приключении полугодичной давности. Все это было так стремительно и так неправдоподобно, как в дешевом кино. Арест в Калифорнии, три недели в тюрьме Сан-Франциско, два покушения на его жизнь, потом чудесное освобождение, потом чудной арест в «Шереметьево» и совсем уж невероятный побег из ментовского «мерседеса»… А потом была кровь – море крови… Смерть Вики. Гибель Егора Сергеевича. Гибель Ангела, Графа, Пузыря… Шрам – гадина, сука, тварь. Все его рук дело, все он устроил. Да что Шрам – тут, пожалуй, не в одном Шраме дело. Тут длинная запутанная игра. Кто-то там за ним?

И Варяг вспомнил встречу с двумя эмвэдэшными генералами в Питере на тайной квартире. Один из них, Калистратов, тот же ему прямо, открытым текстом, предлагал «сотрудничество». Сволочь! Калистратов конечно же представлял какую-то новую политическую бригаду, которая, как взбесившийся носорог в джунглях, сметая все на своем пути, перла в Кремль. Да, в конце прошлого года большая драчка разгорелась – драчка за верховную власть в стране. Никто не хотел уступать. А ему новоявленные спасители России решили уготовить роль жалкой послушной марионетки, у которой сменился кукловод. За ниточки дерг-дерг – и думали, что он, как Буратино, будет кивать башкой да ротельник разевать? Просчитались, волки поганые! Но как же он, старый жулик, мог допустить, чтобы его арестовали в московском аэропорту? Хотя как он мог предотвратить этот арест? Незаметно в толпе ему подбросили в карман плаща пакетик героина. Вот и повод. Может, прав был Егор Сергеевич? Или не прав? Ведь если они захотят арестовать, сгноить в лагере – то зачем им повод? Повод они и сами найдут! Где угодно. Возьмут паспорт на контроле, незаметно подменят на фальшак и скажут: у вас, гражданин Игнатов, паспорт поддельный. Пройдемте…

Варяг невольно усмехнулся и потянул носом воздух. Он ощутил едва уловимое дуновение воздуха, замер и прислушался. Потом осторожно стал продвигаться дальше, отчетливо слыша где-то впереди шумное дыхание. Через пару метров стало ясно, что впереди кто-то есть. Он включил фонарик. Луч света вырвал из кромешной тьмы потное лицо и черные испуганные глаза.

ГЛАВА 11

Младший сержант Игорь Шлемин отправился выполнять приказ майора Кротова с неохотой. Да и какая тут может быть охота – тащиться в лес с собаками да искать неведомо кого. В апреле, к примеру, с зоны пропал зек. Кажется, досиживал последние два года из «десятки». Так тогда было понятно: подполковник Беспалый отрядил взвод автоматчиков прочесывать прилегающий к колонии лес. Собачек выпустили. Те оглашали всю округу надсадным злобным лаем. Никого не нашли – но ведь тогда была четкая установка: искать беглого зека. А тут – «пойдешь поищешь, может, найдешь чего». Ни фига себе приказик. С другой стороны, конечно, хорошо, что с зоны удалось слинять, – там, блин, сейчас такая каша заварилась, стрельба, блин, пальба. Полный мрак. Хотя стрельба такая, что на фейерверк больше похожа.

В высоком, уже по-летнему звездном небе стояла начинающая стареть луна. Игорь Шлемин брел по высокой траве прочь от зоны. «Поищешь, может, чего найдешь». Говна кусок, пожалуй, найдешь тут. Он еще спросил Кротова: «Товарищ майор, а точно сбежал заключенный?» На что тот ответил очень странно: «Точно тебе только баба скажет, когда ей рожать, а тут ничего точно не известно».

Вот это верно – ничего не известно. Ни кто сбежал, ни когда сбежал, да и сбежал ли вообще.

