Kitabı oku: «Красный Жук», sayfa 2

За стеной столовая превращалась в какую-то сказочную таверну. Перспектива и освещение мастерски открывали ещё одну залу с геральдическими щитами и чучелами зверей, развешанными по стенам. Вделанные в нарисованные светильники осколки зеркала мерцали, наполняя рисунок мягкой магией.

Но больше всего Петра заинтересовали два персонажа на переднем плане, сидящие под щитом с лозунгом о необходимости взаимодействия всех родов войск.

Слева за столом, с деревянной кружкой в лапе, сидела белка. Если, конечно, можно назвать белкой существо ростом с человека, вертикальными зрачками и седой гривой. Одетая в кожаную куртку со шнуровкой у горла, с крестовиной меча за плечом, прорисованная в мельчайших деталях, она, казалось, сейчас поднимет кружку и закричит: «Хозяин, повторить! И блинов нам неси!»

Белочкина подруга, сидящая справа, была, пожалуй, ещё более экзотична. Начать с того, что бокал красного вина она держала хвостом. Многометровая змея кольцами свилась за столом. Раздвоенный язык, огромный капюшон. Но больше всего Петра поразили очки: обычные круглые чёрные очки придавали ей какой-то нереальный, мистический образ. Художнику хватило фантазии представить чародейку в образе гигантской змеи, облачённой в чёрно-белые кожаные доспехи, отдалённо напоминающие Петру танковые траки с вычурным узором. В довершение образа одним из своих колец змея сжимала, как пушинку, здоровенный боевой посох, расписанный под хохлому.

– Ты гляди, какая змеюка! Вылитая моя тёща, та ещё ведзьма! – раздалось сбоку.

Пётр так увлёкся, что не заметил подошедшего товарища. «Сейчас здесь будет столпотворение, как у медведя», – понял он. Парни уже вставали, один Задира молотил блины, как новомодная машина комбайн.

Слова Василя неприятно кольнули Петра, словно разрушилась некая интимная магия, связывающая его с той стороной. Словно, разглядывая рисунок, они будут делить с ним то, что он уже посчитал полностью своим. Резко захотелось курить и побыть одному. «Чёрт с ним, найду ещё», – подумал Даданин о художнике и в одной гимнастёрке выскочил за дверь, которую указал им Андрей.

Проскочив двух бойцов с автоматами, Пётр затянулся папиросой и осмотрелся. Место ему не понравилось и вызывало подсознательное чувство тревоги. Участок двора был огорожен колючей проволокой, формируя длинный узкий прямоугольник. Начинаясь от крыльца, он заканчивался закрытыми воротами, отсекающими воинскую часть от внешнего мира. Автоматчики у ворот придавали месту зловещий оттенок.

«А куда идти-то?» – подумал Пётр. Глаза цепляли их автобус, отбрасывающий длинную тень, да с десяток лавочек по обе стороны от дороги. Внутренний дворик походил на какой-то отстойник для заключённых, а автоматчики – на конвой. Стоять тут было решительно незачем, да и холодно в одной гимнастёрке. «Этот валенок что-то напутал», – подумал Пётр и, зло отбросив окурок, двинулся в сторону крыльца.

– Стой!

Автомат был направлен в сторону старшего сержанта, а бойцы, в которых Пётр опознал кольщиков дров, перестали напоминать деревенских увальней. «А они воевали, – пронеслось в голове Петра. – Вон как зыркают, волчары». По спине пробежал холодок нехорошего предчувствия.

– Товарищи, вы же видели, я только что вышел. Ваш начальник сказал этому Андрею накормить нас, и вообще… – Пётр поймал себя на заискивающем, оправдательном тоне.

«Да кто они?» – заметалась мысль. Маска хозоб-слуги осталась там, в такой мирной, хорошо протопленной столовой с блинами и улыбчивой поварихой. А тут, во дворе, его держали под прицелом два тёртых бойца с холодными, внимательными взглядами хищников. Такой взгляд он встречал в Польше у командира разведбатальона дивизии.