Из глубины леса затявкал пес. На его зов тотчас отозвались еще три песьи глотки. Младший сержант поежился. Ну и зверюги. От таких лучше держаться подальше. Ему все время чудилось, что одно неверное движение – и эти волкодавы набросятся на него и загрызут к едреной матери. Шлемин сам побаивался лагерных собак, и сейчас в ночном лесу он даже не думал о них как о своей защите, скорее, как о вероломном враге, который только и ждет удобного момента, чтобы напасть сзади. Младший сержант покрепче сжал холодный ствол АКМ. Вот это настоящая его защита. И от беглых зеков, и от лагерных собак.

И тут ему в голову закралось неприятное сомнение, а по спине пробежал холодок. Он вспомнил, как чистил позавчера свой автомат, как смазал, как поставил в пирамиду. Так, а патроны… После позавчерашних стрельб магазин, ясное дело, был опустошен. Нового магазина ему не выдали. Значит, надо было заряжать старый, Шлемин даже остановился и внимательно посмотрел на свой автомат. Ну, так и есть – старый магазин, обернутый синей изоляцией, тот, который ему Лешка Чулкевич перед дембелем подарил. Он отсоединил магазин и заглянул внутрь. Пусто! Ни одного патрона! Бляха-муха! Вот дела… Только бы действительно не встретить беглых зеков. Теперь точно одна надежда на собак.

Он даже вспотел от страха. Стоя посреди полянки, освещаемой луной, Шлемин громко свистнул и позвал: «Абрек! Лютый!» Где-то вдали зашуршала трава, и на поляну выбежали две овчарки.

– Молодцы, ребятки! – тих» похвалил их Шлемин. – Рядом!

Псы послушно пристроились к нему слева и справа. Младшему сержанту стало веселее. Надо, конечно, сказать, сержант не был уж такого робкого десятка: парень, как все: и побздит, и, если надо, первым в драку полезет.

– Так, лохматые, сейчас пройдем к тому сосняку, что за горушкой, там посмотрим, обойдем лесок слева и вернемся. А то уж… – он посмотрел на часы. – Ни хрена себе – скоро час. А завтра в шесть майор, сука, подъем объявит.

Младший сержант двинулся дальше, размышляя, какие все-таки сволочи командиры в этом лагере. Вот взять, к примеру, нынешний случай. В каком это уставе написано, что в дозор отправляют одного! Это непорядок! Но стоило ему заикнуться о напарнике, как Кротов, гад, отрезал: «Людей мало – видишь сам, что на зоне творится! Один пойдешь!»

Ну да ладно, что теперь разоряться. Хорошо хоть от стрельбы подальше свалил – в таком бардаке и шальную пулю схлопотать недолго. Одно плохо – спать хочется смерть как! А еще час-полтора надо проколупаться здесь, раньше вернешься докладывать – шею намылит начальничек! Дескать, схалтурил, не замкнул круг.

Младший сержант вспомнил, как хорошо служилось ему в Забайкальском военном округе – там их часть ВВ охраняла какой-то секретный объект. Не то недостроенную атомную электростанцию, не то станцию космического слежения. Он там всего полгода прослужил. Но служба была – как в сказке! Кормежка по спецразнарядке МВД, обмундирование новенькое. Знай себе по периметру секретного объекта топай, комаров гоняй. Там на сто километров в округе ни души не было – только редкие охотники-буряты встречались. Но те местные порядки знали и не совались куда не следует. Не то что здесь… На лагерь как мухи на мед слеталась тьма разного народу – мужики вели меновую торговлю с зеками через вольнопоселенцев, бабы, понятное дело, чем приторговывали, дети солнечного Кавказа промышляли всякой всячиной – главным образом, конечно, среднеазиатской дурью. Внешняя охрана, когда Беспалый посылал в ночной наряд, только и знала что гоняла незваных гостей по лесу. А если удавалось отловить молодых девок, приезжавших к зекам на блядки, так их тут же, не отходя от кассы, прямо в лесу под кустом и драли… Сам Игорь Шлемин еще ни разу не попадал в такие веселые переделки, но те ребята, кому посчастливилось, рассказывали много чего про этих «ночных бабочек».