– Накормили? – усмехнулся автоматчик.

– Да.

– Ну вот. Если в эту дверь вышел, значит, не приняли. Раз не приняли, ходу на территорию части нет, – приподняв палец, совершенно без акцента сказал узкоглазый боец с лунообразным улыбчивым лицом.

– Товарищи, как же так, у меня шинель там!..

– Вынесут.

– Да нет! Вы не поняли, товарищи, я просто покурить вышел, мне назад нужно. Видите, я без шинели, я покурить! – выставив перед собой коробок спичек и пачку «Казбека», зачастил Пётр.

– Стой, где стоишь, сержант. Или устав караульной службы забыл? – усмехнулся первый часовой.

От этого фамильярного пренебрежительного «сержант» Петра бросило в жар. «Издеваются, суки!»

Гнев толкнул его к автоматчику:

– Я старший сержант! Понял?! Ты! Старший сержант! Пока ты тут! Я в Польше! Понял?!

Навалившись грудью на автомат, Пётр схватил бойца за отвороты шинели. Искажённое восприятие сержанта сфокусировалось на препятствии, не дающем войти в эту чёртову дверь. Риск получить пулю в упор или удар прикладом от второго бойца отступил перед неосознанной необходимостью переложить вину на других.

Два хищника, оскалясь и давя друг друга взглядами, сцепились и замерли, как сжатые пружины. Момент, когда часовой освободился от захвата и зафиксировал его шею, Пётр пропустил. Часовой притянул Петра к себе так, что они упёрлись лбами, и заглянул в глаза. «Это не волк, это змей», – подумал Пётр. Взгляд часового ввинчивался в мозг, давя гнев, а вместе с тем и желание драться.

– Польша, гришшь, а сейчас тарелка каши важнее приказа стала, – вбивая каждое слово в Петра, прошипел часовой. И резко освободил захват.

Пётр, непроизвольно упиравшийся в его грудь, соскользнул на ступеньку вниз. Из него словно выдернули стержень: старший сержант побледнел, ссутулился. Развернулся и, шатаясь, словно залпом вмазал двести граммов водки на голодный желудок, побрёл к автобусу.

«Позор. Господи, какой позор…» Разум больше не мог дистанцироваться от всех фактов и фактиков. Перед глазами один за другим пронеслись сначала капитан, назвавший их кандидатами в курсанты, а затем хозяин кабинета с усталыми глазами и грацией леопарда, который назвал их уже не курсантами, а сержантами. Свою судьбу они решили ещё тогда, ввалившись в кабинет требовать пайку.

Шоколад, воры, жаловаться Жданову… Господи, какой он идиот… Да никто про них не забыл, тут, вообще, похоже, ничего не забывают. Проверяли, ждали, кто бросит строй. И повариха эта: «Ребятки, кашка». А он баран. Баран! Бежали пожрать, как будто неделю не ели, радовались, какие самые умные, других звали.

«А они ведь и сейчас там стоят, – пронзила Петра мысль. – Стоят. Ждут. Приказ. Те там ждут, а эти за мной сейчас выскочат!» К горлу подкатил ком, стало трудно дышать. Пётр рванул ворот гимнастёрки, не замечая скрывшуюся в снегу пуговицу.

Он вдруг снова почувствовал себя тринадцатилетним подростком, плачущим над телом своего первого друга. Пёс по кличке Малыш был старше Петра на год. С того момента, как мальчик начал ходить, он стал его телохранителем и верным спутником. Тогда его накрыло чувство непоправимой утраты, и он разрыдался. Его мудрая любимая бабушка присела рядом, погладила по голове: «Не плачь, дорогой. Пусть не по закону, но по крови ты князь Дадиани. Дадиани не плачут».

Потерянный сержант безучастно смотрел, как во двор выскакивают ещё весёлые парни, как чернявый сержант из Одессы несёт ему шинель. Как останавливается в шаге, растерянно оглядывает Даданина, что-то спрашивает.