Вдалеке коротко пролаял пес. Игорь Шлемин не смог определить, кто подал голос. Он никогда еще не работал с этими собаками – в питомнике ему выделили черного восточноевропейца Салима, и с ним он обычно выходил в ночные наряды. Эти псины его знали – он прикормил их на прошлой неделе, – но в работе еще с ним не были. Да и сам он еще ни разу не выходил в лес сразу с четырьмя мохнатыми сторожами, как ни разу не доводилось ему еще ловить беглого. Хотя, скорее всего, никакого беглого и нет. Он понял это по тону Кротова, когда тот отправлял его «на линию». Майор просто выполнял указание Беспалого и не случайно обмолвился, что посылает младшего сержанта в лес «для очистки совести», чтобы доложить лотом начальнику лагеря.

Собаки убежали далеко влево. Он даже перестал слышать их ленивый перелай. Вот зверюги! Не учили их, что ли, – в дозоре подавать голос строго-настрого запрещается. Собаки на забайкальском объекте на этот счет были выдрессированы отлично. За нарушение правила «лаемолчания» их наказывали нещадно – били, родимых, жрать не давали. А тут, у Беспалого – бардак!

Игорь Шлемин приметил впереди за пригорком ельничек – елки были молодые, лет по десять – двенадцать, и росли аккуратной полосой за березняком, что начинался сразу под горушкой. Он знал этот ельничек – там еще есть старый толстый дуб, который, как говорят, до сих пор родит желуди. Значит, от зоны он отошел на добрый километр. И за все время прогулки он никого не встретил, ничего тревожного или подозрительного не услышал.

Можно возвращаться. Вот до дубочка-то дойду – и назад.

Дойдя до намеченного места, сержант, уже собравшись возвращаться, так, чисто механически, включил фонарик.

И тут его взгляд упал на овражек под дубом. Он заметил странную вещь – на краю овражка валялись окурки. Два, три, пять! Окурки были старые, но не так чтобы очень – недельной, может, давности. Шлемин подошел поближе и присел на корточки. Зачем-то потрогал рукой наваленный на дне овражка лапник. Ветки были почти свежие, не засохшие. Он поднял одну, вторую – и увидел, что дна у овражка-то и нет. Ветки завалили вырытый в земле лаз. Именно – вырытый, потому что было видно, землю вынимали и куда-то уносили. Он встал и огляделся. Посветил фонариком вокруг. Ну, так и есть: вон куча земли, а вон еще одна – с виду можно принять за обычные лесные холмики.

Шлемин положил автомат на траву, сбросил пилотку и, закряхтев, полез в лаз, светя перед собой фонариком. Лаз оказался достаточно широкий: он без труда залез внутрь, но, споткнувшись, упал и выронил фонарь. От удара тот погас. Шлемин чертыхнулся, положил фонарик рядом с автоматом и полез в темный лаз на ощупь. Чем дальше он полз, тем все больше его разбирало любопытство.

Вдруг ему показалось, что где-то далеко раздался вздох. Он остановился. Блин, кто там еще? Может, человек, а может, и зверь…

Он с тоской подумал о брошенном у входа фонаре и еще больше об автомате. Впрочем, все равно там не было патронов… И тут он вспомнил про немецкий нож с костяной ручкой – подарок брата. Нож лежал в узкой сумке на ремне сзади. Он кое-как дотянулся левой рукой до сумки, открыл клапан, ухватился за костяную ручку и вытянул нож…

Варяг сразу узнал вертухайскую форму и заметил на погонах лычку младшего сержанта. А потом и рожа ему показалась знакомой.

Он вдруг ясно осознал, что его долго готовившийся побег может сейчас сорваться самым глупейшим образом. Встретить в зековском «метрополитене» лагерного сержанта совсем не входило в его планы. Но он ни на секунду не замешкался, даже фонарик не выключил – пусть, гад, сам боится! Упираясь коленями в грунт, вытянув перед собой обе руки с растопыренными пальцами, извиваясь, точно гадюка, потревоженная беспечным путником на лесной дороге, Варяг метнулся вперед. Он метил сержанту в голову. И не промахнулся. Его пальцы резко впились в искаженное от страха лицо вертухая, два из них глубоко вошли внутрь глазницы, так, что их кончиками он ощутил что-то жидкое…

Не ожидавший столь молниеносного нападения, младший сержант вскрикнул и попятился назад, но Варяг был тут как тут. В этом месте лаз оказался намного просторнее, чем раньше, и ему не составило труда, широко расставив локти, вцепиться сержанту в шею. Вертухай хрипел и яростно отбивался. Он тянул к Варягу руки, пытаясь расцепить сжимавшие его шею страшные тиски. Но Варяг не уступал, вложив в это смертельное объятие всю оставшуюся силу, всю ярость, всю закипевшую в нем решимость вырваться из подземного плена и стать свободным.