Двор затихает. Умолкают смешки. Пытаясь осмыслить рубленые фразы часовых, парни переглядываются. Одессит осторожно кладёт шинель на лавочку и отходит к своим.

– Як гэта назад у частку? Як не прыдатныя? Што я дома скажу, братанам, баці? Што Васіль не прыдатны? Прыдатны я! Пусці! Пусці, кажу!²

Обстоятельный белорус танком двинул на автоматчиков, от волнения полностью перейдя на привычный говор. Продолжая метафоры, можно сказать, что в ответ ему прилетело из крупного калибра. Василь слетел с крыльца и уткнулся в снег, освобождая желудок.

– О следующего не буду приклад марать, а прострелю колено и поеду в отпуск. Всем ясно? Сейчас придёт шофёр, отвезёт вас на железнодорожную станцию, оттуда по своим частям. Другой дороги у вас нет!

– И долго его ждать? – глядя исподлобья, спросил рослый шатен с перебитым носом.

– Боксёр, что ли?

– Ну, боксёр.

– Ну, боксёр, – передразнил его второй часовой, – жди. Обычно он в автобусе сидит. Но ваш красавчик, – кивок в сторону Петра, – его же послал по уставу форму найти. Так что присаживайтесь на скамеечки, ножки не утруждайте.

– Ещё третьи петухи не прокричат, обернётся Андрей красным молодцем, – заржал часовой, сбивший белоруса с крыльца.

– Убью! Сука!

Стоящий в дверном проёме Задира отбросил недоеденный блин и бросился вперёд. Проскочив часовых, он набросился на так и не вышедшего из оцепенения Петра. За несколько секунд он повалил его на землю и начал избивать, беспорядочно молотя руками по лицу. Прежде чем его оттащили, лицо старшего сержанта успело превратиться в говяжью отбивную.

Щуплый сержант оказался на удивление сильным: только вчетвером его удалось оттащить от жертвы. Оправдывая свою кличку, Задира продолжал вырываться, оглашая дворик концентрированной смесью мата, проклятий и угроз.

– Хорош блажить, парень, не на паперти, – отрезал поток брани уверенный властный голос.

На груди выскочившего в одной гимнастёрке капитана было два – два! – ордена Красного Знамени. Сержанты, не веря своим глазам, узнали в нём своего сопровождающего Андрея.

Одной фразой успокоив Задиру, капитан подскочил к Петру и аккуратно пробежал пальцами по его лицу.

– Нос вроде не сломан. Так, этого в санчасть, второго на губу. Григоренко! Григоренко, мать вашу! Не часть, а бордель.

– Товарищ капитан, разрешите обратиться! Нет у нас губы-то. – Часовой вытянулся в струнку, всем своим видом показывая рвение.

– Организуйте, обалдуи. Так, Григоренко, быстро сажай остальных, – кивок в сторону ворот, – и вези на железку. Личные дела видел? Я на стол бросил. Видел – молодец. По пути разъяснишь политику партии, и пусть радуются. Я к командиру. А с вами я позже поговорю.

Вид застывших соляными столбами автоматчиков давал основание думать, что ничего хорошего для себя они от этого разговора не ждут.

– Хрен ли застыли целками! Тащите его, морда уже как у утопленника. Этот блаженный пусть помогает.

Капитан так же внезапно, как появился, скрылся за дверью, ведущей в столовую, не забыв на прощанье погрозить кулаком часовым.

Пётр всё же смог подняться с помощью луноликого часового и поковылял к крыльцу, опираясь на него. Вторая пара двигалась плечом к плечу и запросто сошла бы за приятелей.

– Эх, боец, вот что с тобой делать? Может шлёпнуть, а?

– Да что вы такое говорите, товарищ начальник? Капитан сказал отдыхать, значит, отдыхать, – оскалился в ответ Николай.

Поникшие сержанты, так и не ставшие курсантами, грузились в автобус под крики и ругань злющего Григоренко.

В двух шагах от Генштаба

– Командир, можно? У нас драка, два сержанта перед автобусом сцепились.

Оторвавшись от бумаг, хозяин кабинета посмотрел на часы, висевшие на противоположной стене, перевёл взгляд на замершего у дверей капитана, прилагавшего усилия, чтоб не вытянуться во фрунт, и вздохнул.

– Кто?

– Да старший сержант, статный такой, вроде Петром зовут, и щуплый, проглот, но у того даже позывной Задира. В столовой, может, не поделили что…

Договорить хозяин кабинета капитану не дал, звонко впечатав личные дела в стол.

– Старший сержант Даданин Пётр Михайлович – отличный командир, орденоносец, многочисленные поощрения, опыт Польской кампании. Плюс разбирается в живописи и даже немного рисует. Сержант Задира Николай Владимирович – детдомовец. Нашли в возрасте восьми лет при осмотре вагонов на станции Котласа, это город такой в Архангельской области. Умирал от недоедания. После лечения распределён в детдом. Неудачно. В тридцать седьмом директора и половину воспитателей посадили за воровство. Куча дисциплинарных взысканий, конфликтен. Хочешь знать, как у нас оказался? А я скажу. Выявили явную склонность к языкам. Немецкий и английский на весьма высоком уровне за три месяца. Ты понимаешь?

И вот теперь скажи мне, Андрей, какая связь между тем, что старший сержант распёк какого-то обормота в коридоре, и этой дракой? – Голос командира упал почти до шёпота. Откинувшись на спинку стула, он прикрыл глаза и замер.

Сам бывший детдомовец, капитан Октябрьский почувствовал, как загораются кончики ушей от понимания, что желание немного проучить самодовольного сержанта обернулось очень скверными последствиями.

– Виноват, Командир. Попросил Чингиза и Казака поизображать часовых и помариновать их с часик в тупичке, рассказать им, кто они есть в свете мировой революции. Ну и выйти по уставу, как хотели… – Андрей неопределённо повёл рукой по гимнастёрке от орденов куда-то вниз. – Но драка, вообще…

Командир открыл глаза и посмотрел на Андрея, заставив того замолчать на середине фразы.

– Хорошо тут, да? Вольготно. Хотим – боевой учёбой занимаемся, хотим – курсантов разыгрываем. Обиделся он, как же: сержант капитану выволочку устраивает! А он знает, что ты капитан?! Знает про твои ордена, про десятки успешных операций?! Про то, как мы финнов по болотам уводили, знает?

Голос Командира не повышался, и это было очень плохим признаком. И так готовый провалиться сквозь землю Андрей пытался понять степень недовольства своего начальника.

Выросшему сиротой капитану боевое братство их не совсем обычной части буквально заменило семью. И безусловно, патриархом, вставшим во главе рода, был Командир. Зная его с Халхин-Гола, Андрей давно выделил две реакции на ошибки подчинённых.

Первая и наиболее частая реакция на неизбежные ошибки в обучении, на что-то разломанное или перепутанное – это грозный рык с применением идиоматических выражений и лексических конструкций, с различной степенью точности описывающих умственные способности провинившегося. Персонифицированный мат Командир в общении с подчинёнными не использовал категорически. Наказание за такие проступки было практически стандартным: копать, бегать, отжиматься, но в сотнях вариаций. Например, провинившийся мог бежать один с винтовкой за спиной, а мог и в составе своего отделения с полной выкладкой и преодолением водных преград.

А вот вторая реакция предназначалась как раз для своих, для того, кто своим поступком позволил Командиру усомниться в надёжности и преданности. И тогда Командир говорил именно так: не повышая голос, мягко, проникновенно. И наказание было под стать. Порой достаточно было просто объяснить человеку, в чём он не прав и как сильно подвёл остальных. Нередко добавлялись те или иные способы общественного порицания, в исключительных случаях – крайне изощрённые, от которых провинившийся готов был сгореть от стыда и предпочёл бы лично перекопать линию Сталина вдоль.