Два человека, два зверя, два непримиримых существа вступили в смертельную схватку. Младший сержант, Игорь Шлемин, в эту минуту отчаянного сражения отчетливо понимал, что беглый зек обязательно его убьет, потому что терять ему было нечего. Он прекрасно понимал, что надо пустить в ход нож, но в суматохе схватки, после первого же ужасного удара по глазам, от дикой боли выронил его и теперь уже никак не мог найти. Да у него и не было такой возможности, стальная хватка зековских ладоней, сдавивших трахею, лишала его легкие живительного кислорода, он истерически дергался, но не мог поймать ни глотка воздуха.

Варяг уже знал, как он убьет этого, вставшего на его пути, молодого вертухая. У него не было с собой никакого оружия, и он мог полагаться только на мощь своих рук.

Сержант, сука, сопротивлялся изо всех сил, вертел головой, хватался за локти, стараясь вырваться. Но Варяг уже чувствовал, что силы противника на исходе, и еще сильнее сдавил жилистую шею. Вертухай издал хрип, его руки безвольно разжались и повисли на локтях Варяга. Еще с минуту Варяг, на всякий случай, не отпускал его шею, хотя уже понимал, что победил.

Прошло минут пятнадцать, пока Варяг пришел в себя и отдышался. Разжатые пальцы дрожали от ужасного напряжения. Варяг поежился – ему стало холодно. Рядом с ним лежал убитый вертухай. Как он тут оказался? Что его ждет впереди? В любом случае нужно торопиться, нельзя расслабляться, нельзя тут лежать. Если выход из лаза обнаружен и там караулят, то дело – швах. Если же этого младшего сержанта послали просто прочесывать лес, тогда проще, лишь бы у этого паренька там у входа не было напарников. Но если лег прочесывают, значит, в лагере уже объявили тревогу, и то знает – может быть. Беспалый успеет нагнать вокруг лагеря омоновцев. Нужно спешить, времени в обрез.

Варяг медленно нашарил в темноте фонарик, включил его и направил лучик света перед собой. И только сейчас ему в голову пришла страшная, поразившая его мысль.

* * *

Только сейчас Варяг осознал, что мертвец полностью перегородил узкий лаз. Варяг попытался сдвинуть тело с места. Но не тут-то было. Труп оказался тяжелым, да к тому же он лежал враспор: колени и голова уткнулись в стенки туннеля. Грунт вокруг был очень прочный, слежавшийся, почти каменистый. Такой руками не возьмешь. Варяг облизал пересохшие губы. Только этого не хватало! Вперед его не вытолкнешь. В этой крысиной норе не развернешься. Но не ползти же назад, в зону. Да и как? Даже если возвращаться, то придется ползти вперед жопой. Он невольно съехидничал про себя: тоже мне, подземный рак выискался! Нет, надо что-то придумать.

До спасительного выхода, по его прикидкам, оставалось метров сто – двести. Минут десять – пятнадцать ползком. Всего-то!

Он подполз к трупу вплотную и, осветив его фонариком, схватил вздернутую вверх левую руку – она уже холодела, – опустил и стал искать правую. Нашел. Рука лежала вдоль тела.

Варяг приподнял руку с земли в надежде повернуть труп и прижать его спиной к левой стенке туннеля, чтобы самому проползти вперед справа от него.