Вот и сейчас в желании Андрея немного проучить старшего сержанта Командир увидел нечто гораздо более серьёзное.

– А как он, по-твоему, должен реагировать на раздолбая в какой-то хламиде задрипанной, а? Сам бы ты как, мимо прошёл? Как я могу на вас дело оставить, если вы тут такой цирк вытворяете?

Командир достал очередную папку, для разнообразия достаточно пухлую.

– Вот, ты не в курсе, я тебе скажу: план по 76-миллиметровым бронебойным снарядам, если считать с тридцать шестого года, выполнен на двадцать один процент. Двадцать один! Я уже год бьюсь лбом во все двери. У многих в голове засела мысль, что немецким танкам хватит 45-миллиметрового снаряда, связываться с трудоёмким 76-миллиметровым не хотят. Да, на «единичку»³ хватит, а «тройки», а «четвёрки»?⁴ Кто-то ждёт, что примут новый 76-миллиметровый бронебойный, кто-то просто освоить не может. В итоге ты понимаешь, что по четырем танкам из пяти просто не выстрелят! Вроде бы лёд тронулся, нужно успеть хоть сколько-то, а мне что, тут безвылазно сидеть? Следить, чтобы курсанты не подрались?

– Командир, а там, наверху?..

– А там думают, что год-полтора у них ещё есть.

– А может?..

– Закрой поплотней дверь и присаживайся. Я тебе приведу свои аргументы, а ты решишь, стоит ли ждать нападения Гитлера на Британию или на нас. Ещё минут пятнадцать у нас есть, как раз вкратце уложусь.

Вот смотри, вариант первый. Германия разгромила и захватила Англию. Начну с минусов. СССР по-прежнему угрожает рейху с востока. Так как все самые богатые капиталисты убегут в Америку и, уж поверь, с тамошней элитой договорятся, неизбежно противостояние с Америкой. Ископаемыми Англия не очень-то богата. Да, развитая промышленность, но рейху и своей промышленности хватает, ему нужны ресурсы, в том числе и людские. Населения, казалось бы, немало, но насколько жёстко Гитлер сможет его использовать? Как-никак европейцы. Учти, что в случае войны с США рейху придётся как-то обеспечивать свой британский контингент. То есть воевать на море, где Америка особенно сильна.

Теперь плюсы. Ну, стратегически лишаем Америку плацдарма для войны в Европе. Остаётся «британский пирог». Давай посмотрим. Канада точно к США. Австралия – претендовать будут, опять же, США и Япония. Да янки залезут везде, где есть море! Нужно тебе напомнить, какая часть планеты покрыта океанами?

– Не нужно. Около трёх четвертей.

– Вот. То есть всякие Индонезии и Океании немцам тоже просто так никто не отдаст. Что там дальше. Южная Америка – однозначно США. Африка… – Командир задумался ненадолго. – Теоретически в союзе с Италией, загребая всё Средиземноморье, можно идти воевать, но далеко, долго, с негарантированным результатом. Индия – жемчужина британской короны, на неё заявят права все, и даже мы можем попытаться. Так, по Англии есть вопросы?

– А как же трофеи, Командир, вооружение?

– Давай прикинем. Достаточно много англичане смогут вывезти морем в ту же Америку. Так что на драгоценности и предметы искусства можно не рассчитывать. Стратегические запасы также: что-то вывезут, что-то истратят, останется мелочь. Что конкретно по вооружению? Теоретически, конечно, вермахт может заполучить значительную часть британского флота, но я считаю это весьма маловероятным. А сухопутная британская армия традиционно не очень сильна. Да и за свой остров, думаю, они будут биться яростно. Если не ошибаюсь, сейчас вооружённых сил метрополии менее миллиона. К тому же они уже понесли значительные потери, в том числе материальные, помогая Франции.

Так, теперь пробежимся по второму сценарию. Итак, представим, что Гитлер разбил наши ВС и захватил, скажем, всю территорию по Уральский хребет…

– Командир! – Для Андрея даже предположение такое казалось святотатством.