Но ему не удалось сдвинуть мертвеца. Варяг в бессильной злости стукнул кулаком по земляному полу. Ребро ладони больно ударилось о какой-то твердый предмет. Он опять включил фонарик. Под кулаком блеснул короткий широкий нож с костяной ручкой. Видимо, сержант в пылу сражения перед смертью выронил его из рук. «Повезло тебе, парень, – подумал Варяг, – во всех смыслах повезло. Ты был на волосок от смерти, и этот нож мог стать твоей гибелью. А вот теперь он – твое спасение».

Варяг схватил нож, крепко сжав в кулаке толстенькую бочкообразную рукоятку, и ковырнул стенку справа. Лезвие откололо приличный слой прочного, местами каменистого грунта. Он ударил ножом посильнее. Потом еще раз. И еще.

За полчаса он наковырял горку земли, которую пропихивал под себя в ноги. Лаз понемногу расширялся. Воодушевленный своим успехом. Варяг остервенело вгрызался в породу. Сердце его бешено колотилось, на лбу выступил пот. Ему надо было спешить. Непредвиденное препятствие отняло у него кучу времени – минут двадцать, не меньше. Если Беспалый выявит его исчезновение и организует за ним погоню, то посланные прочесывать лес вертухаи и «вэвэшники» с собаками наверняка его заловят. Далеко ему от них не уйти – это точно!

Варяг на секунду представил, что Беспалый прекрасно знает о существовании этого тайного туннеля, а значит, этот туннель является просто хитроумной ловушкой для глупых беглецов. И он, Варяг, сейчас попадет прямехонько в заботливые лапы прихвостней Беспалого, которые, ясное дело, церемониться с ним не станут, пристрелят тут же – и точка. Владислав встряхнул головой и отогнал от себя фатальные мысли. Надо верить. Всегда надо верить, что бы ни случилось. Ну а если придется умереть?… Что ж, значит, такая судьба. В любом случае так просто Варяг сдаваться не намерен. Пусть поджидают – он их не разочарует!

Нож мерно врубался в земляную стенку. Варяг непрерывно отгребал отколотые и отрезанные слои твердой, испещренной камнями почвы себе под колени и за спину. Только бы не напороться на скалу, повторял он про себя, только бы не скала… Тут нож ему не поможет! Но, видно, судьбе было угодно дать ему на этот раз шанс выжить. И он, забыв про смертельную усталость, сковавшую мышцы рук, упрямо вгрызался в грунт.

Конечно, Варяг понимал, что его нож куда легче мог бы справиться с мягкой человеческой тканью, но расчленять труп – на это он никогда и ни за что не пойдет. Он даже запретил себе об этом думать, продолжая с невероятным упорством вести борьбу с породой. Долго ли он так терзал холодную землю во тьме – Бог весть. Ему показалось, что прошло не меньше часа, когда наконец рядом с трупом образовался узкий обходной маршрут. Не выпуская из ладони нож. Варяг пополз туда. Он с трудом протиснулся между мертвецом и стенкой. В какой-то момент он повернул голову влево и при тусклом свете фонарика вдруг увидел застывшее выражение лица убитого. Вот оно, лицо смерти. А парню на вид не было и двадцати пяти. Варяг сделал еще одно движение вперед, напрягся и вдруг почувствовал, что застрял: левое плечо уперлось в мертвеца, руки оказались зажаты вдоль туловища. Он не мог двинуться ни туда, ни обратно: мертвец ни в какую не хотел отпускать своего обидчика. Варяга прошиб холодный пот. Он напрягся изо всех сил, стал вдавливать труп в стену. Послышался хруст костей. Варяг почувствовал, что его плечи высвободились. Упираясь ногами, он протиснулся вперед, высвободил руки, вытянул их, расставил и, упершись локтями в стенки туннеля, подтянул туловище. Свободен! Точно свободен! Пот градом катил по лбу и щекам. Не останавливаясь и не глядя назад, крепко сжимая нож в правом кулаке. Варяг пополз к выходу. Теперь он почему-то уже не сомневался в успехе. Он не мог понять, что придавало ему такую уверенность. Бог есть. И если он позволил ему преодолеть роковое препятствие – значит, так тому и быть. Значит, начертано ему на веку вырваться на свободу и все там расставить на свои места.