– Ну что «Командир»? Не победит он, не сомневайся. Но вот на его место себя поставить мы обязаны. Минусов я вижу немного. Первое – это партизанское движение, второе – угроза от войск, отошедших за Урал. Американцам на нас наплевать, япошки сами ринутся Дальний Восток с Сибирью осваивать.

А вот с плюсами совсем жирно. Смотри: тут сходятся политическая и экономическая целесообразность с личными желаниями фюрера. То есть они уничтожают первое социалистическое государство, населённое низшей расой, да ещё и обладающее огромными ресурсами, которые, по справедливости, должны принадлежать рейху. Учти, они считают славян азиатскими дикарями, поэтому вывозить будут всё, от чернозёма до рабов. И последний плюс: если СССР падёт, британцы к Гитлеру сами приползут с Индией в зубах. Становясь, по сути, континентальной сверхдержавой, Германия поделит мир с Японией и Америкой. А информацию немецкая разведка черпает от белоэмигрантов, поэтому и не боятся шею сломать: думают, что мы забитые, отсталые, бегаем с кремневыми ружьями.

– Ну, Командир, так с этим надо на самый верх. Прям всё по пунктам разложил, неужели не поверят? – Капитан вскочил и нервно заходил по кабинету.

– Не мельтеши, воды вон выпей.

Дождавшись, пока капитан залпом высадит стакан и, немного придя в себя, снова сядет напротив, хозяин кабинета продолжил:

– Основные резоны «против» у наших генералов заключаются в том, что с Англией-то немцы уже воюют, а на два фронта Германия после Бисмарка воевать не посмеет. Да и вообще, может, и потом побоится Гитлер, опасаясь, что немецкий пролетариат революцию устроит.

Командир снова взглянул на часы и тоже плеснул себе воды в стакан, промочить горло. Время поджимало, пора было озадачить стоящих на плацу бойцов последней проверкой. Но и разговор с капитаном давно назрел. Командир предполагал, что с этим набором курсантов придётся возиться именно Андрею, так как сам он, скорее всего, безвылазно будет в командировках.

– Что касается официального рапорта наверх, сейчас я тебе обрисую место нашего соединения в структуре РККА.

Командир встал, подошёл к окну и достал из замаскированного сейфа тонкую серую папку.

– Не буду объяснять детально. В двух словах: хорошее отношение Шапошникова, Жукова и ещё кое-кого позволило нам получить уникальный статус. При формировании часть не вошла в структуру Пятого Управления Наркомата обороны, а стала отдельным диверсионно-штурмовым батальоном Генштаба РККА. То есть я напрямую подчинялся Шапошникову, а сейчас Мерецкову. Приказ напечатан в трёх экземплярах. О том, что мы не входим в Пятое Управление, знают меньше двадцати человек. Под мою ответственность разрешено тебя ознакомить. Если я сочту это необходимым.

Командир положил желтоватый бумажный листок приказа с несколькими строчками напечатанного текста и множеством печатей на край столешницы перед Андреем, придерживая его рукой за край:

– Читай!

Андрей прочитал и поражённо захлопал глазами. Нет, он, конечно, понимал, что истинная специализация части явно выходит за пределы компетенции даже армейского уровня. Да и по прикрытию ещё как посмотреть. Но произнесённые имена – это даже не окружной уровень. Быть ниже начальника Генштаба на две ступеньки! Казалось, его капитанские шпалы ожили, налились силой и сдавили горло.

– Ага, судя по очумевшему виду, кажется, до тебя стало доходить. Шутник, блин. В июле сорокового, когда Пятое Управление опять подчинили Генштабу, нас развернули в бригаду, которая стала называться Первой специальной разведывательно-диверсионной бригадой Генерального штаба. Оценили, как мы в финскую все дыры затыкали. Ну, кому как не тебе знать. Но! Мы так и остались подчинены Генштабу напрямую, минуя разведуправление. Понимаешь, Голикову мы не подчинялись, и, дай бог, не будем. Он бы нас схарчил, да пока Георгий Константиныч в фаворе, руки коротки.

Но всё имеет свою цену: у нас отобрали все польские контакты. Сейчас вся информация, которая идёт от агентуры, идёт через Голикова или Берию. И она условно может быть разделена на две группы: нападут немцы этим летом или после разгрома Англии. Своё видение ситуации я тебе обрисовал. Филипп Иванович вроде человек неглупый, но до тридцать первого года он служил на политдолжностях, потом запрыгал вверх и начальником разведуправления стал меньше полугода назад. Я договорился с ним о встрече на среду и постараюсь донести до него, что Гитлеру Британия на хрен не упёрлась. Больших надежд я на этот разговор не возлагаю. Но! Есть информация, что ещё до весны Генштаб возглавит Георгий Константинович.

– Жуков? – осипшим голосом переспросил Андрей, еле поспевающий усваивать такую острую информацию.

– Жуков, Жуков. И я сразу подам ему рапорт со своими соображениями и обязательно укажу, что докладывал начальнику разведуправления.

– И что это нам даст? Ну, я про Голикова?

– Да я понял. В долгосрочной перспективе посмотрим, а в ближайшей, надеюсь, у него будет меньше времени нам палки в колёса совать. Капитан Октябрьский!

– Я! – Андрей на рефлексах вскочил из-за стола. Такой официоз неизменно означал приказ или постановку боевой задачи.

– Слушай боевой приказ, капитан Октябрьский!

По чертенятам в глазах Командира Андрей понял, что от наказания отвертеться не удалось, и маловероятно, что оно ему понравится.

– За проявленное разгильдяйство и нарушение формы одежды приказываю с завтрашнего дня носить только уставную форму капитана РККА, включая награды. Присваиваю позывной «Шутник». Срок наказания – два месяца.

Такого издевательства капитан не ожидал. «Есть!» прозвучало явно с опозданием и с интонациями обречённого человека.

– За что?! Командир! Мне ж теперь проходу не дадут. – Капитан трагически заламывал руки, поднимал глаза к потолку и всячески выражал несправедливость судьбы-злодейки.

– Зато запомнишь, – рассмеялся Командир. И тут же оборвал себя: – Всё. Время.

– Может, не надо? – с неожиданной тревогой в голосе спросил Андрей.

– Надо, Андрей! Надо!

– Вроде идут.

Иван покосился на соседа, а потом перевёл взгляд на людей, выходящих из дома. Строй стремительно принимал надлежащий вид, прекратилось перетаптывание, прыжки, затихали разговоры.

– Сколь там? – спросил Иван у кого-то из бойцов, стоящих за его спиной.

– Полпятого.

«Вот что значит зима: время-то не позднее, а уже темно», – подумал сержант. По мере приближения вышедшие всё меньше нравились ему. Их было слишком много, и одеты они были странно: во что-то напоминающее танковый комбинезон грязно-белой раскраски и в необычные, плотно облегающие голову вязаные шапки белого цвета. Ещё более настораживали одна или две широкие ярко-красные полосы у каждого на рукаве. Хотя тут всё было понятно – инструкторы.

Чтоб отвести в казарму новобранцев, такое количество инструкторов явно было избыточно. Тёплая казарма как-то померкла и отдалилась, уступив место неясной тревоге.

Худшие опасения Ивана не замедлили подтвердиться. Вперёд вышел один из инструкторов, отличающийся нормальной командирской фуражкой и отсутствием красных полос на рукаве.

– Ку-у-урс! Равняйсь! Смирно! Я начальник курсов Самойлов Виктор Иванович. Слушай вводную. Враг высадил десант у стратегически важной переправы. Первая рота держит оборону! Вторая рота, то есть мы, выдвигается на выручку. Сейчас те, чьи фамилии назовут, выходят из строя и отделением идут со своими инструкторами в оружейку.

– Капитан. – Начальник отступил на шаг и сделал приглашающий жест единственному командиру, одетому в нормальную форму, да ещё и с орденами на груди.

– Первое отделение! Кого называю, выходим сюда.

Рядом с капитаном встали, если судить по нашивкам, один старший инструктор и два просто инструктора. «Наставники, те, кто будет закреплён за отделением», – понял Иван.

Выходивших из строя бойцов инструкторы споро строили в короткие колонны и уводили в дом. Когда выкрикивали пятое отделение, дошла очередь и до Жукова.

– Строимся, строимся по двое, бойцы. Кто из вас сержант Игорь Белов?

– Я, товарищ инструктор! – бодро вытянулся невысокий худощавый блондин.

– Назначаешься командиром отделения.

– Есть! Служу Советскому Союзу!

«Рвение так и прёт, – усмехнулся про себя Иван, – но надо присмотреться: на остальные отделения старших сержантов поставили, а у нас просто сержант. С чего бы это?»

За невесёлыми думками о том, что казарма отодвинулась хорошо если часа на два, Иван вместе с теперь уже своим отделением наконец-то оказался в помещении. Практически сразу у входа стояли три стола, за которыми младшие инструкторы выдавали снаряжение. Курсанты четвёртого отделения не заставили себя долго ждать, благо выдача была отработана до автоматизма.

– Сержант Иван Жуков! Пятое отделение! – представился он, повторив за Беловым, получавшим довольствие за соседним столом.

– А ты откуда, боец? – Сидящий за столом с интересом уставился на его конопатое лицо.

– Из-под Рязани, село Болошнёво.

– Земляк, значит, – обрадовался инструктор, – а я Тимофей. Смотрю, лицо вроде наше, рязанское. А я из Глебово, на полдороге в Коломну, знаешь?

– Слышал, конечно.

– Значит так, Жуков. – Крепенький парень, наклонившись, выдернул ближайший ранец из десятка таких же, стоящих на полу за столом, и опустил его на стол перед Иваном. – Запоминай: всё, что получишь сейчас, закрепляется за тобой до конца учёбы. – Парень зыркнул за спину Ивана и понизил голос: – Не вздумай жрать и не пей сейчас. – Продолжил земеля уже нормальным голосом: – Тут ИЗ, мыльно-рыльное, кружка-ложка, индивидуальный медпакет, бельё, полотенца, нитка-иголка. Короче, что по уставу положено, то и уложено, – нехитро скаламбурил Тимофей.

Дождавшись, пока Иван снимет ранец и поставит его рядом с собой, продолжил выдачу, проговаривая выкладываемое на стол вслух:

– Патронная сумка – одна штука. Штыковые ножны – одна штука. Гранатная сумка – одна штука. Фляга с водой в чехле – одна штука.

«Алюминиевая, – заметил опытный сержант, – хорошо».

– Лопатка в чехле – одна штука. Так, пристегнул? Поехали дальше. Обойма снаряжённая – две штуки. Шлем стальной СШ-36 – одна штука. Плащ-палатку получишь потом, противогаз потом. Шлем повесил? Ну, осталось немного. Нож НР-40 – одна штука.

«Ого!» – опять удивился Иван. Насколько он знал, такие ножи только начали выпускаться для разведчиков, и не факт, что успели до многих частей дойти. Но пехоте он даже по уставу не положен.

– Ну и последнее, винтовка Мосина со штыком – одна штука. Теперь давай расписывайся, вот я галочки-палочки поставил. – И уже тише, когда Иван наклонился над столом: – Ты, Вань, не спеши, не спеши. Силы-то побереги. – И громко: – Давай, давай, земеля, не задерживай, поболтаем ещё.

«Да куда я попал-то? Одни странности. Тимофей этот со своими страшилками. Чего не жри, куда не спеши? Или на разведчиков учить будут?» Так и не решив ничего для себя, Иван уже выбегал во двор, освобождая место другим курсантам.